– Ну и пошёл ты, жалкий эгоист. Ты только себя и слушаешь! Оставайся!
Он сделал шаг к сияющим алтарным вратам.
– Ну вот и отбились наконец, – довольно пробасил архангел, и в чудо-церкви снова стало как было: не так светло и ярко.
Костик остановился у алтаря. Провал в неизвестность сиял. Он облизал пересохшие губы и последний обернулся. Данька гордо задрал подбородок, но глаза подозрительно блестели…
…он тяжело дышал и оглядывался по сторонам, пытаясь понять, откуда взялся мучитель, но так и не понял. В лагере пастухов заревела сирена и включились ослепительные прожектора. А следом завыли моторы невидимой техники.
– Что творится? – всё ещё оглядываясь, заверещал Костик.
В лесу, за их спинами, нарастал беспорядочный гул, словно катила неудержимая волна цунами, крушащая всё на своём пути. Тряслись деревья. Мелькали огни. А ветер доносил густой жаркий пар, вперемешку с человеческим потом.
– Бежим! – приказал Данька.
Из-за деревьев повалили люди. Огромный толстяк, размахивая невероятных размеров тесаком, гаркнул им в лицо:
– Каждому место в раю! – и пронёсся мимо, даже не снижая скорость.
Дикий вопль, как будто прибавил ему сил. Выскочив на поле, он рысью полетел между крестов, рубя всё на своём пути. Толпа не отставала и не редела. Из-за деревьев выскакивали всё новые люди. С каждой секундой их становилось всё больше и больше.
– Давай вернёмся! – Костик попытался переорать шум.
– Как? – отозвался Данька.
На опушке не осталось места, даже чтобы пошевелиться. Их тащило человеческое стадо, не давая вырваться. Оставалось только перебирать ногами и хоть как-то отталкиваться руками. То и дело, какой-нибудь дылда впечатывался в голову плечом или в бока въезжали чьи-то острые локти. Им наступали на ноги, толкали, пинали, пихали и всё сильнее закручивали в водоворот сумасшествия.
Костик отчаянно хватался за Даниила, чтобы не унесло бурлящим человеческим потоком, но безумцы напирали со всех сторон. Продолжая орать что-то про рай и честное место для каждого. Через валы мокрых от пота спин не было видно ни забора с колючей проволокой, ни даже недостроенных башен. Вокруг мелькали только бессчётные кресты с мучениками. Они угрюмо взирали с высоты и в тёмных глазах с расширенными зрачками читалось злорадство.
Всё окончательно смешалось: крики людей, лай собак, автоматные трели и рёв моторов.
– Ура! – заорал кто-то и его бешеный вопль подхватили тысячи глоток.
Но тут над чудо-церковью, разгоняя утренний мрак, запылало золотое сияние.
Паломники и пастухи замерли, как по команде. В сырой хрустящей тишине было слышно только тяжёлое дыхание.
Сквозь сияние протаяли цифры, и поле сотряс громоподобный глас:
– Осталась тысяча мест. Придётся доказать своё право стать избранным и гарантированно оказаться в раю. Смерть возвращается, пусть победят сильнейшие.
В предрассветной тьме остались только сверкающие: единица и три нуля.
Люди пытались переварить услышанное, но как всегда не поверили.
– Каждому место в раю! – завопил огромный толстяк, и тишина над полем засохла и рассыпалась.
Паломники подхватили клич и бросились в атаку, а пастухи ответили шквалом пуль. Но вместо безразличия бессмертных, поле огласили вопли боли и ужаса. Безумное стадо пошло волнами. Задние давили с ещё большим напором, а передние пытались развернуться. Строй окончательно распался, превратившись в буреломы из спутанных человеческих тел.
На стенах включились громкоговорители и заиграл похоронный марш. Ровный гул моторов возвысился до угрожающего рокота и визга колёс, но даже он утонул в оглушительных воплях людей. В десяти метрах от Даньки, не сбавляя скорости, сминая и подбрасывая людей, через толпу пронёсся комбайн. Для защиты кабины, спереди был приварен ковш от трактора. Но он не мешал жатке сбивать паломников и затаскивать внутрь, где оглушительно хрустели молотильные жернова. А во все стороны летели куски одежды и части тел…
… Свет как-то странно играл тенями. Где-то они становились гуще, где-то наоборот, но глаза Данька блестели не из-за этого. Костик замер.
– Ты спецально, – пробормотал он. – Вывел, чтобы… Зачем?
– Тебе там самое место.
– Почему ты всегда решаешь за меня?
Много лет назад они играли во дворе. Срывали и кидали на асфальт белые шарики снежноягодника. А потом прыгали и, хохоча, топтали.
Соседские мальчишки подошли незаметно. Костик их даже не заметил, продолжая скакать, а Данька сразу всё понял. Всегда был слишком взрослым.
– Ты чего мои топчешь? – взвизгнул он и толкнул друга.
Тот запнулся и полетел в грязную лужу. Вскочил, размазывая по одежде жирные пятна, и не сказав ни слова, обиженно глотая злые слёзы, побежал домой. Ругал по дороге подлость и предательство, обещал больше никогда с ним не водиться. Даже руки не подавать. Даже не смотреть. Вообще про него забыть и уехать в другой город. Навсегда!
А в это время Даньку остервенело лупили соседские мальчишки. С той непознаваемой жестокостью, на которую способны только дети, фанатики и садисты. Им досталась одна жертва вместо двух и они хотели отыграться.
– Я больше тебя никогда не брошу, – тихо сказал Костик.
Вернулся ко входу и сел рядом с другом.
Архангел передёрнул плечами, так что с крыльев слетел пух.
– Ну на… – пробормотал он и щёлкнул пальцами.
В конце зала заскрипели входные ворота…
…проехав по дуге, комбайн развернулся и на полном ходу понёсся обратно, оставляя за собой свободную от паломников колею.