Не? Сказки!

– Да уйди ты! – я почувствовал резкий толчок в спину. Какой-то санитар пытался проехать с каталкой. – Лучше бы помогали, а они зевают стоят.

Толчок немного привел меня в чувство. Хоть и не совсем хорошо соображал, но я помог санитару погрузить на каталку мешок с телом одного из пострадавших.

После этого я достал телефон и снова попробовал позвонить. Как странно бывает порой. Мы настолько прирастаем к телефону, что готовы ассоциировать эту электронику с его владельцем. Если вы звоните своей девушке, а поднимает трубку ее подруга, то вы все равно будете уверены, что ответила именно любимая, а не кто-то другой. Мы не может автоматически предположить, что трубка попала в чужие руки. Есть номер. Есть звонок. Есть ответ родного человека. Без апелляции. Факт.

На этот раз снова пошли гудки. Но вот знакомую мелодию телефона я услышал совсем близко. Рядом. Рингтон доносился из мешка. Санитар начал было движение в сторону машины, но я его приостановил.

– Подожди. Мне нужно что-то проверить.

– Что? Знакомые?

– Здесь в мешке девушка?

– Да, молоденькая совсем. Скорая не успела доехать. Пробки… Получасом раньше – может, и спасли бы.

Я положил трубку и снова перенабрал. Вызов… Мелодия снова доносилась из мешка.

– Ну, друг, держись. Поехали с нами. Ты знаешь ее?

– Да, это Рита. – В спешке заявил я, пытаясь расстегнуть мешок.

– Не спеши. Понимаешь, там все обгорело. Ты ее не узнаешь. Давай с нами. Там разберемся.

Все рухнуло вокруг меня в одну секунду. Я не понимал, куда идти и что делать. Санитары погрузили в машину каталку, а потом провели меня под руки в салон авто. Я сел с одной стороны от каталки. Санитар – напротив меня. Двери захлопнулись.

Всю дорогу я ничего не соображал и смотрел только в одну точку. Когда мысли немного прояснились, я услышал, что санитар пытался мне что-то рассказывать и утешать.

– Что? На мои кроссовки смотришь? Да сам не знаю, что произошло. Наверное, когда к зданию подходил влез в какой-то оплавленный пластик или мастику. Все черное. Но это не главное сейчас…

– Плохая примета, – прошептал я себе под нос.

– Ты что-то сказал?

– Плохая…

– Примета плохая? – да не знаю. Может и так. Но учитывая весь ужас там…

Наш дальнейший разговор не задался. Я не стал уточнять, что плохая примета касалась меня. Мои мысли снова были поглощены Ритой. Обрывки фраз, отдельные картинки наших встреч то и дело всплывали у меня в голове. Все не могло так случиться.

Через мгновение я уже сидел в каком-то плохо освещаемом коридоре. Что я там делал? Ждал. Ждал, пока позовут. Мысли постепенно выгорали, будто старая кинопленка, которую бросили в костер. Их место занимала пустота. Не умиротворяющая, а та, которая начинает грызть тебя изнутри, играть с твоим воображением, подбрасывать очередные варианты возможного развития событий. Ты принимаешь эти варианты и расписываешься в собственной беспомощности. Нет. Ничего нет.

– Молодой человек, Вы готовы?

Как можно ответить на такой вопрос? Готов ли я расстаться окончательно с надеждой, с планами, которые мы вместе строили? Определенно нет. Готов ли я увидеть то, что осталось от любимого человека? Сто раз нет. Тысячи раз нет. Но этот разговор происходил только внутри меня. В ответ вышедшему ко мне санитару я просто кивнул головой. Все, что мне оставалось – следовать за этим человеком.

Яркий белый свет, отражающийся от белого слегка потрепанного временами кафеля, не давал мне полностью погрузиться в свои размышления. И без того затрудненное дыхание, которое то и дело сворачивалось в колючий ком в горле, осложнялось примешивающимся запахом спирта и еще чего-то, с чем раньше я не сталкивался. И вот я уже в этой окутанной прохладой и гробовой тишиной комнате. Передо мной два металлических стола. Один пустой. На втором – лежит тело, прикрытое чем-то белым. То ли ткань, то ли нечто синтетическое, я не могу собраться с мыслями, плохо анализирую ситуацию и все происходящее. Иногда я думал, что, наверное, жутко приходить на опознание тела, как это нередко показывают в фильмах. Но теперь я оказался героем какого-то неудачного фильма. Как бы я был рад, если бы все это оказалось лишь сном. Но нет. Есть свершившийся факт. И все, что может сделать человек – лишь подтвердить, что на столе перед тобой лежит тело знакомого, родственника или любимого человека.

Санитар абсолютно спокойными глазами посмотрел на меня.

– Вы готовы? – приглушенным и невозмутимым голосом спросил он.

Я не отвечал. Просто кивнул головой, не спуская глаз с белой материи, накрывавшей тело.

– Мы как смогли, обмыли ее. Уж не обессудьте, сильно пострадала.

Санитар взялся за ткань у изголовья. Сначала моему взору открылась макушка. Я содрогнулся. На голове у погибшей вообще не было волос. Они попросту сгорели. Дальше лицо. Потом плечи. Я не выдержал и остановил санитара. Мое лицо скривилось от жуткого коктейля эмоций, бушевавших внутри меня. В моем сознании произошел взрыв. Да, увиденное было ужасным. Я не мог смотреть прямо на тело, находящееся передо мной. Но нечто иное заставило мое лицо искривляться от эмоций.

– Это не Рита! – поспешил воскликнуть я.

– Не переживайте, со всеми такое случается. Соберитесь. Мне нужно зафиксировать, что Вы подтвердили личность умершей. Я понимаю, что пока Вы этого не можете принять, но все же.

– Парень, ты не понимаешь меня, это не Рита!

– Как не Рита? Вы же уверяли, что она! Вы, наверное, что-то путаете!

– Это не она.

– А почему раньше говорили, что она?

– У нее телефон звонил. Телефон Рите принадлежал. А это, как я могу понять из знакомых мне очертаний, – тело Лены, Лены Хвостовой, ее подруги.

– Но как же так? Что произошло?

– Что произошло? Суматоха. Люди в критических ситуациях могут заблудиться внутри себя. Вот и я заблудился. Могу я на телефон посмотреть?

– Да, конечно. Девушка его в свой клатч сунула. Эту мини-сумочку так сильно сжимала, что пришлось даже несколько пальцев сломать, чтобы высвободить. Удивительно, как телефон еще уцелел. Вон, как все обгорело.

Я ухватился за телефон. Он действительно принадлежал Рите. На удивление устройство было в рабочем состоянии. Я с легкостью снял блокировку, поскольку знал нужную комбинацию. Мне сразу стало понятно, как именно гаджет попал в руки Лены. Она делала фото. Рита позировала. Судя по всему, фото было последним, что успела сделать Лена. Дальше началась суматоха, и девушка положила телефон в свою сумочку.

– Я заберу? – слегка протягивая вперед смартфон, спросил я.

– Вообще-то нам нужно дождаться приезда полиции, но, поскольку этот телефон не принадлежал Лене, то можете взять. Если что, данные Ваши у меня есть, свяжемся.

Санитар продолжал говорить, но я его уже не слышал. Я махнул головой и направился к выходу. Что же произошло с Ритой? Неужели она так же как и Лена? Где же она?

Вечер, а затем и ночь прошли для меня достаточно напряженно. Поскольку пожар был крупный, пострадавших и погибших развезли по разным медицинским учреждениям. Благо, список этих учреждений был вывешен в интернете. Каждая больница и поликлиника, которую я посещал, еще больше будоражили мое сознание. Мысли боролись друг с другом. Была велика вероятность, что Рита все же не выжила, но неплохие шансы также говорили об обратном.

И вот – последняя больница. Если и здесь не окажется – то не знаю, что и делать. Регистратура. Раннее утро. Никто не хочет давать никаких консультаций. Дежурная медсестра нехотя начала просматривать журнал потерпевших.

– Велецкая, говорите? Маргарита Алексеевна? Кажись, слышала что-то… Нет, не было такой. Не зарегистрирована.

– Девушка! Вы точно хорошо посмотрели? Может устали, недосмотрели…

– Молодой человек! Я хорошо посмотрела! Несколько раз! Не было такой!

Я резко развернулся и отошел подальше от регистратуры, чтобы не сорваться на медсестру, которая, по сути, мне ничего не сделала. Все рушилось в моей голове. Хоровод мыслей стал еще более неразборчивым. Весь предыдущий день начал пролистываться у меня перед глазами. Я хотел понять, что же пропустил. Рита не могла просто исчезнуть.

– Парень! Погоди! – медсестра насколько смогла высунулась из окна регистратуры и кричала мне вслед.

– Да! Что-то нашли?

– Вспомнила! Моя сменщица не успела всех поступивших записать, сам понимаешь, поток большой был. Вот, была такая.

– Была?

– Ой! Извини! И есть!

Улыбка всковырнула мое каменное лицо. Луч надежды впервые напомнил о себе за эти несколько дней.

– Да, она в реанимации сейчас. Жива, но ситуация неоднозначная, насколько я знаю.

– Я могу к ней попасть?

– Сегодня точно нет. Может быть завтра, и то с разрешения главврача. В палату не пустят, скорее всего. Через стекло только посмотришь.

У меня не было ни малейшего желания куда-либо уходить. Многие люди, которые дожидались свидания со своими близкими, оставались ночевать прямо в холле, на первом этаже больницы. Я поступил так же. Когда уже весь медперсонал вышел на работу, я с горем пополам попал к главврачу.

– Да, молодой человек, слушаю.

– Я хочу попасть к своей девушке.

– Это похвально. Я чем могу Вам помочь?

– Мне сказали в регистратуре, что с Вашего разрешения к ней пустят.

– Хм, прямо таки с моего? В чем причина? Разве завотделением не справится с этой задачей?

– Не знаю, я не подходил, решил сразу к Вам, чтобы времени не терять.

– Хорошо. Как зовут Вашу девушку? Маргарита. Велецкая.

– Велецкая?

– Да.

– Ну что же, даже не знаю, повезло этой девушке или нет…

– В смысле?

– Понимаете, у нее самое сложное состояние из всех поступивших.

– Как? Почему?

– Она сильно пострадала во время пожара. Значительная площадь поражения… Ожоги…

– И что с ней? Она жива?

– Да, жива. Но в коме. Мы держим ее в реанимации. Поддерживаем организм, как можем, приступили к противоожоговой терапии.

– Я могу ее увидеть?

– Это исключено.

– Почему? Я ее почти сутки искал по всем больницам! Даже в морге побывал!

– Не горячитесь. Я понимаю Ваше состояние, но все же… Ее состояние не от меня зависит. Здесь больше на чудо нужно полагаться.

– Но ведь можно что-то сделать?

– На данном этапе я не могу сказать ничего конкретного.

Слова врача гулким эхом прокручивались в моей голове. Я уже собирался выйти из его кабинета, но на время задержался.

– Хорошо, молодой человек, сейчас я позвоню заведующему. У Вас будет пять минут. Увидите и все. Постарайтесь без эмоций.

Я даже не знаю, что было для меня труднее, находиться в морге, борясь со своими переживаниями, или стоять возле палаты, в которой находилась Рита, и не иметь возможности войти к ней, обнять того человека, которого уже в своих мыслях успел тысячу раз потерять.

За Ритой, находящейся в палате можно было наблюдать через огромное стекло. Она лежала неподвижно. То, что передо мной лежит моя девушка можно было понять только из заверений врачей. Все ее тело было в повязках. Лицо закрывала огромная трубка, посредством которой, судя по всему, она и могла дышать. Огромное количество капельниц стояло возле ее койки. Я понимал, что ситуация плачевная. Рядом со мной находился ее лечащий врач. Он все время молчал и только иногда тяжело вздыхал.

– Она будет жить? – спросил я.

– Шансы остаются.

– Насколько полноценно сможет жить?

– Жизненно важные органы не пострадали. Только внешние ожоги. Чудо, конечно.

– И это значит…

– Это значит, что все шансы для нормальной жизни есть. Только пусть из комы выйдет. Но Вы понимаете, что ожоги серьезные? Такой как раньше она уже не будет.

– Мы это переживем. Не страшно, главное, чтобы жива осталась.

Врач покосился в мою сторону и иронично улыбнулся.

– Я за свою практику многое видал. После таких вот событий сначала люди живут по привычке, а потом…

– А потом пусть делают, что хотят Ваши люди. Я буду рядом с Ритой.

– Хорошо, молодой человек, видно будет.

Наш разговор ничем не закончился. Я вынужден был уходить, поскольку обещанное для свидания время уже давно закончилось. Должен признаться, что я всячески противился тем словам, которые озвучивал доктор, но некоторая борьба внутри меня все же шла. Я не представлял, как смогу спокойно смотреть на Риту, делать вид, что абсолютно ничего не изменилось. Да, внешне я был решителен и уверен в том, что смогу быть рядом, но внутри меня затаилось что-то пакостное, то, что было мне чуждо, но в то же время втиралось в мое сознание.

3.

Месяц уже подходил к концу. Я продолжал навещать Риту. Что с ней происходило? Ровным счетом ничего, хотя и это уже было показателем. Раны от ожогов постепенно затянулись. Врачи уверяли, что это уже само по себе является неплохим показателем. На теле и лице Риты осталось множество рубцов и ран. Сама она так и не приходила в себя. Да, я продолжал верить, что все образуется, но сил оставалось все меньше. Друзья Риты уже давно исчезли из ее жизни, мои же друзья постоянно убеждали меня бросить ее, переключиться на красивых и здоровых. Таких друзей я вычеркивал из своей жизни самостоятельно. Почти за месяц я остался один. Да, у меня была Рита, но я не мог достучаться до нее. В такой ситуации определенно перестаешь верить в сказки и чудеса. Ни один волшебный поцелуй не справился с этой действительностью.

– Рита! Ты слышишь меня? Я снова здесь. Вот, пришел, как и обещал. А ты сегодня выглядишь еще лучше. Правда. Давай уже поправляйся. Мы же так и не сходили в «Теремок». Представь, сколько за нас там уже кофе выпили. И да, я узнал, там подают твои любимые пирожные! Ну те, помнишь, с клубникой? Можешь не отвечать, я знаю, что ты все прекрасно помнишь. Только вот играешь со мной, не хочешь просыпаться. Вот проснешься, я тебе не дам отдыхать, буду говорить, что отоспалась уже, хватит. Да, да. И не говори потом, что я слишком черствый. Тебя нужно брать в свои руки.

– Шутите все? – прервал мой монолог лечащий врач, присутствие которого в палате я не заметил.

– Да, юмор может поможет. Трагедий у нас и так хватает.

– Извините, я ворвался так в Ваш разговор. Не хотел мешать.

– Да ничего, я сегодня не на долго. К Рите мама обещалась зайти, не хочу ее расстраивать своим присутствием.

– Расстраивать?

– Да.

– Что же Вы? Мама Риты очень благодарна Вам за то, что не бросаете ее дочь. Вы избегаете общения с ней?

– Когда я вижу ее маму, то сразу начинают всплывать воспоминания, что когда-то все было хорошо. Да, я могу сдерживать эмоции, но это очень трудно, когда на тебя смотрят опечаленные материнские глаза. Хотя… Трудно – это неверное слово. Скорее…

– Невыносимо?

– Вы меня понимаете.

– Да, понимаю. Я тоже был юн. Все первые потери на практике пропускал через сердце. Потом очерствел. Но Вы удивительны.

– Я? Чем же?

– Вас ничего не держит рядом с этой девушкой. Вы, насколько я понимаю, были едва знакомы. Так?

– Три месяца.

– Я видел, как жены бросают мужей, а мужья жен и при меньших проблемах. А тут…

– Я чувствую, что этот человек – мой человек. Если я потеряю ее, то никого подобного уже не найду. Никогда.

– Удивительно. Романтика? В наше время?

– Называйте, как хотите. Хоть слабым меня признайте. Я не боюсь этих ярлыков и стереотипов.

– Даже и в мыслях не было. Не подумайте ничего.

Я понял, что диалог с врачом для меня стал слишком тяжелым. Я никогда не любил похвалы. Мы же не хвалим человека за то, что он совершил какие-то привычные для всего общества действия. Нет, окружение замечает только те поступки, которые редки в наше время. И если по какому-то субъективному мнению эти действия находят положительный отклик в душе, то в любом случае человек, предпринявший все это, обречен на похвалу. Делая так, как считал правильным, я не намеревался заслужить чьего-то уважения. Просто делал и все.

Побыв в палате еще некоторое время, я вышел на улицу. Стоял жаркий летний день. Просто бродить по окрестностям не было ни малейшего желания. От пропекающего солнца даже не спасала моя задумчивость, которая нередко отключала меня от действительности. Это был тот редкий случай, когда я не мог уйти в себя. Мои глаза пробегали по витринам, по проходящим мимо людям, по рекламам, развешенным практически на каждом углу. Ничего не фиксировалось, просто мелькало перед глазами.

«У нас дешевле… Выгода неописуемая… Теперь еще вкуснее… Волосы будут сиять… Пора подумать об отдыхе… Поспешите, последние выступления! Уникальная девушка-феникс!… Пора сделать перерыв… А почему тридцать пять?» – все эти фразы, написанные на разного рода рекламах сливались в одну единую какофонию, мозг буквально перегружался этой информацией и переставал анализировать, он просто поглощал все это.

Пройдя мимо этого информационного разнообразия, я вдруг понял, что меня что-то зацепило на долю секунды. Девушка-феникс? Это что, очередная реклама нового фильма или игры?

Я вернулся назад. Это была афиша, посвященная гастролям того самого цирка, который мы с Ритой когда-то обсуждали. Я припоминал отдельные отрывки ее фраз по поводу этих артистов. Она говорила что-то о реальной магии в их выступлениях. Конечно, я прекрасно понимал, что от лицедеев нельзя ожидать чего-то магического, ведь все и всегда сводится только лишь к системам зеркал, ловкости рук, скрытым проходам и заранее заготовленным голубям, и кроликам в шляпах. Но в этот момент у меня проскочила мысль… А что, если… Именно с этой фразы начинаются долгие и мучительные сомнения каждого человека. И очень важно эти сомнения вовремя пресечь. Не допустить, чтобы фраза, которая начинается со слов «А что, если» выстраивалась в нечто похожее на: «А что, если бы я решился на поступок в тот момент?». Эта фраза самая мучительная из всех. Она указывает только на потерянный шанс. То, что останется загадкой, нерешенным вопросом. Чтобы не мучить себя, необходимо прикладывать все усилия и перестраивать эту злополучную фразу в «А что, если я попробую?». В любом случае от вашего действия не перевернется весь мир. Попробовал – не получилось? Не беда. Зато ты знаешь результат. Нет мучительных догадок и выстраивания бесконечных сценариев. Их просто нет. Но есть результат. И это важно.

Мне определенно нужна была разрядка. С этим не поспорить. Если я оставался длительное время дома, то ни работающий телевизор, ни просматривание интернета меня не спасали. Мысли брали верх. Простое брожение по улицам также не имело нужного эффекта. Ощущалась необходимость в пополнении эмоций. Определенно не хватало чего-то позитивного. Цирк, как бы странно это ни звучало, должен был послужить именно тем толчком, который я искал. Решив не откладывать в долгий ящик, я сразу же направился в цирк.

– Здравствуйте, девушка, – обратился я к кассирше, придя в цирк.

– Здравствуйте, – как бы машинально отвечала кассирша. Не мудрено, особых эмоций не останется, ведь перед тобой как на конвейере проходит огромное количество лиц. Каждому человеку нужно от этой девушки лишь узнать необходимую информацию или же приобрести билеты. Довольно сложно, наверное, общаться с таким количеством людей и в то же время быть ограниченным в общении. Никаких тем, не касающихся работы, продажи билетов. Только дайте. Только подскажите.

Я к своему стыду оригинальностью в данном случае не отличался. Так же, как и десятки потенциальных зрителей передо мной, я попросил продать билет на ближайшее представление. Каково было мое удивление, когда я узнал, что выступление состоится через пол часа. К тому же в кассе оставался только один билет на место в первом ряду. Я взял.

4.

Вы когда-нибудь смотрели на тот предмет, который когда-то обожали в детстве, уже во взрослом возрасте? Наверное, в большинстве случаев восприятие кардинально меняется. В последний раз я был в цирке лет в восемь. Теперь, будучи взрослым, понимаешь, что вроде бы с тех пор ничего не изменилось, здесь остались все те же сиденья, все та же арена, но что-то изменилось во мне. Если раньше я бы восторженно оглядывался по сторонам и видел бы везде элементы волшебства, то сейчас все, что я вижу – огромная территория, которую постепенно подтачивало время. Арена уже выглядела тускло, обшивка на некоторых сиденьях была изношена, а отдельные повреждения, судя по всему, устранялись силами самих сотрудников цирка. Что не изменилось? Ожидание чего-то непредсказуемого. Как в детстве, так и сейчас я не мог предугадать, что же я увижу.

Итак, начало. Гаснет свет. Прожекторы фокусируют взгляды зрителей на центре арены. В лучах света появляются клоуны. Все вполне объяснимо, нужно разогреть публику, временами притупить внимание взрослых зрителей, заставить их погрузиться в детство, смотреть на все слегка по-ребячески. Должен признаться, что у весельчаков это в некоторой степени получилось, поскольку впервые за это долгое время я не улыбнулся, нет, но мои губы раз за разом делали попытки изогнуться в некоторое подобие улыбки. Я постепенно погружался во все происходящее. Массовый смех детей и взрослых вокруг также делали свое дело. За клоунами последовали воздушные акробаты, силачи, дрессированные животные. Все было весело и забавно, но я ожидал чего-то, что могло бы меня удивить, и тут…

Свет погас полностью. Минута тишины. Никто из зрителей не шелохнется. Все замерли в ожидании.

– Феникс! – прошептал ребенок рядом со мной, хотя на арене ничего происходило.

– Задумывались ли вы когда-либо о том, что мысли наши материальны? – из темноты раздался приглушенный мужской голос, но это был не конферансье. – Достаточно подумать – и это появится. Сначала небольшой набросок, а потом – и целый шедевр.

После этих слов в кромешной темноте посреди арены появился маленький пучок света. Именно пучок, а не луч от прожектора. Создавалось впечатление, что этот шар света просто завис над ареной. Мне показалось, что это простая лампочка, подсвечивающая какой-то шарик изнутри.

– Итак… Набросок… Свет… Он маленький, беззащитный… Потому что никто не придал ему импульс… Он просто намек на что-то колоссальное… Великое… Прекрасное… Но достаточно сильно захотеть и…

Слова резко оборвались. Комок света загорелся еще ярче. Резкая вспышка… И комок превратился… В огромную планету. Нашу планету – Земля. Но это не было какое-то изделие из пластика или надувной шар. Это было похоже на очень четкую голограмму, которая расширилась на всю площадь арены. Потом планета резко уменьшилась до размеров изначального комочка света, но теперь этот сгусток держал в своих руках какой-то парень. Сначала он покатал этот комочек у себя на ладони, потом перекинул из правой руки в левую, а потом резко подбросил комочек вверх. И этот световой шарик полетел. Поднявшись практически под купол цирка, он сверкнул несколько раз и превратился в средние размеры копию солнца. При желании можно было рассмотреть на нем отдельные пятна и протуберанцы. Казалось, что языки пламени, отходящие от этого солнца, вот-вот подожгут купол цирка, но этого не происходило.

– Я надеюсь, вы не против, если мое представление будет освещаться исключительно таким образом? Никаких прожекторов. Никаких искусственных освещений. Все исключительно удивительное. Да, не удивляйтесь, это действительно Солнце над моей головой. Почему оно здесь? Потому что я захотел этого, а вы все поверили возможности происходящего. Мысль материальна. Достаточно захотеть, и посреди арены тут же появится дерево. Не верите? Ну что же…

Стоит отметить, что парень был одет по всем правилам лучших иллюзионистов. На нем был роскошный черный фрак. На голове не было привычного и приевшегося всем цилиндра. Его черные волосы были аккуратно зачесаны назад и уложены лаком. В его виде все было безупречным.

Из кармана своих брюк волшебник (а именно такое мнение сложилось у многих присутствующих в зале) достал маленькое зернышко. Находясь в первом ряду, я смог предположить, что это было именно зернышко. Он просто положил его на арену и немного отошел назад.

– Я не буду устраивать клоунских вступлений и бегать с водой над этим зернышком. Я не буду использовать дополнительный инвентарь, накрывать его или укрывать зерно от ваших глаз. Все перед вами. Поверьте, зерно настоящее, арена настоящая, я тоже. Все, что я буду делать – желать, чтобы оно проросло. Все, чего требуется от вас – верить во все происходящее.

Парень отошел на некоторое расстояние от объекта. Вытянул сначала левую, а потом и правую руку в направлении зернышка. Ладони этого волшебника начали светиться. При чем лучей от прожектора, доходящих до парня, видно не было. Все прожекторы были попросту погашены. Зернышко тоже засветилось. Оно начало увеличиваться в диаметре. Через некоторое время из него появились первые корешки, которые тут же начали расти и пробивать арену. Появился росточек, который быстро оформился в небольшой ствол. Ствол становился шире с каждой секундой. Уже через мгновение от арены до купола возвышалось огромное дерево. Судя по всему, это был величественный дуб по возрасту своему достигающий ста лет. Зал замер.

– Как видите, все возможно. Стоит только захотеть.

Зал взорвался аплодисментами.

– Но погодите! Мы же в данный момент… Все мы… Без исключения… Являемся художниками… Чего не хватает на этом дубе?

– Птиц! – послышалось из зала.

– Да, птиц, – продолжал парень. – Но как же птицы прилетят сюда, если веточки дуба не шелохнутся и от малейшего дуновения ветра. Нужно сделать так…

Он поднес правую ладонь к своему рту и легко дунул в сторону кроны дерева. Листья тут же зашевелились и зашумели.

– Так намного лучше, правда?

Зал снова из состояния абсолютной тишины резко перешел в состояние эйфории и ликования. Я сам еле усидел на месте. Мои руки аплодировали изо всех сил.

– Птицы? Конечно, какое дерево без птиц? Голуби? Слишком банально, как по мне. Синицы и воробьи? Тоже быть может, но не всегда. А что, если… Колибри…

После этих слов буквально из ниоткуда над плечом у парня появилось колибри.

– Одна птичка? Этого маловато… Быть может… Целая стая?

Парень резко поднял руки вверх и из-за его спины выпорхнула целая стая этих птиц. Они устремились вверх и зависли практически возле каждой веточки дуба. Картина была неописуема. В ней совместились кардинально противоположные элементы. Зал ревел от восхищения. Многие достали фотоаппараты и телефоны, чтобы проверить, не причудилось ли им, но все фото получались четкими и красочными.

– Как вам картина?

– Замечательна! – в один голос кричал зал.

– Но вы знаете, любому чуду, созданному таким образом, нужно время, чтобы закрепиться в нашем мире. Как бы ни был хорош создатель картины, как бы ни был хорош шедевр, не стоит спешить притрагиваться к прекрасному, краски должны еще набрать свою силу, закрепиться. Иначе… Краски…

– Да что ты ерунду городишь! Тут вон какая красота! Я хочу потрогать это дерево! – раздался грубый мужской голос из зала.

Огромный мужчина продвигался с задних рядов, таща за собой сына лет семи.

– Папа, не надо! Папа! Пусть все будет красиво! Нам же говорили перед выступлением, что на арену заходить нельзя!

– Да что ты понимаешь! Они не хотят делиться с нами! Вот и все! А мы часть этой картины!

С этими словами мужчина ступил на арену. Как только он это сделал, все колибри тут же упорхнули в сторону и растворились в темноте неосвещенных уголков зала. Следом за птицами с дуба ветром смело листья. Они долетали до зрителей, сидящих в первых рядах, и тут же растворялись в воздухе. За этим всем последовала очередь самого дуба. Его крона и весь ствол начали светиться. Сначала свет был тусклый, потом становился все ярче и ярче. Через мгновение зрители уже не могли прямо смотреть на это яркое свечение. Мужчина, начавший это все безобразие, оставил ребенка у бортика, а сам ступил на арену. Он побежал в направлении светящегося ствола. Когда нарушитель спокойствия был в нескольких шагах от ствола, то замахнулся рукой, чтобы проверить, насколько реально это волшебство. В этот момент дерево засветилось ярче прежнего, заставив мужчину прищурить глаза. Дуб вспыхнул несколько раз, а затем взорвался, превратившись в золотистую светящуюся пыльцу. Но сразу должен уточнить, не стоит путать взрыв, произошедший на арене, с тем, который может случиться на военном полигоне. До зрителей донесся только едва ощутимый теплый ветерок. Пыльца осыпалась на арену и наполнила ее неописуемым светом. За этим всем последовала очередь солнца, зависшего под куполом цирка. Оно начало вспыхивать и резко гаснуть. Яркий свет чередовался с полным его отсутствием. Через некоторое время солнце незначительно увеличилось в своих объемах, а потом резко уменьшилось до размеров того пучка света, с которого все начиналось. Светящийся комочек резко рухнул вниз. В момент, когда мужчина, нарушивший всю эту идиллию, уже заканчивал свой резкий замах, клубочек поравнялся с его рукой. Удар ладони пришелся именно по пучку этого света. Светящийся комочек резко отлетел в сторону и упал у края арены. Пыльца, светящаяся до этого, потухла. В зале вновь воцарила тишина, перемешанная с темнотой. Единственным источником света здесь оставался тот комочек, который уже тлел из последних сил.

– Как же так можно! Изверг! – донеслось из зала.

– Иди сюда! Зачем ты это сделал? – добавлял кто-то из другого края зала.

– Пойдем, сын, этим людям не понять. Я всего лишь хотел удостовериться, что все реально.

Мальчик ничего не ответил мужчине, а просто молча плача, последовал за ним. Эти двое очень быстро вышли из зала.

– Видите, каким образом нетерпение может испортить идеальную картину? – послышался из темноты голос волшебника. – Конечно, можно приложить все усилия и вновь воссоздать все, что мы видели, но согласитесь, ощущения от происходящего потеряют свои яркие краски.

Еще светящийся пучок света становился все тускнее. Он продолжал лежать у края арены в кромешной темноте. Через мгновение после озвученных слов парень оказался возле этого пучка и взял его в руки.

– Воссоздай солнце, пожалуйста! – донесся детский голос из зала.

– Я бы рад, но, судя по всему, у этого зернышка осталось не так уж много сил.

– Но мы же верим! Мы сможем! – прокричал кто-то еще.

– После всего происходящего у вас всех остался небольшой осадок. Осадок от разочарования. Это как в детстве, я сейчас обращаюсь ко взрослым в этом зале, это как в детстве, сначала ты веришь свято и открыто во все чудесное в этом мире, но потом… Что-то меняется… И ты продолжаешь верить, но уже с меньшей силой. Но самое главное… Нужно помнить, что ребенок с широко открытыми глазами живет даже в самом зачерствелом взрослом. Просто не каждый может признаться в этом. Обществом было придумано серьезное поведение, вот мы и надеваем маски, чтобы соответствовать ожиданиям окружающих… Но на самом деле… Дети… Внутри нас…

Волшебник подставил пучку света обе свои ладони и слегка подул на него. Комочек стал ярче. Он был как уголек, в котором стараются разжечь пламя. С каждым дуновением пучок освещал все большее пространство вокруг себя. После этого парень резко подбросил комочек вверх, арена вновь осветилась приятным белым светом. Комочек же исчез.