В морозном небе падал белый снег…
В морозном небе падал белый снег,
Укрыл своими лапами навек
Лицо Земли. Холодная вода
Волнуется и топит города.
Спит Ледовитый грустный океан
Под толщей льда, как сломленный титан.
И, как «Титаник», снежная скала
К портам во льдах неспешно уплыла.
Медведица махровый небосклон
Исправно сторожит, и плачет он
Слезами из литого хрусталя,
Осев снежинками на носе корабля.
Из звёзд растёт небесный виноград,
И в этот миг мы видим звездопад –
Его хвосты растают в небесах
И вдруг зажгут доверие в сердцах.
Мне кажется, что каждый новый день
Заносит пеленой, как будто тень,
И тают в сердце колкие слова,
Как тает снег и снежная Москва.
Сугробов крепости на улицах стоят.
За их стенами не медведи спят,
А айсберги, холодные слоны,
Чьи хоботы касаются луны.
Кого жалеешь, мёртвая зима?
Обрывки догоревшего письма
Согреют дом и каменный очаг,
Ведь ты нажала действенный рычаг.
Я глубоко больна – мой разум не живёт,
В сосуде сердца паутину рвёт,
Лишь жар и бред теперь мои друзья,
И в их компании молитву слышу я.
Моя болезнь сковала тонким льдом
Стоящий вдалеке холодный дом.
Он предоставлен стонущим лесам,
На растерзание бушующим волкам.
Мне кажется, я слышу волчий вой,
Или метель зовёт меня с собой,
Или табун замёрзших лошадей
Бежит туда, где вдвое холодней.
Мне сказку шепчет вьюга до утра,
Пока не схлынет тёмная пора.
Вдруг хмурый ветер кротко замолчит,
Но вновь в трубе камина засвистит.
На крышах отзеркаливает наст.
Полярный полюс нехотя отдаст
Другой зиме пушистые снега,
Похоронив заклятого врага.
В морозном небе падал белый снег…
Декабрьские ночи
Закрыла навсегда распахнутые очи –
Мне снится полуголая метель.
Настали вновь декабрьские ночи
Спустя какое-то количество недель.
Я снова жду, когда под облаками
Взорвётся снопом искр синий лёд;
Мне снится ночь с пушистыми снегами,
Я чувствую зимы морозный гнёт.
Мне снятся вновь колючие сугробы,
Во рту заледеневшая зима.
Жестокий ветер треплет полы робы
В холодной невесомости ума.
Декабрьская ночь мерцающей гирляндой
Окутала замёрзшие леса.
Снежинки на меня сиреневой лавандой
Ложатся, прогоняя голоса.
На небе, далеко, где горы засыпают,
Мне светит Вифлеемская звезда.
За горизонт кометы пропадают,
Суровой вьюги избежав суда.
Мне снится сон по-своему волшебный:
Наступит на земле декабрьская ночь,
И расцветёт цветок особенно заветный,
Который сможет каждому помочь.
Белая лодка
Белая лодка под ивой качается,
Манит меня в эту водную гладь,
В которой волна у утёса ласкается,
Будто забытое просит отдать.
Я в эти объятия с лёгкой улыбкой,
Как на перины, упала в ответ.
Прогнувшись под мной золотой паутинкой,
Вода понесла меня в ранний рассвет.
И, словно в гипнозе, мне видится образ,
Воздушный и лёгкий, как ткань облаков.
Моя колыбель – расцветающий лотос,
Обитель волшебных, магических снов.
Прозрачные стопы несут меня в гавань,
О берег стучит лодка белым бортом.
В холодную воду опуская ладони,
Встречаюсь внезапно с мерцающим дном.
Меня не пугает песок шелковистый,
Под толщей воды погребённый во тьме,
Но берег встречает грядой каменистой,
И речка толкает к холодной скале.
А белая лодка лукавой усмешкой
У кромки качается, словно зовёт
Обратно в пучину, где сломленной пешкой
Я глупо надеюсь, что вновь повезёт.
Скрипят неумело тяжёлые вёсла.
По полупрозрачной хрустальной воде
Я вдаль убегаю, и мутные стёкла
Следят, разбиваясь за мной в темноте.
Туман, словно порванный, брошенный парус,
Скрывает в себе силуэт стрекозы,
И небо, окрасившись в яростный лакмус,
Закрылось листвой виноградной лозы.
А белая лодочка, ловкий кораблик,
Везёт меня дальше в речную страну.
Сияет на дне одинокий кристаллик
И ждёт, что я руку сейчас протяну.
Не терпится в эту манящую бездну
Нырнуть безрассудно, как в сон, с головой,
Однако напомнил об опыте лестно
Недавно потерянный нежный покой.
Кроткие лилии жёлтыми чашами,
Как ночники в запоздалой ночи,
Путь белой лодке зелёными лапами
Снова покажут, ты только молчи.
Плотный туман преукрашенным облачком
Реку укутал, её берега,
И потерялась белёсая лодочка
Там, где когда-то пестрели луга.
Паук и бабочка
В отголосках сознания можжевеловый хмель,
Мне твой образ повсюду мерещится.
В опустевшем саду жужжит розовый шмель,
И осока у пруда колеблется.
Как во сне, наяву я услышал твой крик,
Утонувший в безоблачном вечере,
Но уже чёрный ворон тускнеющий блик
На дороге оставил. Их четверо.
Ты боишься меня. Что ж, тебя не виню.
Я прикрыл из развратную лавочку,
Но пускать среди ночи на Блэк-авеню
Я, паук, не планирую бабочку.
Среди хвойных стволов корабельных опор,
Мачт, растущих из моря,
Одиноко плету с незапамятных пор
Паутину застывшего горя.
Много раз по ночам блудный сын-мотылёк
В сети падал ко мне, утомлённый,
Ведь цветущий во мгле озорной огонёк
Его крылья обжёг. Прокажённый,
Я по пляжу бреду, и потухший маяк
Встретит тьмой голодающей пропасти,
Но упёртая дева, словно бык или як,
Крутит старые ржавые лопасти.
В поле тихо, как тихо бывает у звёзд,
Лишь скрипит опустевшая мельница.
У забытых с непрожитой осени гнёзд
Грустит лёгкая бабочка-девица.
Подожди лишь чуть-чуть. Скоро солнце взойдёт,
День согреет разрушенный город.
И как только иллюзия снова пройдёт,
К нам вернётся зимующий голод.
Взгляд печальный в окно, словно жидким стеклом,
Отливает в претупленном свете,
И порхает над бездной, усеянной сном,
Мотылек, живший в солнечном лете.
Улиц праздничный смех встретит новый закат
Перед ночью с её огоньками.
Но по тёмным дворам я бреду наугад,
Тишину оглушая шагами.
Поздний час опустился на крыши домов,
Под которыми греется ласточка.
Как сгубила потоком бессмысленных слов
Паука полумёртвая бабочка?
У калитки скулит дому преданный пёс.
Не грусти, здесь не ценится верность.
Что на волнах своих океан мне принёс?
Крылья бабочек, канувших в вечность.
Золотая осень
Парит под небом золотая осень,
Одетая в багровые леса.
Пять раз на день, а иногда и восемь
Я слышу в поднебесье голоса.
Богатый сон, рассыпанный в долине,
Пьянит и манит, сладкое вино.
Забылась ночь, как будто бы в помине
Никто не знал когда-то про неё.
Плач тихих грёз, оставленный с годами,
Так ненавязчиво напомнил о себе.
Хрустит листва под вязкими ногами,
Залившись в неуслышанной мольбе.
Проходит день, за ним проходит вечер.
Кровавой речкой тянется закат,
И этот странный, жаркий прелый ветер
Напоминает каменный гранат.
Горит костёр. Изнеженные листья
Сжигаю я в сентябрьском огне,
И в иле перепачканные устья
Меня встречают с радостью во тьме.
Кто ты, скажи, красавица-девица?
В бордовом платье с золотым венком
Ты, словно желтогрудая синица,
Мне песнь поёшь о чудище лесном.
Прошу, не надо. Зимние морозы
Скуют тебя до радостной весны,
Чьи цепи – не завянувшие лозы
В пределах чьей-то гаснущей луны.
Волшебный сон – не лето, и не стужа.
Что говорит уставшая слуга?
Что листопад в ночи покинул службу,
Устлав ковром зелёные луга.
Ты слышишь звук? То северные птицы
Летят с югов в объятия зимы,
А журавли вперёд, к неустающим лицам
На юг спешат, как делали и мы.
Но эта осень, залитая краской,
Из сердца вон уйдёт с её дождём.
Ты дорога, но за дешёвой лаской
Мы в гости снег и стужу позовём.
Послушай, как во мне скрипит зима…
Послушай, как во мне скрипит зима,
Как пахнет ночь, усыпанная снегом,
Как зажигаются на улицах дома,
Чьи крыши – нарисованные мелом.
Под лезвием конька поёт хрустальный лёд.
Свет фонарей под тонким ароматом
Моей зимы укутывает год,
Ступающий неравнодушным шагом.
И шелест звёзд над крышей поутих,
И на столе оставленные спицы
Вновь оживут под петушиный крик.
Январские озябшие синицы
В окно стучат, отбросы нищеты.
Простите мне за мой литературный,
Но я привык за лучшие труды
Просить награду. Мой платок нагрудный
В тепле камина светится зимой
И греет вьюгой начатое горло.
Огонь за этой каменной стеной
Колдует, вырисовываясь блёкло.
Послушай, как во мне скрипучий снег
Прогнулся под тяжёлым вздохом,
Как одинокий странный человек,
Укутанный зимой, с холодным домом
Наедине остался. В нём камин горит;
Горит, не греет. Заспанные звёзды
Сияют в вышине, и там же где-то спит
Метель под неразборчивые ноты.
Чёрное море
Я вижу вдали среди слоя тумана
Штиль грозных и неизведанных вод,
И будто за тонкой мембраной обмана
Я вижу в глубинах затерянный грот.
И жемчуг на дне где-то тускло мерцает,
Покрытый белеющей пеной морской.
Волнуется море, пески поднимает
И синие волны бьёт в борт за кормой.
Великое наше суровое море,
На волнах своих укачай моряка.
В могучем и необъятном просторе,
Тебя я прошу, пощади старика.
Но пенится море, и рушатся скалы
Под сильным ударом разгневанных волн,
И парус сквозь накипевшие валы
Покинул разбитый у берега чёлн.
За что ты так с нами? Борейские ветры,
Его ненаглядные, верные псы,
Бегут, подгоняют суровую веру
В бескрайность солёной морской полосы.
В пучине голодные дикие штормы
Крушили неуловимый фрегат,
И стёрлись границы, разрушились формы;
Мерещится жемчуг, как белый агат.
Родимые скалы! Увижу ли снова
Я вас повелением коварной судьбы?
Скажу ли для вас я заветное слово,
Забытое в храме безликой мольбы?
В тиши предрассветной, в неясном тумане
Стою я одна на мысу корабля.
Крикливые чайки в особенной тайне
Воюют за место у древка руля.
Осенний бред
Я перечитываю начатый дневник,
Лежу на подоконнике холодном.
Закрой окно, безбашенный шутник -
Мне ветер вторит голосом голодным.
Горячий чай как виски, как мартини:
Он обжигает волглое нутро.
Несвязный бред сквозь дымку палантина
Я окунул в железное ведро.
Сознание как будто в паутине…
Ни слова я не понял из того,
Что на висевшей в комнате картине
Мне рассказал художник про неё.
Всё это бред… Да, бред, никак иначе.
Мне солнце постучит в закрытое окно,
И я увижу, как в густом тумане
Вокруг оси поёт веретено.
И веки тяжелы, закованные снами,
И руки сами тянутся к вину,
Но лишь притронусь я к нему губами,
Меня вернут в родимую страну.
Мой воспалённый мозг кровавые узоры
На черепной коробке рисовал.
Осенним бредом мучимые своры…
Я приговор смертельный подписал
Себе, метаясь в убранной постели,
Когда на улице хлестал холодный дождь.
Я видел, как сквозь дикие метели
По снегу плёлся надломлённый вождь.
Осенний бред я вылил на бумагу,
И чай из трав безвременно остыл.
Прощай, дневник. Я глупую отвагу
Похороню в свой неуёмный пыл.
В глуши лесов, за стенами дубрав…
В глуши лесов, за стенами дубрав,
За вязкими просторами болота
Живёт во мгле неукротимый нрав
Великого сурового народа.
О них никто не слышал с давних пор –
Тогда ещё на княжеском престоле
Царил заветный мирный договор,
Чей поклонялись самой светлой воле.
То было время тихое для нас.
Бутоны карамельного рассвета
Цвели в саду, как будто бы в аванс,
И отцветали в середине лета.
Строптивый конь под тягостной бронёй
Копытом бил в железные остроги,
И оживали с утренней зарёй
Забытые пустынные дороги.
О нас ходила славная молва
И долгие века не утихала.
На языке медовая халва
Наш разум постепенно отравляла.
Забыл народ горячей битвы пыл,
Как меч и щит держать в руках уставших,
Как лук и стрелы вражеский посыл
Старались отводить от пострадавших.
Шептались тихо тёмные леса,
В степях текли синеющие реки,
Во фьордах разносились голоса
Ветров, закрывших сморщенные веки.
Могучих гор пугающий простор
Мертвецкий холод сеял над полями.
Прервался оживлённый разговор,
Погасший между вечными боями.
И снова скалы, скованные льдом,
Разносят неуслышанное эхо
Над побеждённым раненым врагом
Холодным и стервятническим смехом.
В лугах стада овечьи спали…
В лугах стада овечьи спали,
И птицы в роще перестали
Петь тихий свой молитвослов,
Переступив за грани снов,
Лишь светлячки в пшеничном поле
Сияют, как бы поневоле.
Пленяет сном дремучий лес
Сквозь ткань пугающих завес.
Куда спешишь ты, светлячок?
На тот далёкий огонёк,
Что мне маячит на окне;
К медовой платине-луне,
К парящим в небе светлячкам,
Что звёздами зовутся нам.
Их быстротечный хоровод
В плену забылся мутных вод.
И тонет в тьме ночного мира
Незатихающая лира
Природы, грустного певца,
Что ловит ноты на живца.
Вновь насекомых свет неясный,
Такой по-своему опасный,
Едва ли теплится в тиши
Непроходимой тьмы глуши.
И стонут струны под аккорды
Изрезанной ножами хорды,
И слабый вскрик, и слабый стон,
И тишины давящий звон.
Лишь светлячок, маяк надежды,
Сквозь путы порванной одежды
На грудь взобрался. Слышишь ты
Стук сердца в лапах темноты?
Ну здравствуй, друг…
Ну здравствуй, друг… Не виделись давно.
Ты мне не рад? Прости, сейчас оставлю.
Я так надеялась, тебе не всё равно,
Но на могиле памятник поставлен.
Там спит сирень, и дремлет соловей,
Качаются в саду деревьев ветви,
Журчит вдали несохнущий ручей,
И плачут где-то каменные девы.
Ты спишь, мой друг. Тогда будить не стану.
Покой сейчас – святая благодать,
Но даже после гроба не отстану,
И долг свой не забудь потом отдать.
Ты вновь молчишь. Прости меня за этот
Бессмысленный неловкий разговор,
Прости за этот глупый детский лепет,
Прости меня за наш с тобой раздор.
А у меня как жизнь? Да ничего, нормально.
Недавно, вот, увидела тебя,
Жаль, что во сне, но этого хватает,
Чтобы за грех начать бранить себя.
Шумит река с крутыми берегами,
За ними к небу тянутся луга
С кристально-чистыми слезами-васильками,
Где свежескошенные ленятся стога.
За горизонтом стелется цепочка
Туманных гор, увязнувших в ночи,
Трепещет еле видной оболочкой
И пламя незатушенной свечи.
Там спит сирень, и спят в ночи закаты,
Там тишина неслышимо поёт
Под грома отдалённые раскаты,
Что словно в бубен жизни ритм бьёт.
Планета снегов
Есть в космосе мрачном планета снегов.
Звездой одинокой на небе,
Затерянной в мире нетающих льдов,
Мы видим её, и молебен
Звучит в вышине под сияние звёзд,
Под тихую трель свиристелей.
Вращается где-то за тысячу вёрст
Планета снегов и метелей.
Там горы и склоны усеяны сном,
Лишь северный ветер не дремлет,
И стынет в степи дотлевающий дом,
В котором камин меня греет.
Чудесная сказка царит круглый год.
Полярные долгие ночи,
Покровом своим остудив зимний гнёт,
Закрыли черничные очи.
И дремлет страна под пуховым платком
Снежинок, не тающих в пальцах,
Как будто навеки в режиме одном
Застыла, забытой на пяльцах.
Внутри
Скажи мне, что ты видишь там,
Где к полуночным городам
Сквозь время мчатся поезда,
Чтоб в них остаться навсегда?
Скажи мне, слышишь? Тихий стон
Звучит в закрытый домофон,
И по ту сторону стены
Бродяга дремлет. В свет луны
Дождём не пойманная птица,
Моя вечерняя певица,
Летит и бьётся, словно зверь
В ключом не запертую дверь.
Скажи мне, чувствуешь? Внутри
Мне очень холодно. Не ври –
Каминный яростный огонь
Заменит тёплую ладонь.
И старый плед, и подоконник,
И кресла мягкий подлокотник –
Всё это в самый зимний день
Заменит тихой грусти тень.
Скажи мне, что ты видишь? Сон,
В котором сломанный загон,
Крик петуха в пшеничном поле,
И дикий ветер на свободе.
Скажи мне, слышишь? Тихий стук
Под колокольный вязкий звук,
И скрип колёс в пустой долине,
Что тонет в губящей трясине.
Скажи мне, что ты видишь там,
Где по разрушенным мостам
Плетутся после передряги
В бреду сломлённые бродяги?..
Что между нами?
Что между нами? Города
Под утренним туманом,
Что исчезает навсегда
Мерцающим обманом.
Что между нами? Целый день,
Прошедший незаметно,
И уходящий, словно тень,
Влюблённый безответно.
Что между нами? Тёмный лес,
Поля, луга и реки,
И столь пленительный навес
Столь приторной опеки.
Что между нами? Тонкий лёд –
Он хруснет, только тронешь.
И снова днями напролёт
Ты в светлой неге тонешь.
Что между нами? Небеса
С бескрайними шатрами,
И новой веры полоса
Под белыми стогами.
Что между нами? Океан
С прибрежными волнами,
Как будто дремлющий титан
Вздымается валами.
Что между нами? Дивный сон
С пленительной долиной,
Где между нами только склон
С нетающей лавиной.
Король
В тумане замок одинокий
Эскизом проклятых чернил
На фоне ночи многоокой,
Где свет сапфировых светил
Далёкий блик на старых крышах
Оставил с лёгкостью пера,
Где правит тьма в холодных нишах
(Et cetera, et cetera),
Там замок тёмный, нелюдимый
В лёд расставаний заключён
И, мной особо нелюбимый,
На муку горя обречён.
Где ты, времён былая слава?
Поэтов грешных сладкий мёд,
Когда насмешливая лава
Мой растопила чёрствый лёд?
Где прежний блеск и прежний гомон
Довольных жизнью светлых лиц,
Неотразимой лести ропот
И бальных танцев частый блиц?
Я счастлив был, король Карпатский,
Король приниженных людей
В огне империи Османской.
Когда тяжёлых, страшных дней
В ночи седая вереница
Свой прервала победный путь,
И вороная кобылица
Ловила в гневе битвы ртуть,
Тогда, охваченный лучами,
Мой замок царский пел и жил,
Лишь между узкими домами
Холодный ветер дико выл.
Теперь всё пусто; в мёртвом поле
Не пролетит степной орёл.
Полузастрявшем комом в горле
Не отзовётся ореол
Души беспечной, уходящей
В багровый, ядерный закат,
И в небесах легко парящий
Не задохнётся чёрный скат.
Я ждал века, я ждал столетия
В оковах мёртвой тишины,
Когда белёсые соцветия
Не оживут средь вышины.
И я дождался, не поверишь.
Я продал всё за счастья свет,
За то, чтоб ты сейчас сидела
Со мной. Как много долгих лет
Меня терзала тьма ночная,
Свой голод утоляла мной.
Я позволял, душа родная
Чтоб обрела в тебе покой.
Покой измученные раны,
Что не лечились, залечил,
И нимб стеснительной Дианы
Путь непроглядный осветил,
Зажёг огонь, рассеял дымку
И разогнал ту пелену,
Что сквозь разорванную сетку
Скрывала страшную вину.
На мне кровь многих поколений,
Но перед тем лишь виноват,
Кого своею королевой
Назначил я, король Карпат.
Я искупил свой долг досрочно,
И камень неподвижных плеч
Теперь не давит еженочно,
Не даст заслуженную сечь.
Мне и сейчас ещё подвластен
Суровый дьявольский народ,
И так же всё ещё опасен
Тьмы непокорный оборот.
Но главной целью, главной мыслью,
Что жил те долгие века,
Был огонёк во мраке ночи,
Священный свет и облака.
Письмо от короля
P.S Помнишь, ты читал мне стихи?.. Пришли мне, пожалуйста, продолжение. Пусть это будет знаком, что ты меня ждёшь и… прощаешь.
Ты свято молишь продолжение,
Моя родимая душа,
И в этот омут вдохновения
Я окунулся, не спеша.
И что святому господину
На твою просьбу возразить?
Осталось взять перо и эту
Легенду снова оживить.
***
Пробило полночь. Я не спал.
Казалось, ветер в поле звал,
И с неба бледная луна
Смотрела в окна. Кто она?
Вдаль леса дикие просторы,
Открыв задвинутые створы,
Меня манили. Хоровод
Счастливый, радостный народ
Водил у старых, мёртвых стен,
Что быстротечных перемен
Терпеть не стали, и умолк
В ночи неугомонный полк.
А я всё ждал. Кого, зачем?
Я долго думал, но затем
В горах предутренний туман
Неспешный, гордый караван
Разрезал, как корабль лёд
В снегах Антарктики, и вот
Затрепетало сердце вновь,
Как будто вспомнив про любовь.
Как много лет скитался странник,
Но сердца чёрствого привратник
Дверь отказался открывать
В попытках музу отыскать.
И пять столетий, неизменно,
Оно пустело постепенно,
То еле билось, то жило,
Забыв про чувства ремесло.
И в мыслях образ короля
Сквозь опустевшие поля
Сменялся отблесками тьмы
Взамен ушедшей кутерьмы.
Услада сомкнутых очей,
Родная спутница ночей,
Что я в бессоннице провёл,
Скажи… Хоть раз тебя подвёл?
Не оправдал своих же слов?
Нечестно пойманный улов
Тебе трофеем приносил?
Я об одном тебя просил –
Вернуться. Больше ничего.
Я чувств не требую. Всего,
Что было надо, я достиг
В один короткий жизни миг.
***
Что было дальше? Ты прочтёшь,
Как только душу ту найдёшь,
Что в отголоске прошлых лет
В слепой надежде ищет свет.
Обрыв
Стою над обрывом, вдали расцветал
Мой сине-зелёный рассвет.
Казалось, я падал, но вмиг окрылял
Твой столь долгожданный ответ.
Прожорлива тьма, и меня поглотила
Она на границе судьбы.
Пути назад нет, ты меня научила
Вперёд идти в пекло вражды.
Стою над обрывом, и ветер сильней
Толкает, как будто бы хочет
Проверить на стойкость. Над пропастью дней
Удушливый монстр клокочет.
Я вновь открываю ворота сердец,
И лишь от одних нет ключа.
Как призрачных снов одинокий ловец,
Снимаю оковы с меча.
Ты снишься в кошмарах, где я одинок,
Где я без богатства и славы,
И в них ты на голову красный венок
Мне надеваешь. Отрады
Блаженная сеть накрывает мой сон.
Я раб твоих мыслей тревожных,
Которые мой неуслышанный стон
Убьют во дворах полуночных.
Край небес
I
Увы, пришлось покинуть Землю
И улететь на край небес.
Мне не хотелось в это верить,
Но так жесток распутный бес.
В раю архангел лучезарный
Встречал у кованых ворот,
Но лишь вступила в край коварный,
Вдруг поглотил водоворот.
И я упала. В тусклом свете
Блестели цепи на стенах,
Едва заметно в чёрном цвете
Кровь запекалась на устах.
Глаза привыкли к темноте,
И я увидела в темнице
Фигуры сгорбленных в мольбе
Людей, что здесь упали ницем.
Но пленный стон сквозь эту боль
Не просочился облаками,
Ведь палача на эту роль
Они себе наняли сами.
«Кто вы?» – спросила я в тиши.
В ответ молчание пустое,
Лишь свет за мелкие гроши
Мне тень качает головою.
Но показался силуэт.
Он шёл уверенной походкой,
Как будто даже слово «нет»
Его пугается с охотой.
«Ну здравствуй, ангел», – молвил он.
В его глазах кроваво-красных
Зажёгся слабый огонёк,
Но демон явно не из слабых.
«Ты видишь, – молвил Сатана, -
К чему приводит жажда власти.
В пожаре пленников она
Раздула это пламя страсти.
Ты можешь это изменить,
И пусть не всех людей, но всё же.
Я даю время обсудить
И выбрать, что тебе дороже».
«О венценосный Люцифер, -
Ответила немного робко. –
Быть может, видишь, что во мне
Добра цветёт росточек кроткий».
«Тогда иди, – ответил он. –
Тебя ждёт слава в славном крае,
В полянах мака сладкий сон
И наслаждение в мирном рае.
Но это место не забудь,
Как плохо тем, кто в адской бездне
Горит и тянется чуть-чуть
Услышать звук небесной песни».
«Я не забуду!» – и размыт
Кровавый образ Люцифера.
И, с силой крыльями взмахнув,
Я докажу, что не афера.
У райских врат мой Серафим
Встречает с ангельской улыбкой.
И золотой волшебный нимб
Над головой повис. «Ошибкой,
Скажи, считаешь ты, дитя,
Что только в рай вошла с надеждой,
Я, вокруг пальца обведя,
Тебя отправил в недры грешной
Страны?» – меня спросил мудрец.
Я покачала в знак ответа:
«Вы горькой правды свой ларец
Мне вместо ложного обеда
Подали. Я благодарю.
Теперь ветра лихих соблазнов
В прекрасно грешную зарю
Не унесут в стране обманов».
Я поклонилась, и восход,
Такой по-прежнему манящий,
Лучами в рай открыл проход
И осветил мой нимб парящий.
II
Я в рай вошла и обомлела.
Под сводом нежной красоты
В туманной вате цвета пепла
Купались синие киты.
Речной поток, с высот небесных
Спадая призрачной водой,
Скрывал во тьме пещеру смертных
Полупрозрачною фатой.
Здесь крылья раскрывать хотелось,
И я взлетела в облака,
Которых тонкий полумесяц
В своих овец загнал стада.
Ночь наступает, и закатом
Меня обжёг горячий блик,
Как будто к райским наслаждениям
Глаз человечий не привык.
Мне показался шелест крыльев,
И в подтверждение листьев смерч
Поднялся рядом. Мой архангел
Завёл со мной такую речь:
«Там, на земле тебя ждёт смертный.
Он на развилке двух дорог.
Ему попался выбор трудный,
И ждёт, чтоб кто-нибудь помог.
Что ему выбрать, не подскажешь?
Карьерный рост в высокий свет,
Его семье в любви откажешь,
Или соблазну скажешь «нет»?»
И вот я снова на планете.
Теперь как ангел на плече
На правды путь хочу направить
Или сойтись с ним на ничье.
И вот почти я убедила,
Что в жизни главное – семья,
Кого судьба не обделила,
Как шёпот беса слышу я:
«Зачем тебе делиться с кем-то
Успехом, нажитым трудом?
Если ты хочешь быть богатым,
Покинь семейный бренный дом».
«Его не слушай!» – слишком поздно,
И чёрт, улыбкою своей
Мне ухмыльнувшись беззаконно,
Исчез в толпе других людей.
«Мой друг, ты знаешь, что за деньги
Не купишь дружбу и любовь.
Так стоит жертва предпочтений,
Чтоб всё начать в итоге вновь?»
Молчал пацан, но развернулся
В раздумьях к дому своему.
В сомнениях было обернулся,
Но твёрдо зашагал к нему.
«Победа!» – вновь в толпе блеснули
Янтарной искоркой глаза.
Меня как будто обманули,
И скрыла истину лоза.
«О ангелочек, – тихий шёпот
Заставил вздрогнуть, – я не ждал,
Чтоб одинокой жертвы ропот
Мой слух так чувственно ласкал».
Из тени дьявол-рогоносец
В короне вражеской крови
Навстречу вышел. «Что ж, спартанец,
Свой бой проигранный терпи».
«Ты ошибаешься жестоко,
И твой хвалёный сладкий рай
Ещё не раз тебя обманет,
Ведь самой горькой правды край
Лежит на дне, куда спуститься
Не удостоен слух молвы.
Нам остаётся лишь молиться
Природным демонам судьбы.
Рай – это место смертной дани.
В нём больше спрятанных улик,
Чьи неразгаданные тайны
Не видел даже Бога лик».
Так чёрт вещал, и в его слове
Лжи неприкрытый, явный след
Читался. Он в глазах увидел
Мой отрицательный ответ,
Но демон хитрыми глазами
Испепелял внутри меня
Доверие к раю, будто зная
Меня с непрожитого дня.
Но я очнулась. Белых крыльев
Удар прошёлся по нему,
И я взлетела к светлой выси,
К благому дому своему.
«Ты лжёшь!» – я крикнула с вершины,
Но жало ядовитых слов
В меня вошло. Внизу машины
Сгоняли с улиц дымку снов.
Запели птицы над домами,
Шнуром чернели провода,
И предстоящими годами
Так просыпались города.
О рай! По праву ль занимаешь
Ты самый дальний край небес
И сколько тайн ещё скрываешь?
О ком молчит коварный бес?..
III
На небе сером и невзрачном
Паслись овечки-облака,
Они в смятении прозрачном
Приплыли к нам издалека.
Заплакал дождь в немой пустыне.
Под шёпот лиственных дубрав
Пел соловей в слепой гордыне,
Хваля свой неисправный нрав.
Молчал ручей, молчали дали.
Лишь небо в гневе пролилось
Своими горькими слезами
На землю. Время пронеслось,
И вновь лазурная долина
Своей травой из облаков
Встречает с дикостью лавины,
Что в мире смертных простаков
Даёт лишь свет, тепло. И больше
Не видят люди ничего
За пеленой небесной ткани.
Пророк, скажи мне, для чего
Я в грёзы тайны обратилась,
И для чего теперь весь свет,
Такой угрюмо молчаливый,
Хранит в себе простой ответ?
Ответь же, старец! Видно, воля
Прораба сверху такова,
И то моя земная доля,
Что правды терпкие слова
Найти самой придётся вскоре
Среди незыблемых пучин
Убогих страхов в мёртвом море
И неизведанных причин.
Так размышляла на утёсе
Неколебимых сильных гор,
И всё же с ангелом решилась
На этот странный разговор.
Он ждал меня на том же месте
У райских врат. В руке держал
Архангел книгу, неуместно
Пестревшую стеклом зеркал.
«Ты знаешь, в мире не бывает,
Чтоб идеально белый цвет
Имело всё, и даже рая
Коснулся правила завет», -
Сказал архангел. На мгновение
Мне показался блеск в глазах,
Как будто тени сожаления
Остались в высохших слезах.
«Увы, история правдива
И не потерпит ложный слух.
Но, может быть, альтернатива
Тебе понравится. Пастух
Так доверял своей собаке,
Что в мыслях не было, что зверь
Своей доверчивой хозяйке
Изменит ради шутки. Дверь
В блаженный мир открыться хочет,
Но связка праведных ключей
Принадлежит тому, кто точно
Не жаждет войн кровавых дней», -
Поправил крылья серафим,
Взгляд опустив себе под ноги. –
«Наверно, был он нелюбим,
Раз из пугливой недотроги
Он превратился в Сатану».
Я опечалено смотрела
На эту полную луну,
Что в небе медленно висела.
«Да… Люцифер. Я помню время –
Он был способный ученик.
Ему на плечи это бремя
Взвалил нетлеющий старик.
Кому-то рай принадлежать
Был должен, и на царском троне
Расположился Сатана.
Его насмешливой персоне
Мы поклонялись до тех пор,
Пока разумного ответа
Мы не услышали, и спор
Зажёгся в мареве рассвета».
Архангел вдаль взор устремил,
Как будто там, на небосклоне
Себе он душу защемил
В прощальном вежливом поклоне.
«Жестокость нас поработила
И падший ангел Сатаной
В горящей бездне обратился.
Своей изменчивой страной
Он правит с чинностью монарха
И титул короля, поверь,
Просторов огненного ада
Не зря он носит. Дикий зверь
Там, повелителя пустыни
Неисправимых грешных душ,
Его ослушаться не смеет.
В песчаном жерле ветра сушь
Ревёт, гудит. Но стоит только
Приказу грозно прозвучать,
Он подчиняется невольно
И мчит его же исполнять.
Он повзрослел, и бывший ангел
Теперь читается видней
В его лице сурово-властном
И взгляде пламенных очей».
Как странен мир с его богами,
Где свято грешен край небес,
И правит им пророк уставший –
Он полуангел, полубес.