Глава 9. Дитя Крейна
Прошло полгода. Полгода с моего первого убийства. С тех пор меня ни разу никто не назвал по имени, кроме Агнес и Билла, потому что мы были друзьями. В тот день, когда я убил Дэббинса, Агнес была сама не своя. С одной стороны она была рада, что ее отца убили, а с другой начала меня ненавидеть, потому что, как и любая дочь, любила своего родителя. Агнес начала работать в одиночку, почти не бывая в таверне и не разговаривая со мной. Я очень беспокоился по этому поводу, но несколько недель назад понял, что лучше не давать чувствам, которых и так почти не было, поглощать себя. Билл остался работать в таверне. Мы продолжали дружить. Билл стал мне, словно братом, который всегда поддержит и даст совет. Рейт оставался предводителем банды. Он, правда, немного потерял свою репутацию, когда все узнали, что он берет в банду сирот и маленьких ребят, но это было поправимо, потому что Рейт убил человека, который пустил этот слух. Рейт и Доули продолжали соперничать между собой, но это было не так заметно, после смерти Дэббинса. После убийства отца Агнес меня окончательно приняли в банду. Теперь я был почти главным. Меня все уважали, как мне казалось, но думаю, что меня больше боялись, чем уважали. Я же продолжал жить своей обычной жизнью, периодически работая на Рейта, но это было и неважно, потому что основные деньги получал от грабежей и мелких драк, которые приходилось частенько разнимать. В казино и игральные дома я особо не ходил, в этом не было необходимости, мне это было незачем.
Было пятое июня. Я сидел в таверне и болтал с Биллом. Ребят из банды не было видно, потому что наступило прекрасное утро понедельника. Лучи солнца только начинали проглядываться и освещать дорогу замечательному деньку, который подбирался к жителям ужасного, убивающего каждого города Крейна. Это утро было таким славным, что хотелось продлить его, но это было невозможно. Я сидел и думал об Агнес. Я так и не смог ее забыть, хотя мне и не хотелось ее забывать, хотелось сохранить в памяти хоть маленький кусочек моей прошлой жизни, которую я проживал еще недавно, ничего не зная об этом ужасном месте. Вспомнив Агнес, я вспомнил сестру. Это было ужасно. Каждое мое воспоминание, связанное с Терезией, поглощало мой разум, делило мою душу на части, выбивая из меня все чувства, и грызло меня изнутри.
– Билл, – произнес я, чувствуя, что боль становится сильнее и больше обычного. – Виски с капелькой ванильного сиропа.
– Хорошо, – сказал Билл.
Через несколько секунд он принес стакан, наполненный напитком, который навевал столько воспоминаний, наполненных горечью, но это был единственный напиток, который я мог пить, потому что не хотел терять связь, маленькую ниточку, удерживающую меня на плаву, не давая стать тем, кем я мог стань еще несколько месяцев назад – бездушной тварью, убивающей всех без разбору. Я взял стакан и выпил его содержимое. Стало еще хуже. Боль становилась невыносимой. Я хотел кричать, но не мог этого позволить, потому что боялся, что не смогу остановиться, и боль постигнет меня всего.
– Спасибо, Билл, – сказал я.
– Не за что. Снова? – спросил он, зная, что мне плохо.
– Да, – выдавил я, – Снова.
– Все будет хорошо. Просто нужно перетерпеть. Время лечит.
Это было неправдой. Время не лечит. Оно убивает человека изнутри, пытаясь восстановить самую ужасную часть его сознания. Время делает человека беззащитным, беспомощным, маленькой букашкой, которой приходится собирать свою душу по кусочкам.
– Хочешь еще виски?
– Нет, – сказал я, еле сдерживая всю эту нетерпимую боль. Говорят, что любую боль можно перетерпеть, но эта боль была невыносимой.
Вдруг дверь в таверну отворилась, и в эту маленькую, пыльную, но невероятно уютную комнату вошла Оливия Брейт. Оливия Брейт была одной из членов банды Рейта. Мы познакомились несколько месяцев назад, случайно столкнувшись в коридоре. Теперь же мы были больше, чем друзьями. Русые волнистые волосы Оливии аккуратно лежали на плечах, на розовых щеках горел алый румянец, нежные губы расплылись в улыбке. Девушка сняла свой легкий летний коричневый плащик и небрежно бросила его на ближайший круглый деревянный стол. Затем Оливия убрала назад волосы и поправила воротник голубой рубашки. Конечно, Оливия была красивой девушкой, но она никогда не сравнится с Агнес. Оливия подошла ко мне и поцеловала в щеку. Я тоже поцеловал ее в ответ. Вроде все было так, как и с Агнес, но что-то все же было иначе. Оливия села на стул рядом со мной. В мыслях всплыла Агнес, когда мы сидели здесь полгода назад, когда она впервые меня поцеловала… «Хватит, Уильям! Пора тебе забыть об Агнес!» – приказал я сам себе.
– Сегодня есть ликер, Эванс (фамилия Билла)? – спросила Оливия своим голосом. Он был нечто среднее между низкими и высокими нотами одновременно.
– Да, есть.
– Можно стаканчик? – лукаво и, словно подлизываясь, спросила Оливия.
– Да, – сухо ответил Билл. Я знал, что ему не нравилась Оливия, но ничего не мог поделать. – Сто пятьдесят крайн, – выдавил он.
Оливия повернулась ко мне и взглянула своими серыми глазами, словно змея смотрит на свою добычу.
– Ты же заплатишь, Уил?
Сейчас в мыслях была только Агнес, Агнес и Терезия. Терезии больше не было, я ее больше никогда не увижу. Агнес же была рядом, но казалось, что она такая же мертвая, как и Тера. Однажды, когда умерла моя любимая бабушка, я долго плакал. Мама тогда сказала одну фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Не живи прошлым, люди приходят и уходят, главное, чтобы они всегда жили в твоем сердце, а не в твоей голове».
– Да, – резко и грубо ответил я, – Только больше никогда не называй меня по имени.
– Как скажешь, Дрейк! – произнесла она.
Билл повернулся ко мне, словно моля о помощи. Я пожал плечами и достал из внутреннего кармана черного плаща небольшой коричневый кожаный кошелек, взял оттуда несколько мятых и жирных купюр и протянул их Биллу. Билл с неохотой взял их и исчез за барной стойкой. Через несколько секунд он вернулся с грязным стаканом в руке, который был наполовину заполнен какой-то жидкостью. Оливия залпом выпила всю жидкость и поставила стакан на стол.
– Уил, сегодня день рождения у Агнес, помнишь? – спросил Билл, стараясь не смотреть на Оливию.
– Я не забыл.
– Что ты ей подаришь?
– Думал пойти в кофейню купить латте и круассан с шоколадом. А ты, Билл?
– Я планировал точно такой же подарок, – с разочарованием выдавил Билл.
– Хочешь, – вдруг моментально сказал я. – Я сделаю ей другой подарок?
– Какой? Что может быть лучше кофе и круассана с вытекающим из него теплым шоколадом?
От слов Билла у меня потекли слюни. Я почувствовал этот вкус во рту.
– Я куплю ей каких-нибудь цветов и бутылку самого дорогого виски, – гордо сказал я.
– Звучит прелестно, – вдруг вставила свое слово Оливия.
– Ладно, мне пора, – сказал я, встал со стула, поцеловал Оливию и выбежал из таверны.
Крейн только начинал просыпаться. Лучи яркого солнца едва освещали город, играя в прятки на запутанных улочках. Небо окрасилось в бледно-розовый цвет. Птицы только начинали петь. Везде было тихо. На улицах не было ни души. Я бежал по каменной брусчатке, мерно отбивая ритм своими черными туфлями. Казалось, что все вокруг застыло на одном месте. Увидев в конце улицы какой-то магазин, около которого стояли цветы в синем ведре, я прибавил темп и через несколько секунд оказался рядом с ведром. Магазин, естественно, был закрыт, но это никогда не ограничивало настоящего вора Крейна. Цветы в ведре пахли божественно. Здесь были небольшие букетики алых, розовых и белых роз. Я решил взять белые, потому что Агнес их любила, как мне сказал Билл. Достав несколько купюр номиналом в сто крайн, я сунул их под дверь магазина. Теперь оставались только виски. С этим могли возникнуть проблемы, но в Крейне, который нес различные истории о моем безжалостном обращении с людьми, мне можно было все. Я побежал в сторону игральных домов. Хоть я их и ненавидел, но там с утра и до вечера работали бармены, продающие алкоголь. Я забежал в первый же попавшийся на пути игральный дом. Внутри было так же тихо, как и в таверне. Не было ни единого человека. Честно говоря, игральные дома представляли собой жалкое зрелище: несколько круглых столов на восемь или десять персон и барная стойка, туда я сразу и направился. Все было грязным, обшарпанным и сломанным. За барной стойкой стоял какой-то парень, на вид чуть младше меня, и протирал бокалы белой тряпкой.
– Чего тебе? – рявкнул он, когда я приблизился.
– Хочу купить виски, самого дорогого.
Парень отложил бокал и тряпку и скрылся за столом. Через несколько секунд он подошел ко мне с закрытой бутылкой в руках.
– Пять тысяч крайн, – сказал он и поставил бутылку рядом со мной на стол.
– Идет.
Бросив на стол несколько купюр, я взял бутылку и побежал обратно в таверну. Агнес должна была уже проснуться. По дороге в таверну я все думал об Агнес и Оливии. То, что я использовал Оливию, чтобы забыть Агнес, было неправильным, но другого выхода у меня не было. Когда я вернулся, Агнес еще не было внизу. Я сел на свое привычное место и начал ждать. «Что мне сказать? Что, если она не захочет меня видеть?» – начали накручиваться мысли одна за другой.
– Привет, – произнес голос, который я так хорошо знал.
Я обернулся. На лестнице стояла Агнес. Черные волосы были распущены, в зеленых глазах горела жизнь и пылало веселье, на щеках было немного розового румянца, губы расплылись в настоящей и чистой улыбке. На Агнес сегодня было то, что и всегда – белая рубашка, правда чистая, без пятен крови, черные штаны и коричневые сапоги. Она была прекрасна, словно ангел спустился на землю. Я не мог оторвать от нее взгляда. Мое тело перестало меня слушаться и застыло в какой-то непонятной позе. Агнес начала спускаться по лестнице, словно белый лебедь плывет по воде. Она подошла к барной стойке и села возле меня. Казалось, что в этом мире нет никого красивее, чем Агнес Дэббинс. Агнес посмотрела на Билла.
– С днем рождения, – радостно сказал Билл и протянул ей пластиковый стакан с ароматным кофе и бумажный пакет, в котором, по-видимому, был круассан с шоколадом.
Агнес открыла пакет и достала небольшой только испеченный круассан, соблазнительно пахнущий шоколадом и выпечкой. Она откусила кусочек. Из теплой выпечки потер шоколад прямо ей на пальцы и губы. Через несколько секунд Агнес съела весь круассан и протерла лицо и руки салфеткой из бумажного пакета. Затем она взяла магически пахнущий кофе и отпила немного.
– Спасибо, Билл! Это лучшее утро на свете, – улыбаясь, произнесла она.
Билл улыбнулся в ответ и посмотрел на меня, словно с усмешкой.
– Агнес, – произнес я, думая, что пора действовать. Агнес повернулась ко мне. Увидев ее глаза, я замер. Язык перестал слушаться. Зеленые, словно драгоценные камни, завораживающие глаза, в которых горел огонь жизни. С трудом заставив себя, я продолжил. – Подарок Билла был лучше, чем мой, но позволь мне тоже поздравить тебя с днем рождения.
Я протянул девушке бутылку виски и букет белых роз. Агнес взяла розы, поднесла к лицу и понюхала. Бутылку же она поставила на стол.
– Боже, Уил… Это прекрасно, – мягко произнесла она, кладя цветы на стол. Агнес посмотрела на меня и улыбнулась настоящей улыбкой. Я выдавил что-то на подобие улыбки. Мысль о том, что подарок Билла был лучше, чем мой, не выходила у меня из головы. Я хотел, чтобы лучшим подарком был мой. В этот миг я окончательно понял, что не могу перестать любить Агнес. Я ее любил очень сильно. Агнес накрыла мою ладонь своей. У нее была такая мягкая кожа, что до нее хотелось прикасаться снова и снова. – Это лучший подарок на мой день рождения, – произнесла она.
По ее глазам я понимал, чего она хочет, но не делала этого. Агнес хотела меня поцеловать. Я тоже бы с радостью расцеловал ее, но не мог, потому что пропасть между нами была уже настолько велика, что любой построенный мост не помог бы ее пересечь.
– Я тебя тоже поздравляю с днем рождения, – вдруг неожиданно произнесла Оливия.
Агнес сразу отдернула руку. Черт! За эти несколько минут я и забыл, что Оливия была здесь.
– Спасибо, Брейт, – выдавила Агнес, словно львица, которая отгоняет орлов от своих малышей.
Сказав это, Агнес сразу встала, взяла цветы и кофе.
– Билл, – Билл сразу же посмотрел на Агнес. – Прибереги ее для меня и Уила, – сказал она.
Билл взял бутылку и убрал куда-то. Я не знал на кого в этот момент смотреть. Все так быстро произошло, что я растерялся. Когда перевел взгляд на Агнес, она уже поднималась по лестнице. Мне хотелось побежать за ней, но голос Оливии меня удерживал здесь, словно кандалами:
– Почему ты был с ней так любезен? – нервно спросила она.
Я повернулся к ней.
– Агнес моя подруга.
– Но почему ты смотрел на нее так, словно…
– Словно хочет ее поцеловать? – с усмешкой спросил Билл. Сейчас я был даже рад глупым шуткам Билла. Оливия сердито посмотрела на него и закусила нижнюю губу.
– Да. Почему ты на нее так смотрел, Уил?
Сидя здесь сейчас, я понял, чего хочу. Мне хотелось сейчас быть с Агнес, смотреть, как она пьет кофе… Больше ждать было нельзя.
– Я же просил. Никогда не называй меня Уилом, – гневно сказал я, чтобы отвязаться от Оливии, встал и побежал по лестнице.
С каждой новой ступенькой мое сердце билось все быстрее и быстрее. Добежав по мрачному коридору до деревянной двери в комнату Агнес, я слегка приоткрыл дверь. Лучи солнца озаряли комнату, и можно было легко все разглядеть. Агнес сидела на матрасе и периодически вытирала глаза. Она плакала. Это было понятно любому. «Что же мне делать?» – подумал я и решил все-таки постучать в дверь. С моим стуком Агнес сразу подскочила и подошла к двери.
– Что-то не так, Дрейк?
– Нет. Все хорошо. Просто я подумал, что ты не в порядке.
– Я в порядке, – пыталась сказать Агнес, но по ее щекам все текли и текли слезы.
– С тобой правда все хорошо?
Она снова была не настоящей. Она была тем, кого вырастил Рейт – воина, не показывающего своими эмоции.
– Нет. Я не в порядке, – сказал она тихо-тихо. – Но это не имеет значения.
– Почему? Может я могу чем-то помочь? – мне безумно хотелось помочь Агнес.
– Как раз ты и не можешь мне никак помочь, – произнесла она и захлопнула дверь.
Причал. Полночь. Горит давно испорченный фонарь, освещая вокруг себя всего несколько метров. Холодно. Снег падает крупными хлопьями на землю и на пальто веселящихся прохожих. Терезия лежит на спине, не дыша. Улицы Крейна уже разносят ее кровь. Голова Дэббинса вся в крови. Я убираю серебристый пистолет и подхожу к сестре. Вдруг раздаются звуки сирены. Я оборачиваюсь. По ужасным, извилистым и узеньким улочкам Крейна спешит к причалу полицейская машина. Ничего не понимая, я смотрю на лицо сестры. Оно спокойное, ни единой черты страха, бледное от снега и синее от мороза. Глаза Терезии открыты. Горькие слезы бегут у меня из глаз. «Сестры больше нет!». Раздаются звуки подбегающего человека, мерно отбивающего ритм своими сапогами по брусчатке.
– Уил, пойдем, – кричит Агнес, подходя ко мне. Голова, словно ватная. Все мысли запутались. Казалось, что на этом причале я потерял частичку себя, как будто умерла не Тера, а убили меня, – Уил, полиция сейчас будет здесь. Пора уходить!
Агнес берет меня за руку и утягивает в этот лабиринт лжи и бездушия. Через несколько секунд мы оказываемся в таверне.
– Он убил его, Билл, – произносит Агнес, – Он убил моего отца.
– Значит, он стал убийцей, таким, как и все мы, – произносит Билл.
В моих уже давно замерших венах начинает бурлить горячая кровь. «Я не убийца! Я не такой!». Я подхожу к Биллу и зажимаю ему горло. Билл еле дышит и пытается освободиться…
– Уил… Уил… Уил… – шепчет Агнес, – Уил, проснись, Уил....
Я открыл глаза. Лучи солнца уже давно проникли в мою комнату и нагрели ее. Сейчас на полу играли сотни солнечных зайчиков, словно пытаясь меня разбудить. Рядом с моей кроватью, если так можно было назвать матрас, сидела обеспокоенная Агнес и трясла меня за плечо. Чувствуя, что с моего лба что-то течет, я вытер холодный пот, который каждую ночь заставлял меня вернутся к той ужасной ночи. Мне было плохо. Каждую ночь мне снился этот ужасный сон, который напоминал о том, кто я на самом деле. Сон поглощал меня, пытался свести с ума, выбивал мой разум и мучал изнутри, уничтожая последние частички жизни.
– Снова? – обеспокоено спросила Агнес.
Казалось, что Агнес знала меня всего, все мои страхи и сны.
– Да, – сухо произнес я, чувствуя, что мне нечем дышать, хотя окно было открыто, и в комнату проникал теплый июньский ветерок, едва разбудивший город. – Всегда один и тот же сон, – я приподнялся и сел на матрас. Я посмотрел на Агнес. Мне хотелось, чтобы все было, как прежде, когда мы еще не поссорились. Сейчас казалось, что все происходит, как в тумане. Мне хотелось обнять Агнес и больше никогда не отпускать. – Я больше не могу. Сны сводят меня с ума, – тихо произнес я, в надежде, что Агнес поймет меня.
Агнес приподнялась и встала на колени. Не зная, чего она хочет, я остался сидеть на матрасе, как будто меня приклеили к нему. Агнес убрала назад свои черные длинные волосы, которые аккуратно лежали на ее плечах. «Какая она прекрасная!» – подумал я, но в мыслях снова всплыл мой сон, Терезия и кровь, которая уже давно была смыта дождями и потом лжи. Агнес приблизилась к моему матрасу. Нас разделяло несколько десятков сантиметров, но на самом деле, нас разделяло намного больше.
– Все будет хорошо, Уил! – тихо сказала Агнес. – Ты сможешь это перебороть.
– Не смогу, – произнес я не потому, что хотел привлечь внимание Агнес, а потому, что правда не смогу. Не смогу выбить эту ужасную ночь из головы, потому что не хотел ее забывать, хоть она и была ужасной, хотелось сохранить мысль о том, что сделал, чтобы не стать таким же бездушным монстром, каким был каждый ребенок в Крейне.
– Ты справишься Уил, – тихо произнесла она.
Она в меня верила. Сейчас эти слова были дороже, чем сотни слов, сказанных Оливией о том, что она меня любит. Агнес была самым важным для меня человеком. В каждом слове, сказанном ей, в каждом движение рук, в каждой черте ее лица я ощущал нечто невероятное, что-то, что удерживало меня на плаву. Я приблизился к Агнес и обнял ее. Хотелось почувствовать ее поддержку, понять, что она рядом и никогда не уйдет. Агнес обняла меня в ответ. Я слышал ее дыхание и биение сердца. Пропасть, между нами, словно сокращалась все больше и больше. «Что, если…» – подумал я и перестал обнимать Агнес. Теперь мы смотрели друг другу в глаза. Боже! Какие же у нее были красивые глаза! Алые щеки, смущенная улыбка, черные волосы… Хотелось смотреть на Агнес вечность. Я слегка дотронулся до ее пальцев руки. Агнес дотронулась до моих пальцев. Было странное чувство. Меня тянуло, затягивало, уносило в Агнес. Вдруг, словно картинка меняется в фильме, в голове снова был тот ужасный сон, снова Терезия, снова Дэббинс, полиция, причал… Я резко отдернул руку. Было больно. Боль пожирала все, поглощала, уничтожала меня. Казалось, что я никогда не избавлюсь от боли. Агнес смотрела на меня с каким-то странным выражением лица, но казалось, что она меня понимает.
– Прости меня, – тихо произнес я, чувствуя, как боль жжет остатки моего сердца.
– Все хорошо. Я понимаю, – произнесла Агнес и снова дотронулась до моей руки.
Боль стала невыносимой. Терезия, Дэббинс, кровь… Все было так, словно сон становился реальностью, будто все происходило снова и снова. Я отдернул руку. «Нельзя касаться ее, Уильям! Нельзя!» – было в мыслях. В этот миг моя жизнь рухнула. Мне нельзя было касаться человека, которого я любил.
– Я не могу, прости, – сказал я.
Агнес кивнула, встала и подошла к двери.
– Тебя ищет Рейт, – спокойно сказала она и захлопнула дверь.
Мне было ужасно, ужасно от того, что я потерял Агнес, хоть она и говорила, что все в порядке, но я знал, что это не так. Я встал с матраса, взял с пола рубашку, надел ее и вышел из моей комнаты, которая напоминала мне тюрьму, в которой нельзя было дышать и думать. Все в Крейне напоминало тюрьму в большей или меньшей степени.
В кабинете Рейта, как и всегда царил мрак. Рейт, как и всегда, сидел в своем любимом кожаном кресле, мерно разглядывая меня.
– Ты хотел меня видеть? – спросил я после нескольких минут тишины.
– Да, Уильям, – басом произнес он, – Тебя опять мучает тот кошмар?
«Откуда он знает?» – пронеслось в мыслях, но быстро вылетело, так как мне было совсем безразлично.
– Да. Так зачем ты меня звал?
– У меня для тебя новое задание. Тебе выпадает возможность отомстить одному человеку.
– Какому? – спросил я, хотя это было не интересно.
– Доули.
– Что?! – моментально вылетело из моего рта. Я не мог и представить, что когда-нибудь мне выпадет шанс отомстить человеку, которого уже невозможно спасти. Это было неправильным. Людям, не имеющим ничего живого, нельзя мстить, им нужно помочь выбраться, если это возможно.
– Мне нужно, чтобы ты собрал информацию о Доули. У тебя есть месяц.
– Вознаграждение?
– Пятьдесят тысяч крайн. Начинай сегодня.
Я кивнул, вышел из кабинета и пошел по коридору. Я чувствовал, что тону, тону в этом ужасном месте. Я спустился по давно уже сгнившей скрипучей лестнице и сел на стул, рядом с барной стойкой. Было плохо. Хотелось забыть все, что было. Ко мне подошел Билл.
– Что тебе, Уил?
– Прости меня за ту ночь, – сказал я.
– Ничего страшного. Я тебя простил. Хочешь что-нибудь?
Выпивка, убийства, грабежи, драки… Все это было не мое, но я таким стал.
– Что сегодня есть? – спросил я.
– Все, что угодно: ликер, пиво, водка, виски…
То, что говорил Билл, было неважно. Я не мог думать о чем-либо другом, кроме Терезии и Агнес. Я не знал, каким человеком стал. Боль заполоняла все, отравляя живые клетки, душу, сердце. Казалось, что скоро стану мертвым человеком.
– Виски, – сказал я, чувствуя, как боль вырывается наружу.
Билл кивнул и через несколько минут вернулся со стаканом. Я выпил горячую жидкость. Стало хуже.
– Что случилось? – тихо спросил Билл.
– Я не могу… – произнес я, еле сдерживая желчь в горле. – Не могу касаться ее.
Боль вырвалась наружу. Из глаз брызнули слезы. Слезы – моя единственная слабость, с которой хотел бороться, но не мог. Агнес сказала мне, что никогда не плачет. Это, конечно, было неправдой, Агнес плакала, но всю жизнь она была воином, который никогда не сдавался. Я же ничего не мог, кроме того, что плакать. Я был трусом, который убивал каждого человека, потому что боялся сам.
– Ты трусишь, Уил! – сказал Билл.
Я утер слезы, посмотрел на Билла.
– Знаю, – сказал я, встал со стула, поднялся по лестнице и побежал по коридору.
Мне нужно было найти Агнес. Я не хотел больше бояться. Страх – самая ужасная вещь. Страх, в отличие от боли, уничтожает человека сразу, поражает его разум. Добежав до комнаты Агнес, постучал. Агнес приоткрыла слегка дверь.
– Что? – спросила она.
– Можешь зайти ко мне?
– Да, чуть позже, минут через пять.
– Хорошо, – ответил я.
В моей комнате было пусто, но комната была наполнена воспоминаниями. Я сидел на матрасе и ждал Агнес. «Что, если она не придет?». Вдруг в дверь постучали. Сердце начало биться сильнее. Я встал, подошел к двери и открыл… Несколько секунд я стоял, словно окаменевший. Вместо Агнес стояла Оливия.
– Что ты здесь делаешь? – неожиданно спросил я.
– Я все поняла, Дрейк, – сказала она и прошла в мою комнату.
Я подошел к ней.
– Что ты поняла?
– Поняла свою ошибку, – сказала она, приблизилась и поцеловала меня.
Было неловко. «Нужно было сказать Оливии правду, что я ее использую, что мне нужна Агнес» – подумал я, как вдруг из двери послушался давно знакомый голос:
– Уил, я…
Я отстранился от Оливии и посмотрел в дверной проем. Там была Агнес. Прекрасная, спокойная, прелестная и самая любимая. Мы смотрели глаза в глаза. Глаза Агнес налились слезами. Между нами была огромная пропасть. Казалось, что мы потерялись навеки.
– Агнес, – тихо проговорил я, – Агнес…
– Уил… – проговорила она, и ее глаза налились гневом.
Времени на то, чтобы что-то сообразить, было крайне мало. Я отпустил Оливию, которая по всей видимости не понимала, что к чему. Агнес продолжала стоять и смотреть на меня, только гневно, словно меня ненавидела. От одной мысли, что я мог потерять все, сердце начинало сильнее и быстрее стучать. Я подошел к дверному проему. Смотря на Агнес, частицы моего сердца навсегда рушились. «Что делать? Что, если она уйдет? Что будет дальше?».
– Агнес, я не хотел, чтобы так вышло, – начал лепетать я, но это было неважно, потому что Агнес скрестила руки на груди, демонстрируя, что ей не интересно. – Я позвал тебя, чтобы поговорить. Оливия оказалась здесь случайно, – Оливия фыркнула. Честно говоря, мне было все равно на Оливию, но все же расстраивать ее не хотелось.
– Случайно? Это твоя девушка. Она может заходить к тебе, когда хочет, – сказала Агнес. Странно, она ненавидела Оливию с самого первого дня их знакомства. – Я ее не виню. Вся вина на тебе.
Ко мне подошла Оливия и встала напротив Агнес. Стало неловко от того, что сейчас рядом со мной стояли человек, который любил меня, но его не любил я, и человек, которого я любил и буду любить всегда.
– Да, Дрейк, я не поняла, почему ты так поступил, – проговорила гневно Оливия.
– Помолчи, Брейт, – очень гневно проговорила Агнес. – Не лезь в наш разговор.
Оливия надула губки, толкнула Агнес и выбежала из комнаты. Сейчас же мы были одни. Я и Агнес. День и ночь. Убийца и вор. Любящий и любимая. Я улыбнулся, чувствуя себя полным идиотом. Только сейчас я увидел, что под гневным взглядом Агнес скрывалась маленькая хрупкая девушка, боящаяся всего на свете. Боже! Как же я любил ее!
– Агнес, – тихо произнес я. – Я.., – мне не хотелось ничего говорить. Я взял Агнес за руку, втянул в комнату и захлопнул дверь. Агнес стояла посередине комнаты, до сих пор злясь на меня, – Я не хотел, чтобы так вышло.
– Правда? – спросила сердито она, – Зачем тогда позвал меня?
– Я хотел поговорить.
– О чем? – лукаво спросила Агнес.
– О том, что… – Я смотрел на Агнес. Она была красивой, даже когда злилась. Ждать больше было нельзя, я это чувствовал. Однажды мой отец сказал, что, когда любишь человека, главное его не упустить и держать так, словно никого кроме него не будет. Я верил отцу, но никогда не понимал до сих пор этих слов. «Такой, как Агнес, никогда не будет» – пронеслось в мыслях. Сейчас мне хотелось только одного – поцеловать Агнес, но не знал хотелось ли ей этого.
– О чем, Уил? – переспросила Агнес.
– О тебе, – выпалил я.
Взгляд Агнес сразу же стал более мягким. Гнев исчез, будто его и не было. Она стала такой спокойной, прекрасной, волшебной, что казалось, что, между нами, всего чуть-чуть, казалось, что до нее можно было дотянуться рукой. Агнес сделала шаг навстречу мне. Я сделал навстречу ей. Нас разделяло одно прикосновение руки.
– Уил, – тихо произнесла Агнес, – Что мы делаем? Так ведь нельзя. У тебя есть Оливия.
– Я никогда ее не любил, – шепотом произнес я. – Я люблю… – глаза Агнес притянули меня.
Я обхватил рукой ее талию. Она не сопротивлялась.
– Уил, – тихо произнесла Агнес, приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку. Для меня поцелуй Агнес был неожиданным. Ее губы были такие мягкие и нежные, что хотелось, чтобы она казалась ими еще и еще, – Я не могу. – произнесла Агнес и вырвалась от моих объятий.
– Почему? – разочарованно спросил я.
– Потому что это ты и я. Слишком большая связь нас связывает, не хочу ее потерять, – пролепетала она.
– Послушай, ты никогда не потеряешь нашу связь.
– Правда? – спросила она. В ее голосе было столько надежды и веры в меня.
– Да. Я всегда буду рядом, – «Надо ей сказать, надо». – Агнес, послушай, ты мне очень дорога. Я тебе не упущу.
Агнес улыбнулась, подошла ко мне и прошептала на ухо:
– Я знаю, Уил, – сказав это, она грациозно вышла из комнаты, словно лебедь плывет по чистейшему озеру.
Я смотрел вслед Агнес, пока она не скрылась за поворотом. В этот момент моя комната стала тюрьмой, которая уничтожала меня, как и сам Крейн. Терезия снова была в мыслях. Голова кружилась. Вокруг все стало темно. Глаза закрывались. Мое тело упало на жесткий пол. Агнес. Терезия. Крейн. Все крутилось, пока не наступила та самая, ненавистная мне… Темнота.
Стояв около кирпичного здания, покрашенного в светло-коричневый цвет, я думал о том, насколько человек должен быть опущенным, не иметь души, одним словом стать тварью Крейна, которой становился любой человек, имеющие такие дома, поскольку Крейн уничтожал любого человека, делал его жадным и жестоким, чтобы построить собственный трехэтажный дом, еще и на окраине города, где было почти бесшумно. Со второго этажа выступал балкон, который по все видимости был сделан из мрамора, потому что имел беловатый оттенок, едва заметный в такой поздний час, когда небо становилось черным, а сновидения уносили в бескрайний мир чудес. В доме не горел свет, видимо его обитатели уже давно спали. Сняв веревку, висящую на плече, я размотал ее и нащупал металлический крюк, который дал мне Билл, когда узнал, что я иду на такое задание. Я подкинул веревку. Она подлетела высоко. Крюк с ужасным треском и грохотом свалился на мраморный балкон. Подергав несколько раз веревку и убедившись, что она крепко держится, я прицепил металлический карабин, который поблескивал у меня на поясе, к началу веревки, где был завязан прочный и большой узел. Честно говоря, мне было довольно страшно лезть по веревке, но с карабином, пристегнутым к моему поясу казалось, что я ничего не боюсь, потому что его дала мне Агнес, а рядом с ней, хоть с маленькой частичкой ее, мне было все не страшно, абсолютно не страшно, как будто во мне менялось мое сознание, будто часть, которая боялась, вырезали. Поправив свой плащ, который свободно сидел мне, я начал карабкаться вверх. Было странное ощущение, одновременно страха, страха не известного, и какое-то ощущение полета и свободы. Добравшись до балкона и забравшись на него, оставив веревку, я заметил, что стеклянная дверь в сам дом была слегка приоткрыта. Я подошел к двери, приоткрыл ее и вошел внутрь. Комната была довольно большая. Оказалась, что это была гостиная. Здесь стояли два кресла, диван и стеклянный столик. Цвета комнаты рассмотреть было невозможно, поскольку была полночь и в комнате царил мрак. В мыслях пронеслись нарисованные мной картинки, которые рисовал по описаниям Агнес и Билла, уже проникающих в этот дом. Мне понадобилось всего несколько дней, чтобы запомнить все. Я знал, что кабинет Доули находился на третьем этаже, куда обычно никто не ходит, кроме него самого. Как можно тише я вышел из комнаты, мои шаги были совершенно не слышны. Выйдя из гостиной, моему взору открылся большой коридор и лестница, ведущая наверх. Почувствовав какое-то облегчение, быстро пошел по лестнице. Я знал, что становлюсь таким же, как и все в Крейне, но не боялся. Не боялся того, что смогу больше не стать таким, как я всегда был – тихим, спокойным, разумным. Сейчас казалось, что самое главное в жизни – это не бояться жить, не бояться того, что можешь сделать что-нибудь не так. Поднявшись по лестнице, я свернул налево, так как прекрасно знал расположение кабинета, изучив план дома около тысячи раз, на чем настаивала Агнес. Открыв деревянную дверь, я вошел в кабинет. Здесь было темно, но рассмотреть комнату было возможно, поскольку с улицы, через окно падал лунный свет, создавая легкое освещение. В кабинете Доули не было ничего не обычного, все было почти таким же, как и в кабинете Рейта: напротив двери окно, слева от окна стол и кожаное кресло, на стене за стулом был черный маленький сейф. «Сегодня повеселимся» – подумал я, подошел к столу и начал выдвигать все ящики, в поисках каких-то бумаг. Здесь их было довольно много. Выложив все стопки бумаг на стол, я начал просматривать их. Цифры, цифры, подписи, даты… Все это было не то. Вдруг в одной из стопок бумаг прорвалась одна давно знакомая мне фамилия – Дэббинс. Разбираться что к чему и изучать все эти бумаги не было времени, поэтому я сунул их во внутренний карман своего плаща. Из коридора послышались шаги, мерно стучащие по половицам дома. Нужно было что-то делать. Времени на что-либо не было. Дверь начинала открываться. «Что делать?». В комнату вошел Доули и включил свет. В глаза ударила молния, поражающая все живое. Несколько секунд глаза пытались привыкнуть к свету, как только мир нормализовался, я осмотрелся. В кабинете стоял Доули в домашнем халате и тапочках.