Увеличение

Глава 12. Сражение.

– Почему бы нам не поднять купол? – тяжело дыша, спросил я, обращаясь к Отто.

Его военная форма успела помяться, а осанка испортиться, потому что он устал.

Поддерживать порядок в кратере-убежище, полном напуганных, отчаявшихся и попросту злых сородичей требовало огромного терпения, силы и умения убеждать.

– Нимели погибла, – отозвался он, хмуро взглянув в мою сторону, – а вдвоем мы едва ли сможем это сделать.

Я не знал, как выглядела Нимели, но ее потеря ощущалась достаточно остро. Я понял, каково это – лишиться важного винтика огромной машины, без которого вся конструкция становилась бесполезной.

В кратере становилось все жарче. И, когда дышать стало невыносимо, я выбрался наружу, чтобы увидеть такой закат, который я не видел никогда в своей жизни. Он был не просто алым, нет, он был пылающим. Языки пламени рисовали на горизонте огненный полукруг, создавая резкую границу с оставшимся нетронутым розовым цветом неба. Линия горизонта стала горящим окном. Только дыма не хватало. Я знал, что это из-за туристов. До их появления такого никогда не случалось. Да, небо краснело, температура повышалась, но сейчас это было в разы сильнее.

Я не мог даже нормально вздохнуть – горячий воздух обжигал изнутри.

– Что за черт… – прошептал я, когда заметил, что дикари, не дождавшись начала Войны, пошли в атаку самостоятельно и сейчас нанизывали туристов на свои копья, как еду на вилку. Туристы что-то орали, но не в силах сдвинуться с места, они тянули руки-недомерки к дикарям и изо всех сил пытались затянуть их в свою толпу. Высокий дикарь упал к ним, и его разорвали. Странно, никто из остальных не стремился ему помочь. У них каждый сам за себя.

Я думал недолго. Залетел в кратер и заорал:

– На бой! На бой против туристов!

Поднялся галдеж, но Отто сорвался за мной первым. Ему так не терпелось размять конечности или сбежать от всех, или отбивать свой город от захватчиков, что он отодвинул меня с дороги и побежал наверх. За ним устремилась небольшая толпа. Я потерялся в ней и тоже побежал наружу.

Закат все еще пылал, температура ползла к бесконечной жаре. На лбу проступал бы пот, если бы я умел потеть. Я не верил своим глазам: последнего дикаря тянули на себя туристы, и затем разорвали на части – он не успел даже пикнуть. Видимо, поодиночке никому долго не выжить. И это не самое страшное. Гораздо страшнее то, что туристов снова стало больше. Точно попав в стрессовую ситуацию, они решили увеличить свое количество, чтобы выжить. Теперь перед нами простиралась целая площадка из толстых тел с маленькими руками, злыми лицами и понятными намерениями.

Горожане во главе с Отто тут же бросились на них. Они лупцевали их камнями, руками, кричали. И я даже знал, почему они так злы. Они возненавидели друг друга за время, проведенное в кратере, что им не терпелось выплеснуть эмоции. Поэтому мы селились на большой территории и имели личные дома. Вот именно поэтому. Из-за злости и нетерпимости. Из-за понятия того, что своих бить нельзя, но иногда – очень хотелось.

Я увидел, как Норба схватили за ноги цепкие руки туриста и потянули на себя.

– Нет! – закричал я и полетел к нему. Изо всех сил схватил его за туловище и потянул к себе, не позволяя впившимся в него рукам утащить его.

Мой крик услышали остальные и поспешили на помощь. Они тоже схватили Норберта, чтобы оттащить его. Таким образом, я оказался в кругу рук, вытягивающих товарища из беды. В схватившего его туриста полетел особенно увесистый камень, и старик Уоррингтон противно заскрипел:

– Врешь! Не возьмешь!

Я удивился, что и он под шумок выбрался из своего кратера, чтобы подраться, но ему только и дай скандалов. Поэтому не так уж и удивительно.

Кажется, что в кратере остались либо совсем недвижимые, либо трусливые, либо те, кто присоединятся к нам позже. Потому что по сравнению с обычной дракой в этот раз у нас без вариантов: мы либо выиграем, либо умрем. Потому что если туристы займут наше место, где нам всем жить?

Я не любил этот город и его дурацкие порядки. Я сделал все, чтобы сломать это. Но в тот момент, прикладывая все силы к тому, чтобы у нас остался хоть один гонец, я мечтал только об одном: начать все заново и сразу уйти. Взять с собой Дру и не бояться, что с ней что-то случится. Взять на себя ответственность за то, чтобы с ней ничего не случилось. Исчезнуть из города, чтобы, когда погиб Дед, меня не назначили главным. Чтобы я ничего не портил. Чтобы у города был шанс спастись.

И я сделал самый мощный рывок, прикладывая все силы, и вырвал бедного брыкающегося Норба из цепких вражеских рук.

Он был напуган, но цел. Мы отпустили его, и он, покачиваясь, подобрал камень с земли и кинул в своего обидчика.

– А это тебе от меня!

Уоррингтон улыбнулся бы в бороду, если бы она, правда, у него была.

Кто-то другой попал в лапы туристов. Женщина. Женщина в юбке, которую я видел во время обеда на площади. А она, оказывается, боевая: укусила за руку туриста и тот, ежась, попытался снова зацепить ее. Его опередил собрат: он вцепился в ее ноги, и она падает упала точно в самую толпу. Они разорвали ее тело и гадко захихикали:

– Отличное место для жизни у нас будет!

Закат тем временем все пылал. С противоположной стороны прибывали они: Боссы, шпионы со своими шприцами, молодые и старые солдаты, которые шли стройной шеренгой. Впервые их войско нас радовало: их отделяла от нас успевшая разрастись до исполинских размеров семейка туристов, и враги так же, как мы, уничтожали их.

Это радовало.

Из кратера потихоньку подтягивался народ, они гремели камнями, кричали и явно желали возмездия. Они были злые и решительные. И недовольные, и голодные (принесенную мной еду уже давно съели), и сильные.

Я понимал, что Дру лучше оставаться в своем доме-работе, потому что сейчас для нее это – самое безопасное место на земле. Это я стал против того, чтобы Отто привел ее ко всем. Теперь, когда я знаю, что они прятались, она может больше не пытаться меня вразумить. Но я понимал, что едва ли эта атмосфера скученности будет ей полезна. Едва ли к ней будет хорошее отношение, потому что в их глазах она осталась с предателем, со мной, вместо того чтобы присоединится к ним и оставить меня в одиночестве, как было запланировано изначально.

Я не думал, что сейчас Дру была одинока. По крайней мере, точно не так, как был бы я. Она знает лучше меня, какая опасность ей будет грозить, если Война застанет ее на улице. Если воздух, пропахших Войной, проникнет к ее кратер. Поэтому я просто притащил ей мешок еды и засунул его за камень, запирающий вход. Она поймет, что я не бросил ее, а делаю все, чтобы она была в безопасности.

И теперь я кинулся на очередного туриста, чтобы мы смогли одержать победу хотя бы над ними, если уж полностью победить Войну мы пока не можем.

Я ждал ее наступления каждое мгновение: втягивал в себя воздух, пытаясь понять его вкус, смотрел вокруг, ожидая увидеть, как кто-то умирает без вмешательства врагов и туристов, но ничего такого не происходило. Мне даже казалось, что нас решили просто сжечь. Что ж, судя по тому, что стоять на одном месте больше нескольких секунд стало уже невозможно – земля грелась так, как не снилось ни одному морскому пляжу, до того, чтобы земля загорелась, осталось недолго.

Боссы наедались слишком быстро. Похрюкивая, они падали на землю и лениво переваривали съеденных. И я не могу сказать, что они как-то особенно чинили ущерб туристам. Тех было слишком много, чтобы наши враги, не такие уж и слабые, могли их уничтожить. Молодняк и старики тоже старались. Особенно юнцы, как всегда, делали все возможное, чтобы розовая земля стала желто-зеленого цвета.

Шпионы стреляли своим ядом, от которого погибали несопротивляющие туристы. Это за нами им приходилось бегать – эти-то лежат спокойно. И все равно: чего-то не хватало.

Мы закидывали камнями туристов. Мы отвлекали их, чтобы враги делали свое дело. Но те слишком быстро уставали. Эх, вот бы пришли те шестипалые, которые так интересовали Ленни, вот они бы задали им трепку.

Внутри стеклянной реки-трубы наверху, откуда появлялись враги, никого не было. Наверное, туристы еще не смогли влезть туда, и это было хорошо и плохо одновременно. Хорошо, поскольку это значило, что остались еще места, свободные от них, а плохо – потому что там бы их продырявили и позволили бы хлынувшей внутрь жидкости разорвать их. Смерть, которую они заслужили, потому что покусились на город.

На мой город.

Я произнес это мысленно, но ощутил, как тепло заполняет меня изнутри. Мой город. Что-то было в созвучии этих букв, и я, как тот еще любитель сокращенных слов, понял, что это – это любовь к каждому звуку. Это тепло, идущее от каждой буквы. Я все так же хочу отправиться путешествовать, но в этот раз я знаю точно, куда я буду хотеть вернуться. Потому что стремления – это хорошо. Планы – хорошо. Свобода – отлично. Но все это держится на твердой почве. Словно кратер нельзя прокопать в камне, потому что это плохая основа, так и уйти отсюда нельзя до тех пор, пока разрушенный город не будет создан заново. Город нужен жителям и город нужен мне. Он нужен Дру и Отто. Силенсии, Уоррингтону, тетушке Розанне и всем остальным, которые боролись плечом к плечу со мной, которые сидели в кратере, сомневаясь в своих силах, которые рисковали и прятались в собственных домах, больше никому не доверяя, которые погибли от рук туристов и во время прошлой Войны.

– Осторожно! – крикнул Отто мужчине в фуфайке, который еле увернулся от цепких лап.

– Справа! – велел он, и все обрушили камнепад на правый фланг, куда лениво полз голодный Босс.

Врагов оставалась немного: теперь, когда правый фланг уменьшился, Боссы стали сытые все, шпионы потратили свой яд, а шестипалые так и не появились.

Оставалось ждать следующее войско, от этих явно толку больше не будет. Зато туристы ровно и четко увеличивали свое количество.

Они точно были похожи на гроздья винограда: круглые, неподвижные и многочисленные. И такие противные – жуть!

Отто задумчиво глядел на то, как враги сдают позиции, как камни причиняют очень мало вреда, и я услышал, как в нем что-то щелкнуло и он громко прокричал:

– Как только услышите землетрясение, тут же убегайте с главной дороги! На окраине держитесь за Рифы. Понятно?

Я помню, как туристы изначально заняли окраину, но это было так давно, что с тех пор они успели доползти своей численностью до самого центра.

– Почему мы должны прятаться? – прокричали ему в ответ.

– Потому что я так сказал, ясно?

Наверное, Отто устал держать себя в руках и включил того самого диктатора, от которого он убегал. Это сработало.

– Я вас предупредил, – строго закончил он, – не сбежите: умрете.

Замечательный аргумент. А какой действенный!

– Хорошо, шеф, – крикнул ему тот, кто раньше работал спасателем и привык слушаться Отто.

Интересно, что же тот задумал?

Я хотел увязаться за ним вслед и все узнать, но он побежал прямо в сторону горящего горизонта так быстро, что вряд ли бы я успел. А еще – схватили зазевавшегося высокого парнишку, и мы кинулись отбивать его.

***

Прошло немало времени, по ощущениям вечность, когда прозвучало оно – землетрясение. Эти толчки звучали глубже и опаснее. Первые были подготовительные, разогревочные. Многие, услышав их, не повели и взглядом, но те, кто после слов Отто напряглись, тут же побежали на окраины, в самые отдаленные от реки места. Я побежал тоже. Хорошо, что кратер Дру находился поодаль от основной дороги.

Мы добежали до Рифов, схватились каждый за свой, в то время как туристы так и оставались сидеть посередине, смакуя победу. Они думали, что победили. Но тут раздалось огромное землетрясение, и река потекла в обратную сторону. Я никогда такого не видел! Огромные, сметающие все на своем пути потоки из грязной, дурно пахнущей воды. Я думал, что эта вода закипит, прикоснувшись к нашей разгоряченной земле, но ее было так много, что она вряд ли даже согрелась. Проверять мне не хотелось. Мое тело слишком хорошо помнило тот раз, когда мы с Отто угодили в реку и еле спаслись. А эта вода, держу пари, в разы опаснее.

Где Отто? Это сделал он?

– Эге-гей! – воскликнули наши старые знакомые Элли, летящие на гребне волны.

Отто привел нам подмогу? Но тех было совсем немного, и они утекли прочь вместе с грязной водой.

Землетрясение повторилось. И снова потоки смыли все вокруг.

– Он что? – голос Уоррингтона звучал шокировано. – Он это сделал, да?

– Он вызвал наводнение… – подтвердил спасатель.

– Видимо, наши дела совсем плохи, раз он пошел на этот отчаянные шаг, – услышал я голос.

Когда поток воды покинул наши земли, мы отцепились от рифов и, отряхиваясь, оглянулись вокруг: принесенные потоком камни выглядели иначе, они были разноцветными, покрытые чем-то липким на вид, и совсем не располагали к тому, чтобы их трогать.

Но это было не самое важное. Важнее было другое. Туристы. Значительную часть их смыло потоком. Их ряды поредели. То, что не смогли сделать мы и враги вместе взятые, сделал поток разъедающей плоть воды, которая пришла с тех земель, где жили Элли. Из низа. Оставалось только гадать, как Отто смог это провернуть.

– Отто настоящий герой, – заключил кто-то, – мир его праху.

Я ослышался?

– В смысле? – не понял я. – Он что, умер?

– А ты думал, что можно активировать центр и остаться живым?

Я не знал, что такое центр. Уверен, это какое-то кодовое слово, придуманное ими, чтобы обозначить что-то важное. В голове не укладывалось. Нет-нет. Отто не мог умереть. Кто угодно, только не он.

Я так много не спросил у него, а он так много мне не ответил. Я мог назвать его своим другом, а мой друг не мог умереть. Это было неправильно.

Да это было почти невозможно!

Отто, всегда холодный, всегда расчетливый, продумывающий каждый свой шаг. Он бы ни за что не оставил всех нас бороться в одиночку.

Он бы нашел другой выход, но не пошел бы на верную смерть.

В подтверждение моих мыслей мы заметили, как Отто (кто же еще?) медленно брел к нам с пылающей линии горизонта. Его сюртук был порван, волосы растрепаны, а сам он в нескольких местах обожжен, но в целом, он был в порядке. Хотя бы жив.

– Отто! – кинулся ему навстречу спасатель. – Старик! Не могу поверить: ты активировал центр и выжил?

Отто остановился, отряхнул себя и оглядел всех нас с ног до головы. Возможно, он даже пересчитал тех, кого видел, чтобы убедится, что все послушались его предупреждения.

– Я сбрасывал на центр камни, – пояснил он, – сверху.

Никто не спросил у него, как там, наверху, обстоят дела. Живет ли там кто-то сейчас или уже нет. Никто не спросил, как приняли Отто и как он на такое решился.

Все молча хлопали его по спине и медленно потянулись обратно к оставшимся туристам. Именно так и встречают героев.

Глава 13. Отдых.

– Коррингтен?

Отто проводил перекличку. В целом, ничего удивительного. Он занимался этим трижды в сутки. Иногда чаще. Все зависело от того, как долго длилось сражение. Мы отстаивали свою территорию по тому же плану, что и раньше: пока Боссы нападали на всех, мы нападали на туристов и, таким образом, и мы, и враги были против прилетевших на нашу голову захватчиков.

Иногда сражение было таким ожесточенным, что Отто приходилось проверять наличие наших много раз. Не одному мне казалось, что их умирало почти столько же, сколько и туристов, и нам нужно было проверять, чтобы убедится, что это не так. Умирали многие, но некоторые были живы.

Но, кажется, не сэр Коррингтен.

– Его разорвали, – отозвался работник кухни, его правая рука, голос которого звучал повержено. Казалось, что он был готов сдаться.

Сэр Коррингтен был для меня темной лошадкой. Я не знал его лично, но он был единственным, чей труд я уважал с самого первого дня. Он был тем, кто обеспечивал нам провизию каким-то невозможным способом, добывая сахарок тогда, когда, казалось, его нигде нет. И теперь эта работа остановилась. Кто еще обладал этой уникальной способностью – кормить всех?

– Что нам теперь делать? – прозвучал резонный вопрос.

Я ждал, что Отто ответит за него. Он же знал все на свете, но в воздухе повисла зловещая тишина. Я мысленно отсчитывал секунды, пока ответ сам не нашел меня.

– А что бы вы делали, если бы у него появились бы потомки? – спросил я.

Действительно, у нас это был закономерный поток жизни. Один исчезал, появлялись двое. Двое, с мышлением, как у детей, и их надо было всему научить, прежде чем они бы заменили своего предка на его работе, а второй потомок пошел бы тем путем, который бы выбрал. Все мы появились так. Так что же изменилось сейчас? По сути, Коррингтен действительно пропал. Только после него никто не остался. И ладно. У нас тут и без того есть народ, который сможет выполнять его работу.

Отто понял мою мысль и чему-то кивнул.

– Итак, кто хочет стать новым добытчиком еды? – осведомился он, окидывая толпу изучающим взглядом. – Игнатиус, – обратился он к помощнику, правой руке покинувшего нас Коррингтена, – ты же знаешь больше нас всех, ты бы мог стать главным, а тебе в помощники может пойти, допустим… – он задумался.

– Я! – выкрикнул Обнитем. Тщедушный молодой человек, достаточно неразговорчивый и, возможно, злой, который никогда не проявлял инициативу. А может, он просто мечтал быть добытчиком, а его назначили строителем, и только теперь у него возник шанс исполнить свою мечту?

– Отлично, – заключил Отто, – так и решим. Он посмотрел на меня с благодарностью, и я понял, что с этого момента уклад нашей жизни во время сражения будет таким же, каким он мог бы быть, если бы туристы не появились. В конце концов, законы у нас везде одинаковые.

***

Стало легче. Ненадолго все утихло. Кажется, туристы восстанавливали силы. Они увеличивались медленнее, их явно сдерживали враги, которые кольцом окружили их и отрезали нам путь к туристом. Враги выполняя нашу часть работы. Это давало нам небольшую передышку. Отдых, чтобы собрать все силы и ринуться снова в бой.

Жизнь катилась по накатанной. Настало новое утро, которое по свету перестало отличаться от ночи: всегда было одинаково красно и даже камнепадов больше не возникало. Наверное, палящая земля не позволяла камням появляться. Что это утро, мы поняли только благодаря одному: своим ощущениям.

У Игнатиуса получалось неплохо. Он достал все банки, которые смог найти в городе, и половину из них наполнил сахаром. Потом он, расположившись в отдалении от туристов, злобно сверкающих на нас своими глазками-бусинками, которые я представлял на их лице, сделал то, что сделал бы Коррингтен в любой, самый обычный день, он закричал:

– Еда! Подходите за едой!

И к его кухне тотчас выстроилась очередь. Появилась даже та женщина в юбке, которая для меня означала свидетельство чего-то нормального.

Так как Войны еще не было (кажется, готовилась поистине ужасающая атака), к Игнатиусу пошла и Дру. Я заметил ее волосы, тонкую фигуру и тут же побежал за ней, чтобы окликнуть, убедиться, что она в порядке, что она цела и невредима.

– Ты обиделся на меня? – спросила она сразу же, как я оказался рядом. Она даже не повернулась. Просто почувствовала, что это я встал за ее спиной.

– За что?

Обида была последней эмоцией, которую я к ней испытывал.

– Я же знала, что они живы, – ответила Дру, наконец-то взглянув на меня. Я скучал по ее глазам. Для меня они были бездонно-голубые, – но не сказала тебе, потому что обещала молчать.

– Я понимаю, что это было для того, чтобы я понял, – просто ответил я и не видел смысла больше обсуждать это. Я был виновен гораздо сильнее, чем она, Отто и все остальные вместе взятые. Ведь они бы действительно погибли, если бы не их убежище. Они бы действительно умерли из-за меня.

– Хорошо, – согласилась она.

Хорошо, что именно неведение было моим наказанием. Зная нас, я бы не удивился, если бы кара для меня была другой. Гораздо более серьезной. Видимо, это Дед приучил их к терпимости и к… Прощению?

– Ты в порядке? – спросил я, вспоминая о том, что важнее всего сейчас – ее безопасность.

– Да, вот, проголодалась, – виновато ответила она, качнув головой в сторону кухни, – Коррингтен умер? – просто спросила она, как будто бы его смерть была чем-то само собой разумеющимся.

– К сожалению, – добавил я и вздохнул. Лжи в моих словах не было. Жаль, что он умер и что смерть существует.

– Все мы когда-то умрем, – ответила она.

Если таким образом она хотела напомнить о своей проблеме, то я помнил. Думал об этом чаще, чем мне бы хотелось.

– Мы найдем для тебя способность, – пообещал я. Очередь приближалась. Я просто хотел постоять с Дру, а не обедать, хотя и был слегка голоден. «Слегка» теперь не считалось.

– Даже если и нет, то не страшно. Меня это совершенно не волнует, – пожала плечами Дру.

Я верил ее словам. Я знал, как она вела себя. Она танцевала на пороге смерти, и никогда не казалось, что ее танец последний. Она многому учила меня и, самое главное, не бояться умереть.

В нашем мире смерть равнялась рождению и никогда не вызывала грусти. И, вероятно, даже тот, кто умирал просто так, без оставление потомства, был не обязан грустить. Грустно обычно окружающем. Самому умершему все равно. И стоило ли переживать, если, каким бы именно способом ты бы перестал существовать, конкретно тебе уже будет все равно?

Все, что нам оставалось на самом деле – наслаждаться каждым отведенным нам днем. Дру и делала это.

Она заливисто хохотала, собирала камни, никому не рассказывала о своей проблеме и не требовала особого отношения к ней. Она всегда была готова умереть, и поэтому заслуживала жить.

– Я тоже могу участвовать в битве, – сказала она, когда подошла ее очередь тянуться за едой, – Войны же все равно пока нет, и я вполне могу…

– Нет, – отрезал я, – это полностью исключено, – заявил я больше из-за страха за нее, а не из-за того, что она не сможет.

– Почему?

– Потому что у тебя уже есть работа, – вполне разумно объяснил я.

Она в замешательстве подняла бровь.

– Доска, – напомнил я, – я, конечно, больше не начальник, но это было бы уместно…

– Жить так, как будто бы все по-прежнему, – поняла она, – ну что ж: посылайте ко мне Норба.

О гибели Ная она уже знала.

Я кивнул, мысленно сделав пометку найти второго гонца и не заметил, как мне всучили банку с едой. Пришлось брать, хотя я и не собирался.

***

За Дру и Игнатусом потянулись другие. Ни я, ни Отто не успели оглянуться, как все оставшиеся в живых после отдыха вернулись к своей работе. Спасатели выстроились по периметру города (точнее, того, что от него осталось), строители укрепляли пострадавшие дома, чистильщики и уборщики избавлялись от грязи (хотя я сомневаюсь, что в этом был смысл), Дру делала свои записи, Норберту нашли напарника – молодого Эферия, а защитники, как и я, мечтали о новеньком, который сможет поднимать купол. К сожалению, таких не было. После смерти Деда и Нимели подобных нам не осталось. Конечно, была вероятность, что кто-то придет к нам сверху, снизу или снаружи, но мы все понимали, что, если это и произойдет, то точно после окончания всех разборок. Мы все ждали Войну, которая неминуемо случится, а пока ее не было, я и Отто нашли себе другую работу. Мы контролировали остальных. Пока работа в городе кипела, нужны были связующие звенья. И ими стали мы. И теперь идеи Деда о таком обществе перестали казаться мне ерундой.

Все работало слаженно. Было видно, что навыки, приобретенные за столько времени, никуда не исчезли. Было понятно, что и работа Розанны не лишена была смысла, потому что, как только кто-то заметил армию ищеек, они точно знали, что делать. Все бросались помогать уборщикам запихивать остатки разорванных тел жителей в мусорные мешки и прятать эти мешки далеко в кратерах, чтобы ни одна из ищеек не добралась до них, и враги могли сосредоточиться на туристах. Останки туристов, наоборот, тащили вперед, бросали на снег, облегчая врагам работу.

Мы были неплохой командой, и даже старик Уоррингтон выбрался из своего убежища, как только заметил, что наши дела не так плохи, как он думал.

– Вы их бьете? – осведомился он как только увидел, как линия из спасателей, одетых в обычные желтые жилеты (где они их прятали все это время?), перемещались в отдалении, привлекая на себя оторвавшегося от туристов и ползущего в направлении к нам Босса.

– Неа, – довольно сказал Отто, – мы просто вернули им должности.

– Неужели это сработало? – удивился Уоррингтон и зашептал что-то себе под нос.

Возможно, его картина мира сломалась в очередной раз, и ему нужно было время, чтобы поверить, что управлять можно не наказаниями, а словами, обещать не боль, а стабильность. В конечном счете все хотят мира, и за него будут работать.

Мне явно нравились такие перемены.

Я чувствовал, что и сам изменился. Я также ходил к Дру и сидел с ней. Мне также нравилось разговаривать с Отто, и я искренне радовался, что они оба живы. Но что-то было иначе. Я чувствовал ответственность за все, происходящее вокруг. Я бежал к чистильщикам, когда они не могли справиться с очередной, очень упрямой лужей. Я сходил на кухню и наконец-то изучил метод добывания сахара, чтобы, в случае чего, я мог справиться с этой работой. Я немного побыл охранником. Отто показал мне приемы спасателей, и я думал о том, что мои ночные вылазки к Боссам с этими знаниями станут гораздо продуктивнее. Как только все наладится, и мы снова вернем город себе, избавившись от наглых захватчиков, я точно получу способность для Дру. И, может быть, мы с ней все же уйдем, но я пока не думал об этом.

Существовали вещи гораздо важнее моих эгоистичных желаний.

Например, то, как Силенсия делала на всех разрушитель, который пригодится на Войне. То, как строители укрепляли дома, благодаря чему Дру и остальные сумели выжить. То, как появился гончар, который прятался даже в отдельном убежище – вот насколько не доверял мне Дед. Мне уже не хотелось обокрасть гончара, потому что у него не было другой защиты, кроме жвачки. Отобрать у него ее – это значило сделать его, подобным Дру. Абсолютно незащищенным и обреченным на смерть. Для меня жизнь Дру стоила жизней всех остальных. Но это опять было оно – мое эгоистичное желание, и я от него отмахнулся. Я справлюсь и иначе. Не зря же гончар поверил в меня и вышел наружу для того, чтобы у нас восстановился запас банок для еды?

Я больше никого не подведу.

Я справлюсь.

Я знал это.

И если обычная жизнь в сражении – это последний танец, то я, как и Дру, станцую его со всей душой.