Сразу же так сильно обдает волной сырости и тошнотворной гнили, что Кайрис зажимает нос. В щели оказывается настолько узко, что приходится втягивать живот и дышать через раз, чтобы поместиться. Будто крысиный лаз, ей богу. Медленно двигаясь вперед и внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться о какой огрызок, Кайрис добирается до конца прохода. Смесь подгнивших отходов и грязи хлюпает под подошвами ее сапог.
Ничего. Конечно, парень мог просто убежать, но что-то не дает Кайрис покоя, зудя на крае сознания. Если бы незнакомец ушел другим путем, она бы это заметила. Немного отдышавшись, Кайрис разворачивается и устремляется в обратную сторону, в этот раз щупая стену руками. Камень оказывается гладким и скользким, будто покрытым слизью, так что приходится сцепить зубы, чтобы не отдергивать руку. Кайрис делает очередной шаг, когда подошва сапога цепляется за что-то, скрытое под слоем помоев. Лишь спустя пару мгновений глаза подмечают прямо на земле очертания дверцы, похожей на дверь в погреб. Поддев край ногой, Кайрис силой распахивает ее, откидывая в сторону. Раздается чавкающий звук, лязг, и перед ней открываются ступени, уходящие в темноту.
Изнутри веет холодом, тут же пронизывающим до костей. Кайрис в нерешительности гладит плечи. Ясное дело, что эта дрожь больше от страха, чем от того, что она замерзла. Но отступать поздно. Раньше бы Кайрис ни за что на такое не решилась, но сейчас только сжимает зубы и осторожно спускается вниз. Сначала слышно только звук шагов и прерывистое дыхание, но потом к нему прибавляется гомон голосов и чей-то кашель.
Ступени заканчиваются в просторном подвале, и Кайрис чуть не пролетает парочку последних, запинаясь, но кое-как удерживается на ногах и озирается. Низкий потолок, огонь в кривых козьих рогах, прикрученных к стенам, и стойкий запах горящего жира и крысиного помета. Чуть позже, приглядевшись, она замечает темные проемы в стенах – ходы, как в крысиной норе. А еще в подвале оказывается куча оборванцев, людей и крыланов: они сидят прямо на полу, с раскинутыми впереди плотными, на которых разложен товар, от оружия до странных снадобий. Некоторые не сидят, а бродят от торговца к торговцу. И все они, стоит Кайрис шумно спрыгнуть на пол, поворачиваются и глядят на нее.
– Пастух, ты что, не запер вход? – говорит ближайший человек с ленцой, в которой сквозит откровенная угроза.
Его говор звучит как-то странно. Кайрис не может разобрать, земляк ли он ей – светлые волосы грязные и почти все седые, зато глаза ослепительно яркие. От торговца ножнами отходит уже знакомый парень с растрепанными волосами, бурча что-то непонятное. Подгоняемый недовольным взглядом, он медленно плетется к лестнице и исчезает.
– Что ты здесь забыл? Шпионишь для стражи?
Кайрис вздрагивает и поворачивает голову. Решение приходит мгновенно – еще до того, как ссохшиеся пальцы мужчины касаются рукояти меча.
– Я с товаром!
Кайрис распахивает сумку, которую – Зилай знает зачем – постоянно носила с собой, и вытаскивает горсть чар-травы. Мужчина задумчиво перебирает ее пару мгновений, а затем поднимает голову.
– Допустим. Скажи слова приветствия, и богиня пустит тебя под крыло, – говорит он и слабо улыбается, едва шевеля уголками рта.
Холодный пот покрывает лоб и щеки. Кайрис дергается, чтобы утереть его рукой, но заставляет себя сдержаться. Мысли бешено мечутся в голове, как мыши в капкане-ловушке. Что же делать? Это наверняка какие-то кодовые слова, которые Кайрис не может знать. Она оглядывается по сторонам, надеясь, что этот жест не выглядит беспомощно. Где-то за ее спиной слышится звук шагов – возвращается Пастух.
С каждым мигом промедления чужие взгляды остреют, будто лезвия ножей, приставленных к горлу, и надо хотя бы попытаться оправдаться, но Кайрис кажется, будто ее язык присох к нёбу. В голове стучит только одно слово: «бежать». Вдруг Пастух вновь подает голос, и они с седым перекидываются парой слов на местном языке, из которых Кайрис не разбирает ни одного.
– Пастух говорит, что видел тебя в «Змеином яблоке». Там шпиону не затесаться. Так что, пожалуй, ты просто дурачок. Все еще хочешь здесь торговать? – Кайрис кивает, переводя дух, но не спешит расслабляться. – Хорошо. Иди сюда. Я отмечу тебя знаком, чтобы не вздумал сдать нас в случае чего. Имей в виду, у тебя нет возможности отказаться.
Он приглашающе машет рукой, и Кайрис, помедлив, садится на холодный пол и протягивает правую руку. Мужчина хмыкает, доставая откуда-то здоровую иглу и два пузыря: один с мутной, второй с темно-синей жидкостью. Плеснув из первой прямо на Кайрис руку, седой хватает ее чуть выше ладони большим и указательным пальцем, да так плотно, что не отдернуть даже при всем желании. А оно растет по мере того, как игла приближается к коже, ведь с такой меткой уже не просто от стражи не откупиться, а и вовсе на допрос попасть можно. Но Кайрис только молчит, закусыя внутреннюю сторону щеки, чтоб не заорать, когда запястье пронзает болью, тут же начиная щипать от краски. Во рту появляется привкус крови. Закончив и вновь плеснув поверх мутной жидкостью, от которой остро несет алкоголем, седой довольно цыкает. Кайрис резко втягивает воздух, и из ее рта все-таки вырывается тихое шипение, когда запястье обжигает как огнем, но зато кровь перестает идти, а боль медленно утихает.
Приходится какое-то время носить повязку из куска ткани, но когда метка чуть заживает, Кайрис удается разглядеть ухмыляющуюся крысу. Забавно. Так или иначе – к моменту, когда рисунок почти срастается с кожей, Кайрис становится там, под землей, своей. Наблюдает за тем, как люди появляются и пропадают из боковых ходов, растворяясь в темноте, и понемногу копит монеты. Когда выдаются свободные мгновения, Кайрис ходит к старухе, торгующей шерстью, и та учит ее языку.
696 год, Земляничник, 24
Торговля идет хорошо – в травах здесь, похоже, никто не разбирается. Но она все равно старается не сидеть долго на одном месте – стоит разок осмелиться и зайти в проход, как Кайрис будто открывается новый мир. То, что казалось маленькой норкой, оказывается огромной паутиной, сетью, раскинутой под городом. И даже если стража уничтожит один лаз – все равно никогда не разрушить всю. Проводя все больше времени там, в неровном сиянии чадящих факелов, Кайрис замечает, как лгать, прятаться и притворяться становится все легче. Вторая личина врастает в нее, как сорняк, пуская крепкие корни.
В тот день Кайрис уже привычно раскладывает чар-траву на своем дорожном плаще, расправленном на земле, как раздается негромкий глухой стук, эхом пройдясь вдоль стен. Ничего необычного, поэтому все вокруг даже не отрываются от своих дел. Только один тощий крылан подскакивает к двери и небрежно говорит:
– Приветствие.
В ответ молчат. Раздается пара смешков, но звучат они нервно. Кайрис чувствует, как от мурашек шевелятся волоски на шее – будто у кошки – но продолжает перекладывать травы. Долговязый крылан медлит и повторяет еще раз, как вдруг дверь сотрясается от мощного удара и слетает с петель. С грохотом скатившись по ступеням, она падает вниз, поднимая облако пыли. Что тут начинается! Будто куница в курятник забралась. Крики, топот, ругань – полный бардак.
Кайрис с непривычки цепенеет, глядя, как толпа, будто стадо испуганных животных, толкается у лаза. Тут кто-то роняет тяжелый мешок, и тот, бухнув по голове, падает на землю, и оцепенение спадает. Кайрис подскакивает, чуть не врезаясь в стражника. Тот пытается схватить ее за руку, но вместо этого дергает за шиворот. Рванувшись изо всех сил, Кайрис выворачивается из чужих пальцев, оставляя в них кусочек ткани, и несется к выходу. Толпа пинается и пихается, и стоит упасть – уже не встанешь. Кайрис с рыком пробивается меж людей, в последний момент ныряя в спасительную щель и тут же уносясь дальше по узкому коридору. Сердце стучит так громко, что перебивает грохот ее собственных шагов, носящийся эхом по ходу.
Чем дальше она несется, тем меньше остается людей в живом потоке, устремляющемся к спасению: кто-то падает, кто-то ныряет в боковой тоннель или отстает на повороте. Неожиданно остро режет мысль: Кайрис даже в голову не приходит остановиться и помочь упавшим прежде, чем их затопчут. И вообще никакие крики и стоны не имеют значение – ничего, кроме собственной шкуры. Кайрис так долго бежит, что не сразу осознает, что осталась одна, а звука погони больше не слышно. Стоит это осознать, как остальные ощущения наваливаются тяжелой волной: спина вспотела, в груди жжет, а отбитый локоть ноет. Кайрис прижимается к стене лбом и думает, что бы случилось, если… если бы ее поймали.
Выкручивайся или не выкручивайся, а даже без крысиной метки отсутствие браслета привело бы прямо на плаху. От медленно приходящего осознания бросает в дрожь. Только сейчас Кайрис в полной мере понимает, что ждало бы ее, если бы стражник не промахнулся. Тут как во время бегства в толпе – раз упадешь, уже не поднимешься. Кайрис ежится, но вместе с ознобом, вызванным страхом, приходит понимание: больше медлить нельзя. Отлипнув от стены, она лезет в кошель и пересчитывает монеты, поднося ладони к неровному свету факела. Должно хватить.
Отсыпав часть, Кайрис вздыхает и с уверенным видом сворачивает влево, чуть пригибаясь перед очередным лазом. Она давно знает, куда следует идти, но все оттягивала и оттягивала, невольно пытаясь сохранить хрупкие стены, иначе называемые силой привычки. Да, выходить за пределы своего знания страшно, но теперь оставаться на месте еще опаснее.
Когда Кайрис вновь поднимается наверх, щурясь от яркого закатного солнца, кошель значительно худеет, зато на руке блестит чешуйчатый браслет. На какое-то время приходится залечь на дно, и Кайрис тратит эти дни и оставшиеся деньги на занятия с учителем по языкам, а потом неохотно возвращается к торговле с твердым намерением завязать, как только наберется нужная сумма. Обвалов больше не устраивают, но, когда Кайрис в очередной раз спускается по влажным от сырости ступеням и понимает, что это – последний, она не испытывает сожаления. А на следующее утро просыпается с твердым желанием найти мастера по бою на мечах.
Глава 7. Наемник без меча
696 год, Земляничник, 29
– Кружку пива!
Кайрис даже не смотрит на трактирщика, только не глядя кидает горсть монет на стойку и, пока те со звоном катятся по дереву, забивается в самый дальний угол. Воздух внутри душный, ложится на кожу липкой пленкой и весь пропитан кислой стойкой вонью. Когда Кайрис облокачивает руки о стол, рукава тут же прилипают к дереву, и она, скривившись, складывает их на коленях. Спустя какое-то время к столу подходит бойкая девчонка с пышной косой и с грохотом ставит перед Кайрис тяжелую кружку.
Наклоняется служанка при этом так медленно и низко, что глубокий вырез ее платья оказывается прямо напротив глаз Кайрис, но та только безразлично тянет руку к пиву. Тут же опрокидывает в себя половину, поморщившись, когда огненный комок ухает в пустой желудок. Служанка обиженно фыркает и уходит, мотая в воздухе косой. В голове тут же начинает шуметь с непривычки. Кайрис откидывается на спинку стула, глядя сквозь полуопущенные ресницы, как какой-то мужик затаскивает хихикающую служанку к себе на колени. Мерзость. Кайрис отворачивается, вновь прикладываясь к пиву и пытаясь не замечать его горечи.
И почему ей так не везет?
Кайрис разглядывает свои грубые руки, расплывающиеся перед глазами. Трактирщик, отмахивающийся от мух затертым полотенцем, кидает на нее подозрительные взгляды, и горло сжимает от гнева, когда Кайрис чудится в них презрение, прямо как в глазах этого… Яриса, мастера по мечам. Такая же курица общипанная. В памяти проносятся смазанные воспоминания: двухэтажный дом с узорами из птичьих перьев и морских волн на мозорийский манер – Ярис оказался ее земляком. Может, если б не был, все произошедшее не проехалось бы по Кайрис, как лошадь копытами?
Мимо пробегает служанка – все та же, с косой – и Кайрис ловит ее за руку. Просит еще пива, внезапно подмечая, как заплетается язык и все сильнее клубится туман в голове. Мыслить становится все сложнее, и Кайрис застывает, глядя вслед девчонке. Едва удается стряхнуть с себя наваливающийся дурман и перевести взгляд. Кайрис протирает лицо ладонью, и от резкого движения начинает ныть отбитый бок, вновь пробуждая лавину воспоминаний.
Когда Кайрис приходит к дому мастера, вокруг огороженной тренировочной площадки которого уже успевает собраться толпа зевак, и проталкивается вперед, перемахивая через изгородь, то в нее буквально утыкается куча снисходительных взглядов. А на вопрос об обучении крепкий мужик с узким лицом, он же мастер Ярис, вдруг вытягивает Кайрис в круг таких же крепких учеников. И, улыбаясь и будто нарочно медленно растягивая слова, говорит:
– Хорошо, сперва проверим тебя в бою. Лови!
Что-то пролетает мимо, и Кайрис чувствует, как ногу обжигает болью. Она с шипением припадает на одно колено и видит в клубах поднявшейся пыли деревянный тренировочный меч. Мастер не меняется в лице, но несколько учеников издают смешки. Сцепив зубы, Кайрис хватает рукоять и поднимается. Меч тянет в сторону, и приходится придержать его второй рукой. Она должна суметь показать хоть что-то. Никто ведь не требует от новичка больших успехов, верно?
Кайрис втягивает сухой горячий воздух. Запах земли кружит голову. Как следует размахнувшись, она кидается вперед и почти задевает Яриса, когда вдруг запястье пронзает болью. Вскрикнув, она роняет меч и закашливается. Ярис с самоуверенным видом наблюдает, как Кайрис наклоняется и подбирает меч, пытаясь не морщиться от боли. Так, соберись. Кое-как взяв дыхание под контроль, Кайрис пытается обойти мастера со спины. В этот раз она даже движения не замечает, вот он стоит впереди, а вот плашмя бьет по пояснице. Там, под кожей, будто расцветает огненный цветок. На глазах выступают слезы, и Кайрис злобно их смаргивает.
– Когда ты уже начнешь сражаться?
Смех волной проходится по толпе. Кайрис тяжело дышит, и подняться ей удается только со второго раза. Руки, держащие меч, дрожат, и от этого его кончик скачет по воздуху. Легкие жжет, и воздух, выходящий сквозь сжатые зубы, кажется раскаленным. В расплывающемся перед глазами мире улыбка мастера искажается, становясь зловещей. Кайрис с трудом делает шаг вперед.
– Долго нам еще ждать?
Чужие слова звучат так насмешливо и ехидно, что Кайрис теряет остатки контроля и безрассудно прыгает вперед, занося меч над головой, будто какой-то веник, каким гоняют собак. Ярис делает неуловимое движение рукой – такое скупое, что она успевает только отметить легкое шевеление воздуха. Ноги подкашиваются прежде, чем накатывает волна боли, и Кайрис падает наземь. Удар вышибает весь воздух, и пару мгновений она может только лежать и беззвучно открывать рот в попытке сделать вдох. Над ней наклоняется какая-то фигура, и, когда пелена спадает, Кайрис понимает, что это мастер Ярис подобрал меч и теперь вертит его в руке с самодовольной усмешкой.
– Что ж, я могу взяться тебя учить. Только будет ли это тебе по карману?
И называет цену, которая добивает лучше, чем любой меч. А мастер еще и ждет ответа, будто и сам не понимает, что для того, чтобы заработать хотя бы на один урок, Кайрис придется продавать свои травки лет так двадцать. Какой же она была идиоткой! Кайрис молча поднимается под насмешливый гогот, шипя сквозь зубы и придерживаясь за ноющий бок, и спешно уходит прочь.
И вот теперь она сидит и пьет неясно какую по счету кружку, хотя от пива уже давно начинает мутить. Можно бы попытаться снова, заработать, найти другого мастера, но Кайрис больше не хочется ровным счетом ничего. В голове крутится: а чего ты хотела? Ну какой из тебя наемник, если даже деревянный меч в руках не удержишь?
Людей понемногу становится больше, даже парочка крыланов появляется, а очередная кружка заканчивается. Кайрис с тяжелым вздохом поднимается на ноги. Пол тут же взлетает вверх, и удержаться получается только благодаря тому, что Кайрис вовремя опирается о стол рукой. Выругавшись, она нетвердой походкой направляется к двери. На улице успело стемнеть. Верхушки домов тают в темноте и легком сизом тумане.
К горлу то и дело подкатывает тошнота, а мир кружится из стороны в сторону, так что идти приходится, придерживаясь за стену и надеясь только, что Кайрис правильно помнит, в какой стороне находится «Змеиное яблоко». На очередном повороте она, сдерживая просящееся наружу пиво, врезается во что-то мягкое. Раздается недовольный вскрик, и от него колет виски. Поморщившись, Кайрис непочтительно бурчит:
– Катись к Зилаю.
И собирается продолжить путь, но чья-то рука останавливает ее, придержавая на месте.
– О, это же опять ты!
Чужой голос кажется отдаленно знакомым, и Кайрис поднимает голову. В глазах все расплывается, словно глядишь сквозь мутное стекло, но она замечает вьющиеся волосы, красные губы и лотос на шее. Похоже, та девка с корабля.
– Отвали, – глухо выплевывает Кайрис, пытаясь отодвинуть громкое препятствие рукой.
Но, потеряв опору, чуть не падает. Приходится срочно прислониться к стене, пережидая очередную волну дурноты. Кайрис прижимает к голове ладонь, предпринимая слабую попытку прийти в себя.
– Ха, да ты времени зря не терял! – смеется девка.
Похоже, она не собирается уходить, даже ближе подходит, хоть и с опаской. Кайрис скашивает взгляд и вдруг видит нож на ее поясе. Руки действуют прежде, чем Кайрис успевает осмыслить свой поступок, так что она ловко выхватывает нож и подносит к глазам, разглядывая знакомую рукоять. Пальцы касаются стали.
– Зубок… – пьяно бормочет Кайрис, поглаживая ножик.
«Сколько можно путать меня с этим трусом? Я Клык, слышишь, глупый человек?»
Кайрис вздрагивает, и нож выпадает из пальцев.
– Странно, а выглядит так же.
– Что ты там бормочешь, идиот?
Девка недовольно цыкает, подбирая нож с земли и бережно возвращая на место. Складывать слова во что-то осмысленное все сложнее, но и молчать заплетающийся язык не позволяет, так что Кайрис вываливает поток рубленых враз:
– Почему. Так? Два ножа. А имя разное. Одно… одинаковые.
И замолкает. Кажется, будто кто-то резко гасит весь мир как свечу: за одно мгновение в глазах темнеет, сознание окончательно покидает Кайрис, и она будто пропадает.
Она лежит на дне, и горячие тугие волны омывают со всех сторон, будто обнимая. Вода такая спокойная, что сквозь нее видно расплывчатое красное пятно солнца. А еще вокруг стоит умиротворяющая, совершенно особенная тишина. В такой хочется остаться навечно. Кайрис прикрывает глаза, как вдруг что-то касается ее руки. Не очередная волна, а будто бы чужие пальцы. Кайрис вздрагивает и приподнимается на локтях, преодолевая сопротивление воды, но вокруг ничего, кроме волн. Она ложится обратно, и в это мгновение чужая ладонь касается уже пояса. Спокойствие слетает с Кайрис, как шелуха, оставляя только легкое головокружение. И тут же ее дергает вверх, вон из воды, наружу.
Кайрис делает резкий вдох и распахивает глаза. А потом будто распахивает их еще раз. Голову тут же стискивает раскаленным обручем, и она морщится, щуря глаза от яркого дневного цвета. Тяжелый от запахов гнили и помоев воздух с хрипом вырывается из легких. Спустя миг боль немного отпускает, заседая тупой иглой где-то в макушке, и Кайрис понимает, что лежит прямо на грязной земле, а по ее карманам шарят чьи-то руки. Она слабо шевелится, пытаясь привстать, и они замирают, а через мгновение грязный бродяга с голой грудью отскакивает в сторону и уносится дальше по улице.
– Эй! Стой, ублюдок! – от собственного крика трещит в голове, и Кайрис закашливается, чувствуя себя так, будто наглоталась песка. – Сукин сын.
Кое-как сев, она трет онемевшую шею. От долго лежания на земле одежда пропахла сыростью и впитала холод остывших камней. Еще и край штанины в чем-то мокром, в чем именно – знать совершенно не хочется. Справившись с шумящей головой, Кайрис садится, прислоняясь к стене и тяжело дыша, и ощупывает себя руками. Ни кошелька, ни даже завалявшихся монет. И в голове вместо воспоминаний – как в пустом амбаре: ни мышей, ни зерна. Выругавшись, Кайрис поднимается на ноги, и ступню тут же пронзает болью. Когда кружащийся мир останавливается, а желудок перестает выворачиваться на изнанку, Кайрис задирает ногу и видит, что она совершенно босая.
Из кучи мусора выпрыгивает кошка, напуганная шумом, а из окна кто-то грозится вылить помои, так что приходится заткнуться. Кайрис вынимает из раны острый камешек и обматывает ступни рукавами рубахи, попутно пытаясь восстановить события прошедшего дня и ночи. Кажется, она ходила к учителю… Ходила же, да? Он еще высмеял Кайрис перед толпой. Но вот что было потом? В голове все перемешалось. Кайрис сплевывает вязкую слюну и шаткой походкой направляется к «Змеиному яблоку», стараясь избегать сильно освещенных улочек.
Мелирасс встречает ее с хмурым лицом.
– Что, нагулялся, болван? Чтоб тебя Зилай поимел! Думаешь, я сам буду конюшню чистить, пока ты пиво хлещешь и девок портишь? – он язвительно усмехается, оглядывая ее с ног до головы. – Ну и видок. В каком дерьме ты вывалялся?
Кайрис опускает взгляд.
– Я…
Осознание приходит почти мгновенно, окатывая, как вода из проруби. Голос. Он опять стал прежним! Кайрис делает вид, что закашлялась, и ее горло судорожно сжимается от испуга. Но Мелирасс ничего не замечает, только качает головой, глядя, как она надрывается.
– Зилай с тобой. Бери лопату – и за работу. А еще раз загуляешь, я тебя выгоню, еще и по шее дам. Понял?
Она быстро кивает, вызывая этим очередной приступ тошноты, и уходит, пока Мелирасс еще какой вопрос не задал. Заперевшись в выделенной ей комнате, больше похожей на чулан, Кайрис тут же бросается к тайнику с отваром и опрокидывает в себя весь бутылек. Чуть не попалась. Ее трясет еще некоторое время, пока она выгребает лошадиное дерьмо из конюшни, но потом все-таки отпускает. Когда с работой покончено, одежда мокрая от пота, зато руки ноют не так сильно, как в первые разы.
Кайрис опускается на пустой ящик, прислоненный к забору, и вытирает лоб. Ужасно хочется стянуть одежду и наконец-то нормально отмыться, но придется ждать вечера – сегодня явно не везет, рисковать не стоит. Ополоснула ноги – и ладно. Она вздыхает и прикрывает глаза. Надо бы сбегать в лес и набрать для продажи какие травы, что ли. Или стащить сапоги с чьей-то ноги, ха! Прохладный ветер приятно щекочет разгоряченное лицо, и Кайрис наслаждается этой передышкой жадно, как умирающий от голода – куском хлеба. Кажется, даже почти засыпает, когда сквозь дремоту продирается чей-то сухой голос. Она вздрагивает и оглядывается по сторонам.
– Эй, ты!
Голос звучит откуда-то сверху, так что Кайрис задирает голову. Там, облокотившись о забор, стоит какой-то мужик, смахивающий на бродягу: с щетиной на разбойничьем лице, желтоватыми белками глаз и чуть волнистыми волосами. Кайрис прочищает горло.
– Чего тебе? – бурчит она в ответ. Незнакомец довольно лыбится, но молчит. Кайрис поднимается на ноги, почесывая затылок. – Ну?
Чужак, прищурившись, как кот, склоняет голову на бок.
– Ты, кажется, искал учителя?
Стоит ему это сказать, как все сразу становится ясно. Кайрис стискивает кулаки, чувствуя, как в груди начинает клокотать от гнева, и приближается к забору почти вплотную, упираясь в шершавое дерево грудью.
– А что, пришел посмеяться? Шел бы ты отсюда, – говорит она вибрирующим от злости голосом.
Но мужик даже не отстраняется, оставаясь все таким же невозмутимым. Наоборот, придвигается ближе, обдавая крепким запахом табака и каких-то трав.
– И что ты мне сделаешь, а? – издевательски спрашивает незнакомец.
Его глаза смеются, а тело остается все таким же расслабленным – ни один мускул не напряжен. Злость становится такой сильной, что тяжело дышать. Стиснув челюсти, Кайрис резко выкидывает руку вперед, намереваясь схватить ублюдка за ворот. Дальнейшие события развиваются с такой скоростью, что она не успевает их как следует разобрать.
Никакого видимого движения не следует, как и даже слабого предчувствия – просто Кайрис вдруг обнаруживает себя на земле, по ту сторону забора. От удара в голове стоит звон. Кое-как приподнявшись и утерев землю с лица, она глядит на незнакомца, опять стоящего рядом в ленивой позе. Тот ухмыляется, наблюдая за ее возней. Кайрис кое-как поднимается и грузно приваливается к забору спиной, пытаясь прийти в себя и понять, что вообще произошло.
Незнакомец продолжает веселиться, и его ехидная улыбка уже начинает действовать на нервы.
– Да ты ни с мечом, ни без меча ничего не стоишь, – нараспев говорит он, будто специально повышая голос.
И заглядывает в ее лицо, внимательно и будто бы выжидающе. Кайрис выпячивает челюсть, не справивляясь с продолжающим бушевать гневом. Она чувствует себя собакой на привязи, в которую бросают камни, дразнясь, но близко не подходят. Совсем как Костолом.
– А ты будто стоишь, драконья отрыжка! – выплевывает она, морща нос, и с удовольствием подмечает, как дергается чужое лицо.
– Да уж побольше тебя, щенок.
Незнакомец тоже за словом в карман не лезет – хрипло смеется, и воздух между ними будто начинает накаляться. Чужое пренебрежение задевает даже сильнее самих насмешек, особенно потому, что бьет по больному. Резко крутанувшись, Кайрис утыкается взглядом в чужое лицо, тут же наталкиваясь на точно такой же твердый взгляд. Это только сильнее раззадоривает.
– Если такой смелый, поспорим! – выпаливает Кайрис прежде, чем успевает обдумать свои слова. – Спорим, я… ну…
Лихорадочно перебирает свои знания, но ни силой, ни ловкостью ей точно не взять, а если заикнется про травы, на смех подымут – вон уже толпа на их крики начала собираться. Кайрис кривится от досады. А глаза незнакомца становятся все более и более довольными с каждым мгновением промедления, как у сытого кота. Он хмыкает и тянет с ленцой:
– Что, только лаять и можешь, как облезлая шавка? – будто гладят против шерсти, аж искры по коже. Незнакомец тем временем и не думает распалять, будто только во вкус входит, видя ее реакцию. – Еще скажи, что угадаешь имя моей мамочки.
В толпе раздаются редкие смешки, неуверенно обретающие силу. Однако Кайрис это оскорбление внезапно вырывает из пестрой круговерти мыслей, подкидывая одну определенную идею. Она опускает глаза, с радостью отмечая висящий на поясе чужака меч. Ну точно, этого он от нее явно не ожидает.
– Кому есть дело до этой потаскухи? А вот имя твоего меча я скажу запросто! – азартно заявляет она. – Угадаю – научишь меня всему, а нет…
Кайрис с радостью наблюдает, как самодовольное выражение сползает с чужого лица. Глаза незнакомца стекленеют от ярости. Запоздало пробирает, но отступать уже некуда.
– Съешь лошадиное дерьмо, – заканчивает за нее этот сукин сын.
И уверенно протягивает ей руку. Еще и люди в толпе шепчутся: невозможно, безнадежно, глупо. Кайрис упрямо вздергивает подбородок.
– По рукам, – шипит она, стараясь посильнее сжать чужую ладонь.
Кто-то из толпы разбивает, тем самым закрепляя спор. Показательно вытерев руку о рубаху, незнакомец неторопливо снимает с пояса ножны и протягивает вперед рукоятью. Кайрис начинают охватывать сомнения: вдруг не сможет или еще что не так пойдет? Она ведь все еще не поняла, как именно это делает. Но толпа нетерпеливо ропочет, и пойти на попятную сейчас – слишком стыдно. Весь мир будто сужается до одной точки. Рывком выхватив меч из ножен, Кайрис прикрывает глаза и делает медленный вдох, пытаясь сосредоточиться.
Жар, чужие голоса, шум, прилипшая от пота рубаха – все это отдаляется, будто Кайрис погружается в ледяную воду. Она перестает что-либо чувствовать и видеть, только слушает, проходясь по мечу кончиками пальцев. И будто картина перед внутренним взглядом вырисовывается: короткий, гибкий, узкий и очень легкий, с простенькой рукоятью меч проступает из темноты. По мере того, как он становится четче и обзаводится все новыми и новыми очертаниями, Кайрис все глубже погружается в странное состояние отрешенности, пока не ныряет в него полностью. Давай же, меч, открой свое имя и покажи лицо.
«Как тебя зовут?» – шепчет она так тихо, что почти не шевелит губами. Пару мгновений ничего не происходит, а потом Кайрис чувствует едва заметный отклик, будто кто-то дергает за нить, одним концом привязанную к ней, а другим – к кому-то другому. Кайрис сосредоточивается, тянется за нитью дальше, в темноту, пока наконец не различает чужой хриплый голос.
«Разве ты говоришь свое имя кому попало?»
Кайрис чуть не смеется от облегчения – до последнего не верила, что у нее получится. Надо же, а меч-то под стать хозяину. Кайрис усилием воли заставляет себя не отвлекаться и мысленно хватается за невидимую нить.
«Нет. Но я скажу его в обмен на твое».
Раздается негромкий звук, очень похожий на хмыканье.
«Мне не нужно твое имя. Лучше расскажи шутку».
Кайрис невольно морщится. Она и так не знает, сколько времени прошло в реальности, а он еще и странные требования предъявляет. Но медлить нельзя, поэтому Кайрис быстро вспоминает какую-то из похабных баек из услышанных в трактире и вываливает ее мечу. Не хватало проиграть из-за такой глупости. Шутка про служителя богини и шлюху кажется совсем несмешной, но спустя мгновение после того, как Кайрис заканчивает, раздается тихий перезвон монет, и Кайрис понимает, что это хихиканье. Кайрис ждет, пока меч отсмеется, и, услышав имя, тут же выныривает.
На нее тут же сплошным потоком обрушиваются звуки и ощущения, на какую-то долю мгновения оглушив. Кое-как придя в себя, она поднимает глаза на незнакомца, протягивая ножны обратно.
– Имя твоего меча – Розга, – говорит Кайрис, чуть запыхавшаяся, и утирает лоб.
Незнакомец забирает меч и обстоятельно вешает обратно. Что-то мелькает на его лице – будто рябь по воде – но стоит Кайрис попытаться присмотреться, как она находит там только злость и раздражение. Силой дернув за ножны, словно проверяя, насколько крепко они висят, незнакомец кривится и бросает, прежде чем уйти:
– Через два дня приходи на площадь после колокола.
696 год, Щедрик, 1
Кайрис до последнего уверяет себя, что никуда не пойдет. Сочиняет что-то там про гордость. Но стоит последнему гулкому удару отзвонить в воздухе, как подошвы ее сапог касаются мощеной камнем земли. Прекрасное чувство – опять ощущать подошву ступнями. Сапоги, правда, как корова пожевала, еще и в заплатах – но это лучшее, на что Кайрис может рассчитывать. Так что – не развалятся прямо сейчас – и ладно. От спешки дыхание сбивается, и Кайрис пытается его выровнять. Сама не знает, почему так спешит, только вертятся мысли в голове: обманул? Или нет? Придет? Не придет?