– Нет, это далеко не лучшее решение, точно как и идея подкараулить преследователей в ближайшей подворотне, чтоб тихонечко с ними расправиться, – пробормотал он, постепенно замедляя шаг. – Мало того, что тихонько может не получиться, так еще и пользы никакой. Нет, прежде всего, надо выяснить, что происходит. Что изменилось за последнее время, кому я вдруг стал нужен, кому перешел дорогу, да и просто, кто следит, зачем?
Все так же спокойно, по-прежнему не оглядываясь, он перешел на другую сторону дороги. Прошелся по тротуару, свернул в ближайший переулок, рассчитывая кратчайшим путем выйти на центральный ярко освещенный проспект. Там можно будет рассмотреть тех, неизвестных, а уже после…
Глухой хлопок, нечто сродни звуку, с которым на землю падает тяжелый мешок, прозвучал в узком переулке, отражаясь от стен зданий и затухая. Практически в унисон с ним послышался еще один такой же. Мгновение и все смолкло. Он мысленно сжался, готовый выпрямиться, как пружина, лишь только это потребуется. Рука нащупала пистолет, холод стали заставил сердце биться спокойнее, размереннее.
Ничего лишь убаюкивающая тишина.
Темнота переулка осталась позади. Ярко освещенная улица. Тихо и безлюдно. Витрина магазина. Освещенное яркими лампами большое чистое стекло. В нем чуточку размытый отразился он, пустой тротуар рядом с ним, точно такая же пустая улица за ним. Никого вокруг, ни души, пусто, а от того чуточку даже одиноко.
Глава 2
Четыре девятиэтажных дома, одинаковые, будто близнецы-братья, расположились они по периметру идеально ровного квадрата, подмигивали окнами, внося некоторое разнообразие в удручающую тьму безлунной и туманной ночи. Мрачноватый район города, не отличающаяся оригинальностью территория для жизни. С виду ничего необычного, с виду стандартный спальный район, но было в нем что-то отталкивающее, пугающее, будто само зло таилось в непрезентабельной серости типовых многоэтажных домов, будто скрывалось оно за разноцветными, эффектно подсвечиваемыми огнями телевизоров шторами.
Он шел домой…
Площадка посреди двора вся заставлена машинами. Вплотную друг к другу, местами и не протиснуться. «Вот же безобразие! Столько места отдали хламу на колесах, нет, чтобы сквер разбить или детскую площадку сделать!» – проворчал он, лавируя между разнокалиберными кузовами. Миновал автостоянку, пошел медленнее, а скоро и вовсе остановился. Медленно обернулся. Прислушался. Покачал головой. Не нравился ему двор, пусть это и его двор тоже.
Абсолютное безмолвие. Сколь сильно бы не обострялись чувства, не было слышно ни звука, ни шороха. Вообще ничего, ни шума ветра, играющего с листвой, ни пенья птиц, которым не спится среди ночи. «Вот есть же что-то удручающее в этой тишине, гнетущее, подозрительное! Не иначе как меняется что-то. Не люблю, когда ситуация выходит из-под контроля. Кто мне расскажет, где те двое, что шли за мною, кто они? Решили обойти, засаду устроить? Возможно, все возможно…»
Подъезд уже близко. Разрывая в клочья изрядно поднадоевшую тишину, где-то вдалеке печально завыла собака. Вторя ей, на другом конце двора громко до истошности хором закричали коты, приветствуя весну. Собака, обрадованная тем, что не одну ее бессонница терзает, зашлась громким восторженным лаем. Все ж разнообразие.
Собачьего энтузиазма хватило лишь на минуту. Умолкли коты, замолчала и она. Снова стихли все звуки, растворившись в тумане, не угомонилась лишь профессиональная осторожность. Звучала она гулкими ударами сердца, сокращениями сердечной мышцы, что звоном отдавались внутри черепной коробки. Теребила нервы, давила на психику. Плюс еще и предчувствие, никуда от него не денешься, так и пульсирует в голове: «Готовься, скоро что-то произойдет! Ага, не так все просто, как кажется на первый взгляд. Да и на второй взгляд тоже…»
Несколько томительно долгих минут он просто вслушивался в тишину. Ничего необычного услышать не удалось – привычные еле различимые звуки дремлющего двора. Тем не менее, расслабляться не стоило. Ему, человеку далеко не самой безопасной профессии жизненно необходимо быть осторожным. Всегда, без выходных и перерывов. Торопиться в его деле, это все равно, что спешить на тот свет.
Неспешные шаги времени плавно переходили в бег. Сильно, неимоверно сильно захотелось отбросить излишнюю мнительность, отмахнуться от всех, большей частью выдуманных, опасностей и стремглав бежать домой. Захлопнуть дверь, запереться в своей квартире, упасть на диван, закрыть глаза и просто расслабиться.
Массивная дверь, преграждающая вход в подъезд. Скрытое за листом стали устройство противно заскрежетало. Он мысленно выругался и покачал головой. До чего же он ненавидел это новомодное устройство, которое якобы призвано обеспечить безопасность жильцов подъезда, а на деле лишь объявляло на всю округу о том, что ты наконец-то вернулся! «Я его когда-нибудь сломаю, – мрачно подумал он, услышав звук, с которым мощный электромагнит выпускает толстую плиту. – Нет, не буду. Да я бы давно его сломал, но ведь отремонтируют, точно отремонтируют, еще и камеру поставят. Будут не только слышать, что я вернулся, но еще и видеть!»
Шаг в сторону лестницы и новый, еще более отчетливый звук – дверь лязгнула и наконец-то закрылась. Что тут сказать, да, современный подъезд для человека с железными нервами…
В ответ на нажатие кнопки, в глубине шахты лифта что-то громко затрещало, воздух наполнился удивительным запахом озона, словно после грозы. Послышался надрывный гул, за ним скрежет, после глухой удар и тишина, абсолютная и удручающая.
– Лучше бы лифт отремонтировали, чем всякие там домофоны с электронными замками устанавливать, – чувствуя себя старым ворчуном, прошептал он и ступил шаг на лестницу, темную, как ночь, что за пределами дома. – Или лампочки бы вкрутили, хоть через этаж…
Шаг за шагом он карабкался наверх. Поднимал ноги, подтягивался, хватаясь за перила. Оказавшись на уровне пятого этажа, на том рубеже, который он для себя обозначил как «точка невозврата», остановился и серьезно задумался о необходимости заняться спортом, да и правильно это, запустил он себя за последние годы. А как иначе, если не было ни одного серьезного задания, знай себе принимай курьеров, да угощай их в ближайшем баре. Откуда тут взяться здоровью!
Седьмой этаж. Предел возможностей. Ноги дрожат, сердце тщетно пытается выпрыгнуть из груди. Мыслей практически нет, есть только желание, одно, простое и понятное – хочется упасть на ступеньки, растянуться на грязном бетоне и не двигаться, как минимум, ближайшие несколько часов. Хорошее дело, да он так бы и поступил, удерживало лишь понимание того, что цель близка, еще один этаж, всего лишь два пролета.
Вот и она, цель и мечта «в одном флаконе» – обитая растрескавшимся дерматином дверь, блестящие, отражающие случайный огонек цифры. Два и шесть. Его квартира.
Несколько томительно долгих минут потребовалось, чтобы восстановить дыхание и заставить чрезмерно резвое сердце забиться в нормальном темпе.
Последнее усилие. Практически беззвучно провернулся механизм замка. Фонарик, спрятанный в корпусе дешевой пластиковой зажигалки, осветил полотно двери. На мгновение задержался в верхнем правом углу. Там практически незаметная на фоне коричневой обивки покачивалась в колеблющемся свете нитка – маячок, примитивная сигнализация на случай нежданных гостей. Кажется, сюрпризов не ожидается…
Ключи звякнули и повисли на крайнем левом крючке вешалки. Плащ расположился рядом с ключами, наверх заброшена шляпа. Привычка педанта со стажем – все должно находиться на своих местах! Последний штрих – пистолет поставлен на предохранитель и заброшен в верхний ящик тумбочки. Да, той, что у двери, спорное решение, но привычка есть привычка. Осталась сущая безделица, надо заставить себя добраться до кровати, упасть, закрыть глаза и сразу…
В глубине квартиры что-то щелкнуло. Все моментально изменилось. Не было усталости, напускная лень отброшена, деланная медлительность забыта. Он снова стал собой, тем, кем был всю свою сознательную жизнь.
Рефлекторные движения. Шаг назад. Вжаться в дверной проем, внимательно всматриваясь в темноту. Присесть, легким движением отодвинуть верхний ящик тумбочки, достать пистолет. Есть! Подражая коту, он прыгнул вперед и совершенно беззвучно приземлился на мягкую ковровую дорожку. Упал. Откатился к стене. Замер. Подполз к арке, отделяющей прихожую от гостиной. Поднялся, вжимаясь в угол. Тихо выдохнул, превращаясь в один сплошной слух.
Абсолютная тишина, ни звука, ни шороха. Действительно тихо, но это ничего не значило. О том, что в квартире присутствует посторонний и что он вполне комфортно себя чувствует, красноречиво свидетельствовал запах – из гостиной, практически неощутимый, выплывал табачный дым. Сигарета, судя по запаху, далеко не самая дешевая!
– Вот тебе и добрый вечер! Попал ты, как давно не попадал. Маячок на месте, значит, это не простой взломщик, решивший перекурить, отдохнуть и расслабиться после «напряженного взлома». Это профи высочайшего класса, следовательно, надо быть готовым к худшему, – пробормотал он, прижимая пистолет к груди.
Зажмурился, глубоко вдохнул, выдохнул. Приготовился. Поднял веки, всмотрелся в темноту. Моментально созрел план. Надо просто дождаться, когда сигарета незваного гостя разгорится особенно ярко, далее, пользуясь тем, что незнакомец будет временно дезориентирован тлеющим у самых его глаз огоньком, кувырнуться, вкатиться в комнату, взять наглеца на мушку, а уж после… по обстоятельствам…
– Вы никогда не замечали, что небольшое количество табачного дыма ничуть не портит атмосферу помещения? Напротив, хороший табак, в разумной концентрации, заметно прибавляет уюта и своеобразного комфорта, – из гостиной послышался удивительно спокойный женский голос. – Кстати, это утверждение справедливо и в вашем случае, когда на первый взгляд само помещение и понятие «уют» кажутся вещами просто-таки из разных миров.
К подобному повороту он точно не был готов. Одно дело палить по обнаглевшему визитеру, а совсем другое…
Мягко щелкнул выключатель. Торшер. Гостиная осветилась приятным приглушенным светом с теплым желтым оттенком. Не особо напрягаясь, его воображение нарисовало картину: его торшер, ее рука, резкое движение вниз. Исключительно из-за неординарности ситуации воображаемая рука оказалась в перчатке, нейлоновой, как чулок, черной, сетчатой, ажурной, легкой, тонкой, выгодно подчеркивающей женственность ее хозяйки.
– Нет, но это невежливо! Мягко говоря. Может, вы все-таки соизволите войти? Имейте совесть, я у вас в гостях, а вы от меня в коридоре прячетесь! – по-прежнему спокойный тон слегка разбавили смешливые нотки. – Проявите уважение к женщине!
Он заставил себя опустить руку с пистолетом, палец машинально коснулся флажка предохранителя, но так и замер на нем – разоружаться все еще слишком рано. Шагнул в гостиную. Прошел два шага. Остановился.
В дальнем углу комнаты, в кресле, по-детски поджав ноги, сидела девушка. Чтобы удобнее устроиться, ей пришлось высоко поднять подол платья. Она курила, внимательно смотрела на тлеющий огонек своей сигареты, выпускала длинные и тонкие струйки дыма. Платье, фигура, лицо, шляпка, даже вуаль, заброшенная наверх как косынка, все твердило о том, что именно ее он видел в баре, именно она пела, и она же метала в него цветочные горшки. Оригинально, что тут скажешь!
– Как-то я действительно не подготовился к такому вот повороту событий, – пробормотал он, по-прежнему стоя среди комнаты и удивленно мигая глазами.
Ночная гостья повернулась к нему. Внимательно его осмотрела, несколько раз задумчиво кивнула. Проследила за его взглядом, пожала плечами, опустила глаза, фальшиво изображая скромность, сделала вид, что пытается поправить платье. Развела руки, мол, не получается, улыбнулась, кивнула в сторону другого кресла, задорно подмигнула.
– Спасибо! – он будто только сейчас очнулся.
Прошел через всю комнату, демонстративно не глядя на нее и ее шикарные ноги, чем вызвал искренний смех и шутливое замечание. Сел в кресло, внимательно всмотрелся в темный прямоугольник окна.
– В вашем городе так часты туманы… – медленно, тщательно выговаривая каждое слово, произнесла она.
– Весной всегда так. Река рядом, понимаете ли, испарение воды, перепад температуры… – начал он и запнулся. Вздрогнул, приподнялся, практически вскочил, повернулся к ней и наткнулся на смеющийся взгляд. – Да, из-за тумана ни звезд, ни солнца не разглядеть! Но как? Это вы? Нет, не может быть. Зачем?!
Лишь теперь он вспомнил о пистолете, который по-прежнему держал в руке. Пальцы сами собой разжались, толстый ковер поглотил звук падения.
– Ладно, но если вы прибыли передать сообщение, зачем надо было «светиться»? Поговорили бы в баре, тем более я… – продолжал он.
– Этого требовали обстоятельства, кроме того, я и не курьер вовсе…
Громко и обрывисто прозвучал звук удара в стекло. Стук в окно, восьмой этаж?
Девушка вздрогнула и резко повернула голову, в ее руке материализовался маленький, но вряд ли игрушечный пистолет. За стеклом, нереальный и неестественный в теплом свете торшера виднелся голубь. Его черные глазки внимательно вглядывались в происходящее в комнате. Наверняка подглядывание ему нравилось, как минимум, забавляло.
– Кое-что я и сам в состоянии понять. У вас наверняка серьезное задание, более того, оно секретное, – он поднялся и подошел к окну. Любопытная птица лениво взмахнула крыльями, подогнула лапки, но не улетела. Напротив, громко цокая коготками, голубь прошелся по металлу, защищавшему оконный проем от дождя, подошел ближе к человеку, наклонил голову, будто поздоровался. – Что же ты такой настырный!
Голубь не реагировал ни на постукивания по стеклу, ни на взмахи руками, лишь после того, как окно было плотно зашторено, обиженно мотнул головой и улетел в непроглядную ночную мглу.
Несколько минут в комнате звенела тишина. Он думал о том, что нелишним было бы предложить ей выпить, пусть лишь только кофе. Думал, но сомневался, не мог предугадать, как она к этому отнесется, глупые сомнения! Она же внимательно смотрела в его глаза, читала его мысли и ей это нравилось. Ситуация забавляла, ее бездонные глаза светились, в них притаился смех, она с трудом сдерживалась…
– Нас интересует одно местное предприятие, – несмотря на хоровод смешинок в глазах, говорила она вполне серьезно. – Завод «Фарм-Элита», если быть точным.
– Да, знаю, есть такой. В промышленной зоне расположен, на южной окраине, – в ответ он медленно пожал плечами. – Только нет там ничего сколько-нибудь интересного. Последние полстолетия выпускает какую-то химию, экологию портит. Кажется, в девяностых его выкупил тогдашний директор, с тех пор он и является единственным владельцем. Пересекался я с ним несколько раз, отвратительный субъект…
– Так вот, есть веские причины предполагать, что загрязнением окружающей среды этот гигант химической промышленности не ограничивается. Факты свидетельствуют о том, что основная продукция завода – отравляющие вещества. Именно так, химические соединения из числа боевых ядов запрещенных всеми договорами и конвенциями, – она медленно кивнула, силясь придать больший вес своим словам.
– Не могу сказать, что меня это удивляет. Летом в жару над цехами предприятия облака какой-то отвратительной субстанции витают, нечто ярко-салатного цвета, еще и шевелится оно, будто живое. От этой пакости листья на деревьях осыпаются, а трава буквально выгорает. Помнится, года два или три тому назад общественность не выдержала, взбунтовалась. Митинг был, требовали провести расследование, комиссия приезжала, целый десант телевизионщиков высадился, да следствие и провели. Громкое было дело, правда, закончилось ничем.
– Вот именно поэтому я здесь. Всплыла нехорошая история. В поле зрения компетентных органов попал один чиновник, принимавший участие в той самой проверке. Не просто попал, а погорел на взятке. Обыски, конфискация, все такое. Обнаружились занимательные документы. Передали в наш отдел. Бумаги оказались актами проверки вашего завода, первыми, так сказать, экземплярами. Конечно, прямых доказательств пока нет, иначе действовали бы по-другому, зато косвенных просто-таки вагон.
Демонстрируя чудеса гибкости, она свесилась с кресла, коснулась пола, пошарила рукой по ковру, нащупала свою сумочку. Подняла. Взглянула на собеседника, заговорщицки подмигнула. Достала длинный тонкий мундштук, сигарету. Внимательно осмотрела ее, оторвала фильтр, бросила на столешницу, которую превратила в большую пепельницу, взяла мундштук двумя пальцами, вопросительно кивнула. Он кивнул в ответ, наклонился вперед, громко в ночной тиши заскрежетал кремень зажигалки, высекая искры. Отражение огонька вспыхнуло в глубине ее глаз, разгоняя резвящиеся в них смешинки.
Она выпустила длинную струю дыма и продолжила:
– План крайне прост. Имеем легенду – я аспирантка столичного университета, на интересующее нас предприятие направлена на практику. Документы, само собой, в порядке, знаний мало, но они есть, учитывая нынешний уровень образования более чем достаточно. С этим все ясно. Дальше, я проникаю внутрь, осваиваюсь, вникаю во все тонкости производства, добываю информацию. Вы – обеспечиваете мою безопасность. Вопросы?
– Так вы оказывается химик? Оригинально! А как же выступление в баре? Вы отлично пели, – выдал он первое, что пришло на ум.
– Одно другому не мешает, к тому же это мой метод – я должна сразу привлечь к себе внимание. – Кстати, это работает. Вы заметили, что за вами шли? Именно так, мне пришлось вмешаться.
«Вот оно как! Ладно. Нет, но странная логика, – мрачно подумал он, медленно покачивая головой, – хотя, ей виднее».
– Нет вопросов! Правда, как-то все это немножко нелогично, на мой взгляд, но кто я? Вымирающий вид. Динозавр! Нет, я все понимаю, времена меняются, новые методы… – он начал думать вслух. – Неважно все это. Я вот что подумал, получается, завтра вы отправляетесь на задание. Какие бы времена ни были, но начало нового дела полагается обмыть, иначе это не по-нашему как-то. Новое задание, новое знакомство, вы моя гостья, поводов больше чем требуется. Что скажете, выпьем?
В ее глазах блеснул, разгораясь, огонек сигареты. Ответа не последовало, его заменила чуть заметная полуулыбка. Было в ней что-то загадочное, что-то сродни вызову, лукавство, смех…
– Могу предложить шампанское. Полусухое. Сохранилась у меня бутылочка коллекционного, что скажете?
Продолжая загадочно улыбаться, она медленно склонила голову, словно тот голубь, что недавно заглядывал в окно, нет, чем не знак согласия?!
С громким хлопком пробка вылетела из бутылки, ударилась в потолок чуть левее люстры, срикошетила и врезалась в стеклянную дверцу книжного шкафа. Та торжественно зазвенела, приоткрылась, но не треснула, отличный знак! В дополнение к триумфальному перезвону послышался искренний заливистый смех. Он посмотрел на нее, она смеялась, так живо, так весело, так натурально, так заразительно. Ее глаза светились, но теперь в них блестел не переменчивый огонек сигареты и даже не вспышки резвящихся смешинок, то был блеск веселья, отблеск удовольствия, что граничит с подлинным счастьем.
Он подал ей бокал, присел на валик кресла, будто невзначай положил руку ей на коленку.
– Выпьем за знакомство, на брудершафт, до дна!
Следуя правилам игры, их руки переплелись, стенки бокалов соприкоснулись, хрустальный звон заполнил комнату. Секундная пауза. Бокалы осушены. На ее лице проявился слабый румянец, она запрокинула голову, прикрыла смеющиеся глаза. Он крепко обнял ее, прижал к себе, коснулся губами ее губ, на мгновение она расслабилась, поддаваясь страсти, но тут-таки напряглась и с силой оттолкнула его. Не усидев на округлом валике, он с грохотом свалился с кресла.
– Вот тебе! Запомни, я не из тех, кто кидается на первого встречного! – она поднялась, поправила платье. Гордо подняла голову, вздернула носик, модельной походкой прошлась по комнате. Остановилась на пороге, обернулась, выронила сумочку, побежала к нему…
Глава 3
Он никогда не любил весну. Раздражала его чавкающая под ногами вязкая взвесь из снега воды и грязи, слякоть задавливала остатки сколько-нибудь приличного настроения, пронимала до костей весенняя прохлада, чрезмерно пресыщенная сыростью. Все это унылое разнообразие давило на него, пробуждая подлинную печаль, то отвратительное чувство, от которого можно скрыться разве что в своей квартире. Возникало непреодолимо-острое желание поступить именно таким образом, исчезнуть хотелось, потеряться, спрятаться от реальности, вот только сложно это, более того, практически невозможно. Нельзя полностью оградить себя от окружающего мира, пусть как бы сильно он тебе ни надоел. Так уж устроена жизнь, надо хоть изредка выходить из дому, надо, пусть даже этого меньше всего хочется…
Туман. Особое погодное явление. Мрачное уныние в его серой непроглядной массе намертво переплелось с загадочностью и романтизмом. Удивительное явление, простое и понятное, но волшебное и чуточку пугающее. Живет оно, меняется, разрастается. Поднимается водяной пар, густеет и клубится, сталкиваясь с прохладой весеннего воздуха. Скрывает туман слякотные кварталы, прячет их за густеющей пеленой, приглушает краски, сглаживает контрастные детали. Удивительное преображение. Даже ветхие, давно требующие ремонта здания, прикрытые туманной пеленой, выглядят не так уж и уныло, появляется в их размытых очертаниях некоторое очарование, легкий и недолговечный шарм туманного города.
Концентрация пресыщенной сыростью дымки все увеличивалась. Туман уже не просто сглаживал недостатки серой улочки, он проникал вглубь домов, пробирался в каждую квартиру, да что там в квартиру, он забирался в черепные коробки владельцев недвижимости, устраивался там, расползался, путая мысли, мешая им формироваться. Запутывал, сбивал с толку, заставлял людей совершать глупые необдуманные поступки, принимать неверные решения. Медленно и неспешно шевелились бесполезные мысли, хотелось пройтись, проветрить голову, выгнать из нее этот опостылевший туман, но куда идти, если за окном туманной влажности гораздо больше!
Осторожно, постоянно оглядываясь, он шел вдоль строя жилых домов и всевозможных учреждений. Шел, будто по минному полю, всматривался в непроглядную серость, что витала уже не только вокруг него, но и внизу, под ногами, обходил большие и просто огромные лужи на давно требующем ремонта тротуаре. Мысленно ругал коммунальщиков, качал головой, но медленно и упорно двигался вперед и только вперед. Конечная цель утреннего моциона виделась ему весьма туманно, точнее, он сам не знал куда идет, не мог толком объяснить самому себе, зачем. Просто оделся, просто вышел из дому, лишь только за ней закрылась дверь. Послушно следуя зову сердца, направился в гущу тумана.
Да, была такая глупость, попытался незаметно проследить за ней, с благой, конечно, целью, убедиться, что у нее все получилось, что ей ничего не угрожает. Была попытка, да ничего из этого не вышло. Даже туман не помог, вычислила она его, отчитала. И кто только придумал эти мобильные телефоны!
Столь мелкая неприятность наслоилась на уныние, вызванное туманом, смешалась с ним. Взыграло самолюбие, вздыбилась ущемленная профессиональная гордость, еще бы, его так быстро вычислили, и как после этого он может называть себя профессиональным разведчиком! Нет, все понятно, причина проста – отсутствие практики, это все от длительного безделья, надо тренироваться, надо…
Время, заблудившееся в тумане, неторопливо следовало за ним. Среди одинаковых серых в дымке и унылых в ее просветах домов трудно было уследить за движением воображаемых стрелок, да он и не пытался. Просто брел, обходил лужи, перепрыгивал канавы, спотыкался о многочисленные куски асфальта, сошедшего с тротуара вслед за растаявшим снегом.
С каждым шагом видимость ухудшалась. Все отчетливее ощущалось приближение реки. Об этом упрямо твердил все тот же туман. Влажный воздух, слишком влажный, хранил он смесь из самых разных ароматов. Рыбой пахло, тиной отдавало, вонью недавно еще проточного водоема, что неумолимо превращается в болото. Чуточку воображения потребовалось, чтобы не только почувствовать воду, но и услышать ее. Легкий плеск, то ли реальной волны, то ли ряби предвкушения зазвучал совсем рядом, так таинственно, так маняще.
Айсбергом из густой дымки, унылый и покосившийся, оклеенный старыми объявлениями, на его пути возник фонарный столб. Выплыл из тумана, сформировался из густеющего пара, нереальный и неестественный, как и все, что скрывается в таинственной серости влаги, что парит в прохладном воздухе. Знакомый столб, очень даже знакомый.
Где-то неподалеку скрипнула дверь. Печально так, грустно и чуточку даже призывно. Будто намекал бездушный предмет на что-то, а то и вовсе звал куда-то.
Он медленно покачал головой, протянул руку, коснулся шершавой древесины, методично ощупал поверхность фонарного столба: продольные трещины, сколы, криво забитый гвоздь, объявления. Наклеенные друг на друга бумажки его заинтересовали. Особенно одна, судя по расположению – самая свежая. Пальцы тщательно ощупали листик, непроизвольно сорвали его. Чтобы прочесть несколько строчек печатного текста пришлось поднести бумагу вплотную к глазам. Всмотрелся. «Сегодня вечером в нашем баре состоится второй концерт обворожительной…» – прочел он и удивленно огляделся. Темнело. То ли туман густел, то ли приближался вечер. Не хотелось в это верить, но вторая версия выглядела куда более правдоподобной. Темнело просто на глазах, минута и уже не только текст объявления растаял в сумерках, исчез и сам столб, поглотила его подкрадывающаяся тьма. «Неужели я весь день бродил по городу? И зачем, чтобы прийти во все тот же бар? У меня встреча? Да, с ней, но нет, нет – да! Вот и объявление, это для меня, точно для меня, но все равно не понимаю…» – туманные мысли медленно проползли в глубине затуманенного, как все вокруг, сознания.
Густая дымка задрожала. Покачнулась, будто сдвинулась. Из сплошной серой массы сформировались силуэты. Два, может, три. Они повисели, то ли живые, то ли воображаемые и растворились. Вслед за ними растворился фонарный столб и сам туман, все растаяло, осталось лишь уныние да краткий миг истинного спокойствия…
– Итак, сейчас произойдет событие, ради которого мы все здесь собрались! – вне всякого сомнения, роль конферансье гораздо ближе бармену, чем скучное пребывание за стойкой. – Слушайте, смотрите и наслаждайтесь – на сцене наша обворожительная гостья! Только сегодня и только в нашем заведении поет…
«Поет, это хорошо…» – мрачно подумал он, с трудом отрывая изрядно отяжелевшую голову от стойки. Удивительно, но голова поднялась, более того, удалось ее зафиксировать. В глазах лишь немного потемнело, да пол, как и все, что на нем стояло, вздрогнул и слегка покачнулся. Пальцы инстинктивно схватились за край длинной узкой столешницы. Глаза несколько раз мигнули, впуская в одурманенное сознание картинки окружающей реальности. Знакомый интерьер. Бар на пристани! Судя по всему уже не просто вечер, а поздний вечер. Он у стойки, спит сидя. Это понятно, а вот почему и как он тут оказался?
– Прошу, ваш столик готов! – конферансье снова превратился в бармена, улыбнулся, широко, подобострастно, но ничуть не искренне. Хотя, вряд ли эти три определения могут стоять рядом. – Присаживайтесь, наслаждайтесь. Ваш напиток!
Все происходило будто не с ним, будто виделось со стороны. Он наблюдал за тем, как ему помогают сползти с высокого стула, как берут под руки, подводят к единственному свободному столику в зале. Усаживают на стул, руки кладут на стол, голову поворачивают в сторону сцены, своеобразная забота о том, чтобы он ничего не пропустил. Так сразу и не скажешь, благодарить за такое вот к себе отношение или совсем даже наоборот.
Странно заторможенное восприятие реальности понемногу возвращалось в норму. Скоро он смог не только удержать голову, но и оглядеться. Повернулся в одну сторону, в другую, увидел знакомую картину – аншлаг. В зале негде яблоку упасть. Заняты все столики, более того, работникам заведения пришлось здорово потрудиться, чтобы рассадить всех желающих. Количество стульев увеличилось вдвое, тем не менее, большинство зрителей попросту сидели на корточках под сценой или стояли в проходе, ритмично раскачиваясь, мешая смотреть другим. Единственным местом, где не было давки и «подселения» оказался его столик. Уважение или что-то большее?
Еще немного времени прошло. Секунда-две, не более, но перемены разительны! Он уже мог чувствовать свое тело, отчетливо ощущал, как из сознания улетучивается наполнявший его густой непроглядный туман. Сразу стало легко и как-то на удивление спокойно, вот только в спокойствии присутствовал легкий привкус фальши, чуть заметный и, как и все вокруг, туманный.
Гул человеческого улья все нарастал. Шум достиг апогея, когда тяжелое полотнище занавеса, наверняка доставшегося заведению по наследству от какого-нибудь дворца культуры работников речного флота, медленно поползло вверх. Гул моментально стих. Выключился свет в зале, вместо него вспыхнул прожектор, освещая сцену. Там, на круглом пятачке, блестящий отраженным светом, одиноко стоял микрофон.
Мгновение и тишина отозвалась вздохом. «Ах!» – пронеслось в переполненном людьми зале и моментально растворилось в еще более насыщенной тишине.
На сцену вышла она. Выплыла, не касаясь половиц высокими шпильками туфелек. В шикарном белоснежном платье, поверх которого лежали, волнами, длинные волосы, она казалась ангелом, мифическим существом, олицетворением красоты и живым воплощением женственности. Медленно, очень медленно, она подняла голову, чуть заметно склонила ее. Поклонилась? Ему? Возможно. Подмигнула, запела. Тихо, печально, с все возрастающей громкостью, и нарастающим темпом.
Все растворилось в песне. Забылись мысли, отошли на задний план сомнения. Он больше ни о чем не думал, да и не мог он думать. Он просто сидел, просто слушал, точно как и все в зале, включая двоих точных его «копий», одинаково безликих, похожих, будто братья, мужчин, одетых в длинные плащи и старомодные шляпы. Те, вчерашние? Вряд ли, хотя, какая разница, ведь им также было не до него! Это первые минуты они не сводили с него глаз, но стоило появиться ей, стоило зазвучать музыке, они, как и все прочие попросту потеряли ощущение реальности.