Иногда камазист с опаской поглядывал в боковые зеркала, но это было бесполезно: никаких очертаний и никакого света. В минуты, когда было совсем невыносимо, и глаза замыливались, тянуло то ли в сон, то ли в обморок, камазист звонил жене, дочери и еще кому-то, перед кем отчитался: «Груз в порядке, скоро буду».
Медет закинул орешек в рот, положил вторую руку на руль и подвинулся вперед. Он приблизился вплотную к грузовику, включил поворотник и резко дернул руль влево. Педаль газа прижалась к полу, а Медет лег на руль, разглядывая в дорогу, почти не моргая.
В этот момент тягач стало клонить направо, и он, не замечая Land Cruiser, стал давить Медета. Пришлось экстренно тормозить, где под снегом Land Cruiser ждала коварная наледь, и его повело влево.
Камазист увидел черную крышу в боковое зеркало и стал быстро перебирать руками, перемещая огромную махину вправо. Полуприцеп бросило влево, и краем ударило о внедорожник. Медет почувствовал удар и отпустил наконец педаль тормоза, теперь он пытался избежать столкновения с отбойником. Думал он только об одном: «Как рассказать папе о разбитой машине».
Камазист стал снижать скорость, чтобы выровнять полуприцеп. В этот момент и метель отступила, казалось, чтобы помочь обоим выйти из ситуации живыми.
Land Cruiser выровнялся и набрал скорость, чтобы обогнать наконец грузовик и выйти из тени опасности. Тогда Медет услышал громкий хлопок и снова белая пелена. Ничего не разглядеть…
8
Серенький советский УАЗ с когда-то яркой надписью «Жедел жәрдем» медленно двигался по Кокшетауской трассе, от других машин, пойманных бураном, его отличали огоньки маячков.
– Вот это мы застряли, – причитал фельдшер. – Пока выбирались отсюда.
– Так, конечно, на этой развалюхе далеко не уедешь, – подхватил его коллега, протирая тряпкой затягивающее морозом лобовое стекло.
– Хотя с другой стороны, мой дед всегда хвалил УАЗ-ы, – рассуждал первый.– Зверь-машина.
– Даже звери стареют, Алмас Енбекович, – отвечал ему коллега. – Вряд ли вы бы эту буханку на новенькую машину, как в Астане сейчас, променяли.
– Ой, айтпа, зато не на нашей совести, мы работаем с чем есть, дорогой Хакназар, – мудро парировал Алмас Енбекович.
Хакназар угрюмо посмотрел на него и снова протер стекло перед ним.
– А кипяточек там остался? – спросил Алмас Енбекович, но коллега не отвечал. – Хакназар!
Молодой фельдшер прильнул к окну и пытался разглядеть перекрывший все встречные полосы грузовик. Алмас Енбекович понял, что случилось неладное. Они доехали до первого разворота и почти вплотную подъехали к месту аварии, чтобы разглядеть сквозь вьюгу всё как следует.
Кабина КАМАЗ-а накренилась от лопнувшего переднего колеса, но не упала набок, а пробила отбойник и уперлась в высоковольтный столб. Водителя даже не было видно. А поперек дороги встал прицеп, посреди которого виднелась большая черная машина, точнее, только ее часть. Внедорожник унесло прямо под прицеп и вдавило с такой силой, что новый Land Cruiser сложно было узнать. У него будто срезали верхнюю часть.
Хакназар схватил чемоданчик и выбежал, как только машина скорой помощи остановилась, Алмас Енбекович остался внутри и схватил рацию.
Первым Хакназар добрался до внедорожника, попробовал пробраться со стороны водителя, но тщетно. Тогда он обошел и попытался открыть заднюю пассажирскую дверь. Она не поддалась. «Без техники тут никак», – понял фельдшер и поспешил к кабине грузовика. Может, там еще можно кого-то спасти. Он поднялся на ступеньку и дернул дверь: «Алмас Енбекович, – кричал фельдшер и махал руками, прося о помощи старшего коллегу.
***
– Представляете, а у нее уже схватки начались! – кадет пытался поддерживать разговор, как мог, чтобы перебить атмосферу напряжения.
– Хорош у нее муж, повез в метель рожать, – Карину сложно было вытащить из ворчливых настроений.
Болат вздохнул, он посмотрел на паренька, свернувшегося клубочком. Все время пути он только пару раз будто поскулил и больше не издавал ни звука. Карина просила поправлять его плед, ей казалось, что сын замерзает.
– Сколько ему? – негромко спросил Болат.
– Всего три исполнилось, – уже без капли ворчливости ответила Карина.
– А что случилось, если не секрет?
– Мы сами толком не понимаем. Целый день уже с животом мучаемся, – она посмотрела через плечо. – Мадишечка, ты как?
Болат не увидел лица Карины, но голос заметно изменился, когда она говорила с сыном.
– А врачи что говорят? – мягко спросил кадет.
– Да как обычно, ничего нет в этих Шортандах, даже УЗИ сделать не могут, – голос матери снова стал суровым. – Аппарат у них сломался! Машины у них сломались! Сами как дети!
– Да-а, в провинции всегда так, – попытался поддержать женщину Болат.
Он понял, что Карина одна воспитывала сына, но расспрашивать об этом не решился, хотя ему было очень интересно. Карину же снова захватил гнев, и она бросила едкое замечание:
– Конечно, вы городские такого не видите, как в селах выживать нужно. Ни образования, ни больниц нормальных!
– Да я в училище целыми днями, где мне видеть, – пытался отшутиться Болат.
– Конечно, создали вам идеальные условия там, а по сути в клетку закрыли, – продолжала Карина серьезно, ей будто стало тесно, и она быстро высвободилась из ремня безопасности.
– Да ничего там идеального, бесплатно только кормят, лечат. Я поэтому и поступил, чтобы бесплатно отучиться. Я ж не из богатых, – не зная зачем, оправдывался Болат.
– Ага, сейчас бесплатно, а потом иди воюй, отрабатывай должок, – ухмыльнулась Карина.
Она повернулась, чтобы снова взглянуть на сына, а в следующий момент перед глазами пронеслась и скорая, и фельдшер, разбитое лобовое стекло и спешащий на помощь незнакомец.
***
На часах уже было 21:01. Адлет больше двадцати раз пытался дозвониться невесте и родителям, но тщетно. Он сел на переднее пассажирское вместо Болата. И начал понимать сбежавшего кадета, когда снежные спирали разбивались о лобовое, а на спидометре у водителя стрелка не падала ниже ста.