ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Чур меня
Анна не успела заметить, как провела на острове полгода, время текло безудержно, конечно, для каторги полгода – это не срок, но для Анны это время было безвозвратно потеряно, ее план покинуть остров потерпел крах, а нового она еще не придумала. Конец года не сулил ничего хорошего, в Москву готовились списки каторжников, и имени Анны не будет в списке умерших на острове. У нее не было сомнений, что Хлыщин один из первых будет держать списки в руках, ища ее имя, и, не найдя его, он предпримет еще попытки довести свою месть до конца.
До празднования Нового года оставалось три дня, было принято решение отметить это событие и провести бал-маскарад в клубе. Анне с Арманом поручили организовать программу, чем они и были заняты последнюю неделю. Помещение украсили скромно, Анна с трудом нашла мишуру и игрушки для украшения ели, дерево выбрала сама Анна, ель была до самого потолка, и верхушка ее была привязана к гвоздю, вбитому в потолок. В городе была лавка японца, который торговал разными диковинами, которые не всегда найдешь на Большой земле, у него она смогла раздобыть фейерверки, деньги на них выделил сам Анатолий Герасимович. Найденные игрушки редкой чередой украшали ветви, ленты серпантина опоясывали дерево. Мишуру протянули от одной стены до другой. Вся эта суета смогла разнообразить серые будни и отвлечь от мрачных мыслей. Анна с Арманом разучили несколько новых песен, более радостных, чем их обычный репертуар.
Тридцатого декабря Анна отправилась в тюрьму к Анатолию Герасимовичу, пройдя по коридору и остановившись у его двери, она глубоко вдохнула и постучала в дверь, она знала, что у него никого нет, и, не дожидаясь приглашения, вошла в кабинет. Он сидел, как обычно, за своим столом и заполнял какие-то бумаги, увидев вошедшую Анну, он не скрыл свой радости, широко улыбнулся и встал со стула.
– Как я рад вас видеть, – начал разговор он. – Какие-нибудь проблемы с подготовкой праздника?
– Нет, все идет по плану, – ответила она и, пройдя в кабинет, села на самый ближний стул у его стола.
Анатолий Герасимович, не переставая улыбаться, снова занял свое место.
– Помнится мне, когда вы прибыли сюда в первый день, то выбрали самый дальний стул от меня.
– Все меняется, хотим мы этого или нет, но ничего не остается прежним.
Анна увидела на столе две стопки листов, исписанных фамилиями, и невольно потянулась к ним и взяла одну стопку, которая была тоньше другой, в руки, она поняла, что это списки умерших каторжников, и поместился этот список на три листа. Он мог бы поместиться и на меньшее количество листов, но они были исписаны размашистым почерком, в котором она узнала почерк самого Анатолия Герасимовича, и содержали совсем немного фамилий. Анна за несколько секунд просмотрела списки и не поверила своим глазам: в них числилась ее фамилия. Ее лицо замерло в удивлении, она подняла глаза на Анатолия Герасимовича, и их взгляды встретились, он смотрел на нее в ожидании ее реакции. Анна положила листы обратно на стол, поднялась со стула, подошла к нему и опустилась на колени, она взяла его руку и начала целовать ее.
– Я никогда этого не забуду, – шептала она, убирая губы от его руки.
– Полно вам, прекратите.
– Вы опять спасаете мою жизнь.
Мужчина освободил свою руку и за плечи начал поднимать Анну с колен.
– Вы, как ангел милосердия, всегда протягиваете мне руку, чтобы вытащить меня из трясины, – продолжила она, уже стоя лицом к лицу с ним.
– Я хочу вас только попросить, не говорить ни единой душе об этом.
– Это я могу вам обещать.
Она развернулась и собралась уже выйти из кабинета, но, передумав, повернулась обратно к нему и сделала короткий шаг, их тела соприкоснулись, она наигранно задрожала и потянулась лицом к его лицу, их губы слились в поцелуе, сперва робко, потом более уверенно они целовали друг друга. Анатолий Герасимович крепко обнял ее, прижимая ее все ближе к себе. Их уединение прервалось появлением Алексея, он без стука распахнул дверь и ворвался в кабинет.
– Я тут вот что выяснил, Анатолий Герасимович! – проговорил Алексей, заходя в кабинет и оказавшись посреди него в нескольких шагах от Анны и Анатолия Герасимовича.
Анна немедленно отскочила от мужчины, но было поздно, она поняла, что Алексей успел их застать в объятьях друг друга.
– Ты как посмел без стука в мой кабинет войти? – сердитым голосом спросил Анатолий Герасимович.
– Прошу меня извинить! – почти прокричал Алексей, встав по стойке смирно. – Я выяснил неприятное обстоятельство и сразу в спешке отправился к вам, прошу разрешения доложить.
– Ну я пойду, Анатолий Герасимович, – сказала Анна, собираясь покинуть кабинет.
– Анатолий Герасимович, я бы попросил Анну Александровну остаться, потому что данное обстоятельство касается и ее.
– Вот как? Докладывайте, – сказал Анатолий Герасимович, и все остались на своих местах.
– При подомовом обходе оставшихся заключенных на поселении я выяснил, что еще летом у гражданки Петрухиной Н.Н. пропал малолетний сын Сергей Петрухин семи лет, – Алексей говорил быстро, почти скороговоркой.
– Так, погодите! Ребенка как полгода нет, и гражданка не заявляла о пропаже. И какое отношение к этому имеет Анна Александровна?
– У гражданки Петрухиной помимо пропавшего сына еще четверо детей, и, когда он не вернулся домой, она вздохнула с облегчением, что на одного меньше кормить, живут они бедно. Я решил выяснить, куда ребенок, такой маленький, мог пропасть, и при опросе местных жителей работница кухни вспомнила, что видела, как гражданка Киперман Анна Александровна давала еду этому мальчику и о чем-то недолго беседовала.
– Вы думаете, Анна Александровна причастна к исчезновению ребенка?
– Нет, вы что, я только надеюсь, что Анна Александровна может вспомнить этого мальчика, и не говорил ли он ей что-нибудь, что может прояснить его пропажу.
– У Анны Александровны доброе сердце, – начал Анатолий Герасимович, но Анна его прервала.
– Анатолий Герасимович, я могу сама за себя ответить, – она взяла его руку и продолжила: – Как хорошо иметь такого защитника, как вы. Да, Алексей Николаевич, не помню, в каком месяце, в июне или в июле, возле здания кухни я накормила ребенка, это был мальчик, возможно, лет семи, имени я его не знаю, так как не спрашивала. Разговор наш был не больше минуты, и за это время он меня в свои планы не посвятил. Помню, я ему сказала, что он может приходить к обеденному времени к кухне и я всегда смогу его накормить, но больше я его не видела.
– Я же вам говорю, у Анны Александровны доброе сердце, – продолжил Анатолий Герасимович.
– Если ко мне вопросов нет, то я бы хотела пойти, еще много подготовки к празднику.
– Да, конечно, вы можете идти, – ответил начальник тюрьмы.
– Алексей Николаевич, вы мне, помнится, обещали помочь с расстановкой стульев, обещание еще в силе? – обратилась Анна к Алексею, который стоял покрасневший, то ли оттого, что застал их вместе, то ли от ожидания выговора от начальника за сложившуюся ситуацию.
– Я буду в оговоренное время.
Анна быстрым шагом вышла из кабинета, идя по коридору, она думала об одном: как бы скорее оказаться на улице. Покинув здание тюрьмы и оказавшись на крыльце, она облокотилась на перила и сделала несколько глубоких вдохов. В памяти всплыл этот мальчик, она действительно не знала его имени и знать не хотела, так ей было проще справиться с зовом совести. Отдышавшись, Анна отправилась домой, уже на подходе к дому издалека к ней по дороге приближалась лошадь, запряженная в сани, на санях сидел старик с маленьким мальчиком, впереди Анны шел мужчина в военной форме, мальчик начал махать ему, мужчина помахал в ответ, Анну умилила эта картина, она улыбнулась. Проезжая мимо нее, мальчик и ей начал махать рукой, Анна поглядела на него и хотела уже тоже помахать ребенку в ответ, но руки не слушались ее, она стаяла в оцепенении и взглядом провожала машущего ей мальчика, который был одно лицо с загубленным ею в лесу Сережей. Она закрыла глаза и произнесла: «Чур меня». Бабушка учила ее, что нужно закрыть глаза и произнести эти слова, когда видишь что-то чертовское.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Новый год
Приготовления были завершены к двенадцати часам дня тридцать первого декабря, Анна была счастлива, ее план покинуть остров вновь ей казался реальным. Она с Алексеем и еще несколькими участниками их оркестра расставила стулья и столы, Арман в это время репетировал за фортепьяно, когда он начал исполнять вальс, Алексей пригласил Анну на танец.
– Я сомневаюсь, что смогу вас пригласить сегодня вечером, но, может, хотя бы сейчас вы со мной потанцуете? – спросил Алексей, протягивая ей свою руку, Анна сделала реверанс и протянула в ответ свою руку.
Алексей обнял ее за талию и, стараясь не столкнуться с расставленными столами и стульями, начал кружить Анну в танце. Арман с ревностью наблюдал за ними, оглядываясь через плечо, его чувства к ней усиливались с каждым днем.
– Вы так легко теряете надежду?
– Нет, только надежда помогает здесь жить, но я реалист, – ответил Алексей, смотря Анне в глаза. – А после нашей последней встречи в кабинете у начальника я и вовсе побоюсь к вам подойти сегодня на празднике.
– У вас бурная фантазия, и чтобы развеять ее, первый вальс я буду сегодня танцевать с вами, – она смутилась немного от сказанного Алексеем, но пыталась не подавать вида.
Наряд для новогоднего бала Анна начала готовить еще с ноября, имея свободные деньги, она без труда достала бисер и блестящие пайетки в лавке у японца, там же разжившись отрезами фатина и шелка золотистого цвета, она смогла сшить платье, которое было бы мечтой любой столичной модницы. Оно было приталенного силуэта и сидело точно по фигуре Анны, верх из шелка и фатиновый низ были расшиты золотым бисером и пайетками, широкие бретели лежали через плечи, оставляя руки обнаженными. Так сказочно она не выглядела даже в лучшие дни на Большой земле.
Вечером зал клуба стремительно заполнился людьми, мужчины были в костюмах, а кто и в военной форме за неимением другой формы одежды, женщины были в своих самых нарядных платьях и самых изящных украшениях. Но все они померкли при появлении Анны, она, как солнце, осветила тусклый зал своим платьем, под приглушенным светом ламп ее наряд переливался всеми оттенками желтого, издалека можно было подумать, что она одета в самое настоящее золото. Арман, увидев ее, был изумлен не меньше других, она не показывала ему, что шьет для себя. Его она не оставила без своего внимания и для бала сшила ему белую рубашку и галстук-бабочку, в которых он и был в этот момент. В нее невозможно было не влюбиться в этот момент, озаренная золотом, она, подняв голову, прошла, провожаемая взглядами, до конца зала, где был оркестр.
Праздничный репертуар был продуман с душой, Анне хотелось праздника, а когда она была в хорошем расположении духа, то и Арман подхватывал ее настроение и не мог ей ни в чем отказать. Сегодня они играли только беззаботные песни и ритмичную музыку. Когда заиграл первый вальс, Анна, как и обещала, станцевала его с Алексеем. С Анатолием Герасимовичем они не танцевали в этот вечер, но Анна не отказывала в танце другим офицерам. Арман весь вечер пробыл за фортепьяно, с завистью наблюдая за весельем других. Хозяин лавки Цао Ли был также приглашен на праздник, увидев, что Анна смогла сотворить из приобретенных у него товаров, он не упускал момент сказать всем дамам, с которыми у него завязывался разговор, что все необходимые товары она приобрела у него. Также он не поскупился и принес с собой еще фейерверков, и закончился праздник множеством взрывов хлопушек и ярких огней, улетающих в небо.
Гулянье закончилось около трех часов ночи, было принято решение убирать зал, когда все выспятся. Мужчины выводили своих спутниц, отбивших ноги в танцах, под руку, были и те, кто не смог покинуть зал и уснул на полу. Анна вышла из клуба под руку с Арманом, по дороге до дома они смеялись, вспоминая курьезы на вечере, как кто-то кому-то наступил на подол платья, и юбка почти оторвалась, как какой-то офицер хотел показать акробатический номер и опрокинул стол. Задыхаясь от смеха, они вошли в дом.
– Ты сегодня была самая красивая, – сказал Арман, стоя напротив нее в комнате, заполненной темнотой.
– Это было легко из-за отсутствия конкуренции. А вот ты сегодня так и не успел потанцевать. Нужно это исправить.
Она положила ему руку на плечо, его руку сама положила себе на талию и, скрепив свободные руки, они начали танцевать вальс без сопровождения музыки. Сделав несколько кругов по комнате, он остановился, взял ее руки в свои и глядел ее в глаза, свет луны, попадающий через окно, позволял ему видеть ее лицо.
– Я люблю тебя, – шепотом произнес наконец-то он, застыв в ожидании, он пытался уловить ее реакцию, она молчала, и ему показалось, что она не расслышала его. – Я лю… – хотел он повторить уже погромче, но она прервала его.
– Ш-ш-ш, – произнесла она и, освободив руку, приложила свои пальцы к его губам, дав ему понять, чтобы он замолчал. – Я поняла, не нужно повторять, – и, убрав свою руку от его лица, она начала целовать его в губы.
Ночь они провели вместе в одной постели.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Хлыщин
Макар Андреевич Хлыщин никогда не знал забот, он родился в обеспеченной семье и был любим своим родителями и обогрет их заботой. Среднее образование получил в престижном лицее Петербурга, где обзавелся будущими влиятельными друзьями. Выбор будущей профессии мальчика был предрешен, отец наперед решил, что его сын будет государственным служащим и посвятит себя работе следователя, мужчина видел его начальником следственных органов, а там недалеко и до министра. Как было задумано, так было и сделано. И вот ведомый легкой рукой судьбы Макар оказался в следственных органах, начиная с помощника следователя, он беспрепятственно поднимался по карьерной лестнице. Женским вниманием молодой человек никогда не был обделен, барышни были у его ног. И надо отдать должное, он был красив, умен, обаятелен и обходителен с прекрасным полом, ни одна светская дама не могла устоять перед Хлыщиным. Но ни одна из этих дам света не годилась ему в супруги, и, когда стало известно о его скорой женитьбе на никому не известной Ольге, сердца многих барышень были разбиты, но в скором времени они поняли, что без его внимания они не останутся. Супружеская верность не была сильной стороной мужчины, он по этому принципу и выбирал спутницу жизни: из достойной семьи, с достатком, с хорошим образованием, но глупую в плане житейских вопросов. Найдя такую, ему не составило труда влюбить ее в себя, быстро жениться, создав образцовую семью. Он знал, что нужно работать над общественным обликом, он должен быть безукоризненным.
Став очень быстро старшим следователем и имея виды на место начальника, он знал, что эту должность он просто так не получит, и нужно найти способ выслужиться перед начальством повыше, а для этого нужно раскрыть какое-нибудь громкое дело. И судьба, как заботливая мать, дала ему такую возможность.
Макар Андреевич не был любителем оперы и балета, но посещал театр, не пропуская ни одного представления. Образ следователя, достойного кресла министра, который кроме сухих статей закона отдает предпочтение и искусству, беспроигрышно дополнялся его походами в театр. Его друзья из лицея тоже были завсегдатаями театра, там они встречались даже чаще, чем в повседневной жизни, и такие их встречи заканчивались только к утру у кого-нибудь из них дома. На одном из представлений Хлыщин поделился со своими друзьями своими планами на должность повыше нынешней и предположил, что для этого ему нужно раскрыть хорошее дело, и был прав, высказав свои мысли, один из его друзей, работающий в Министерстве торговли, поделился с ним своими размышлениями на этот счет.
– В театре работает одна портниха, – начал разговор его друг, когда они уже остались одни у него дома и все друзья разъехались по домам.
– Какая портниха, ты о чем, я хочу министром стать, а ты о портнихах, – перебил его Макар, еще не понимая связи с его делом.
– Да ты дослушай вначале, – продолжил друг, закуривая сигарету и выпив остатки коньяка в бокале. – В театре работает одна портниха, костюмы шьет такие, что за границей таких не найдешь. Да ты не криви лицо. Сейчас все поймешь. Один мой знакомый мне и говорит, сходи к ней, пошей себе приличный костюм. Я пошел, – он икнул, посмотрел в пустой стакан, вздохнул от сожаления и продолжил: – Костюм она мне сшила просто блеск. Сейчас я тебе покажу, – и он встал, пошатываясь со стула, и пошел к платяному шкафу.
– Да сядь ты, к черту костюм, – побурчал Хлыщин, пытаясь поймать друга за рукав, но, промахнувшись, смирился, что придется смотреть костюм, и, облокотившись на стол, подпер подбородок руками.
Мужчина перебирал вещи в шкафу и, найдя нужное, вернулся к столу.
– Вот смотри! – хвастаясь, произнес он.
– Да! В таком костюме и к царю можно, – уже оживленнее сказал Хлыщин. Перед ним и вправду был идеально пошитый костюм, таких он не видел даже у коллег, старших по званию и чину. – Ну ты же мне не костюм пошить предлагаешь?
– Почти, – мужчина отнес костюм на место и, вернувшись, продолжил: – Так вот! Самое интересное. Пришел я как-то на примерку, а пришел не по времени, задержался на службе, она сперва принимать меня не хотела, отговаривалась, что дела другие, времени на меня нет, нужно вовремя приходить. Ну я настоял на своем, говорю, вот так и так, не успел к сроку, доплачу за неудобства, она и уступила. Она по комнате бегает, ткань ко мне прикладывает, торопится, видишь ли, меня выпроводить. Пять минут, и на дверь указывает. Ну, я думаю, ладно, лишь бы костюм хороший вышел. Стою, значит, на улице уже и смотрю, что трость оставил у нее.
– Трость?
– Для солидности пробовал ходить с ней, так в итоге где-то и потерял. Так вот, возвращаюсь и без стука захожу к ней, а у нее посетитель, я извиняюсь, трость у дверей стоит, хватаю ее и на улицу бегу. Знаешь, кто был у нее?
– Кто?
– Никогда не догадаешься.
– Да не томи ты.
– Сам Арсенька Купец!
Хлыщин открыл рот от удивления:
– Тот самый Купец?
– Конечно, тот самый, стал бы я про другого говорить. Она ему чай налила, что-то рассказывала, а он слушал да ткани в руках перебирал. Говорят, он их ей контрабандой и возит.
– Самый неуловимый контрабандист чай с портнихой пьет, вот это новость! – Хлыщин оживился и немного протрезвел.
– Дальше ты мою мысль понял. Я думаю, надо тебе к ней примоститься, она барышня молодая, тебя такие любят, и про Купца все разузнать, а там, глядь, и поймаешь его. Представляешь, сколько шума наделаешь, – он закурил еще одну сигарету и откинулся на спинку стула. – Красота. И меня упомянуть не забудь, мне тоже о будущем думать надо.
Встреча Хлыщина и Анны не была случайной и предначертанной судьбой, как думала она до последнего момента, когда она узнала всю правду. Хлыщин ходил на все представления подряд, ища момента познакомиться с портнихой, покупал букеты роз и всякий раз, не сумев с ней познакомиться, дарил букет жене или какой-нибудь ветреной девице. Он хотел, чтобы их встреча показалась портнихе знаком свыше, ему нужно было, чтобы она влюбилась в него, ведь влюбленная женщина расскажет все. Его план был прост: после представления найти ее за сценой, подарить цветы, похвалить костюмы, которые она сшила. Он предполагал, что это должно ее поразить, обычно цветы и комплименты достаются балеринам и главным актрисам. Но из раза в раз ему не удавалось ее застать, пока не произошел инцидент с музыкантом, упавшим в обморок, но тут он понял, что эта женщина не так проста, как он думал. Ему понадобилось немного времени, чтобы расположить к себе Анну, и уже через месяц он начал получать нужную информацию. Анна не знала, кем он на самом деле работает, ей он представился писателем, который живет один, не имея жены и детей. Она ему верила и искренне любила его.
Хлыщин понимал, какую крупную рыбу он собирается поймать, но его самонадеянность его же и сгубила. Арсений Купец через полгода заподозрил, что его дела начали идти не так гладко, как обычно, он сначала списал все на случайность, но со временем выявил закономерность. Ему не составило никакого труда выйти на Хлыщина и выяснить, кем он является на самом деле. Купец и открыл эту правду Анне. На нее он зла не держал, он относился к ней как к дочери и, когда она совершила преступление, нашел ее сбережения и положил их в банковскую ячейку, дополнив сумму своими деньгами. Через цепочку связей он передал ей в тюрьму деньги и письмо с кодом от ячейки, в котором изложил методы контрабанды денег с собой на остров.
Таким образом Макар Андреевич Хлыщин остался без семьи, должности и друзей. Чувство мести не давало ему покоя изо дня в день, и он нашел человека, который мог помочь ему облегчить его страдания. Когда наемник сообщил ему, что Анны больше нет в живых, он растерялся и не знал, как реагировать, его переполняли то слезы, то смех. Он был рад отмщенью и в то же время опечален тем, что ее больше нет. Его первое время после объявления приговора даже посещали мысли поехать за ней и жить с ней там на острове, они достойны друг друга, считал он. Наемник привез ему назад фото, которое тот ему дал с собой, и короткий рассказ, как он лишил ее жизни, не подозревая, что ошибся.
В конце января списки умерших каторжников были в главном управлении, и Хлыщин через оставшихся знакомых за вознаграждение получил копии. В списках были в основном одни мужчины и только два женских имени, какая-то старушка и одна молодая женщина, но это была не Анна, а не известная ему Кричман Елизавета Ивановна. Он смял листы, бросил их в камин и пробормотал: «Если хочешь что-то сделать хорошо, то сделай это сам».