Жизнь в эпоху перемен. Книга первая

На кухню вышла Надя, свежая и розовая после утреннего туалета и устремилась к столу: – Я проголодалась со вчерашнего дня, ты уж накорми меня, Дашенька, получше.

– Я и то гляжу, что господа мои ничегошеньки не съели за воскресенье: всё, что я вам припасла, стоит нетронутое. Аль приключилось что, или не поделили что? – хитро прищурившись, отвечала Даша. – Вон и хозяин ваш, Надежда Николаевна, вчера ходил один гулять на реку и его там продуло.

– Не беспокойтесь, Дашенька, всё хорошо. Просто мы были в гостях допоздна, там хорошо угощали, и вчера совсем не хотелось кушать, – правда, Ванечка? – ответила Надя. Иван кивнул головой и пошёл приводить себя в порядок.

За завтраком Надя была весела и разговорчива: долго грустить и печалиться было не в её характере, а Иван поддакивал ей, налегая на еду, ведь за вчерашний день у него и крошки не было во рту – с похмельем его организм уже справился и требовал пищи.

Позавтракав, учителя оделись потеплее, взяли свои портфели и вместе вышли из дома. Через два квартала их пути разошлись, чтобы снова сойтись дома за обедом после уроков.

XXVI

Городское училище, где служил Иван, располагалось в специально построенном, лет пятнадцать назад, двухэтажном кирпичном здании, к которому позднее была сделана деревянная пристройка.

Училище давало полный курс шестилетнего обучения после земской или церковно-приходской школы, с которым можно было поступать на казённую службу или продолжить обучение дальше: в учительских училищах и институтах, в военных училищах и даже в университетах. При самом училище были четырехлетние курсы подготовки земских учителей, которые шесть лет назад закончил и Иван, возвратившись сюда уже в качестве учителя Ивана Петровича.

В городских училищах практиковалось как обучение класса одним учителем по всем предметам, так и обучение по каждому предмету своим учителем, что повышало качество образования. В этом училище обучение велось именно по предметам, и Иван Петрович, как к нему обращались ученики, или господин учитель, занял должность учителя географии и истории Отечества.

В учительском институте готовились универсальные учителя, которые впоследствии могли специализироваться по преподаванию избранной дисциплины. Ещё в детстве Иван начитался книг по географическим открытиям и историям разных народов, и это заинтересовало его куда больше, чем сухие цифры арифметики или законы физики и геометрические построения. Волей случая, учительская должность соответствовала его наклонности, и Иван Петрович с удовольствием занимался своей работой.

Сегодня у него было четыре урока истории в классах подготовки земских учителей: по одному уроку в каждом из классов от начального до последнего, четвёртого года обучения.

Поздоровавшись со служкой у входа, который следил, чтобы ученики не входили внутрь в грязной обуви из-за начавшихся вчера дождей, Иван Петрович прошёл в учительскую комнату, где собирались учителя перед занятиями и в перерывах между уроками, поздоровался с присутствующими учителями, числом восемь, повесил пальто и шляпу в шкафу, снял галоши и присел на диван в ожидании звонка на урок.

Из учителей было три женщины: две постарше и одна совсем молодая выпускница Смольного института благородных девиц, бывшая замужем за офицером, проходившим службу в комендатуре. Она была протеже смотрителя училищ, и решила учительствовать не из-за жалования, а чтобы не бездельничать дома, конечно, лишь до появления ребёнка. Остальные учителя были значительно старше Ивана и этой молоденькой учительницы, которая вела уроки рисования и пения, поэтому Иван с ней был непринуждён в обращении и она отвечала тем же.

– Что-то вы побледнели с лица, Иван Петрович, – заметила певичка, как её называли ученики за глаза. – Уж не заболели ли? Сейчас самое время для инфлюэнции начинается, поберегите себя, не то школяры останутся без знания истории.

– Ничего, у него жена красавица, не даст простудиться, – возразил учитель арифметики, сухой и желчный старик с острой седой бородкой и в пенсне, дослуживавший пенсию.

– Пожалуй, немного зацепил вчера холодного ветра, Ниночка, когда прогуливался вдоль Днепра, который по Гоголю чуден и тих при ясной погоде, но хмур и зол в осеннюю непогоду, – ответил Иван учительнице.

– И вы правы, Пётр Аркадьевич: жена моя Надюша напоила меня чаем с малиновым вареньем и поставила винный компресс, так что думаю, обойдётся, – поклонился Иван в сторону учителя арифметики.

– Пожалуй, пора быть звонку, – заметил Пётр Аркадьевич, доставая часы-луковицу на цепочке из кармана жилетки и тотчас прозвенел звонок.

Учителя заспешили в классы. Иван Петрович вошёл в классную комнату, ученики встали, приветствуя учителя, и урок начался. Это был класс первого года обучения на земских учителей, и Иван Петрович читал им начальный курс истории по Карамзину «История государства российского», дополняя этого автора примерами и сведениями из других книг.

В мечтах, Иван предполагал основательно изучить историю, и попытаться устроиться в Петербургский или Московский университет, для чего следовало написать диссертацию по истории. Он уже написал брату Иосифу в Петербург, чтобы тот выслал ему каталог книг по истории Отечества до династии Романовых, чтобы потом заказать их почтой, изучить и попробовать писать диссертацию.

Но сейчас, в классе, он излагал курс, как того требует программа. Рассказывая историю, он часто увлекался, приводил подробности, живописал события, и ученики обычно слушали его с интересом, часто задавая вопросы в конце урока.

Смотритель училища, посетив несколько уроков Ивана, одобрил его манеру подачи дисциплины, сказав, что Иван – прирождённый учитель, и его ждёт большое будущее.

Вот и сегодня, рассказывая о зарождении Московского княжества, Иван увлечённо описывал те давние времена, как люди жили на Руси, кто и когда ими правил, какие враги мешали русскому народу жить, и как этих врагов побеждали. Урок прошёл в полной тишине, шестнадцать учеников мужского пола в возрасте 15-16 лет внимательно слушали учителя, и звонок с урока прозвучал нежданно.

Следующие уроки Иван провёл тоже с будущими земскими учителями, но других курсов, так что за день ему пришлось рассказывать историю Отечества с древних времён по нынешнее время.

Уроки закончились, и Иван Петрович заспешил домой, где его ждал поздний обед вместе с Надей.

Надежда, расставшись утром на перекрёстке с Иваном, подошла к своему приходскому училищу, успев до дождя, который принялся накрапывать, едва она миновала порог.

В учительской присутствовали уже все учительские дамы, приводя себя в порядок перед уроком. Ольга подскочила к Наде: – Ну как вам наши именины, понравились? – Очень, очень всё было хорошо, – успокоила её Надежда, – ужин великолепен, ты играла на пианино – это была моя мечта – научиться играть, но не получилось – я ведь сирота и меня воспитывала тётя, у которой не было пианино.

– Зато у тебя муж великолепен, – похвалила Ольга. – Образован, с хорошими манерами, красив, спокоен и надёжен: о таком муже можно только мечтать.

– Он потомственный дворянин, их роду двести лет, вот порода и сказалась, – возгордилась Надежда, услышав Ольгину похвалу Ивану.

– Порода чувствуется, ничего не скажешь. Мой муж тоже хорош, но из мещан будет. Он говорит, что скоро все сословия отменят, как в Америке, но я не верю этому – царь-батюшка не даст смешать дворян с холопами, – закончила Ольга, и учителя, услышав звонок, заспешили на уроки.

Надежда прошла в свой класс. Эта приходская школа была для девочек. Учились здесь дети мещан, купцов и священников, проживающие в городе, поскольку пансиона при училище не было.

Учителя вели каждый свой класс по всем предметам, кроме Закона Божьего, который читал дьяк из ближайшей церкви Рождества Богородицы.

Надежда вошла в класс, где её встретили двенадцать учениц в коричневых платьях с чёрными фартуками – форма приходской школы. Этих девочек, третьего года обучения, Надежде предстояло доучивать ещё год, если она раньше не уедет отсюда или не перейдёт в другую школу, что представлялось маловероятным.

Учительница провела в этот день уроки чтения, потом письма, где продиктовала небольшой диктант, затем была арифметика с повторением таблиц умножения, затем был русский язык по правилам орфографии: где ставить твёрдый знак «ять» в конце слова. Закончив уроки, Надежда Николаевна, как её звали ученицы, собрала тетради с домашними заданиями учениц на воскресенье для проверки и также заспешила домой, на встречу с Иваном за обеденным столом.

Учителя почти одновременно возвратились домой: Надя едва успела переодеться и вымыть руки, как появился Иван, и работница Даша принялась накрывать на стол.

Обед сегодня был из наваристых щей с грибами и мясом, курицы, запечённой в русской печи на противне с картофелем, и компота из сушеных яблок. На столе стояли квашенная капуста, мочёные яблоки, соленья из огурцов и помидоров и, конечно, свежий хлеб, испечённый Дашей в русской печи, тесто для которого она замесила ещё вчера у себя дома на опаре, принесла сюда и испекла до прихода хозяев со службы.

Иван и Надя с удовольствием покушали после трудового дня, обмениваясь за столом новостями по работе и услышанными сплетнями в своих учительских комнатах. Сплетни эти их не касались, и Иван успокоился за своё вчерашнее пьянство: видимо, никто из знакомых его не видел, иначе в школе был бы шепоток и намёки.

Откушав, учителя ушли отдыхать в свои комнаты. Надя стала заниматься тетрадями учеников, Иван готовился к занятиям на завтра, и осенний вечер наступил быстро и незаметно.

Стемнело. За окном то стихал, то начинался мелкий дождь. Даша собрала ужин на стол, накрыла его чистой тряпицей и, пожелав хозяевам доброго вечера, ушла к себе домой, где проживала одна. Если бы хозяева захотели, то Даша согласилась бы жить постоянно здесь, на кухне, как она жила при прежних хозяевах, у которых было двое детей-подростков, требующих пригляда. Но нынешние её хозяева были молоды, бездетны и хотели полного уединения с вечера и до утра.

За ужином учителя покушали сырники со сметаной, Иван съел кусок окорока с чаем и клубничным вареньем, Надежда попробовала пирога с клюквой, и вполне довольные ужином, они начали потихоньку собираться ко сну. Иван в своём кабинете начал было читать книгу, что купил третьего дня в книжной лавке, как вошла Надя, прижалась к нему сзади кресла, обняла и прошептала: – Пойдём в спальню, я хочу тебя.

От такого предложения Иван отказываться не стал: он и сам намеревался сегодня окончательно примириться с Надей в постели, не зная как подступиться к ней после вчерашнего, но умная девушка сама предложила мировую, способом, который бывает лишь между мужчиной и женщиной.

Когда Иван вошёл в спальню, Надя уже была в постели, закрывшись одеялом с головой и стыдясь, что первой предложила себя мужчине.

Иван, раздевшись, нырнул к ней под одеяло и обнаружил, что девушка полностью обнажила себя в преддверии любовного занятия.

Подстёгиваемый появившимся мужским желанием, Иван немедленно и без предварительных ласк овладел девушкой, которая, не мигая, пристально смотрела ему глаза в глаза поблёскивающими в темноте зрачками.

От этого взгляда страсть волной накатила в голову, и Иван неожиданно быстро извергнул своё вожделение, обмяк и замер неподвижно в девушке, которая в разочаровании чувств продолжала подрагивать всем телом, ощущая как мужчина выходит из неё.

Чувствуя себя виноватым, Иван осторожно разжал объятия и сполз на свою половину. Надя, покусывая губы, тихо прошептала: «У меня раньше никогда так не было, чтобы я хотела, но не смогла».

Это слова моментально вывели Ивана из состояния сладкого оцепенения. – Опять ты вспоминаешь прошлое! – гневно воскликнул он. – Ты что, намекаешь, что со мною тебе хуже, чем было с любовником? Так осталась бы с ним, ожидая, когда он соизволит прийти и облагодетельствовать тебя своим имением и умением в постели. Я же просил тебя не вспоминать прошлого, а ты опять бередишь мне душу. А так хорошо всё начиналось. Ну, виноват я, что не сдержался и не дождался твоей взаимности чувств, но мы могли бы повторить всё через часок-другой – времени до утра ещё достаточно для любви.

– Прости меня, дуру, – всхлипнула Надежда, поняв, что в очередной раз подвела Ивана и расстроила его мужскую гордость. – Я имела в виду вовсе не любовника, а тебя. У меня с тобой раньше такого не было, вот я и сказала.

– Ты пропустила слово «с тобой», – мрачно возразил Иван. – Но даже если это и так, то нельзя девушке с прошлым, имевшей любовника, говорить такие слова другому мужчине. Он всегда воспримет это на свой счёт и обидится. Язык твой – враг твой. Лучше молчи, прикусив язык, чем такое говорить. Эх, опять испортила ты наши отношения, жди теперь, пока я забуду твои слова, или хотя бы постараюсь забыть.

Иван отвернулся к стенке и вскоре задышал ровно, как дышат люди во сне, а Надя ещё долго лежала без сна, кляня себя за нечаянно вырвавшиеся слова, но вспоминая, что с Дмитрием она всегда хотела и всегда могла – такой он был умелый любовник, хотя и в возрасте. А Иван молод и нетерпелив, любит её, вот и не всегда она успевает угнаться за ним в удовлетворении своего плотского наслаждения мужскими объятиями до самой глубины женской чувственности.

Утром Иван встал раньше, совершил обязательные утренние процедуры, и, столкнувшись с Надей в коридоре, молча и нехотя поцеловал её в губы, давая понять, что очередная их размолвка закончена, но не забыта.

Так прошли три недели: постель их примирила окончательно, но исчезла обычная непринуждённость и лёгкость отношений, присущая любящим, на взаимной основе, мужчине и женщине.

Ивана постоянно мучило осознание того, что Надя уходит иногда в воспоминания о своём любовнике и может даже думает о нём в минуты близости, хотя и смотрит ему прямо в глаза.

Решив проверить, насколько Надя находится в зависимости от своего прошлого, Иван начал исподволь, в виде шуток, напоминать девушке о её любовнике, чтобы самому себе определиться окончательно во взаимоотношениях с ней и решить, нужно ли доводить дело до брака и детей.

Однажды, после любовных забав, когда они лежали расслабленно во взаимном удовлетворении, Иван небрежно сказал Наде: – Твой любовник был на двадцать лет старше тебя, значит лет через десять я буду почти его возраста, и ты сможешь сравнить наши мужские качества.

– А! Ты уже и сейчас несравним, – машинально ответила Надя, и, поняв, что опять проговорилась, добавила: – Я в том смысле, что ты лучше, и я тебя люблю, а там была глупость юной девушки, не хочу и вспоминать.

– После того как мы познакомились, ты виделась со своим бывшим? – спросил Иван, сделав вид, что поверил словам Надежды.

– Нет, конечно, он перестал для меня существовать, да и не было его потом в городе. Бася говорила, что он уехал в Петербург с семьёй.

– Значит, твоя подруга знает о твоей связи? – неприятно удивился Иван. – Почему так выходит: девушки часто вступают в связь с мерзавцами, а замуж хотят за порядочных – таких, как я. Но порядочные мужчины предпочитают тоже порядочных девушек, которые по своей воле и впервые отдаются только в браке.

Надя в это время вспоминала, как у неё всё начиналось с Дмитрием, как внезапно он соблазнил её и овладел мгновенно в минуту слабости, и потому ответила машинально:

– Да у тебя бы ничего и не получилось соблазнить меня, как не получилось у тебя овладеть мною, в самом начале, в первую нашу встречу. Ты тогда замешкался, потом исправился, но девушка лишь на минуту проявляет слабость, и пока ты готовился, я бы успела передумать в ту нашу первую ночь, если бы была невинна и ты не смог бы сделать меня женщиной.

– Слушай, может быть мне письмо благодарственное написать твоему любовнику: мол, спасибо, неуважаемый, что сделал Надю женщиной и приучил её к этому делу. Я благодарен. И подпись: ваш преемник у Надежды, – возмутился Иван и продолжил:

– Спасибо тебе, Наденька, на добром слове от меня. Теперь я точно знаю своё место в твоём сердце, и это место где-то в закоулках. Ты в очередной раз сомнительно похвалила мои мужские качества.

– Перестань, Ваня, я не хотела тебя обидеть, просто мы с тобою и не встретились бы, если бы не моя плохая история. Я благодарна тому, что мы встретились и теперь вместе, и надеюсь, что навсегда.

Давай прекратим этот тяжёлый разговор, сейчас ничего не исправить и принимай меня такой, какая я есть, а если нет, то давай разойдёмся по-хорошему, и не будем мучить друг друга ненужными обвинениями. Я потому и живу с тобой вместе без венца, что люблю тебя, а жить вместе – это не с любовником встречаться раз в неделю. Всё, поздно уже, я устала и хочу спать, – закончила Надя, поцеловала Ивана в его руку, на которой покоилась её голова, отвернулась и притворилась спящей.

На этом их откровенные беседы закончились, и оба, стараясь не вспоминать свои размолвки, продолжили совместную жизнь, изображая любящую семейную пару.

XXVII

Скоро чёрную землю укрыл белый снег, который уже выпадал несколько раз и исчезал под напором тёплого воздуха, прорывавшегося откуда-то с юга. Но в декабре зима наступила окончательно и бесповоротно, и в зимних сумерках общая спальня учителей освещалась отблесками от снега за окном, а в лунные ночи и вовсе был в спальне почти светлый полумрак, освещающий их лица.

Несмотря на размолвки и некоторое охлаждение чувств, общая кровать продолжала удерживать мужчину и женщину вместе, поскольку молодые тела требовали плотского удовлетворения, пусть и без былой любви.

Иногда Ивану удавалось забыться от тягостных мыслей, Надежда мгновенно это чувствовала, и их любовная страсть возгоралась, как и прежде и заканчивалась полным и взаимным удовлетворением, которое выметало из головы все мысли, оставляя звенящую пустоту вспышек осознания полученного и доставленного удовольствия. В такие минуты Надежда с усталым удовлетворением прижималась к Ивану, и они засыпали в объятиях крепким и счастливым сном без сновидений и внезапных пробуждений от дурных мыслей.

Но чаще Иван вспоминал вдруг, в самые интимные мгновения близости с Надеждой, об её любовнике, присутствие которого он ощущал почти физически, его любовное настроение сникало до простого физиологического удовлетворения от обладания женщиной. Надежда смену настроения тоже чувствовала, расстраивалась, и Иван в одиночестве завершал акт любви. После такого соития Надя обижалась, говорила Ивану, что он опять всё испортил, отворачивалась от него, отодвигалась на край кровати, иногда всхлипывая от обиды, и тихо засыпала, а Иван ещё долго лежал без сна, молча проклиная бывшего любовника своей Наденьки за то, что тот разрушает их семейное счастье, поселившись в его мыслях. Если бы этот неведомый Ивану мерзавец появился в это время здесь действительно, Иван без колебаний убил бы его на месте, не думая о последствиях.

Видимо, сказывалась дворянская кровь, и Иван, как истинный крепостник, хотел владеть девушкой безраздельно и не только телом, но и её душой.

Время шло, глушило обиды, оживляло желания, к Рождеству плохое забылось, хорошее осталось, и у Ивана с Надеждой в отношениях как бы открылось второе дыхание, чувства освежились и им вновь стало по-настоящему хорошо вместе, и не только в постели.

На Рождество семью Домовых пригласила в гости всё та же учительница Ольга, после визита к которой и произошла самая крупная ссора Ивана со своей Надеждой. Коротать рождественскую ночь в одиночестве им не хотелось, своих знакомых они ещё не завели, и потому с удовольствием приняли приглашение.

Рождественский вечер выдался как по заказу – тихий, с лёгким морозцем и слабым снежком, редкими крупными хлопьями падавшим с почти ясного ночного неба – жаль, что не было луны по причине новолуния – иначе рождественская ночь была бы почти по Гоголевскому рассказу «Ночь перед Рождеством».

По такой погоде, Домовы решили пройтись пешком, чтобы зайти по дороге в церковь, побыть там с полчаса на рождественской службе и потом, не дожидаясь всенощной уйти в гости.

Церковь была забита народом до отказа.

Священник в парадных одеждах читал какие-то молитвы, махал кадилом, и ему вторили певчие с хоров. Надежда поставила свечку, истово помолилась шепотом, перекрестилась невпопад с попом несколько раз, поклонилась в сторону алтаря и быстро пошла к выходу, расталкивая прихожан, пришедших в храм на всю службу до утра.

Иван тоже перекрестился несколько раз нарочито, чтобы кто из его учеников или их родителей, отметил, что учитель ходит в церковь, и поделился этим наблюдением с другими. В душе Иван не верил в Бога по многим причинам, а вступив в связь с Надеждой и вовсе лишился остатков веры: коль Господь допускает людские мерзости, без наказания согрешивших, то какой же это Бог: скорее в чёрта надо верить – тому с руки пристало делать подлости, и людей сбивать с пути истинного.

Иван не стал продолжать свои рассуждения о религии и Боге, а поспешил за Надей к выходу, подхватил её за оградой храма под руку и вместе они вошли в дом, куда были приглашены.

Компания оказалась в том же составе, что и осенью, только добавилась пара из учительницы Нины, что преподавала вместе с Иваном в училище и её мужа, офицера-поручика, что пришёл почему-то в мундире. Хозяйка дома – Ольга, уже успела познакомиться с этой Ниной, и как выяснилось позже, Нина несколько раз навещала эту Ольгу вместе с Надеждой. Три молодые учительницы в небольшом городке быстро сблизились на почве учительства и молодости.

Когда Домовы вошли и разделись, гости уже сидели за столом в ожидании рождественского ужина и тихо переговаривались между собой. Ольга приветливо встретила Надю и Ивана и, провожая их в гостиную к столу, украдкой шепнула Наде на ушко, что ждёт ребёнка, и, видимо, летом перестанет учительствовать по этой причине. Надя искренне поздравила подругу с этим событием, но внутренне сжалась и погрустнела: она сама ждала этой радости для себя, надеясь, что рождение ребёнка решит все их разногласия с Иваном, и он, как обещался, поведёт её под венец. Но таинство зарождения в ней новой жизни не происходило, и уже дурные предчувствия стали посещать её головку:

– А не повредила ли она себе, когда избавлялась от ребёнка, зачатого с Димой. Ведь бабка-повитуха не зря говорила: «Даст Бог, всё обойдётся». Может быть, не обошлось, и она потеряла способность к деторождению? – Вот и теперь, порадовавшись за подругу, Надежда потеряла свою весёлость, с которой пришла в гости, и до поздней ночи, пока гости не начали расходиться по домам, Надя так и не избавилась от нахлынувших на неё грустных мыслей. Снова её прошлое напомнило девушке, что ничего не проходит бесследно, и ещё не раз, и не два она будет горько сожалеть о совершённом над ней обмане, не имея возможности ничего исправить.

Рождественский вечер тем временем шёл своим чередом. До полуночи гости угощались за обильным столом, ведя чинные беседы и часто упоминая Бога. В полночь все встали из-за стола, перекрестились на икону, что висела в углу гостиной, расцеловались, поздравив друг друга с рождением Господа в стародавние времена в далёкой Палестине, после чего начались танцы и игры. Иван по очереди повальсировал с Ольгой и сослуживицей Ниной, потом заметив грусть Нади, попытался её развеселить, но девушка попросила оставить её в покое, сославшись на внезапно возникшую головную боль.

Ольга села за пианино и заиграла романсы. Иван присел неподалёку и слушал знакомые мелодии, прикрыв глаза. Ему вдруг представилось, что за пианино сидит Надежда, сидит в их доме и играет, хотя известно, что Надя играть не умела, но очень хотела бы обучиться.

Она играет, а он, Иван, тихо подходит к Наде сзади, обнимает её, потом рывком поднимает со стула, торопливо срывает с неё одежду, бросает обнажённую на кровать, страстно сжимает девушку в объятиях, мнёт её, втискивает в девичье тело избыток своего мужского желания, ощущая, как Надя дрожит и вздрагивает под ним, отвечая взаимностью на его грубые и острые ласки.

Видение это было столь отчетливо, что Иван едва не застонал вслух от подкатившего к самому горлу вожделения, но, открыв глаза и убедившись, что всё это случилось лишь в его мыслях, смущённо кашлянул и вышел и гостиной в сени и на крыльцо, чтобы охладиться и избавиться от нахлынувшего наваждения.

– Как же глубоко и пронзительно проникла Надя в его жизнь и в его душу, – думал Иван, глядя на белые хлопья снега, медленно падающие сверху из темноты невидимого неба и невидимых туч, скрывавших звёзды, ещё недавно блистающие в вышине, когда он и Надя шли сюда на вечеринку.

– Любовь, – вспоминал Иван, – по китайскому философу Конфуцию, это когда тебя понимают, большая любовь – это когда тебя любят, и настоящая любовь – это когда любишь ты. У него это первая настоящая мужская любовь и надо же так случиться, что настоящая любовь принесла ему столько горечи и разочарований, потому что другой мужчина, подобно вонючему скунсу истоптал и отметил зловонной струёй тело и душу Надежды так сильно, что эти отметины продолжают отравлять чувства Ивана и не дают забыться самой Наденьке даже в самые сокровенные минуты их близости: духовной и телесной.

Ладно, время лучший лекарь, и надеюсь, что пройдут какие-то сроки и мы с Надеждой заживём душа в душу без этих тягостных и отвратительных воспоминаний, – закончил Иван свои размышления на крыльце в рождественскую ночь.

Вернувшись в гостиную, Иван застал рождественское веселье в полном разгаре. Девушки устроили хоровод и, приплясывая, изображали из себя деревенских простушек, распевая частушки весьма фривольного содержания, которые где-то и когда-то они, видимо, слышали в детстве, и теперь, по случаю, повторяли в кругу уездной интеллигенции, состоящей из мужей и их самих.

Женщины плясали и пели частушки, а мужчины дружно и с удовольствием подпевали им, а потом и сами включились в хоровод, насколько позволяла гостиная радушных хозяев. Надя не принимала участия в общем веселье, размышляя о беременности Ольге и завидуя её семейному счастью с добропорядочным мужем Николаем.

Однажды, собравшись втроём: она, Ольга и Нина уже обсуждали своих мужей и отношения с ними, и все признались, что это первые и последние, наверное, мужчины в их жизни, и что все они познали женское счастье с ними и надеются иметь детей от своих мужей, чтобы познать и счастье материнства. Надя, слушая откровения подруг, солгала насчёт своих отношений с Иваном и в глубине души надеялась, что и подруги тоже были не совсем искренними, но сейчас, наблюдая со стороны за общим весельем, Надежда поняла, что подруги были откровенны, потому что им скрывать нечего.

Иван тоже искренен в своих отношениях к ней, и лишь она постоянно и не к месту хранит воспоминания о своём прошлом, которые постоянно саднят её душу незаживающей ранкой, причиняя болезненную сладость утраты первых любовных чувств, что ей никогда уже не испытать с Иваном, как бы она не старалась и главное: что Иван знает об этом, потому и страдает.

Рождественская ночь катилась в утро, когда честная компания, утомившись, начала расходиться по домам, поблагодарив хозяев за радушный приём и доброе времяпровождение. Надежда с Иваном, которого все считали её законным мужем, не зная всей сложности их отношений, ушли с вечеринки одними из первых, причём Надежда шепнула Ольге, что она сегодня не в настроении по причине женского недомогания, на что получила сочувствие Ольге и шутливые пожелания быстрее забеременеть, как она, чтобы это женское недомогание не появлялось больше до самого рождения ребёнка.

Пройдясь пешочком по ночному рождественскому городку, они тут и там встречали девушек и парней, перебрасывающихся снежками, катающимися на санках или хором распевающими весёлые песни. Люди радовались наступлению праздника и рождественским каникулам, за которыми незаметно пройдёт зима, и наступят погожие весенние деньки, обещающие очередное Воскресение Христа и всей природы под ласковыми лучами набирающего силу солнца, укорачивающего ночь и удлиняющего день.

Вернувшись домой, Иван и Надя поздравили друг друга с Рождеством Христовым троекратным лобзанием в губы и улеглись спать в объятиях, но без плотских утех по причине усталости и плохого самочувствия Нади, которая в действительности начала испытывать первые признаки женского недомогания.

Раньше она не следила за этим, но последние месяцы начала вести свой календарь в тайной надежде, что очередной цикл не наступит, и она с гордостью сможет объявить Ивану о своём интересном положении, а далее под венец и новая незнакомая ей семейная жизнь в ожидании рождения ребёнка. Но, увы и в этот раз её мечтам не суждено было сбыться.

После Рождества зима покатилась быстро, как с горки санки, на которых Иван катался в детстве с обрыва у реки: отшумела масленица и начались долгие дни поста, когда развлечения были неуместны, даже если строгого поста учителя и не придерживались.

Впрочем, заботами Даши, они почти не замечали поста, вкушая приготовленные ею блюда, разрешённые к употреблению, но доступные лишь людям вполне обеспеченным, к которым постепенно начинала относиться и их учительская семья. После скромной студенческой жизни, учительское жалование позволяло жить вполне прилично. Первые месяцы они тратились на приобретение всего необходимого, чего им не доставало: вещи, обстановка дома и кое-какая утварь, но к весне эти траты закончились и появились свободные деньги.

Иван начал приобретать книги по истории, чтобы расширить свои знания и осуществить, впоследствии, свою мечту перебраться на жительство в одну из столиц, а Надежда, пополнив свой гардероб и поняв бессмысленность его дальнейшего расширения при жизни в этом маленьком городке, начала откладывать деньги на летнюю поездку в Москву или Петербург, которую обещал ей Иван.

Пасху молодые встретили в той же компании, только пополневшая и с отчётливым животиком, Ольга, уже не плясала вместе со всеми, а сидя на диване, ласково наблюдала за гостями умиротворённым взглядом женщины, ожидающей скорого появления ребёнка. Однако пару романсов Ольга всё же спела, аккомпанируя себе на пианино, и подыграла мужу-офицеру Нины, сослуживицы Ивана, у которого неожиданно для всех оказался прекрасный баритон.

Окончание учебного года прошло в суете учительских будней с устоявшимся бытом семейной жизни, в которой страсть постепенно стала уступать привычке, а попытки Надежды разнообразить интимные отношения встречали неприятие Ивана, который начинал вспоминать прошлое своей избранницы, и его обжигала мысль, что всё это Надя уже проходила и испытала со своим любовником.