Комекбай. Зибаш, пойми же, ведь я остался один в этом мире.
Призрак Зибаш. Не надо так говорить! А я?! Или ты, полагая, что женщина, дескать, длиннополая, не придаешь мне значения? Пока я жива, ты и в том и в этом мире не останешься один. Ну-ка, не падай духом, подними голову выше! У тебя нет права быть слабым, потому что ты мужчина, моя непоколебимая опора!
Комекбай. Не бойся, ради нашего счастья, я снова стану на ноги. Вчера перебрал я немного. Сейчас сильно хочу пить, голова просто разламывается.
Призрак Зибаш. Ничего страшного, сейчас проснешься, потом придешь ко мне домой, я дам тебе крепко заваренный индийский чай с взбитыми сливками, и боль твоя пройдет. Кстати, дорогой мой, ты сейчас, балуя меня, с чем-то сравнивал, да?
Комекбай. Я назвал тебя бозкараганом.
Призрак Зибаш. Бозкараган?! Что это?
Комекбай. (Смеясь). Ой, ты, оказывается, не знаешь, это по-казахски означает сирень.
Призрак Зибаш. Сирень? Бозкараган? Какое оригинальное сравнение. В общем, у тебя отличный вкус! И откуда ты берешь такие красивые слова? Эх, какой удивительный аромат у сирени весной?..
Комекбай. И твой запах тоже похож на этот аромат.
Призрак Зибаш. Неужели?
Комекбай. А разве я когда-нибудь врал тебе?
Призрак Зибаш. Это правда, среди людей, которых я знаю, ты самый честный и справедливый, ты никогда не лицемеришь, и не угождаешь никому. К тому же, твоя душа полна поэзии. Например, я сама никогда не видела ни в кино, не читала в книгах, чтобы мужчина, балуя, ласково называл любимую женщину таким словом, как «сирень». Да, действительно, ты настоящий поэт. Такие чудеса порождают только твои уста. Кстати, я напечатала на компьютере стихи, которые ты посвятил мне, и поместила их в своем альбоме.
Комекбай. Зибаш, я обожаю тебя. До этого я никогда так сильно не любил женщину.
Призрак Зибаш. Рахмет, душа моя, Ер Таргын мой, Бред Пит мой!.. Ну, теперь просыпайся, умойся, почисти зубы, приведи себя в порядок. Солнце давно поднялось, если будешь дальше кемарить, голова будет еще сильнее болеть. К тому же, говоря твоими же словами, твоя баба, Рысты, ревущая медведицей в доме, вытрясет из тебя душу, мол, «Где ты был всю ночь?» Вставай!..
Именно в это время железная дверь КПЗ с грохотом открывается, в камеру входят участковый и Рысты. Комекбай, напуганный внезапным шумом, вскакивает с места и непонимающим взглядом немо уставляется на вошедших, застывших в неподвижности.
Рысты. Эй, милок, вставай!.. Солнце уже высоко. Ты здесь, наверное, уже выспался за все дни.
Комекбай делает шаг вперед и протягивает вперед руки, закованные в наручники. Полицейский подходит и снимает с него наручники. Когда отстегивались наручники, полицейский и Комекбай встречаются глазами, их взгляды по-особенному значительные и неприязненные.
Рысты. (Комекбаю) Ну, теперь пойдем домой. (Показывая указательным пальцем на участкового) Скажи этому парню спасибо. С утра пораньше мы пошли к Ниетали и вдвоем с трудом уговорили его забрать заявление обратно. Иначе ты, бедняга, пошел бы под суд. Теперь веди себя тихо и мирно, никого не трогай, понял?! Если это повторится, не думай, что я опять буду бегать, выручая тебя. Идем!..
Комекбай тих и кроток, от вчерашней строптивости не осталось и следа. Заметно, что камера предварительного заключения все-таки оказала на него влияние. Изрядно присмиревший, вяло опустивший плечи, он всем своим видом напоминает послушного ученика начальной школы, старающегося в точности выполнить указания классного руководителя,– повинуясь словам Рысты, он безвольно плетется за ней следом.
Комекбай. (Когда они вышли на улицу). Сколько времени?
Рысты. Зачем тебе это? Или ты, небось, опаздываешь на свою работу в офис?
Комекбай. Ну, все-таки…
Рысты. Восемь, или восемь с половиной, наверное.
Комекбай. Рысты, прости, это больше не повторится.
Рысты. А что мне еще делать, как не простить? Однако после твоих концертов две или три недели я хожу, словно стеснительная молодая невестка, от стыда не в состоянии смотреть в глаза людям.
Комекбай. (Дрожащим голосом). Прости, на этот раз говорю честно.
Рысты. Посмотрим еще, как пойдут дела у Ниетали. В этом мире все меняется. Не все же время будет ему так везти. Кто знает, быть может, небесный голубой журавль запоет и в наших руках. Кстати, завтра учитель по математике хочет повезти нашего Назымбекжана на районную олимпиаду школьников. Похоже, в районном соревновании примут участие самые сильные, самые способные ребята. И комиссия отобрала в нашем ауле для этого двух ребятишек, и один из них – это твой сын, второй – Жарас, младший постреленок Жарыкбас кайнага.
Комекбай. Да ты что?!
Рысты. Да… Вчера вечером на классном собрании учитель по математике хвалил Назымбекжана, дескать: «Вот увидите, в конце концов, Комекбаев станет большим ученым».
Комекбай. Золотце мое, этот мой жеребенок весь пошел в меня, до оттопыренных ушей, до большого белого лба.
Рысты. (порывисто). Прекрати, не зли человека, пожалуйства! Если пошел в тебя, тогда ничего хорошего не жди!.. Ты же сам говорил: «Наш дальний предок Койгелди был бием, умел разрешать все споры, был еще волостным», поэтому наш светик, чем походить на тебя, всю ночь охраняющего отделение полиции, пусть лучше пойдет по стопам того предка. Пусть никто из моих детей, светиков моих, ни в чем не будет походить на тебя.
И они оба, словно согласившись на этом, обрывают разговор. Через некоторое время супруги входят в свой двор. К этому времени весь аул уже просыпается, начинается еще один пресветлый день великого Творца. И словно спеша оповестить об этом весь мир, во весь голос вдохновенно кукарекают петухи, нежно мычат идущие на луга буренки, уже успевшие соскучиться по своим телятам, коротко, басовито взлаивают пастушеские собаки, как всегда обеспокоенные за скот.
Конец
e-mail: serik051@mail.ru