Этажи
С наступлением осени вдруг накатила тоска. Беспросветное, унылое время года. Лариса считала себя мудрой и в обычные дни не позволяла себе много думать. Да и брак, длившийся уже семь лет, в целом определяла как счастливый. Она давно не работала, потеряв этот навык еще в первом декрете. Чувствовала себя в своей роли неплохо. Но не сейчас.
Все дело было в муже. Придраться было особо не к чему, и в этом таилась беда. Он был слишком прост, весь на ладони, лишенный уловок и недомолвок. Прямой и ясный. Много зарабатывал, но и много работал. Мало говорил. Всегда был сдержан. Ужасно надоел.
Спускаясь в лифте с 24го этажа их новой, кирпичной высотки, она думала: наверное, просто чувства ушли. Может, нужно было выбирать внимательнее? Ведь иногда так хочется уйти. В 35 многие только начинают жизнь сначала. Представишь, что эта тоска навсегда, до старости, и становится жутко. Будто умираешь в быту, а ведь жива, еще жива!
Под прозрачной пластиковой панелью мигают цифры этажей. 22. Сказала об этом маме, она в ответ: «Ты много ему грубишь, найдет другую». 18. Кому он нужен, мама? 15. Опять ждать в машине, пока решит рабочие дела, звонок на пороге, как всегда. Даже это не новость. 10. Вышла вовремя на воздух, чтобы не начать ссору. 5. Но дверью хлопнула. И сказала, что он надоел. Это было вслух? Сама не поняла. Какая разница? 1. Приехали.
Когда шла между почтовыми ящиками и комнатой охраны, в руках закричала сигнализация. Резко распахнула подъездную дверь. На паркинге по благородному черному капоту их новой машины била кулаками женщина. Стучала наотмашь, как по лицу, то одной, то другой рукой. Тонкий силуэт в узком пальто выглядел драматично. «Как в кино», – отстраненно подумалось Ларисе. Она подошла к машине, и неизвестная особа подняла на нее голову. Бледное, замазанное тушью и слезами, отчаянное, брошенное лицо. Такое ни с чем не перепутать.
– Игорь, – сквозь сжатые губы неизвестно как выдохнула она. Так их младшая дочь выдыхала «папа» и бежала к нему искать утешения от любой беды.
– Мой муж, – автоматически сказала в ответ.
Женщина повела себя еще более странно. Она оглянулась по сторонам, будто в поиске тех, кто может объяснить ей, что происходит, потом зажала руками рот.
– Муж. Конечно, – и, осев на землю, прямо к огромному грязному колесу внедорожника, захохотала. А потом, без перехода, заплакала.
К ним со всех ног бежал охранник: «Лариса Геннадьевна, помочь?» Та только властно махнула рукой – уходи. Внешне она не выражала ничего, а внутри что-то сжалось так, будто сейчас разорвется. Жизнь наскучила ей, но разве таких перемен она ждала?
Незнакомка у колеса встала. Провела рукой в кожаной перчатке по одежде, пытаясь отряхнуться, и размазала грязь еще больше. Подняла опухшие веки.
– Простите. Я не знала, что у него есть жена. Я бы никогда… – голос сорвался.
У Ларисы было так много вопросов внутри, что столпившись у горла, они не могли вырваться наружу, мешали ей дышать. Она молчала.
– Мне стыдно за это. За себя. Уже три недели не отвечает на мои звонки. Я знаю только номер машины, на которой он меня… встречал. Этой машины.
Встречал. Что тут непонятного? Лариса вдруг вспомнила, как прежде Игорь встречал ее после университета и ждал терпеливо, пока из аудитории вырвется на свободу шумная толпа. Он уже работал тогда, а она была еще студенткой. И вся группа глазела, как он стоит, облокотившись об угол стены, и среди шумной толпы ищет ее глазами. Взрослый, уверенный в себе мужчина.
Незнакомка спросила тихо:
– А дети у вас есть?
Она снова кивнула. Две дочки. Он сначала так хотел сына, а потом, когда она забеременела второй раз, смеялся и говорил: «Нет уж, мне еще девчонку, пожалуйста».
Да что же это такое! Тонкая фигурка под пальто вся сгорбилась, и даже злости на нее не было, только жалость. Пристально глядя в ее лицо, Лариса вдруг поняла, что она очень молода, от силы лет 25. Проведя рукой по лицу, девушка повернулась, собираясь уйти.
– Стойте, – вдруг сказала Лариса, глухо, как со сна. – Подождите. Вы искали Игоря. Он сейчас будет.
Они молча стояли, не произнося ни слова. Лариса мысленно садилась в лифт и поднималась обратно. 4. Сама виновата. Как далеко они были друг от друга в последние дни, месяцы, весь минувший год? 11. А он, что же он? Нашел какую-то девчонку… 17. Конечно, купилась на него: богатый, нестарый еще, собой хорош, мужественности не отнять… 24. Как страшно, что с нами всеми будет?
Жаль, что нет волшебного лифта, который мог бы поднять ее назад в их просторную квартиру, из которой она бы не выбегала, не торопилась, не спешила сюда. Пусть тысячу раз одно и то же, пусть снова звонки по работе 24/7, переговоры без конца, пусть, как есть. Только не это все.
От подъезда к ним шел Игорь. Своей обычной стремительной походкой с прямой, как палка, спиной. Две женщины, словно безмолвные часовые застыли у машины.
– Добрый день, – немного недоуменно кивнул девушке. – Мы едем? – обратился к жене. Незнакомка перевела взгляд с мужчины на женщину и спросила у них обоих:
– А Игорь где?
В груди Ларисы вдруг что-то раскололось, и она смогла вдохнуть в полную силу, так что закружилась голова. А до этого – боялась, что со вздохом закричит, заплачет, что-нибудь еще выкинет, выкрикнет ее непослушное горло. В теле вдруг стало легко, она посмотрела на озадаченного мужа и девушку в грязном пальто. Они не играли. Они видели друг друга впервые.
А потом все вместе пытались оттереть от серого пальто грязные пятна, Лариса вытирала девушкино лицо и перчатки. Усаживали ее в такси и зачем-то давали свой номер. Та больше не плакала, вдруг допустив новую надежду: раз так, может, и нет жены, может, и детей нет, и не врал, и позвонит еще?
Игорь, сев за руль машины, купленной неделю назад вместе с номерами, кивал головой – ну и тезка, ну и натворил дел. Лариса незаметно поглядывала на мужа и немного улыбалась – а ведь хорош же все-таки, ну? А после смотрела в окно и вдыхала сырой воздух из тонкой полоски окна. Какая славная в этом году осень. Теплая, сухая. Так и хочется жить.
Варежки
Она едет в душном междугороднем автобусе, плотно зажатая между круглым бедром соседки слева и огромной холщовой сумкой пассажирки у окна. Из-за безразмерного баула выглядывают фрукты, и тихий звук гремящего внутри стекла рассказывает, что у кого-то будет праздник. У самой Алины вещей почти нет, только рюкзак на коленях. А в нем: смена белья, зубная щетка, зарядка для телефона и новые варежки. Темно-синего цвета, плотной вязки, с белым цветком по краю. Должны подойти.
На пригородной трассе маленький желтый автобус штормит, мотая из стороны в сторону. Громко играет радио. За окном заряжает дождь, и его запах немного перебивает бензиновый. На остановках входят и выходят люди, по большей части рабочие, что возвращаются домой из окрестных хозяйств и с фабрик.
Все это ново. Обычно в деревню Алина приезжала летом. Любила бывать на выходных осенью, как сейчас, но всегда добиралась с родителями на машине. В холод на автобусе не ездила никогда – почти сто километров от города, одна пересадка, плюс от остановки до бабушкиного дома пешком минут тридцать. И сейчас мать сказала: «Не приезжай, ничего не случилось еще». Договорила, собрала вещи и умчалась стрелой.
Вот и Алина едет. Сессия закрыта, а радости нет. В наушниках музыка еле слышна, в голове – ни единой мысли. Хотя одна все же есть – возьмет подарок или нет?
Когда бабушка родилась, точно никто не знал. В их деревне вместе со старенькой церковью сгорел архив. Даты восстанавливали со слов старожилов, но, конечно, те не могли все помнить и знать. Во временной бумажке написали наугад, что родилась 1 января 1932го. Но старшая бабушкина сестра, пока была жива, качала головой – лето было, сенокос…
Бабушка не возражала поздравлениям в любую дату: пусть и родилась в другое время, но зиму она особо любила. Вспоминала, как снег ложился так, что не было видно заборов. Как местные не могли выйти из дома в метель. Это был праздник. Все вместе, дома, играй – не хочу.
И вот в преддверии же зимы, в ноябре, с ней случилась беда. Снова подскочило давление. На этот раз выше обычного. В центральной районной больнице сказали – инсульт. Восстановится или нет, никому не известно. Да, возможность не отрицаем, но нужны не только занятия, но и желание и силы. А пока – лежите в постели и ищите их в себе.
Бабушка пришла в сознание, но собой не стала. Молчала, смотрела в окно. Аню – свою дочь – слышала, но не слушала. Через пять дней вернулись домой. Родные стены, которые должны помогать, дело только усугубили. Как это лежать? Ни по хозяйству, ни прибрать, ни блинов гостям напечь. Это жизнь?
Алина знала, что если ее бабуля решит встать, то встанет. Про ее характер знали все. Папа любил вспоминать, как теща, которую привезли погостить на пару недель в город, через три дня совершила побег. Пришли домой с учебы и работы, а ее нет. Села в автобус и уехала домой. В ее-то годы! Не выдержала бетонных стен. А на столе записку оставила: «Лучше вы к нам». Ох и ругалась тогда мама и хохотал он сам.
Хотя то – дорога домой, а это – болезнь…
За размышлениями добралась до места. Она не должна сомневаться, пусть сомневаются все. Бабушка всегда в нее верила: в школе, когда Алина решила выиграть лыжную гонку, потому что всегда приходила последней и над ней смеялись. После, когда собралась поступать на эконом, а потом: передумала за месяц до вступительных и подала документы на географический. И она будет верить, ведь не зря же у нее в рюкзаке эти варежки.
В родном с детства доме тепло. На плите кипит обычный жестяной чайник, ее ждут. Глаза бабушки выдают – сдала. Мама и вовсе отводит взгляд. Алина от этого настроя, наоборот, только увереннее. Снимает обувь, натягивает местные тапочки с кожаной подошвой, болтает много про учебу, экзамены, потом останавливается и протягивает свой подарок.
Бабушка смотрит молча – куда мне? Я и сесть сама не могу.
– Не пригодятся твои варежки, дочка…
– Ты мне что подарила на конец третьего класса? – строго спрашивает Алина.
– Что? – отвечает та.
– Купальник. Раздельный. Фиолетовый такой с шортами, помнишь?
Кивает.
– Красивый очень. Самый модный. Только вот я плавать не умела. Воды боялась, даже ноги мочить за руку заходила только. А к августу поплыла. Так что не смотри на меня. К первому снегу встать надо. Что я зря первую стипендию потратила?
Боясь расплакаться, она сделала строгое лицо и вышла из комнаты, чтобы срочно поставить только что вскипевший чайник. Зажигая спички, моргала часто-часто. Ей было не по себе от всего: от расправленной в разгар дня постели, запаха лекарств, беспомощности лиц двух женщин, которые всю жизнь были для нее опорой. Было неловко от своего порыва, но нутром она чувствовала, что поступила верно.
– Разбушевалась. Надо же. Атаманша, – проговорила бабушка и посмотрела на Анну.
– А что ты хочешь? – возмутилась та. – Твоя школа.
Переглянувшись, они неожиданно рассмеялись. Старая женщина на постели взяла варежки в руки и провела по белой розе сухими пальцами. Ее дочь подняла глаза – кажется, еще повоюем.
Простое и сложное
И тут на город обрушился ливень. Щедрый по-летнему, но ледяной дождь. Юбка мгновенно прилипла к ногам, а пиджак неприятной тяжестью мокрой ткани обнял плечи. Она стояла прямо на проезжей части. В кармане надрывно звонил телефон.
Бывший муж. Даже звучит обреченно. Наверное, хочет обсудить выходные. Вспомнилось, как он привез довольных ребят неделю назад с прогулки. Посмотрел на ее вежливое, но каменное лицо. Стоя на пороге их когда-то общей квартиры, миролюбиво и с долей вальяжности спросил:
– Может, чаю нальешь?
Тишина. Злится.
– Юля, хватит все усложнять. Всякое бывает. Сошлись, развелись. Это жизнь. Может, проехали?
Так просто. Выкинули и едем дальше. Он налегке с новой любовью на переднем пассажирском, она с двумя детьми и багажником вопросов, обид и комплексов. Едем, не догнать.
Первый постразводный роман случился внезапно спустя два года после ухода мужа. Поехали с коллегами на природу, и она вывихнула ногу, оступившись на прибрежном камне. Руководитель смежного отдела оказался в числе редких в тот день мужчин, способных сесть за руль, и с готовностью отвез ее в травмпункт. Перелома в ноге, к счастью, не оказалось, зато в их отношениях он стал очевидным. Стремительный роман закончился довольно быстро и не слишком красиво: оказалось, что у коллеги есть обручальное кольцо, надежно спрятанное во внутреннем кармане пиджака, а также двое славных детей, как в том фильме – мальчик и мальчик. Впрочем, этот факт его особо не смущал, и он невозмутимо заявил:
– Мы же взрослые люди. Зачем все усложнять? У тебя свои дети, у меня – свои. Надо просто зонировать – где семья, а где мы с тобой.
Это был уже второй мужчина, обвиняющий ее в усложнении, и от этой почти стабильности ее начало даже немного мутить. Она не хотела делить жизнь надвое. Не хотела разделять мужчину и дочь с сыном. Она хотела оставаться цельной, а ее все время пытались распилить.
Сегодня Юлия уже опаздывала на работу, когда на светофоре машина внезапно заглохла. Встала, и все тут. В механизмах она особо не разбиралась, но в надежде справиться самостоятельно открыла капот. Вот тут-то и хлынул дождь. Она не знала, плакать или смеяться. Машины сигналили и проносились мимо, когда от автомойки прямо напротив нее отъехал грузовой автомобиль и, мигая аварийными сигналами, остановился неподалеку. С водительского места выпрыгнул мужчина.
– Что случилось?
Он сходу начал выводить ее из скудных остатков душевного равновесия. Своим очевидно хорошим настроением. Веселыми глазами, которые так странно выделялись на серьезном лице. И вместо того чтобы ответить и попросить помочь, она только пожала плечами. Получилось как-то даже высокомерно. Он заглянул под капот и пошел к своей машине. Вернулся с тросом.
– В машину садись, оттащу к обочине.
– Я очень спешу! – возмутилась она.
Мужчина удивленно посмотрел на нее, а после по сторонам, будто пытаясь увидеть, на чем она планирует добраться туда, куда спешит. Машину откатили. И он предложил отвезти ее до места.
Юлия кое-как забралась на высокое пассажирское сиденье и угрюмо уставилась в окно, стараясь не смотреть в зеркало.
Водитель молчал, только включил печку и закрыл окно. В салоне пахло автомобилем и немного сигаретами. Она решила, что надо попросить доехать до дома. Все равно уже опоздала, так хоть переоденется. Но почему-то молчала.
– Куда ехать-то, хоть подскажи? – глядя то в зеркало, то на ее коленки, спросил новый знакомый.
– Домой, – буркнула она.
– Твоего адреса я не знаю. Ко мне поедешь? – улыбнулся он.
И от этого по спине почему-то пробежала толпа мурашек. Она разозлилась еще больше. На себя, а не на него.
– Это смешно? – развела руками и чуть повысила голос, выходя из себя. – У меня двое детей, двое! Третий класс и детский сад. Мужа нет. И с работы меня могут уволить, а вы смеетесь.
Он пожал плечами и неопределенно качнул головой.
– Да ладно тебе, я пошутил. Люди шутят, такое бывает.
Доехали быстро. Она почти успокоенная, хотела уже извиниться, но он заговорил.
– Может, номер оставишь? Раз у тебя мужа нет? – улыбнулся опять.
Она отчего-то разозлилась снова. И выбежала из машины, хлопнув дверью.
Уже поздно вечером, когда наконец-то закончился этот долгий день, а дети уснули в своих постелях, она встала под горячий душ, вспомнила своего спасителя и почему-то расплакалась.
А утром посмотрела на себя в зеркало и вдруг решилась. Приехала к месту вчерашней поломки. Взглянула на вход в авто