13
***
Тахти первый раз видел на Сером костюм. Обычно он ходил в серых линялых джинсах, вытянутых футболках и своем вечном темно-сером закатанном свитере. И вдруг – пиджак, рубашка, брюки. Волосы он расчесал и собрал в низкий хвост, а с ногтей исчез обглоданный лак
Серый стоял у стены спиной к окну и собирал в папку бумаги, чужой, сам на себя не похожий. Тахти дотронулся до его плеча, и Серый вздрогнул.
* Привет, – сказал Тахти.
* Привет, – Серый ответил смазанным жестом.
Он казался вымотанным, под глазами лежали тени.
* Все в порядке?
* Да, – он кивнул, но уверенности в словах не было. – Да, все хорошо.
На столе среди бумаг лежала картонная коробка с надписью иероглифами. На крышке был стилизованный наутилус, словно нарисованный синей тушью, а рядом с ним – крохотные кружочки.
* Давно пришел? – спросил Серый.
* Давно. Пытался узнать у Хенны, где ты, но она сказала, что не знает.
Серый улыбнулся.
* Я просил не говорить.
* Где ты был?
Серый покачал головой.
* Все нормально. Правда.
Он поднес правую руку к уху и снял слуховой аппарат. Тахти впервые видел, чтобы Серый был в слуховом аппарате. Он, конечно, знал, что у Серого они есть, но чаще всего они валялись в коробке от шоколада, на шкафу на кухне.
* Ты слышишь? – спросил Тахти голосом и жестами.
Серый открыл коробку с наутилусом на крышке. Внутри лежали кружочком запасные батарейки. В поролоне осталась прорезь для аппарата. Серый засунул в нее аппарат, закрыл крышку и затолкал коробку в карман пиджака. Только теперь он покачал головой.
* Нет.
На Тахти он не смотрел.
Вдруг вспомнился тот день в госпитале.
Силуэты людей качаются, проплывая мимо – один в белом, другой в темном, размеренно удаляются, уходят прочь, и исчезают за дверью в конце коридора. Я прислушиваюсь, но они идут молча, отчего на мгновение кажется, что мир лишился не только цвета, но и звука. Белое и серое, других цветов здесь нет. Монохромное, гнетущее безразличие, вытравленное до стерильности.
Вот когда он видел Серого. Давным-давно, когда его только привезли в шхеры и Фольквэр притащил его в госпиталь. Казалось, это было в другой жизни.
Тахти втянул воздух, медленно выдохнул.
* Ты был у врача, да?
* Давай пройдемся? – предложил Серый. – Давай сходим к морю.
Небо висело тяжелое, темно-серое. Ветер трепал волосы и норовил забраться под парку. Была весна, но казалось, что зима не спешила заканчиваться. Так далеко на севере она хозяйка, она никогда не спешит. Тахти застегнулся по самый подбородок и накинул на голову капюшон. Он так и ходил в парке, которую дала ему Нана, сто лет назад. Серый шел рядом, куртка нараспашку, летние кеды на ногах.
*Я слышал раньше, – сказал он.
Он говорил жестами, но на ветру казалось, что даже их уносит вдаль. Как слова.
* Слышал плохо, но в аппаратах мог разговаривать.
* Что случилось? – спросил Тахти.
* Я упал в воду. Сильно простудился. Теперь не слышу.
* ничего?
* ничего.
Тахти вспомнил, как носился вокруг него Серый, когда он схватил отит. Как нервничал. Как ходил бледный и беспокойный. Напоминал закапать в уши. Принять лекарство. Пить что-то теплое. Приносил чай с лимоном, воду, капли. Следил, чтобы Тахти ходил на улицу в шапке. Чтобы одевался тепло. Тогда Тахти показалось, что это даже чересчур. Теперь все начало вставать на свои места.
Впереди чернело море. Ранней весной море казалось бездонным, черным как чернила, и опасным, даже опаснее, чем зимой. Зимой подо льдом удили рыбу, а сейчас море просыпалось, нервное, как медведь-шатун, беспокойное, страшное.
* Меня скинули в воду. С лодки.
* Кто?
* Они не знали, что я не умею плавать, – Серый покачал головой. – Хотели пошутить.
* Не смешная шутка.
* Я чуть не утонул тогда. Меня вытащил смотритель лодочной станции.
Они поднялись на мостки, пошли вдоль пустого сейчас пирса, где летом покачивались яхты, а сейчас только чернели покрышки и колыхалась беспокойная вода.
* С тех пор я боюсь воды.
Серый смотрел на воду, и в его глазах отражалась черная бездна.
* Мне предлагают операцию, – сказал он.
* Какую?
* Имплант. Говорят, что, возможно, с ним я смогу слышать,– он помолчал. – Но это не точно. И … мне страшно.
Серый полез в карман и выудил телефон. Телефон вибрировал в его ладони. Модель была старая, кнопочная. На нижнем углу был скол, экран растрескался. Серый сбросил вызов и потыкал в кнопки.
* Это Сати. Он звонит, когда я долго не отвечаю на сообщения. Спрашивает, где мы.
* Он знает?
* Про операцию? Знает, конечно.
* Он говорит что-нибудь? Он все-таки твой брат.
Серый откинул с лица волосы, и ветер снова кинул их на лицо. Взгляд его стал непроницаемым, и сам Серый казался далеким, как вчерашний день.
* Говорит, что стоит попробовать. Что я всегда хотел слышать. Что все еще возможно. Но что ему самому все равно, на каком языке со мной разговаривать.
Тахти мерз на ветру, но не чувствовал холода. Серый сейчас казался невыносимо одиноким, отрезанным от всего мира, за гранью, через которую к нему невозможно было дотянуться. Казалось – протяни руку, и она пройдет сквозь туман, словно сквозь морок. Что-то подобное Тахти уже чувствовал, давным-давно, в их первые встречи. Тогда он еще не знал ничего.
Но тогда его пальцы коснулись его, он ощутил колкую, кусачую шерсть его свитера.
А сейчас?
* Давай вернемся, – сказал Серый. – Все-таки мне не по себе здесь. И… Они ждут нас. Там Киану принес к чаю кленовые пеканы.
Он улыбнулся. Тахти кивнул и пошел в сторону берега, вслед за ним. Хрупкий силуэт Серого качался на ветру, словно оторвавшийся парус.
***
На столе стоял огромный заварочный чайник, блюдо с выпечкой и пиала с карамельками. Карамельки были местные, выпечку, конечно, принес Киану. Лола, должно быть, прислала ему гостинцы, заботливая и недосягаемая. Знали ли родители Киану, что она до сих пор нежит и балует его? Злились ли? Странные у него были родители. Но Тахти вспоминал отстраненную вежливость и безразличие отца, и это, конечно, было не то же, что выгнать сына из дома, но и не забота. У Киану была Лола, все же хоть один человек бескорыстно любил его.
У него были браться. По-прежнему трое, отчего становилось легче на душе.
«Меня скинули в воду», – сказал Серый.
Четвертый брат.
Тахти вспомнились натянутые отношения между Серым и Рильке, постоянная агрессия между Рильке и Сати, полное нежелание Рильке говорить об этом. А ведь Рильке был четвертым братом. Несущей костью скелета.
Не может же быть, чтобы?..
– Ну наконец-то, – сказал Фине. – Мы уж думали, в чае ледышки начнут плавать, пока вас отыщем.
– Привет, – сказал Тахти. – Мы просто вышли немного проветриться.
За столом сидели Киану и Фине, Сати не было, но его сумка стояла на подоконнике. Серый прошмыгнул в кухню и вернулся в фартуке.
* Простите, – сказал он Хенне на языке жестов.
Она махнула на него рукой, иди, мол. У стойки стояли две девушки, Хенна готовила кофе.
* Помочь? – спросил Серый.
– Иди уже, – сказала она и снова махнула ему рукой.
Серый не сел за стол. В зале были люди, за столом сидел Фине, обещали прийти Твайла и Тори, и все это было против правил. Он никогда не садился за стол, когда там были слышащие. Потому что не слышал. Потому что не хотел причинять хлопот.
* Садись, – сказал Киану. – Мы тебя ждем.
* Я не хочу мешать, – сказал Серый.
– О чем речь? – спросил Фине.
Он переводил взгляд с Киану на Серого и обратно.
* Мешать – чем? – спросил Киану.
– Народ?
* Я не слышу. Я буду только мешать.
– Серый, так ведь? – Фине позвал Серого, и когда тот не отреагировал, потянул его за рукав. Серый вздрогнул. – Садись к нам.
Серый стоял молча, неподвижный, словно статуя. Но Тахти видел, что только Фине отпустит его рукав, как Серый метнется в кухню и будет прятаться там весь вечер. Фине не отпускал руку. Вместо этого он потянул Серого за рукав в сторону свободного стула. Серый покачал головой.
* Я не могу, – сказал он, – я не должен. Я… я на работе.
Ну да, подумал Тахти. Будто в этом все дело.
– Я не понимаю, но и черт с ним, – сказал Фине и встал.
Серый дернулся, отступил, налетел на стул за его спиной. Он весь напрягся, словно ожидал удара, готовился к драке.
Но драки никакой не было. Фине притащил его к столу и смотрел, как Серый осторожно отодвигает стул, как садится на него нерешительно, будто ждет, что отвалятся ножки.
* Спасибо, – сказал Серый Фине и добавил жест, который понимали обычно слышащие – коснулся рукой груди и слегка наклонил голову.
Фине хлопнул его по плечу и сел на свое место. Киану наблюдал за ними одними глазами, как всегда внимательный и тактичный. Он никогда не вмешивался без крайней надобности, но всегда был тут, рядом. Как в нем умещалось столько доброты и тоски одновременно? Тахти не знал.
– Давненько я тут не был, – сказал Фине. – А зря. Хорошо здесь.
– Ты приходи почаще, – сказал Киану. – Мы часто здесь собираемся.
– Так вы зовите, – сказал Фине. – Мне ж одному не интересно. А так я не знаю, здесь вы или нет.
– У тебя старый номер? – спросил Киану. – Я могу тебе звонить.
Тахти видел, что Серый смотрит на говорящих – то на Киану, то на Фине, а сам теребит пальцами катышки на свитере.
* Фине говорит, что хочет чаще приходить, – сказал ему Тахти на языке жестов. – Они обмениваются телефонами.
Серый кивнул и снова вывел жестом:
* Спасибо.
* Прости, – сказал ему Киану, – я не использовал жесты. Спасибо, Тахти.
– Вот мой номер, – Фине протянул ему свой телефон.
– Давай, я запишу, – сказал Киану.
Киану говорил, а сам между делом налил чай в чашки, подвинул к каждому чашку на блюдце, с ложечкой.
Серый покачал ладонью перед Киану, и когда тот на него посмотрел, указал на чашку и сказал:
* Спасибо.
* Бери плюшки. Очень вкусные.
* Спасибо.
– Откуда вы все знаете язык жестов? – спросил Фине.
– Долгая история, – сказал Киану и в голос, и на языке жестов. – Серый, можно я расскажу?
Серый кивнул:
* Окей.
* Тахти, можешь перевести для Серого? Я не смогу так сложно.
* Конечно.
Серый покачал ладонью перед Киану, но Киану только улыбнулся и отмахнулся:
* Все нормально.
* Все нормально, – повторил его жест Тахти.
– Все хорошо? – спросил Фине.
– Да, все окей, – сказал Тахти. – Я переведу Серому слова Киану.
– Мы учились в одном интернате, – сказал Киану в голос. – Серый, Сати и я. Серый не слышал, и наш воспитатель, Оску, стал вести курсы языка жестов. Поначалу мы с Серым переписывались, но это не очень удобно. Сати еще до этого немного выучил язык жестов, а я учил на курсах у Оску. Ну и Серый сам помогал нам. Я не так хорошо говорю, как Сати. Но я и жил в интернате не так долго.
– Вы правда все братья?
– Правда, – кивнул Киану. – Не по крови, конечно. Но да, мы братья.
– Круто, – сказал Фине. – Всегда мечтал о братьях, – он посмотрел на Серого. – А ты вообще ничего не слышишь?
Серый поймал его взгляд и посмотрел на Киану, потом на Тахти. Тахти перевел:
* Фине спрашивает, можешь ли ты слышать.
* Нет, – Серый покачал головой, – не слышу.
Он коснулся уха рукой и покачал головой.
– Вообще ничего? – переспросил Фине.
Серый снова покачал головой.
– Подожди, но вот сейчас – ты же меня слышишь?
Серый улыбнулся – беззлобно, мягко. Эту улыбку Тахти любил больше всего. От нее на лице разбегались лучики-морщинки, и даже веснушки, казалось, улыбались.
* Я читаю по губам, – сказал Серый.
Он указал на Фине и на свои губы.
– Ты можешь читать по губам? – Фине вскинул брови. Он посмотрел на Киану и Тахти. – Я же правильно понял?
– Да, – кивнул Киану.
– Ничего себе, – сказал Фине. – Вот это круто!
Тахти так и не узнает, а Серый так никому и не скажет, что именно этот разговор повлияет на его решение.
– А где Сати? – спросил Тахти.
– Ушел курить и исчез, – сказал Киану. – Надо позвонить ему.
– Тахти, а ты тоже в интернате язык жестов учил? – спросил Фине.
– Нет, – сказал Тахти. – Я учил его в родном городе, ходил на курсы. У моего друга глухая сестра, мы с ним ради нее учились.
Тахти дублировал свои слова на язык жестов. Он и не заметил, как вспомнил его в общении с Серым. Как поначалу еле вспоминал слова, как путал жесты, как переспрашивал – и не заметил, как быстро, в странном фоновом режиме навык вернулся. Словно и не было той паузы, словно он говорил на нем всегда. Он стал забывать родной диалект, а язык жестов стал сильным, сильнее родного языка. Никто не заметил, как это произошло. Как он стал своим в чужом мире, как он стал братом тем, кому поначалу был чужаком.
Они пришли вчетвером – Сати, Твайла и Тори, и внезапно – Виктор. Сразу сделалось шумно и бардачно. Тахти стало еще уютнее сидеть бок о бок с друзьями, за одним столом, касаясь коленями и плечами, а Серый сделался бледным и молчал. Отношения Тахти с Тори были сложными, оно то днями напролет гуляли вместе, держались за руки, целовались до обветренных губ, то спорили, ссорились и разбегались на неделю, а то и две. Не могли ни друг без друга, ни друг с другом.
Тори поздоровалась с Серым на языке жестов – к огромному удивлению и Серого, и Фине.
* Привет, – сказал он. – Как твои дела?
* Окей! – сказала она.
* Я очень рад тебя видеть, – сказал Серый.
– Прости, – сказала она в голос. – Я не понимаю. Все забыла.
* Забыла, – повторила она жестом. – Жесты – забыла! Прости!
* Все хорошо, – сказал Серый и улыбнулся.
Многие начинали учить язык жестов ради него, единицы заканчивали начатое. Но даже начало много для него значило. Даже когда они забывали. Они забывали, а он помнил.
* Где вы были? – спросил Сати.
* Гуляли, – сказал Серый. – Ходили на лодочную станцию.
Лицо Сати сделалось в момент серьезным. Тахти не слушал, они с Тори смотрели друг на друга, гипнотизировали взглядом.
* В смысле, на лодочную станцию? – переспросил Сати. – К воде?
Серый натянул рукава до самых пальцев.
* Да, мы ходили к лодкам, – сказал Серый.
* Это твоя была идея? – спросил Сати Тахти.
* Чего? – Тахти усилием воли заставил себя оторвать взгляд от Тори.
* Пойти к воде. Ты предложил?
Тахти покачал головой. На ногтях Сати был обглоданный лак винтажного зеленого цвета. Такого же цвета были плафоны у настольных ламп в читальном зале Центральной Библиотеки. На левой руке тыльная сторона ладони была расчесана и разодрана до мяса, и порез едва покрылся свежей рубцовой тканью. Запястья на обеих руках были унизаны браслетами и фенечками.
* Это была моя идея, – сказал Серый. – Мне хотелось сходить к морю.
* Ты же… не любишь воду.
Сати в последний момент заменил «боишься» на «не любишь». Тахти решил, что это была попытка тактичности, попытка спрятать уязвимость Серого. Бешеная, агрессивная забота Сати умиляла и бросала в дрожь.
* Хватит уже, – сказал Серый. – Мне надоело бояться. Все это было сто лет назад.
– Мы все еще здесь, – сказал Виктор. – Кстати, булочки отпад.
– Бери еще, – сказал Киану.
Серый прятал руки в рукавах свитера, нервно теребил манжеты. Руки он старался держать под столом, подальше от зорких, хоть и не слишком верных глаз Сати.
– Юдзуру, а у тебя как дела? – спросила Твайла.
Серый посмотрел на нее внимательно.
– Мы давно не виделись, наверное, ни разу с тех пор, как ты пришел тогда весь мокрый, и я все хотела спросить, как ты, и все как-то не получалось заскочить!
– Это когда было? – спросил Сати.
– Ой, да неважно, – отмахнулась Твайла. – Просто как-то в дождь встретились, вот и все.
Серый все еще смотрел на нее, прищурившись. Он всматривался в ее лицо, но Твайла говорила так быстро, что он выхватывал только отдельные слова. Она подняла вверх указательный палец.
– Погоди, – сказала она, вытащила телефон и стала тыкать в кнопки.
Когда она протянула Серому телефон, на экране в пустом сообщении было набрано: «Как дела? Мы давно не виделись, я давно хотела тебя спросить! Напиши мне ответ, как тогда». Серый принялся набирать в сообщении ответ. Он долго искал буквы, набирал и стирал, и в итоге протянул ей телефон. Твайла прочитала: «Со ханафо. Пастипа зат0т лас».27
Твайла улыбнулась и сложила две ладони в «сердечко». Серый коснулся ладонью груди и снова спрятал руки под стол.
///
Как-то под утро Сати проснулся от гула голосов. В лазарете было еще темно, но небо за окном светлело. Около кровати Серого крутились люди, зажгли настольную лампу, звенели стеклом. Со спины Сати узнал Синраи и Сохви. Оба в белых халатах нараспашку, они крутились у кровати и вполголоса переговаривались. Это их голоса разбудили Сати. Еще он увидел Оску. Его темный силуэт сливался с ночными сумерками, словно он потихоньку становился призраком этого места, живой тенью дома, неопасным беспокойным мороком.
За спинами людей Серого видно не было, и Сати сел в постели. Никто его не замечал, никто не обернулся, когда скрипнули от движения пружины. Серому вводили что-то в вену, а на постели лежали трубочки и пакетики. Сати видел их уже не первый раз.
В ногах кровати стояли люди, которых Сати узнал не сразу. Агнета Виклунд, директор интерната, завуч, которую все звали Фиалкой, на самом деле она носила имя Виолетта. Они разговаривали тоже, между собой. Еще одну женщину, в черном, с коротким ежиком, Сати не знал, но уже видел ее. Она приезжала в тот день, когда к ним переехал Киану.
Серому поставили капельницу. Кухарка и Жизель, воспитатель четвертой группы, принесли термос и чашки. Женщина с ежиком что-то говорила Оску, он только кивал, и руки у него на груди были скрещены. Синраи остался сидеть на краю постели Серого, а директор отозвала Сохви чуть в сторону. Они говорили шепотом, Сати не смог разобрать слов. Виолетта стояла рядом и грела уши.
– Что с Серым? – спросил Сати.
Синраи вздрогнул, как будто Сати пощечиной разбудил его ото сна.
– Сати? Ты чего не спишь?
– С Серым все в порядке?
– Просто температура, – сказал Синраи. – Уже пониже, так что не волнуйся.
Сати встал и как был босой прошел к постели Серого. К его удивлению, Синраи встал и уступил ему место. Сати сел на край кровати. Серый увидел его и улыбнулся.
* Разбудили?
* Как ты? – спросил Сати.
* Нормально. Получше.
Он говорил двумя руками, и трубка капельницы провожала его жесты.
– Ты левой рукой-то особо не двигай, – сказал Синраи.
Слова упали в пустоту, потому что Серый его не слышал, а Сати не стал переводить. Сати поднял взгляд на Оску, но Оску не увидел. Он обернулся, обвел взглядом лазарет. Оску теперь стоял рядом с директором, они разговаривали.
– Посиди с Юдзуру, – сказал Синраи Сати и тоже пошел к остальным.
Сати обернулся. Говорила Сохви, директор что-то уточняла, потом что-то говорил Оску, потом – Синраи. Из полушепота Сати смог разобрать только жар, госпиталь, отит, слух и риск.
* Меня повезут в больницу? – спросил Серый.
* Я не слышу, о чем они говорят, – сказал Сати. – Надеюсь, нет.
К ним подошел Синраи, за ним следом – Оску и директор. За спиной директора возникло внимательное личико Виолетты.
* Меня повезут в больницу? – снова спросил Серый.
Оску перевел его слова. Синраи посмотрел на Сохви.
– Я считаю, что везти сейчас куда-то Юдзуру – только подвергать его еще большему риску.
– Вы сможете справиться теми средствами, которые есть здесь? – спросила Агнета.
– Лекарств здесь хватает, – сказала Сохви. – Ему нужнее время и покой, а это и здесь можно устроить. Везти его сейчас по морозу, да еще и на пароме по воде? Я бы не стала.
Синраи сунул в рот Серому градусник.
– Посмотрим, что там с температурой, – сказал он.
Серый смотрел на говорящих. Сати не переводил, и тоже только смотрел то на одного, то на другого.
– Молодой человек, а вы-то что здесь делаете? – спросила Сати Агнета. Она будто только теперь его заметила.
– Присматриваю за братом, – сказал Сати.
– Вы сюда как забрались-то? Вам разве не велено сейчас находиться в спальне?
– Нет, не велено, – сказал Сати. – Я должен быть здесь.
– Я не могу понять, – встряла Виолетта, – ты сейчас с кем разговариваешь?
– Я… – начал Сати.
– Перед тобой директор интерната, а ты разговариваешь как с подружкой.
– С подружкой, – хором с ней закончила Агнета.
– Простите, – сказал Сати, – я просто волнуюсь.
– Из какой группы этот молодой человек? – спросила директор.
– Из моей, – сказал Оску.
– И что он здесь делает?
– Я разрешил.
Сати посмотрел на Оску. Он не ожидал, что воспитатель будет его крыть.
– Товарищ директор, – зашептал ей на ухо Синраи, – мы уже пробовали отправить Сати в спальню. Проще оставить его здесь.
– Сати? – переспросила директор. – Сати….?
– Сати Сьёгрен, – уточнила для нее Виолетта. Память на имена и лица у нее была отменная.
– Это тот, который?…
– Сын наркоманов, да, – Виолетта закатила глаза. – Который прятался в шкафах и кусался.
– А, ну тогда понятно.
Они говорили шепотом, но стояли-то совсем близко, и Сати слышал каждое слово. Даже здесь история его жизни была известна каждому. Он не заметил, как в кровь разодрал себе щиколотку, пока слушал этот разговор.
Синраи забрал у Серого градусник.
– Ну уже лучше, – сказал он и протянул градусник Сохви.
– Уже другое дело, – сказала она.
– Ну что, госпитализируем или нет? – спросила директор.
* Как ты себя чувствуешь? – спросила Сохви.
* Хорошо, – сказал Серый. – Лучше. Можно, я останусь здесь? Я не хочу в госпиталь.
Сохви посмотрела на Сати, потому что только он мог перевести Серому суть беседы. Сати чувствовал на себе ее взгляд, но сделал вид, что он ни при чем.
– Не госпитализируем, – сказала Сохви.
Сати тронул Серого за руку и сказал:
* Тебе разрешили остаться.
* Ура, – сказал Серый. Он покачал ладонью, и когда Сохви на него посмотрела, сказал: – Спасибо большое.
Она только кивнула.
– Решили, – сказала директор. – Держите меня в курсе. Если что – вызовите по рации.
Сати не знал, что директора можно вызвать по рации. Он знал, конечно, что в рации работает несколько параллельных каналов. Одним пользовались воспитатели, другим – медики, третьим – кухня и подсобка. Оказывается, у директора тоже был канал. Сати не представлял, зачем ему это, но на всякий случай намотал на ус эту информацию.
Директор ушла, вместе с ней засеменила, цокая каблучками, Виолетта.
– Нет, ну вы слышали, как он разговаривает?.. – услышал Сати ее наигранно рассерженный голос.
Сати только сейчас поднес руку к свету и увидел, что ладонь вся в крови, и под пальцами чернеют полумесяцы.
– Идите спать, – сказал Синраи. – Я подежурю до утра.
– Уверен? – спросил Оску.
– Да, естественно, – сказал медбрат.
– Я заменю вас после завтрака, – сказала Сохви.
– Хорошо, – кивнул Синраи. – Спасибо.
* Отдыхай, – сказала Сохви Серому и улыбнулась.
* Спасибо, – отозвался Серый.
– Так, все, давайте, больному нужен отдых, – сказал Синраи. Он посмотрел на Сати, который все еще сидел, босой, на кровати Серого. – Сати, и ты тоже. Так, а это что?
Сати не успел спрятать окровавленную руку.
– Чего случилось? – спросил Оску.
– Все нормально, – буркнул Сати.
Синраи перехватил его руку, осмотрел.
– Откуда кровь?
Сати не ответил. Оску обогнул кровать и подошел к ним.
– Опять ты за старое? – спросил воспитатель. – Что на этот раз?
– Ничего, – сказал Сати. – Можно, пожалуйста, пластырь?
– Что он разодрал? – спросил Оску.
– Я не пойму, – сказал Синраи. – А, все, вижу. Ногу. Опять. Неси воду.
– Сейчас, – сказал Оску.
– Марш в смотровую, – сказал медбрат.
– Да не нужно ничего, – сказал Сати. – Само заживет.
Синраи взял его за чистую руку и потащил в сторону смотровой.
* Что случилось? – спросил Серый.
Никто ему не ответил. Сати попытался выкрутиться из рук медбрата, но Синраи держал крепко. Сати хотел укусить Синраи за руку, чтобы врач уже отпустил его, но сдержался. На ледяном кафеле пола оставались кровавые следы.
– Пустите, – Сати дернул руку.
– Да что здесь происходит? – Оску вернулся бегом.
Сати перестал вырываться, Синраи остановился. Серый сидел на краю кровати, свесив ноги. Он увидел, как Синраи силой куда-то тащил Сати, а когда сел в постели, увидел и кровь на полу.
– А ну ляг в постель, – прикрикнул на него воспитатель.
Серый только смотрел на них.
* Ляг, – повторил воспитатель на языке жестов. – Сейчас же.
Сати обернулся. Серый не спешил подчиняться. Он сидел с босыми ногами на полу и смотрел на Сати. Синраи все еще сжимал запястье Сати.
– Значит, так, – заговорил медбрат. – Ты сейчас идешь в смотровую и ложишься на стол. Или мне опять обколоть тебя транквилизаторами?
Сати выдернул руку из руки медбрата и поплелся в смотровую.
Синраи забинтовал ногу почти до колена, хотя Сати разодрал только щиколотку. Оску стоял и смотрел весь процесс. Сати ждал от него разговора, лекции, выговора, даже угроз на тему психушки. Однажды Оску уже обмолвился, что отправит Сати в психушку, если он не перестанет раздирать в кровь руки и ноги, прятаться в шкафах и кусаться. Он обещал вызвать психиатра, но так до сих пор и не вызвал. Почему, Сати не знал.
Пока Синраи делал перевязку, Оску молча стоял в дверях, прислонившись плечом к дверному проему. Сати лежал на смотровом столе. Хотелось сбежать от этого цепкого взгляда Оску, от его немого гнева. Окровавленные штаны Синраи с него стащил, и Сати остался в толстовке и трусах. На фоне более темной кожи бинт казался невыносимо ярким. На правой ноге темнели шрамы от предыдущих таких же эпизодов. Сколько раз он уже вот так лежал на столе в лазарете с бинтами то на щиколотках, то на ладонях? Сати побоялся вспоминать их все.
Оску молчал, и Сати боялся шевелиться. Не то, что говорить, он боялся даже громко дышать, только чтобы не разозлить воспитателя еще больше. Оску набрал воздуха, чтобы заговорить, а потом с шумом выдохнул, развернулся и ушел.
В коридоре послышались шаркающие шаги. В дверях показался округлый силуэт. Человек стремительно приближался, Сати видел светлое пятно на фоне ночного мрака.
– Что здесь случилось?
На крики прибежала запыхавшаяся кухарка. На ней был халат на молнии, в розочку, и смешной чепчик с рюшечками.
– Оску? Синраи? С вами все в порядке? Оску?
– Да, Мелисса, все хорошо, – черная тень воспитателя вынырнула из полумрака вслед за его голосом.
Он повел ее обратно к выходу, пока она не успела рассмотреть кровь на полу и бинты в смотровой.
– Я услышала крики, – сказала она. – Подумала, уж не драка ли здесь?
– Нам с медбратом незачем драться, – хохотнул воспитатель.
– Нет-нет, конечно, – она ответила смехом на смех, в служебных целях, и продолжила серьезным, заговорщическим шепотом. – Но я слышала голос студента, взрослого. Подумала: мало ли что! Здесь кого только нет. Один этот ваш в капюшоне чего стоит.
Она все пыталась обернуться, и Оску положил руку ей на плечо, мягким жестом направляя к двери.
– Спасибо, Мелисса. Вы очень заботливы.
– Да, это верно.
– Не волнуйтесь, все в порядке. Вы можете спокойно спать.
///
Синраи закончил перевязку, с щелчком стянул с рук окровавленные медицинские перчатки и швырнул их в мусорное ведро, поверх клочков окровавленной ваты. Все внутри него кипело. Сати осторожно сел, точь-в-точь как Серый несколькими днями ранее. Сел, свесив ноги, сгорбив спину и уронив голову. Он старался не встречаться с Синраи взглядом.
Медбрат включил воду и долго мыл руки. Горячей воды ночью не было, и шла ледяная.
Сати этого не знал, но бесило Синраи не отношение к Сати кухарки и администрации, а отношение Сати к самому себе и тщетность всех попыток ему помочь. Слова кухарки он слышал, как и слова директора, но Сати и без них находил повод разодрать себе что-нибудь в мясо. Синраи не хотелось держать его постоянно на транквилизаторах, а разговоры и убеждения не помогали. Он хотел ему как-то помочь, действительно помочь, и получалось, что в его силах было только накладывать повязки.
Он пошарил в шкафу и кинул на смотровой стол сверток ткани.
– Одевайся, – сказал медбрат.
Сати взял в руки сверток. Оказалось – спортивные штаны на кулиске сверху. Сати встал, чтобы одеться. Синраи принялся собирать аптечку.
///
Оску вел кухарку по темному коридору. По ногам тянуло холодом, ветер бил в окна, и дом гудел, выл, словно волк на луну.
– Они забираются ночами в кухню, вы знали? – говорила кухарка. В ее голосе раздражение перемешивалось с возмущением.
– В кухню? – переспросил воспитатель.
– В кухню, да! Воруют еду, но это еще ладно, это еще куда ни шло. Хотя я не понимаю, они что, голодные? Но это ладно. Они же еще таскают столовый херес! Вы знали?
Оску знал, конечно. Он знал и про херес в кухне, и про спирт в лазарете, и про то, что они курили в спальнях. Он знал, что ночами они спускаются по оконным решеткам и убегают в город. Почти каждую ночь он сидел за столом и заполнял журналы, а по его окну, тихо, как бесплотные тени то одни, то другие воспитанники спускались вниз. Их стоило отругать, но Оску понимал, что так ничего не добьется. Из друга он так превратится во врага, а они все равно как убегали, так и будут убегать. Не через это окно, так через другое. Поэтому он просто убедился, что решетки на окнах держатся крепко.
– Вы знали? – переспросила кухарка.
– Спасибо, что сказали, Мелисса. Увижу – уши надеру.
– Уж пожалуйста. Это ж ни в какие рамки!
– А зачем вообще вы держите на кухне вино?
– Так оно для консервации нужно! – голос кухарки отразился эхом в пустом коридоре. – Вы же знаете, как у нас зимой – ни овощей, ни фруктов. Что же я детей, пустым рисом кормить буду? Мне ж хочется, чтоб и вкусно было, и полезно.
Оску проводил ее до каморки, в которой устроили ее спальню. Дверь она оставила приоткрытой, и на полу в коридоре лежала полоса теплого желтого света. Внутри горел ночник. В щелку виднелась узкая кровать, застеленная постельным бельем в мелкий деревенский цветочек. На старенькой прикроватной тумбочке лежала ажурная салфетка, поверх которой стоял и освещал комнату старенький ночничок с покосившимся стареньким абажуром с бахромой.
– Спасибо вам, Мелисса, – сказал Оску. – Спасибо, что побеспокоились. Отдыхайте.
– Спокойной ночи, господин воспитатель, – сказала она и скрылась за дверью.
Скрипнули просевшие петли, щелкнул язычок запираемого замка. В коридоре сделалось темно и тихо и отчего-то сразу холодно. Тонкая полоска желтого света под дверью не спешила гаснуть.
Оску с шумом втянул воздух, вытащил из пачки сигарету, отошел от двери кухарки и закурил прямо в коридоре.
Весь день Сати сидел около кровати Серого, потом всю ночь лежал на соседней кровати без сна. Серый спал, обколотый вакцинами. Сати слышал, как учащенно он дышит. Левая нога пульсировала болью. Бинт мешал двигать стопой. Он все ждал, что либо Синраи, либо Оску придут его отчитать, но время шло, и ночь оставалась тихой.
Он провалился в зыбкую дрему только под утро, когда ночная темнота сменилась невнятным светом, где-то между сном и явью, между ночью и утром. Когда он проснулся, у кровати Серого снова крутились медики. Сати подошел к его постели, и ни Сохви, ни Синраи не прогнали его.