Глава 24
Сдался. Закусив губу и погромче прибавив музыку в наушниках, я жадно поглощаю ту альтернативную реальность, о которой ничего не помню. «Группа А» раскрыла для меня свои двери, а я с удивлением погружаюсь в знакомые картины. Палец тут же выделяет несостыковки, скидывая из в заметки. Каждое изменение. Сейчас мне плевать, что все действия про меня. Про них. Я останавливаюсь, лишь когда вижу изменения в карточках личных дел. Голова ноет, напоминая о необходимости отдыха, но я лишь снова закидываю в себя очередную порцию кофе, внимательно перечитывая третий раз последний отчет. Чтобы наверняка. Если мы хотя бы на миллиметр правы – Мартинас все же спрятал что-то в моей памяти.
Конечно, сначала это показалось бредом, но ведь если подумать. Он не мог сам внести сильных изменений. Иначе бы давно это сделал. При всей силе внушения есть части памяти, которые не подлежат кардинальным изменениям. Если это событие плотно связано с остальной цепью. Да, он вычислил цепь и внес изменения в нее руками Вагнера, но все еще было непонятно, почему именно я.
Кровать пружинит под весом вампира, но я лишь перекладываю выше сползший с подушки планшет. Присутствие Вагнера давит, но ведь ему не обязательно об этом знать? Дойдя до событий злополучного Нового года третий раз, я снова открываю заметки.
Майор был прав – всякий бред. Минимальные и какие-то пустяковые изменения. Даже смешно. Первая встреча с Вагнером – кроме личности вампира, изменен лист бумаги с делом в моих руках на обычную шариковую ручку. Набрав в рот воздуха так, что щеки раздулись, медленно выдыхаю.
Ладно, еще круг.
«Группа А – экспериментальный проект, цель которого – освоение рационального мышления вампира и внедрение его в ход стратегических операций».
Это и в «группе В» написано. Ничего нового. Буква в букву, видимо, я просто перепечатала. Свое дело на этот раз я просто пролистываю, так как успела перечитать его десять раз за сегодня. Пока мой неустойчивый разум не был готов снова погружаться в личность той Симы, что стала какой-то чужой и непонятной мне. Глупо и слабовольно. Это же очевидно – я где-то ошиблась, раз Самсон смог каким-то образом толкнуть меня к этой глупости.
«Вагнер Сергей Дмитриевич (Дмитрий Сергеевич)».
Быстро пробежавшись по «характеристикам» вампира, дальше я снова вчитываюсь в каждую букву.
«…находясь под внушением. Признание подозреваемого не оставляет сомнения, что…». Пролистываю ниже. Неинтересно. Должно быть ниже. Буквы мелькают перед глазами, а я вздрагиваю, когда холодные пальцы обжигают мое ухо, вытаскивая наушник. По лицу вампира пробегает тень, но я даже не хочу вдумываться в ее смысл. Констатирую факт.
«Ты просто привык».
Вагнер потирает шею, разглядывая буквы на экране планшета. Будто сам не видел свое дело. Его присутствие, что в наушниках еще можно было не замечать, сейчас давит и вызывает желание поскорее избавиться от общества вампира.
– Schatz, когда я согласился тебе все рассказать – я подразумевал диалог. Вопрос – ответ. А ты два часа перечитываешь одни и те же строчки, – вампир отворачивается, демонстрируя коротко стриженый затылок и еще не до конца затянувшиеся ожоги, – достаточно спросить.
– Так и сделаю, когда появятся вопросы.
Я двигаюсь на самый край кровати в миллиметре до падения. Перевернувшись на спину, со стоном обрушиваюсь на подушку. Держать планшет на груди не очень удобно, шея быстро затекает, но лежать, удерживаясь на локтях, уже тоже сил нет.
– Я был под внушением.
– Я умею читать, майор, не переживай, – отзываюсь я, уже привычно разблокировав потухший экран, – ты был под внушением, когда убивал мою семью, потом я была под внушением, когда попросила тебя стереть память. Где-то в промежутке между этими событиями Мартинас подсунул мне правду о первом событии, чтобы произошло второе. Вот видишь, я вполне себе умная девочка и не бьюсь головой об стену. Больше.
Дыхание Вагнера остановилось. Ну да, вампир еще пока не оправился после бункера, как, впрочем, и я. Неудивительно, что ему сложно поддерживать функционирование организма в привычном режиме.
– Я хотел рассказать тебе, – в голосе Вагнера сквозит хрипотца, – когда приходил к вам с Шукшиным в дом.
– Майор, это не имеет значения. Если ты не будешь меня отвлекать, то я скоро вернусь к тебе с вопросами, хорошо?
– Сим, – зажмурившись, я отворачиваюсь, – я спрошу один раз и больше не вернусь к этой теме.
Мне тут же становится жарко. На виски давит, а ладони покрываются липким потом. Я не хочу. Слышать, видеть, ощущать присутствие кого-либо из них. Я не понимаю, как могла влюбится в Вагнера тогда. Я абсолютно не знаю ту Симу, но…
Для него я один и тот же человек.
Это вообще нормально – ощущать чувство вины перед вампиром? Да какого черта я вообще должна его ощущать?
– То, что ты знаешь правду, что-то меняет?
Вопрос бьет по перепонкам, а я нервно облизываю губы. Нет, он как и всегда холоден и беспристрастен. Я не слышу в голосе не единой эмоции, но почему-то где-то глубоко внутри слова резонируют.
– Нет.
– Объяснишь?
Слова привычно рвутся наружу, но я останавливаю себя, отрицательно качая головой.
– Нет.
– Я не понимаю, – рычит Вагнер, а я тяжело вздыхаю, вновь уставившись в планшет.
– Тебе и не нужно. Сам по себе эксперимент был ошибкой. Мы – хорошее тому доказательство. Вампир и человек никогда не поймут друг друга, так что сколько я ни объясняй – ты все равно не поймешь.
– Ты ошибаешься, schatz, – Вагнер резко поднимается на ноги, а я снова вздрагиваю, – по-моему, цель достигнута на все сто процентов. И да, мое личное дело меняется так же, как и твое после нападения на тебя Самсона. Это тоже может быть важно.
Больше не отвлекаясь, я тут же погружаюсь в бесконечные строки. Еще полгода пролистываю быстро, они не изменены, тут нечего искать. Неожиданно для себя все отчеты про собственную казнь даже не задеваю взглядом. Слова не трогают – просто слова. Я уже практически готова говорить Самсону спасибо. Где же это?
«Вагнер Сергей…».
Оно.
«…приказал не продолжать преследование. Силы группы Вагнера были переориентированы на спасение жизни старшего лейтенанта Жаровой. Из-за большого количества концентрата 47 возобновить процесс обращения на месте не удалось. Процесс регенерации был возобновлен за счет крови Вагнера и продолжался семь дней путем внутривенного введения…»
Взгляд зацепился за строчки. Какая-то мысль плавала на поверхности, пока я снова перечитывала их.
«Ты просто привык».
Поэтому дядя верит ему. Он вытащил меня, хотя мог успешно достигнуть своей цели. Поступил как человек. Не бросил своего.
«Человек не может быть в приоритете у вампира».
Не то. Близкое, но не то.
«Он говорит с тобой. Я прав?»
Быстро сев на кровати, я спрыгиваю, меряя шагами комнату. Это несколько непривычно, но ведь… Черт, почему нет?
– Майор, я же правильно поняла, что ты мог поймать Самсона, но не стал? – кричу в проход коридора, где минуту назад исчез вампир.
– Ты же умеешь читать, schatz, – язвит майор, двигаясь обратно к комнате.
– Твою мать, Вагнер, я серьезно. Ты сказал задавать вопросы – я задаю.
– Так.
«Цель достигнута на все сто процентов».
Твою мать.
– Он не говорит со мной, – нервно облизнув пересохшие губы, я давлю смешок, уткнувшись лбом в дверной косяк, – я его, Вагнер, вообще мало интересую. Он издевается надо мной, уничтожает то, что мне дорого, только по одной причине. Я что-то значу для тебя. Он говорит с тобой.
Глава 25
И как мне раньше не пришло это в голову? Вот он, самый логичный ответ. Мартинасу зачем-то понадобился именно Вагнер. Вампиры не страдают привязанностью ни к людям, ни к молодым вампирам. Тем не менее после того, как Самсон обратил Вагнера, он не бросает его. Четыреста лет они неразлучны, и если понять привязанность Вагнера возможно – он обращенный, Мартинас его учитель, то что происходит с тем, кто старше Христа?
Ведь Вагнер придерживается строго противоположных Самсону взглядов, но тот не убивает его, а находит, как использовать. Привязывает к себе, подставляя в собственных убийствах.
Мне просто не повезло.
Как и моему отцу.
Ведь Самсон именно из-за склонности Вагнера привязываться к людям, внушает майору убить тех, кто начал ему доверять. Мы ошибались. Мартинасу плевать на наши исследования. Он жил две тысячи лет, а люди так и не смогли приблизиться к нему. Он может внушить что угодно и кому угодно, отмахиваясь от целой организации, как от кучки детей. Ему плевать на потери, ведь армия мертвых постоянно пополняется. Вампиры побеждают, а люди отходят на второй план. Мы вымираем. Мартинас и так побеждает. Но смерти моих родителей оказывается недостаточно.
Вместо того, чтобы принять свою сущность и перестать контактировать с людьми, Вагнер остается в ПМВ. Он ведет себя как человек больше, чем я думала. И как только я начинаю свои исследования, Вагнер, поглощенный идеей уничтожить Самсона, вызывается сам, по сути поставив дядю перед выбором без выбора. Отказать монстру, что добровольно сидит в подвалах ПМВ, только из-за мук чего-то напоминающего совесть, невозможно.
Когда Мартинас начал воспринимать меня как угрозу? Кажется, что дерево под моими пальцами сейчас расплавится. Возможно, я слышу именно его треск. Или это разрываются рамки, выстроенные в моей голове?
– Ты же сказал ему, что хочешь мне рассказать, да? – буравя взглядом дверной косяк, я практически не слышу своего голоса.
Но ответ звучит до боли громко.
– Да.
Я не знаю, почему мое сознание сейчас остается таким четким. Пальцы спокойно скользят но дереву, а в теле нет признака паники. А еще говорят, что женщины сплетницы. Хотя чему я удивляюсь. Мартинас – друг, наставник, единственный, кто, кажется, его понимает. Да, Вагнер не человек. Но и то, что он начал испытывать, несвойственно вампиру. Даже глупо было бы, не посоветовавшись с тем единственным, кто понимает в вампирах куда больше, чем Вагнер, идти к человеку. Что сделал Самсон? Внушил ему что-то тогда? Или просто Вагнер послушал его?
Сейчас это не выяснить.
Видимо, тогда Мартинас и решил, что я представляю какую-то угрозу. Почему не убил сразу? Мог же поступить так же, как с моими родителями. Но…
Он боялся, что это разрушит самого Вагнера?
Что он услышал такого в его словах, что решил взять всю грязную работу на себя?
Черт, да он же ведь просто хотел разбить нашу связку. Внушение, замена – все. Я не помнила ничего о Вагнере и благополучно ела всю лапшу Мартинаса. Он же мог ничего не делать со мной. Зачем все это?
– Почему он это сделал? – голос дрожит и не слушается, пока я сползаю по косяку на пол. – Почему?
Вагнер молчит, а я понимаю, что самым ужасным днем для меня был не тот, что навсегда пропах мандаринами и кровью.
– Что ты сказал ему? – скриплю сквозь зубы, с силой надавливая лбом на косяк. – Вагнер, что случилось, твою мать!
Вот поэтому я здесь. Под его вечным присмотром, в этом доме. Ему не нужно мое принятие. Он бы и не делал никаких попыток что-то восстановить, не так устроен. Вагнер спросил и то из-за того, что к слову пришлось. Майор не собирался все равно восстанавливать мне память.
А вот перестать себя винить он очень хотел.
Потому что он спровоцировал его.
Специально.
Когда начал что-то подозревать, он спровоцировал его.
– Что верну тебя.
Я не спрашиваю «зачем». Это не имеет смысла. Все остальное я в состоянии понять и без его ответов. Он сорвал Самсону крышу. Выдавив Вагнера из моих воспоминаний, Мартинас делал ставку на то, что человеческие чувства сильнее.
Странный вывод того, кто четыреста лет не может отпустить другого.
– Я должен был успеть, Сим.
Горячие слезы обжигают глаза и лицо. Чужая самонадеянность. Вампир никогда не поймет человека. Вот когда человек может стать целью. Господи, я так боялась вампирской ненависти.
А оказалось, что нужно бояться любви.
– Пока ты не знала – было проще, – говорит вампир, сверля взглядом стену над моей головой.
– Этим мы и отличаемся, – я киваю, не отвлекаясь от мыслей, – нормальный человек не смог бы спокойно жить с этим. У нас даже целая религия на этом основаны. Расскажи о грехах, облегчи душу. Видимо, у вампиров ее просто нет.
Вампир срывается с места слишком быстро. Я успеваю лишь дернуться в сторону, как ледяные пальцы впиваются в мое плечо, пригвождая к стене. Спина тут же отзывается острой болью, заставляя зашипеть. Вскинув руку вперед, я рефлекторно целюсь в глаз вампира, но удар тут же оказывается перехвачен. Вагнер блокирует каждое мое движение, вынуждая мозг биться в панике.
«Я не вступаю в бой, который проиграю».
– Какого черта, – хриплю я, вновь пытаясь вырваться, как замираю от ледяного прикосновения к лицу.
Вагнер прижимается лбом к моему виску. Я не чувствую его дыхания, а по коже расползается липкий противный страх.
– Сила – единственный выход? – хрипло шепчет Вагнер, а я вздрагиваю от нежного скольжения по коже шеи.
Лучше бы он меня ударил. Мамочки, неужели это случится снова. Колени подкашиваются, а я не сползаю вниз лишь из-за того, как крепко держит меня вампир. Почему мы снова наедине? Недавний ужас из бункера кадрами мелькает перед глазами, а меня передергивает. Ничего я не могу против него. Абсолютно ничего.
Если кто-то когда-то мне скажет, что ощущать полную беспомощность перед насильником возбуждает – я плюну ему в лицо. Нет, лучше сразу сверну шею. Потому что когда губы Вагнера скользят по скуле, я нахожусь на грани реальности.
– Если в тебе есть хоть что-то человеческое, что-то хорошее, – всхлипываю я и цепляюсь за удерживающую меня руку Вагнера, – хотя бы капля – ты отпустишь меня сейчас и исчезнешь, когда все закончится.
Озноб заставляет дрожать, и я не замечаю, что Вагнер держит уже не так крепко. По крайней мере, не причиняя боли. Только мне уже все равно. Я хочу расквитаться со всем этим как можно скорее и просто остаться одна. Жаль, что дядя ушел так быстро.
– Ты же хотела меня убить, schatz. Что изменилось?
Я не понимаю его интонаций. Мне тесно, горячо и холодно одновременно. Его вокруг так много, что, кажется, возле этой стены остался только он, полностью уничтожив меня. Тошнота подкатывает к горлу, а я судорожно хватаю ртом воздух. Он же видит это. Понимает, что делает мне хуже, но не перестает. Где были мои глаза раньше?
Внезапная мысль проскальзывает сквозь панику, а я хватаю вампира за руку, до хруста в пальцах сжимая ее.
– Подожди, – я хмурюсь, пытаясь понять, что секунду назад пришло мне в голову.
Останусь одна. Что не так в этой мысли? От догадки распахиваю глаза, невидящим взглядом уставившись в одну точку.
– Дай телефон, – не слыша собственного голоса, я пытаюсь не сойти с ума в эту секунду, – Вагнер, пожалуйста, быстрее.
Вагнер делает шаг назад и тут же протягивает аппарат. Сейчас мне не до него.
Самсон уничтожает все, что мне дорого. Всех. А… откуда он знает, кто это? Почему он понимает, кто из жителей окраины прикипел ко мне? Запал в душу. Пальцы трясутся, но первый вздох облегчения вырывается, когда я вижу надпись «в сети» напротив ника Дашки. Быстро набиваю сообщение и отправляю, не тратя больше времени.
«Только мы с тобой вдвоем остались».
Он не мог изучить все за три дня. Да и за неделю не мог.
«Уровень внушения: максимально высокий».
Третий гудок болью пронзает мозг, сжимая виски. Я облокачиваюсь на стенку в надежде не потерять опору.
Пожалуйста.
Самсона не было в лесу. Никогда не было.
«Моя еда с собой».
Три года он вместе со мной зализывал раны здесь.
Звонок срывается, а телефон выскальзывает из ослабевших пальцев. Я не буду перезванивать. Уже больше никогда на этот номер.
Дядя отвечает на телефон всегда, даже если сидит в туалете. Работа такая. Каждая секунда может решать чью-то жизнь.
Хотя, может, я больше чувствую, чем понимаю разумом.
Потому что Самсон здесь. Он тот, кому спокойно откроют двери и пригласят в дом. Его знает каждый прохожий и с улыбкой похлопывают по плечу. Он всегда был здесь.
«В твоей крови 47-я, и ты боишься внушения?»
«Алкоголь и наркотические вещества нейтрализуют действие концентрата 47, сводя его эффективность практически к нулю».
«Продукты распада наркотических веществ могут храниться в организме до 2-х лет».
– Внуши мне что-нибудь простое, – не двигающимися губами шепчу я, удерживаясь за стену.
– Schatz, что случилось?
– Господи, ты можешь просто сделать то, что я прошу! – рычу я, в упор глядя на вампира. – Просто внуши мне что-нибудь!
– Не плачь.
А я разве плакала? Но мокрые дорожки на щеках вдруг застывают, а глаза становятся болезненно сухими. Не понимаю. Трясу головой и тру их, а вампир хмурится, скрипя что-то сквозь зубы. В голове как-то странно пусто, в горле сухо и жутко хочется выпить. Я не помню, что хотела добавить секунду назад, но новый вывод вызвал злую усмешку.
– Я на протяжении трех лет нахожусь под внушением, – смешок срывается с губ, а Вагнер медленно закрывает глаза, – и, судя по твоей реакции ты не имеешь к этому отношения.
Все, чего сейчас хочется – выпить. За забытым ощущением прячется что-то важное, а я задумчиво ковыряю пальцем стену. Твою мать, я же до чего-то додумалась. Но виски сжимает тупая боль, а в голову стреляет, как при похмелье. Видимо, новое вторжение активировало старую установку.
– Мой дядя мертв, – шепчу я, разглядывая лежащий на полу аппарат.
Внушение держит крепко. Слезы не застилают взгляд, а я продолжаю пялиться на блестящий корпус.
– Было что-то еще важное, – зубы захватывают губу, а я прикрываю глаза, пряча вмиг ставшими чувствительными к свету глаза, – что-то еще.
Скрип прогнившей половицы разносится по дому за секунду до четкого стука в дверь. Вагнер вопросительно смотрит на меня, а я киваю. Это пришел кто-то рассказать о том, что дяди больше нет. Я не понимаю, почему сейчас я настолько атрофирована. То ли уже устала чувствовать, то ли внутри есть что-то, что блокирует. Как бы то ни было, я спокойно смотрю, как в дом под Вагнеровское «заходи», сняв фуражку, входит Палыч, с тяжелым вздохом глядя на меня с порога.
– Кузнечик, – Палыч переминается с ноги на ногу, а Вагнер потирает глаза, – там…
– Я знаю. Сейчас только переоденусь. Не идти же в халате на улицу, – Палыч кивает и прячет взгляд, пока Вагнер задумчиво его разглядывает.
Тоже мне, нашел время пялиться.
Мой взгляд лишь на секунду пересекается с взглядом Палыча, когда в мозг бьется недавняя мысль. Почему я не узнаю его шагов? Так странно, могу воспроизвести в памяти походку каждого, а Палыч… Я же знаю его… сколько?
Участковый, что по воле случая был обращен в вампира и благополучно закопан мной около дома. Тот самый, который работал здесь до моего появления.
«Входите».
Жена Палыча. Ее вкусное варенье. Какое оно? Я же ела его банками. Из чего оно сделано. Где, черт возьми, пустые банки. Я же точно помню, что брала их. И ее помню, но…
«Он имеет право зайти сюда».
…где она все это время? У кого-то в доме? Где она была, когда толпа собралась у дома Маши и Миши? Почему Палыч оказался там раньше всех нас?
«Тот, кто может войти в каждый дом».
Выражение его лица меняется лишь на секунду. Легкая дымка, кажется, ее замечаю лишь я. Я распахиваю рот в попытках выдать слово, но вырывается хрип. Хватаю пальцами шею, но руки трясутся, а разум утопает в панике. Ничего необычного, да? Симе просто снова стало плохо. В очередной раз.
Как все три года.
– Тебе плохо, Кузнечик? – хмурится Палыч, а я не могу вымолвить и слова, хватая ртом воздух и стекая вниз по стене под действием внушения вампира.
Глава 26
Треск в голове прерывается звуком шагов. Тело затекло, а спина ноет. Ощущение, что кто-то старательно вышагивает около самого уха, но… ведь нельзя ходить по воздуху? Я определенно стою. Руки онемели, но запястья плотно прилегают друг к другу где-то высоко над моей головой. Затхлый запах плесени и старых изъеденных молью вещей. Какой-то подвал? Во рту сухо и жутко хочется пить. Перед глазами темно. Какая-то грязная тряпка обмотана вокруг моего лица, мешая осмотреться вокруг.
А вот это странно.
Самсон любил представления, а это уже определенно что-то новенькое. Он не хочет посмотреть жертве в глаза? Или что? Шея хрустит, когда я поворачиваюсь на новый звук совсем рядом. Что-то металлическое. Я трясу головой, давая разуму еще один шанс провалиться в забытье. Но нет, сознание держится крепко и яснеет с каждой секундой.
– Саш, ты здесь? – скриплю я, заходясь в кашле.
– Куда же я денусь от тебя, детка, – я сдерживаю себя, чтобы не дернуться от знакомого до дрожи в коленях голоса.
– Дай посмотреть на тебя, что ли, – нервно облизывая губы, я осторожно двигаю запястьями, – соскучилась.
Узел крепкий, но не настолько, что невозможно развязать. Да сегодня день моего везения, что ли? Самсон совсем ослаб, что связать не смог меня по нормальному? Или это тоже часть игры?
– Нет, милая, – по шее скользит капля пота, а я думаю лишь о том, видит ли сейчас вампир мои манипуляции руками, – сегодня мы играем по-другому.
Движение воздуха и касание ледяного металла к моей щеке. Он не надавливает, просто скользит чем-то определенно острым и опасным по коже. Истерический смешок вырывается наружу, а вампир коротко смеется.
– Ты же сказал, что по-другому, а игрушки те же, – дрожащим голосом выдавливаю из себя, – дай выпить, что ли.
Металл исчезает, а в тишине слышен бешеный стук моего сердца. Где Вагнер? Как он вытащил меня из дома?
Но со всем этим я разберусь потом.
Сейчас нужно просто выбраться. Это же несложно сегодня? Он слабый. Слабый. Я справлюсь. Но паника все равно скользит где-то на самой поверхности, отбирая драгоценный воздух.
– Знаешь, – задумчиво растягивает он, пока я жмурюсь под повязкой, – думаю, можно. За встречу, да, детка?
– Точно, – киваю я, стараясь не напороться на лезвие, – именно так. Да и дядю помянуть надо, единственный родной человек.
Что-то в воздухе меняется. Он сбивается с шага? Не понимаю, но что-то не так. Лишь мгновение, а после короткого звука выдернутой пробки в ноздри врывается аромат вина. До слуха доносится мягкое скольжение жидкости по стенкам бокала, а внутренности тут же сжимаются в предвкушении.
Бокал. Это даже мило.
– Слушай, а почему именно красное? Мог бы подсадить меня на водку, не знаю. Наркота опять же. С учетом повреждений и коктейля из транквилизаторов вряд ли бы я протянула долго.
– В том и смысл, милая. Твое падение – лучшая из наград за все мучения. Да и, кажется, ты любила красное.
Голос вампира все еще звучит иначе. Звук отражается. Он все еще стоит спиной ко мне. Я дергаю запястье, но веревка удерживает меня. Кожу саднит, а вампир цокает языком.
– Это так мило, что ты помнишь.
– Не менее мило, чем твое сопротивления сейчас, детка. Мне приятно, спасибо, – смеется вампир, а я скалюсь в улыбке.
– О, обращайся. Это я умею.
Влажное стекло касается губ, а я жадно открываю губы, позволяя жидкости наполнить рот. Самсон не торопится, поэтому я пью не захлебываясь, спокойно глотая вино.
И это тоже странно. Вампир может не спешить во время игры, но сейчас она же еще не началась.
Или я чего-то не понимаю и мы уже играем?
Тепло тут же разливается по венам, а желудок на мгновение сжимается в сопротивлении, но тут же расслабляется, принимая вино. Алкоголь впитывается в кровь мгновенно, ударяя в голову. На самом деле скорее всего это не он. Просто психологическая привязка. Я пью, значит, мне хорошо. Не больно. Возможно, это еще даже не настоящее опьянение.
Но оно работает.
Паника, что душила минуту назад, начинает отступать.
Самсон делает шаг назад, а я по инерции тянусь вперед за ускользающим бокалом. Плевать, как сейчас это выглядит. Он и должен видеть, что я – жалкая. Он же этого хотел? Показать мою ничтожность и несовершенство. Чем дольше ему нравится то, что он сейчас видит, тем больше у меня времени что-то придумать, пока все руки и ноги на месте.
Боюсь, что второй раз фокус с регенерацией не пройдет. Но я не знаю, как отвлечь его еще.
– Знаешь, Шукшина даже жаль, – я практически слышу, как вампир пожимает плечами.
Что?
Еще один монстр очеловечился или как? Он тянет время сам, но… почему?
Или мы ждем зрителя?
Проглотив надвигающийся страх, я заставляю себя улыбнуться. Пара глубоких вздохов, и наружу рвётся неконтролируемый смех. Алкоголь справляется со своей задачей – запускает процесс, что был остановлен лекарствами. Голова кружится, а я продолжаю смеяться до боли в челюсти.
– Детка?
– Саш, ну это же смешно, – постанываю сквозь смех, – самый опасный вампир во все времена не поделил со мной мужика. Сказал бы мне сразу, что ну занят он, что мы, не разобрались, что ли.
Кулак вампира врезается в мою скулу, а рот тут же наполняет кровь из разбитой губы. От резкого движения головы простреливает спину, а я не могу сдержать стон. Второй удар не заставляет себя ждать. Выдрав из меня крик, вампир бьет в живот, задевая старые раны. Несмотря на то, что на глазах повязка, становится светло. Слезы капают на тряпку, когда я повисаю на руках, пытаясь перевести дух.
– Фух, – я кашляю, сплевывая на пол кровь, – нет, ну что ты сразу обижаешься. Я серьезно. Забирай Вагнера и проваливайте оба. Счастья, любви и морей крови вам где-нибудь подальше от меня, – закусив губу, я поворачиваюсь туда, где по звуку шагов был Самсон, – погоди, или он не хочет? Милый, так тебя отвергли?
Я не понимаю, зачем сейчас бешу его еще больше, но когда его нога врезается мне в лицо, а нос отвратительно хрустит, наконец-то проскальзывает мысль. Я хочу потерять сознание, чтобы не испытывать боль. Нет, не ту, что сейчас разливается по телу, призывая инстинкт самосохранения на помощь. Ту, что я помню.
Я знаю, зачем ему нож.
Вот, что делает со мной страх. Но он вновь бьет недостаточно сильно.
Голова ужасно кружится, а я уже плохо понимаю, где верх, а где низ в перевернувшемся мире. Может быть даже хорошо, что сейчас я не вижу ничего. Сильная рука сжимает мои волосы, а я цежу сквозь окровавленные зубы.
– Не верю, – выплевываю Самсону в лицо, – ты так просто меня не проведешь, Саш.
– Детка, а ты совсем двинулась, да?
– Должно быть что-то еще, – слизнув кровь с губ, я снова выплевываю слюну, – ты же не просто так обратил его, да, Саш? Что-то было. И про это что-то по своей глупости узнала я. Слишком много чести одной человечке, слишком.
Пальцы в моих волосах расслабляются и я обессиленно роняю голову, касаясь подбородком груди.
Сквозь пелену перед глазами пробивается свет. Стараясь дышать спокойнее, я часто моргаю, сбивая мешающую разглядеть хоть что-то вокруг влагу ресницами. Так и есть. От постоянных ударов повязка сбилась, открыв тонкие щели у пазух носа.
Хоть что-то.
Земляной пол. Вот почему шаги показались странными. Я стою на твердой земле. Землянка? Что за декорации вокруг на этот раз? Хочется задрать голову, чтобы рассмотреть все получше, но тогда Самсон сразу все поймет, а терять связь с миром очень не хотелось. Медленно поворачиваюсь всем телом вправо, пытаясь разглядеть, что позади. Там стена? Или пустое пространство? Ноги связаны, но удерживает их какой-то подвижный груз у меня за спиной.
К чему привязана веревка наверху?
Свет тусклый. Освещение явно не предназначено для каких-то кропотливых работ. Расслабив тело, я повисаю на одних руках, пробуя крепление на прочность.
Скрип.
Мгновенно вновь упираюсь на ноги. В ушах шумит, но даже так я различаю, что Самсон, переведя дух, вновь движется ко мне. Кажется, не понял, что я делала.
Очень интересно.
Новый удар по лицу вместо ответа на вопрос, кажется, уже не доставляет столько боли.
Я знаю, что крюк на потолке не предназначен для человеческого веса. Осталось лишь подобрать момент.