VII
Черная вода. – Подозрительные следы. – Падение в пропасть. – Спасение. – В индейской деревне в самом сердце Южной Америки. – Отважный вожак мулов. – Дружелюбный прием. – Пленный король.
Было пройдено уже более ста миль по горам и долинам, через реки и озера, по степям и лугам, где всадники почти совершенно скрывались в высокой траве, через дремучие леса, но нигде не было замечено и следа индейцев.
Местами, на трясинах и болотах, приходилось тащить за собой вьючных животных или сгружать часть поклажи, а на крутых склонах приходилось предоставлять животных самим себе, из-за чего часто за целый день им не удавалось пройти и одной мили.
При этом температура достигала более тридцати градусов, а ночью опускалась ниже трех градусов. Единственным указателем пути служил теперь компас, потому что и сами проводники никогда не проникали в глубь этих дебрей. Ни звери, ни птицы не пугались здесь многочисленного каравана и подпускали охотников очень близко к себе, доверчиво выбегая даже им навстречу.
Дойдя до широкого горного потока, быстро мчавшегося в глубине ущелья и пенившегося между больших камней, путешественники расположились пестрой толпой между кокосовыми пальмами и развесистыми деревьями, среди красивейших кустов с совершенно белыми листьями, украшенных пышными орхидеями, увитых, как и стволы деревьев, густыми гирляндами пунцовых, золотисто-желтых, фиолетовых цветов и фуксий пышных, как розы, с белыми чашечками и густыми кистями тычинок.
Некоторые из путешественников спустились, осторожно цепляясь за кусты, в ущелье и зачерпнули воды в кружки и котелки.
– Что это? Вода черна как чернила! – воскликнул Бенно, держа в руке жестяную кружку с водой.
– Верно ил или тина!
– О, нет! Это ведь горный поток. Смотрите, как быстро он несется, срываясь со скал: какой тут может быть ил или тина!
Попробовали вылить воду – на дне сосуда не осталось ни малейшего осадка.
– Посмотрим, будет ли Плутон пить эту воду!
Собака пила с жадностью. Невдалеке целая стая диких голубей тоже пила эту воду, пили и бесчисленные попугаи: и ара, и какаду, от крика которых стон стоял в воздухе.
– Все эти птицы пьют черную воду, и она, очевидно, не вредит им! – сказал доктор Шомбург, – почему бы и нам не попробовать?
Кто-то предложил пройти выше, к самому источнику, чтобы убедиться, такова ли вода и там. Многие согласились и стали взбираться все выше и выше. Здесь поток образовывал настоящий водопад, низвергаясь прямо в бездну с высоты небольшого скалистого плато. Скалы громоздились одна над другой. Тут не было уже и следа растительности, и птиц было мало, только одни горные орлы кружились над темными скалами, среди которых они свили гнезда.
Педрильо, ловко карабкаясь, добрался до самого источника и, зачерпнув в свою флягу воду, тут же попробовал ее.
– Пейте, друзья! – крикнул он, – вода чудесная – холодная как лед и вкусом ничуть не отличается от всякой другой ключевой воды, хотя она и черна как деготь!
– Находка! Важная находка! – крикнул вдруг Бенно, поднимая что-то с земли. Он вскарабкался еще немного выше и стал осматриваться кругом. Вдруг он увидел на земле тоненький ремень, унизанный мелкими раковинками и зубами каких-то зверей, вроде тех, какие носят дикари на руках, немного пониже плеча.
– Да, это действительно важная находка! – сказал Рамиро. – Браслет этот утерян, вероятно, недавно, иначе бы его источили муравьи. Видимо, где-нибудь поблизости есть туземцы! Не знаю, будет ли для нас безопасно разводить внизу костры?..
При этих словах всеми овладело какое-то жуткое чувство.
– Лучше не надо костров! – сказал кто-то.
– Но как же мы будем варить пищу? Как избавиться от москитов? Кроме того, нас восемьдесят вооруженных человек, чего нам бояться горстки нагих дикарей? – возразил Рамиро.
– Поищем лучше более открытого места, где бы мы могли видеть окрестности и заблаговременно заметить приближающуюся опасность, а то здесь, в кустах на краю обрыва, индейцы могут подобраться к нам совершенно незаметно.
– Это справедливо! – согласился доктор Шомбург.
Все забыли про черную воду, теперь умы всех были заняты ременным браслетом, переходившим из рук в руки.
Маленькая группа вернулась к остальным, и после краткого совещания решено было искать другого места для ночлега.
Караван снова двинулся в путь, медленно следуя вдоль края обрыва, вверх к тому месту, где Бенно нашел кожаный браслет. Поравнявшись с этим местом, все стали осторожно озираться по сторонам. Некоторые ежеминутно опасались увидеть появляющихся из-за скал дикарей, другие надеялись найти еще новые признаки их присутствия в этих местах.
– Вот и тропинка! – сказал кто-то, – смотрите, поломанные сучья, примятая трава, срубленные каким-то острым орудием молодые деревья, а там грубо высеченные в скале уступы! Ясно, что по гребню этих скал пролегает горная тропа.
Все молчали. Никто не возразил ни слова. Привычные мулы с трудом передвигали ноги, осторожно взбираясь в гору. Люди шли рядом, озираясь во все стороны, ожидая, что на них с минуты на минуту посыплется град отравленных стрел.
Рамиро и Педрильо шли впереди в качестве разведчиков.
– Есть ли тут где-нибудь мост через это ущелье?
– Вряд ли! – заметил Рамиро.
– Мост или переправа должны быть, я так полагаю, но смотрите, кругом целое нагромождение скал – настоящая каменная пустыня, и поток куда-то пропал! – проговорил Бенно.
– Может быть, он образует там, в глубине скал, скрытое от глаз озеро и здесь, в этом месте, бьет из-под земли. А вот и мост! – вдруг воскликнул Рамиро.
Длинной вереницей, извиваясь капризной лентой среди скал, медленно взбирался в гору караван. Рамиро и Педрильо стояли теперь на самой вершине скалистого гребня.
– Ну, вы там видите человеческое жилье? – спросил доктор Шомбург.
– Нет! Пропасть по ту и по другую сторону, а между ними узенький природный мост!
– Сумеем ли мы перебраться по нему?
– Да, поодиночке, а мулов мы с Педрильо беремся перевести.
– Но скажи нам, ради Бога, надежен ли, по крайней мере, этот мост? Не грозит он обрушиться под нами?
– О, сеньор доктор, – ответил Педрильо, – он стоит, быть может, с первых дней творенья! Мост надежен, но только он так узок, что пройти по нему не совсем безопасно, и кроме того, в одном месте есть щель.
– Ах! Только этого не доставало! – воскликнул доктор, – значит, тут надо будет прыгать!
– Нет, можно просто перешагнуть, только надо быть осторожным, вот и все!
– Боже мой, Боже мой! Что с нами будет? – воскликнул доктор.
Однако все завершилось вполне благополучно. Животные и люди перебрались на тот берег, только один доктор остался еще у моста, не решаясь вступить на него.
– Идите, мы поможем вам! – сказали Педрильо и Рамиро.
– Нет, у меня и теперь уже кружится голова, меня охватывает какой-то непреодолимый страх… я… не могу – не могу решиться!
– Послушайте, Педрильо пойдет впереди вас, вы положите ему обе руки на плечи и, зажмурив глаза, пойдете за ним, а я пойду за вами сзади, чтобы в любой момент в случае надобности помочь вам!
– Нет, вы не идите сзади, это будет только смущать меня, я ухвачусь покрепче за сеньора Педрильо.
– Хорошо!
И вот Педрильо твердым, ровным шагом пошел по узкому дугообразному мостику, повисшему над бездною пропасти и бешено пенившимся черным потоком. Доктор следовал за ним шаг в шаг. Казалось, все должно было окончиться благополучно. Но вот и трещина. Педрильо, перешагнув одной ногой и схватив доктора за обе руки, сказал:
– Ну, перешагните, и все кончено!
Доктор открыл глаза, хотел перешагнуть, но, увидев зияющую под ним бездну, сразу почувствовал страшное головокружение и, увлекая за собою Педрильо, точно камень, полетел в черную пенящуюся воду, кипевшую водоворотом между черных скал.
Ужасный, нечеловеческий крик огласил воздух. Все оставались неподвижны, точно окаменев от страха.
Что сталось с несчастными? Разбились ли они о скалы, или же, попав на глубокое место реки, чудом уцелели?
Прошло несколько мучительных секунд. Все затаили дыхание. Но вот, из пенящегося водоворота показалась чья-то рука, искавшая вокруг себя точку опоры. Это был страшный момент: несчастный искал спасения, просил помощи, и никто не мог помочь ему.
Одним прыжком Рамиро очутился на мосту.
– Веревки сюда! Веревки! – крикнул он не своим голосом. – Кто может надежно удержать их концы в своих руках?
Шесть человек туземцев-проводников взялись держать веревки. Накинув себе вокруг пояса три петли, Рамиро, не задумываясь ни на секунду, прыгнул в бездну. Собака громко залаяла.
С минуту его скрывали волны. Педрильо все еще искал рукою точки опоры, но уже как-то неуверенно, вероятно, он начинал ослабевать. Но вот Рамиро показался на поверхности. Очевидно, вода в этом месте была очень глубока, потому что он при всей своей ловкости и проворстве, при всем своем искусстве нырять и плавать, довольно долго оставался под водой.
Теперь Рамиро сориентировался и быстро поплыл к тому месту, где все еще виднелась рука Педрильо, и опять нырнул.
Около того места, где веревки спускались в воду, вздымался из пенистых волн черный обломок скалы; к нему, по-видимому, и направился Рамиро, плывя под водой. Прошло еще несколько мучительных минут – и вот вода заволновалась сильнее, а на поверхности появились головы Рамиро и Педрильо. Одним ловким прыжком первый очутился на скале, а Педрильо передал ему безжизненное тело доктора, которого они общими усилиями вытащили на сушу. Затем вскарабкался на скалу и Человек-Змея, по-видимому, несколько обессиленный, с окровавленным лбом и руками.
Все смотрели, что будет дальше. У каждого точно камень лежал на душе, и все не сводили глаз с трех человек, что находились там, на выступающей из водоворота вершине черной скалы.
– Все благополучно, друзья! – громко крикнул им снизу Педрильо. – Бога ради, смастерите живее веревочную лестницу, спуститесь вон на этот выступ скалы и укрепите на нем лестницу или держите ее все вместе!
Шико, один из индейцев-проводников, внимательно посмотрел вниз и сказал:
– Нет, здесь вам не взобраться даже и по веревочной лестнице!
– Не беспокойся об этом, Шико, это уж наше дело, ты же с товарищами делай только то, что я тебе говорю, да живее!
– Да, да, – подтвердил и Рамиро, – это уж наше дело, друзья!
Все усердно принялись за работу. В несколько минут из крепких канатов и толстых древесных сучьев сплетена была надежная веревочная лестница. Ловким прыжком очутился Шико на указанном выступе скалы, куда за ним последовали и Тренте, и Коста, и Антонио – все смелые, ловкие и сильные индейцы-проводники, а также и молодой Халлинг и Бенно.
Шико ловко сбросил вниз веревочную лестницу, которую не менее ловко, почти на лету, поймал Педрильо. Рамиро между тем поднял одной рукой все еще бесчувственного доктора, взвалил его себе на спину таким образом, чтобы голова его свешивалась ему на плечо, и, придерживая свою тяжелую ношу одной рукой, стал осторожно взбираться, цепляясь другой за ступеньки лестницы. Следом за ним, шаг в шаг, поддерживая плечом тяжесть тела доктора, следовал Педрильо. Местами выступы скал совершенно преграждали путь. В таких местах Рамиро, держась зубами за веревочную лестницу, осторожно отстранялся от препятствий, отводя лестницу немного левей или правей. Малейшего неловкого движения, малейшей неосторожности было достаточно, чтобы заставить всех троих полететь в бездну Лицо Педрильо становилось все бледней и бледней, кровь текла по его лицу, и когда он наконец ступил на твердую почву, невольный вздох облегчения вырвался из его груди. Трудная, почти непосильная для человека задача была исполнена – у него хватило силы довести дело до благополучного конца.
Всего две-три минуты отдыха, и силы вернутся к нему, но сейчас подъем вконец истощил их.
Громкие крики радости и неописуемого восторга огласили воздух. Никто не думал уже о диких туземцах, о подозрительной находке Бенно, все приветствовали отважных спасателей, все в один голос дивились их смелому, самоотверженному поступку, все наперебой спешили пожать им руки, выразить им свое чувство благодарности, уважения и удивления.
Доктора положили на траву так, чтобы он был обращен лицом в сторону от обрыва. Халлинг хлопотал над ним, стараясь привести его в чувство. Вскоре старания его увенчались успехом. Шомбург открыл глаза, к нему вернулось сознание, и первые тихо произнесенные им слова были:
– Мост!.. Мост! Где он, этот мост?
– Не беспокойтесь, доктор, мы уже переправились через мост!
– Но мне казалось, что я сорвался с него и упал в воду…
Тогда ему вкратце рассказали о случившемся. Доктор Шомбург благодарил своих спасителей в самых трогательных выражениях, горячо пожимал им руки, жалел, что из-за него они подвергали опасности свою собственную жизнь. Словом, произошла самая умилительная сцена.
Вдруг Плутон принялся злобно лаять. Бенно взглянул по направлению, куда кинулась с лаем собака, и невольный крик ужаса сорвался у него с губ:
– Индейцы! – воскликнул он, – это индейцы!
Все взоры обратились в ту сторону. Действительно, на некотором расстоянии от широколиственных кустов стояло человек шесть или восемь диких индейцев, разукрашенных пестрой и яркой татуировкой, и в немом удивлении смотрели на путешественников, видимо, недоумевая. Но когда они заметили, что привлекли к себе внимание путешественников, то моментально скрылись куда-то, исчезли совершенно бесследно.
– Они видели нас! – сказал кто-то, – и вероятно вернутся сюда со значительным подкреплением!
– Да, но неизвестно, с какими намерениями – враждебными или дружественными!
– Во всяком случае, следует хватать быка за рога, – сказал Рамиро, – или, если хотите, волка за хвост! – Надо идти прямо в их деревню. Пробраться незамеченными нам все равно не удастся, так уж лучше самим идти навстречу неизбежному, будь что будет!
Все признали разумность этого совета и прежде чем успели хорошенько обсудить его, караван стал готовиться в путь.
Доктор мог уже сидеть в седле, и караван вскоре двинулся вперед. Двое проводников и двое приятелей в качестве проводников несколько опередили отряд, внимательно изучая окрестность. После нескольких часов пути, вправо от тропы, открылась красивая лесная полянка, украшенная группами величественных пальм и превосходных смоковниц, между которыми змеился, извиваясь, светлый лесной ручей, привольно паслись на берегу козы, а за чащей банановых кустов вились тонкие струйки дыма.
– Господа, деревня лежит прямо на нашем пути, и миновать ее или обойти нет никакой возможности, к тому же нас уже заметили! – объявил Рамиро.
Через дорогу большими шагами перебежал индеец и исчез в чаще кустов. Следом за ним бегом, точно спасаясь от напасти, промелькнули еще и другие мужские фигуры, а также женщины и ребятишки. Затем все стихло. Даже и собаки, подобно хозяевам, то появлялись на мгновение, то снова исчезали.
Друзья на минуту смутились. Никто не мог предвидеть, что будет дальше. Но вот перед ними, точно из-под земли, выросли три рослых парня, выкрашенных в темно-красный цвет, с белыми поперечными полосами на животе и на груди. В ушах у них торчали ярко-желтые перья, на голове красовалась повязка в виде короны из таких же перьев, на руках и ногах этих рослых, красиво сложенных людей красовались браслеты из просверленных камней, когтей, зубов и мелких костей птиц и животных.
Ничего сколько-нибудь похожего на оружие при них не было.
– Это послы! – решил Халлинг.
– Слушайте, сеньоры, – сказал Тренте, один из проводников, – эти дикари едят человеческое мясо. Прабабка моя сама едала с ними павших в бою неприятелей.
– Что же из того, пусть едят, если им это нравится, я-то, во всяком случае, не так легко им дамся на жаркое – нас здесь восемьдесят человек и все прекрасно вооружены. Что может сделать против нас жалкая горсть дикарей?! – сказал Рамиро. – Идемте дальше, а то они, пожалуй, подумают, что мы их испугались!
– Меня оставьте пока здесь, – сказал доктор Шомбург, – я отдохну немного. Кажется, я схватил сильную лихорадку.
И сойдя с мула, он опустился на траву, прислонясь спиной к стволу дерева. Он был бледен, как полотно, и во всей его позе проглядывало крайнее утомление и слабость.
– Тем более нам следует спешить, чтобы найти надежный приют для нашего больного, – сказал Рамиро, – господа, кто идет со мной в их деревню? – добавил он, приглашая желающих.
Едва успели путешественники сделать несколько шагов, как к ним навстречу выступило несколько человек туземцев и жестами дали им понять, что они могут идти до этого места, но ни шагу дальше.
– Тренте! – крикнул Рамиро, – поди сюда, может быть, ты от своей бабушки научился понимать их наречие и сумеешь побеседовать с ними.
Но Тренте забрался в самый хвост каравана и притаился за вьючными мулами. Он дрожал всем телом: вид этих долговязых размалеванных парней леденил кровь в его жилах. В этот момент около сотни туземцев, мужчин, женщин и детей в мехах лисиц, в змеиных шкурах, с головой кошки или собаки в виде головного убора, с громкими криками, приплясывая, подскакивая, присвистывая, бежало, что было мочи, точно спасаясь бегством от какой-то беды, по лесной полянке навстречу путешественникам. Все они были пестро изукрашены лисьими хвостами, крыльями пестрых попугаев, мехами и шкурами разных животных.
Все они потрясали в воздухе руками, раскрашенными бряцающими браслетами из когтей, костей и камней. Такие же браслеты были у них и на ногах, которыми они беспрерывно выделывали самые невозможные движения. Ожерелья на шее тоже бряцали и гремели; в общем получался страшный шум, служивший как бы аккомпанементом к душераздирающему крику, визгу и гаму, которым дикари приветствовали белых. Дети ревели и плакали, собаки лаяли, женщины вопили и кричали, мужчины орали.
– Тренте! Тренте! Где ты? Скажи нам, чего от нас хотят эти люди?
Из-за спин других путешественников показалось теперь уже веселое и довольное лицо Тренте.
– Они говорят, что они наши братья и друзья и обещают нам большой горшок минго!
– А, так ты понимаешь, что они говорят! Что это за минго?
– Минго, это очень вкусная вещь – это водка!
– Прекрасно! Но когда же они перестанут орать?
– Когда и вы, со своей стороны, пообещаете им что-нибудь подобное!
– Что же нам сказать им?
– Говорите все, что хотите, это безразлично, только говорите побольше и погромче и на каком хотите языке!
Путешественники принялись болтать, кто по-немецки, кто по-испански всякий вздор.
Шум и гам стоял такой, что чирикавшие, кричавшие и щебетавшие повсюду птицы мгновенно разлетелись и смолкли; даже свиньи и козы сбежали от этого крика. Минут десять длился этот невероятный гам, затем смолкли эти дикие звуки и крики: все окончательно выбились из сил, и разряженные дикари тем же шагом, похожим на бег, поспешили вернуться в свою деревню.
– Ну, теперь и нам, пожалуй, можно войти в их селение! – сказал кто-то.
– Нет, нам следует ожидать приглашения по всей форме.
– Смотрите, вон идет хромая старуха, вся выкрашенная желтой краской, почти совсем нагая, а нос замазан черным и руки тоже все черные!
– Как безобразно! Как отвратительно! – воскликнул Бенно. – Смотрите, она собирается говорить; какой у нее важный, торжественный вид!
Старуха подняла свою тощую руку и широким жестом указала на юг, бормоча какие-то слова, затем на север, на восток и на запад и, наконец, приложила обе руки к своей впалой иссохшей груди.
– Понимаю! Понимаю! – закивал головою Рамиро, – ты хочешь сказать, что тебе и твоему народу принадлежит весь мир и все, что мы видим, ваше владение, а сама ты, конечно, колдунья этого славного и могущественного племени?
– Ну да, ну да! – поддакивал, кивая головою, Тренте. Затем старуха произнесла с особенной торжественностью еще несколько странных слов, что означало:
– Чужестранцы, добро пожаловать! Вы можете вступить в нашу альдеа [деревня]!
Теперь Тренте с величайшей готовностью перевел слова колдуньи и благодарность белых, выраженную в самых лестных словах.
После этого весь караван смог в полном составе свободно вступить в деревню, состоявшую из хижин, похожих на пчелиные ульи, раскиданных посреди засеянных и засаженных садиков и огородов. С первого взгляда вид производил приятное и отрадное впечатление. Не только наружные стены хижин, но даже и деревья, и кусты в садиках были пестро разукрашены самыми разнообразными предметами. Очевидно, этот народец питал особое пристрастие ко всякого рода украшениям.
На концах скрещивавшихся вверху балок, поддерживающих крышу, повсюду красовалась пестрая диадема из крыльев разноперых попугаев. Стены хижин были увешаны венками и гирляндами из пестро раскрашенной соломы и стружек, образуя различные фигуры, а изукрашенные перьями стрелы, воткнутые целыми пучками в эти фигуры, дополняли внешнее убранство хижин.
У входа почти каждой хижины видны были какие-то странные фигуры, такие же фигуры виднелись и внутри хижин, вдоль стен и даже спускались с потолка и висели в воздухе.
– Это какие-то человеческие фигуры, сделанные из соломы, или же гигантские изображения каких-то невидимых птиц! – сказал один из путешественников.
В это время к ним приблизился рослый туземец, весь, с ног до головы, выкрашенный в черный цвет, с ярко-зелеными полосами поперек живота.
– Это какой-нибудь придворный чин, явившийся приветствовать нас от имени своего короля и повелителя!
Приблизившись к ним, черномазый туземец с приветливой улыбкой указал им рукой на большую, особенно богато разукрашенную хижину и при этом добавил, что она предназначена для них.
– Тренте, переведи ему, что мы очень благодарим, – сказал Рамиро, – и спроси его, не вождь ли он этого народа? Скажи, что мы имеем для него кое-какие подарочки!
Тренте перевел.
Туземец отрицательно покачал головой.
– Нет, чужестранцы, – отвечал он, – я не вождь и не предводитель моего народа; благородный и доблестный Тенцилей сидит в своей хижине и горюет.
Рамиро, как искусный и опытный актер, тотчас же придал страдальческое выражение своему лицу.
– Это меня очень печалит, уж не болен ли мой могущественный покровитель, храбрый Тенцилей?
– Нет, чужестранец, храбрый Тенцилей здоров!
– Не оплакивает ли он утраты какого-нибудь дорогого и близкого его сердцу лица?
– Нет, все не то!
– Но нельзя ли узнать, в чем кроется причина его скорби?
– Нет, чужестранец, это страшная тайна, из-за которой, быть может, весь мир со всеми людьми и животными должен будет погибнуть в пламени.
– О, это было бы ужасно! Но скажи нам, можно ли нам будет посетить доблестного Тенцилея в его жилище?
Туземец отрицательно покачал головой.
– Вы должны дождаться, когда наш вождь позовет вас к себе, но что вы можете сделать теперь же, так это сделать Обии обещанный подарок.
– А Обия это ты сам, конечно?
– Да, – и вот эту вещицу я очень желал бы получить в дар!
– Часы? К сожалению, это невозможно, но вот эта ясная оловянная ложка тоже очень недурна, не желаешь ли получить ее, приятель Обия?
Полосатый туземец с видимым удовольствием взял из рук Рамиро оловянную ложку и тут же ловко воткнул ее торчком в свою замысловатую прическу, широким концом вверх.
Затем он огляделся кругом с самодовольным видом и вдруг бросился бежать со всех ног по направлению к хижинам.
Тем временем некоторые из путешественников уже успели побывать в хижине, пролезая в нее на четвереньках.
– Какая там ужасная жара и духота, – заявил Бенно, – и всяких насекомых немало, а свет падает сверху через щели в крыше.
– А с потолка спускаются громадные заколдованные птицы! – сказал таинственно Михаил.
– Да, действительно, там в хижине, целое общество кукол в натуральную величину, и все они подвешены на длинных нитях; иные изображают людей, другие различных животных и птиц; все они сделаны из соломы, листьев и травы. Особенно хороши зеленые ящерицы из травы, с маленькими, превосходно сделанными ножками.
– Надо взглянуть, что с доктором, – сказал Рамиро, – будем надеяться, что он не серьезно захворал.
Между тем женщины, сбросив с себя звериные маски, давно хлопотали у огня, готовя пищу, и теперь спешили со всех сторон с каким-то горячим пенящимся напитком и особого рода печеньями из маниока, которыми они щедро угощали путешественников, наделяя их еще сверх того громадным количеством фрутта-де-лобэ: диких яблок, росших повсеместно в большом изобилии.
Педрильо позаботился подвесить гамак в тени двух громадных деревьев и перенес туда больного. Рамиро нашел доктора сильно изменившимся и ослабевшим. Он спал, тяжело дыша, и тревожно метался из стороны в сторону.
Покачав головою, содержатель цирка в раздумье отошел от больного. Если бы здесь, среди дремучего леса, да вдруг появилась злокачественная лихорадка, дело было бы плохо!
Тем временем там, на лужайке, все остальные сидели уже за трапезой. Хваленый минго в хорошеньких деревянных лоточках переходил от одного к другому. Сочное мясо жареной молодой козы распространяло приятный запах и уничтожалось гостями с неменьшим усердием и аппетитом, чем особое рагу из рыбы с прекрасным белым печеньем, напоминавшим хлеб.
Рамиро подошел и присел вместе с другими, но на душе у него было далеко не весело.
– Эти дикари, по-видимому, вовсе не бедны, – заметил Педрильо, – у них громадные запасы всякой снеди!
– Да, но все они как будто чем-то удручены, все как будто чего-то боятся, чего-то опасаются, – заметил Рамиро.
– Это правда!
В это время старая колдунья, вертевшаяся все время около яств, потащила куда-то по весьма почтенной порции всего предлагаемого гостям.
Михаил последовал было за ней, но она, обернувшись, погрозила ему кулаком.
– Грози, грози, – сказал Михаил, – а я уже побывал там!
– И что же ты там видел, в том углу за пологом? – спросили его сразу несколько голосов.
– Там стоит стол, на который старуха и кладет унесенное отсюда кушанье. Целые тучи летучих муравьев пожирают все это, а их в свою очередь поедает какое-то животное в блестящей броне и с остренькой мордочкой!
– Это броненосец! – сказал Халлинг, – если так, то тут поблизости должны быть постройки термитов.
– Право, эти фрутта-де-лобэ – настоящая манна небесная, – сказал кто-то, – я съедаю уже десятую штуку и теперь только чувствую, что у меня развивается аппетит!
– Да, здесь природа, кажется, дает людям все, чего они только могут желать, им остается только срывать и есть.
Поев досыта, путешественники длинной вереницей прошлись по деревне, наблюдая мирные занятия туземцев и их быт. Почти перед каждою хижиной был разведен небольшой плодовый сад, и маленький участок земли был засеян таро, маисом, маниоком и бобами. Перед хижинами играли и резвились совершенно нагие ребятишки, а старые и молодые женщины, сидя в своих садиках, ревностно отгоняли от своих посевов и посадок назойливых многочисленных птиц, готовых ежеминутно обрушиться на них целой тучей. Женщины или лепили горшки и кувшины из горшечной глины, или же плели из коры, стружек и соломы корзинки, матики и тому подобные вещи, имея постоянно у себя под рукой громадную деревянную трещотку, которую они быстро и ловко приводили в движение, как только на ближайших деревьях показывались дерзкие пернатые мародеры.
Среди крикливых пестрых попугаев, цепляясь, перепрыгивая и вечно ссорясь с ними, толпились бесчисленные маленькие черненькие обезьянки. Они отчаянно дрались из-за плодов фрутта-де-лобэ, отнимая их друг у друга, воровали молодые плоды, проворно и ловко шелушили зрелый маис, приводя в отчаяние бедных женщин, гонявшихся за ними с колотушками, оставляя на скамьях свои недоделанные глиняные сосуды, которые они украшали замысловатыми причудливыми рисунками с помощью острого камня и заостренных деревянных палочек.
Очевидно, эти дикари не были еще знакомы с металлическими орудиями и как будто еще принадлежали к каменному веку. Тут же, возле неоконченной гончарной работы или плетенья, лежали в маленьких плетеных корзиночках кисти из древесных волокон и краски.
Любезные, приветливые улыбки темнокожих туземок как бы поощряли молодых путешественников все разглядывать и осматривать их изделия; почти все женщины охотно все показывали и объясняли, как умели.
Проходя мимо старой колдуньи, все еще занятой варкой пенящегося напитка, Тренте попросил ее дать хлебнуть немного этого вкусного напитка.
Старуха отрицательно покачала головой.
– Он еще ядовит, – промолвила она, – тебе придется подождать, пока не выварится вся пена. Сырой плод маниока так ядовит, сын мой, что если ты покушаешь его, то тотчас же умрешь!
Говоря это, она продолжала усердно снимать пену с кипящего напитка.
– Здесь не ходите! Здесь нельзя! – окликнула старуха тех молодых людей, которые намеревались пройти по узкому проулку между хижин.
– А почему нельзя, бабушка? – спросил Бенно.
– Потому что этот проулок ведет к хижине вождя, только слуги его смеют приблизиться к нему и никто более.
– Что такое с вашим вождем? – спросил Бенно через Тренте. – Почему он так скрывается от всех?
– Несчастье! Великое несчастье грозит нам! – таинственно прошептала она. – Огонь истребит хижины наши и мужей, и женщин, и детей!
– Но скажи, бабушка, – осведомился Халлинг, – откуда же возьмется этот неумолимый огонь?
Старуха, точно заклиная, подняла обе руки кверху и сказала:
– Он спустится из облаков и вырвется из-под земли.
– Что она подразумевает под этим? Неужели какое-нибудь вулканическое извержение? Но как могут эти дикари заранее знать об этом? – рассуждал Халлинг. – Скажи нам, бабушка, когда это должно случиться?
– Этого нельзя знать! – отвечала она.
– И все это должно произойти из-за Тенцилея?
– Да, все из-за него! Правда, у него есть еще несколько добрых, надежных друзей, но что из того? Он останется в своей хижине и не выйдет больше из нее, и никто не ходит к нему. Он все равно, что мертв!
– Скажи нам, бабушка, – стал опять просить Халлинг, – не содержится ли ваш славный вождь в заключении там, в этой хижине? Уж не изгнали ли вы его из вашей деревни?
– Да, да, он в заключении, он пленник, но убить его нельзя, потому что Обия, Непорра и Баррудо – его друзья и стоят за него, а Непорра могущественный колдун, и может по желанию навлечь самые страшные несчастия на все наше племя. Вот потому-то Тенцилей жив, увы! Все еще жив! Ну, а теперь пейте, друзья! Это минго мы варили для вас. Поля наши изобилуют маниоком, а кленовый сок льется у нас рекой, пейте, чужеземцы, и будьте уверены, что мы охотно угощаем вас!
Тренте поспешно перевел слова старухи и с жадностью стал тянуть вкусный ароматный и крепкий напиток, тогда как белые умеренно пили его маленькими глотками из красивых бамбуковых чашечек. Ничего более им не удалось узнать о вожде Тенцилее и его таинственной истории.