Кукуруза
К этому времени румынский король Михай, которому на тот момент было всего 23 года, подписал договор о капитуляции.
Историческая справка
В августе 1944 года советские войска вплотную подошли к границам Румынии. Перед лицом неминуемого поражения двадцатитрёхлетний Михаил решился на самый главный поступок в его жизни, благодаря которому и вошёл в историю, и был награждён Сталиным орденом «Победа». Он организовал государственный переворот – пригласил к себе румынского диктатора Антонеску, сотрудничавшего с Гитлером, и прямо в королевских покоях тот был арестован 23 августа 1944 года. Этим шагом, по мнению некоторых историков, монарх сократил войну почти на полгода, поскольку немцы были вынуждены бежать с Балкан.
И тогда солдаты-молдаване, которые были призваны из Бессарабии, все перешли в Красную Армию. Вот как проходило пополнение румынскими солдатами. Румыны – народ дотошный, и они своего нигде и никогда не отдадут. Поэтому солдат, прежде чем их передать в наши части, раздевали догола, забирали всё своё и только голых передавали нам.
Румынский солдат переходил по дощечке через речку, наши его тут ждали с обмундированием, одевали, обували, и он становился красноармейцем. Те, кто жил в Бессарабии, хорошо говорили по-русски. И вот с чем я впервые столкнулся. Прошло три-четыре дня, и мне старший ездовой доложил:
– Товарищ старший лейтенант, кто-то у лошадей украл всю кукурузу.
– Как?
– Кто-то пришёл ночью и украл, и лошади голодные.
А у меня пополнение – 26 румынских солдат. Я приказал:
– Старшего ко мне!
Подошёл старший группы румынских солдат и заявил:
– Мы уже трое суток не получали хлеба!
– Как это так! Старшина, иди сюда!
Старшина возмутился:
– Да что он, с ума сошёл?! Я каждому давал хлеба по норме!
А оказалось, хлеб, который им давали, румыны за хлеб не считали! И основным хлебом у них является кукуруза! Вот потому, что им её не давали, они все были голодные!
Дал я ездовому сутки: иди в любую деревню, проси, воруй, что хочешь делай, но фураж у лошадей должен быть! До сих пор не знаю как, только фураж солдаты добыли.
Я сказал, что, если впредь пропадёт хоть одна кукурузина для лошадей, с молдаван буду спрашивать. До конца войны прошёл с этими лошадьми и вернулся в Одессу, но больше таких случаев не было.
Головная походная застава
После того как все запасы пополнили, мы пошли во втором эшелоне наступающей армии преследовать немцев. 25 августа подъехал посыльный: «Срочно к командиру полка!»
Командир полка сообщил: «Одна из наших дивизий, которая наступала, попала в окружение немцев. Наша задача – подтянуться туда и помочь ей выйти из окружения».
До этой дивизии 15–16 километров было, а мы уже весь день прошагали. В нашем распоряжении оставалось где-то 4–5 часов, чтобы прийти в расположение окружённой дивизии затемно и помочь ей выкарабкаться. Командир приказал: «Посашков, ты со своей ротой назначаешься головной походной заставой». Головная походная застава – та часть боевого порядка, которая отвечает за развёртывание основных сил, если на них внезапно нападёт противник. То есть она является охраной всего полка.
Я зашёл в голову роты: «Рота, за мной!» И пошли. Шагали мы как полагается пять часов без передыху и к рассвету вышли на передний край немцев, которые окружили нашу 43-ю дивизию. Я скомандовал: «Рота, к бою!»
Развернулась рота, и я, только шагнул вперёд, смотрю – мины! Поле всё заминировано! И за тысячную долю секунды передо мной пронеслась мысль: остановиться или двигаться? Я понял одно: если сейчас остановлюсь, что будет с ротой? Она остановится. Если я буду идти, она тоже, но надо как-то показать, что там мины. Впереди меня, я вижу, стоит дивизион немецкий. В дивизионе 12 орудий – 75-миллиметровые противотанковые пушки наготове. До них где-то метров 400–500, не более, и если я замешкаюсь хотя бы на сотые доли секунды, то проиграю.
Я крикнул: «Рота, за мной, вперёд! Делай как я!» И давай как заяц между минами петлять! А так как мины ставили ночью, то место установки каждой мины было заметно: свежий грунт, его видно. И я между этими минами давай прыгать. Солдаты увидели, что я делаю, давай делать то же самое!
И мы к орудиям подбежали раньше, чем немцы успели выбежать из блиндажей! То есть мы не дали немцам произвести ни одного выстрела! Фрицы начали отступать, мы кинулись их преследовать.
Спускаемся под гору. А со мной рядом постоянно шёл заместитель командира полка с головной походной заставы. И он мне указал: «Смотри, вон с того бугра спускаются немцы! Давай огонь по ним!» Я ответил: «Нет, это не немцы, это наши!» – «Я тебе говорю – стреляй!» – «Нет, не буду, это наши!» И в самом деле, когда ближе подошли – оказались наши.
Какое-то внутреннее чувство – по всему вроде должны быть немцы, а чутьё подсказывает – это русские! Объяснить не могу, но факт остаётся фактом.
Когда приблизились, я заместителю сказал: «Смотри!» А почему же можно было перепутать? Наши солдаты, очень многие, носили немецкие плащ-палатки. Снимали с убитых, с пленных, со всяких! Немецкая плащ-палатка лучше, добротней. И только эти солдаты стали к нам подходить, немцы устремились в сторону Румынии.
И тут смотрю: штурмовики идут, наши «Ил-2». Это ж такая радость на сердце! Сигнал был дан для связи с авиацией – белые ракеты поднялись вдоль всей линии фронта. Штурмовики пролетели передовую и давай немцев утюжить! Пошли потом на второй круг, развернулись. Немцы-то не дураки, когда «Илы» вышли на второй круг бомбить передний край снова, наши опять дали белые ракеты, но, вместе с нашими, и немцы дали белые ракеты!
И вот лежу на спине, смотрю, наш лётчик-штурмовик летит над нами на высоте двенадцать метров, и я его вижу: он нажимает на гашетку! И по своим!..
Мишка, говорю ординарцу, давай быстро радиостанцию! Пока он шевырялся, штурмовик обстрелял нас, но не попал, слава Богу! Мишка тут нашёл радиостанцию немецкую, бросили её фрицы при отступлении. И в этой радиостанции слышу русские голоса – два лётчика разговаривают. Я им кричу в микрофон: «Что же вы делаете! Пропустите и те и эти белые ракеты! Немцы далеко впереди!» И командиру пехоты: «Вы стреляете по нашим!» Командир: «А почему было по две ракеты?» Разобрались. К вечеру уничтожили противника и пошли наступать! Начали преследование.
И наша дивизия вышла в первый эшелон. С немцами здесь закончили. И задачей нашей стало как можно быстрее дойти до болгарской границы. На календаре было 8 сентября 1944 года.
Гусь
Остановили нас немцы на рубеже – Никопольский плацдарм. Залегли и окопались все: немцы и мы, и пошёл дождь. Проливной дождь лил сутки. Всё намокло, все промокли, в траншее такая грязища, не приведи Господи! Спасались от дождя так: винтовку клали сверху поперёк траншеи и накрывали её плащ-палаткой. И под ней сидели в этой грязи.
Наутро ударил мороз, хороший мороз, градусов, наверно, 7–8. Приоткрыл плащ-палатку и слышу: «гррр-гррр» – гусь как будто. Поднимаю голову, смотрю, в самом деле, летит гусь. И летел он вдоль линии фронта, точно посередине между нами и немцами. Сначала все вылезли и смотрели на гуся, куда и зачем летит. Потом кто-то выстрелил, я так и не понял: фрицы или русские? Прозвучал один выстрел, а потом за ним такая пальба началась – туши свет! И с нашей и с немецкой стороны – и всё по этой несчастной птице! И гусь строго посреди упал, между траншеями, нашими и немецкими. Солдаты до того увлеклись этим наблюдением, что повысовывались из траншей с обеих сторон и всё смотрели: куда же этот гусь упал? Всем было очень интересно!
А тот солдат, Болдырев, который меня в воронку затащил, смотрю, выскакивает из траншеи и бегом за этим гусём. Схватил «за жабры» – и назад. А немцы сообразили, что надо стрелять, когда он уже в траншею спрятался. Э-э, как начали палить они в нашу сторону – ещё больше, чем по этому гусю! Кошмар один был! Настрелялись досыта, всё – бросили, затихло. Потом часа через три пошёл запах по траншее. Одуряющий запах жареного гуся. Думаю, Господи, как это он смог его приготовить?! Главное, ни дров, ничего нет абсолютно! На чём и как это можно было пожарить добытого гуся?!
Подошёл старшина, развернул портянку и сказал: товарищ капитан, ваша порция. А почему говорили так: «ваша порция»? Существовал такой порядок: раз в месяц все офицеры получали доппаёк. Туда входили печенье, сало, бекон американский, сигареты и мясные консервы. Всё это делилось на всю роту, и каждому раздавалось сколько положено, сколько пришлось. Никаких привилегий никому! Поэтому и солдаты, когда где-то им там что-то перепадало, находили или сами жарили и пекли, обязательно делились с офицерами. Это уже стало законом! И вот старшина принёс мне гусиную ножку, там мяса этого было – маленький кусочек, но аромат! Знаете, я в Кремле был, на приёме у президента Сирии был, но ничего вкуснее этого кусочка гуся я нигде не ел!
А как, спрашиваю, Болдырев, ты его приготовил? А он в траншее вырыл ямку, гуся завернул сначала в чистую бумагу, а потом в промасленную. Когда патроны укладывают в ящик, то заворачивают сначала в промасленную бумагу, а потом в чистую. Вот в эту промасленную солдат и завернул гуся. Потом в тряпку, потом ещё в одну, засыпал землёй, глиной и песком, а сверху развёл костёр. А дрова откуда взял? Да ящики из-под патронов сапёрной лопаткой расколол – вот вам и дрова! И этот костёр пропёк гуся до готовности.
Молодец солдат! Он потом на Днестре блинами меня угощал. Пошёл в деревню, а из того же обоза, про который я говорил, взяли свитера немецкие. А немцы хорошо своих солдат одевали: свитера были чисто шерстяные. Болдырев пошёл в деревню и сменял свитер на муку. Вернулся и напёк блинов. Рано утром просыпаюсь – такой одурманивающий запах, язык проглотишь! Я встал и пошёл на запах, старшина мне навстречу:
– Товарищ капитан, а я вам завтрак несу!
– Так ты же уже давал кашу перловую!
– Нет, это другое – смотрите…
Приподнимает тряпицу, накрывавшую котелок, а там на дне лежат три блина. Понюхал, пахнет вкусно, прелесть одна.
– И кто же их жарил? Болдырев?
– Ну да, бандюган наш! Он у нас на все руки мастак!
А у роты основные котелки были круглые, царские, медные, вдвое больше обычных. И есть из таких котелков удобно, и варить в них, и жарить, да всё что угодно! Так вот Болдырев на таком котелке и готовил блины. Четыре штыка воткнул, поставил на них котелок и жарил. А вместо масла – оружейная смазка. И блины получились – объеденье, любая хозяйка позавидует! Вот вам и смекалка простого русского солдата – чего не придумаешь в тяжёлой боевой обстановке. Этот Болдырев с нами до конца войны прошёл.
Пасека
Дней пятнадцать мы простояли в обороне. Ночью мёртвая тишина, не стреляли ни немцы, ни наши. Стреляли днём.
Вдруг ночью слышу – пальба такая страшная началась! Господи, и главное, на моём участке. Я бегом к этому месту, смотрю, спрыгивает со стороны немцев мой солдат.
– И что ты там делал, сукин сын?
– Вот виноват, тысячу раз виноват! Не говорите только контрразведчикам, что я туда ходил, затаскают.
– Где ты там был, что делал?
– Вот вчера, когда командир взвода развернул карту, я увидел на ней пасеку. И недалеко от нашей траншеи. Я подумал, почему мне бы туда не сбегать за мёдом.
– И что?
– Я туда сбегал и две рамки принёс. Ну, получилось как-то так, что солдаты сожрали всё. Но на всех всё равно не хватило, ни взводному, ни старшине ничего не досталось. Я решил, что сегодня пойду и ошибку эту исправлю. И когда туда пришёл, они уже там ждали – немцы. Но меня чутьё не подвело: прежде чем подойти к пасеке, взял огромный кусок земли и кинул туда. Так немцы как дураки выскочили из всех кустов – и на пасеку. Ну, вижу, что дело дрянь, и быстренько на разворот, и успел назад удрать.
– Ну, слава Богу, жив остался…
Болгария
Вызвал как-то меня командир полка и приказал: «Пойдёшь опять своей ротой головной походной заставой! Будем пересекать румыно-болгарскую границу. С тобой отправится заместитель командира полка». А заместитель командира полка служил полковником ещё в царской армии! Превосходный, воспитанный, образованный, воплощавший все самые лучшие качества офицера.
Когда мы с ним подъехали на лошадях к румыно-болгарской границе, он мне сказал: «Ну что, сынок, крестись, хоть ты в Бога не веруешь! Когда ещё в жизни тебе придётся пересекать две границы сразу! Что нас ждёт впереди, только один Всевышний знает…»
В основном составе был головной дозор. Я приказал выдвинуться на расстояние 500 метров, обследовать местность и доложить. Вернувшийся командир взвода сообщил: «Тишина абсолютная. Деревушка спит, никого и ничего нет. Никаких немцев». И тут вдруг взрыв гранаты! И вся деревня поднялась! Или они были в напряжённом ожидании, или знали, что мы в эту ночь придём?.. Вся деревня выскочила как по тревоге на улицу!
– А, рус нация?! Добре дошле! Добре дошле! Рус-рус – добро пожаловать!
И как из-под земли: лепёшки и вино, сыр и яйца! Окружают каждого солдата, впихивают ему: «Возьми Христа ради! Возьми! Русский – добро пожаловать!»
И к утру прошли мы уже километров около тридцати от границы, после чего остановились на привал.
Потом же до самой Варны двигались без боевых действий. А когда туда подошли, сопротивление немцев возросло. Бои велись непосредственно в самом городе.
Но я не буду рассказывать о боевых действиях в Болгарии. Скажу только одно: более дружелюбных людей, чем болгары, которые встречали нас во время войны, не видели ни на территории самой Российской Федерации, ни тем более на территории Украины. Самый радушный, доброжелательный, сердечный приём оказали русским войскам болгары!
К концу апреля бои шли недалеко от города Ямбол. Кто-то доложил командующему фронтом о том, что мои солдаты бедствуют от недоедания, что им не выдают паёк, и они голодают уже какой день. Срочно была построена вся дивизия, и пришёл генерал с группой офицеров проверять, что и как едят солдаты.
Позади построенной дивизии стояли болгары с нагруженными осликами. И на каждом ослике – мешок с вином, яйцами, салом, мочёными перцами, лепёшками, сигаретами – бери и ешь сколько душе угодно!
Доложился генералу и скомандовал: «Рота, снять вещевые мешки! Открыть вещевые мешки! Вынуть продовольствие!» Генерал: «А что? Там есть продовольствие?» Подходит к первому солдату, заглядывает в вещмешок, а там лепёшки, а на них куски сала, сверху закрыто другой лепёшкой. Отдельно мешочек с яйцами лежит, отдельно мешочек с маринованными перцами.
Генерал посмотрел на меня, на солдата и говорит: «Какая же сволочь придумала, что солдаты столько дней не ели?! Да у него одного в мешке еды на десять дней на пять человек!»
Показал я генералу на болгарский «продовольственный» обоз:
– «Сейчас им скажу, они подъедут и начнут припасы выдавать!»
Так болгары кормили советских солдат во время войны на своей территории.
Война закончена
8 мая 1945 года к вечеру полностью освободили болгарский город Ямбол. Дивизия собиралась покидать город и готовилась уйти в горы для расквартирования. И вдруг болгарское радио сообщило, что война закончена! С этой радостной новостью мы поднялись в горы севернее Ямбола и расквартировались в лесу.
А наутро 9-го уже советские радиостанции объявили о Победе над Германией. Конечно, нашей радости не было предела! Бойцы с таким воодушевлением, с таким ликованием встречали это известие!
Молодых солдат практически не было. Почему? Слышали такое слово «чернорубашечники»? Брали в армию подряд всё мужское население до 43 лет. Вот это и составляло основную массу солдат к концу войны. А молодые – они все воевали в начале войны и погибли. А вот старики остались, уцелели.
И когда объявили, что конец войне, подошёл ко мне самый старый солдат, 63 лет, и говорит: «Товарищ капитан, можно мы отпразднуем День Победы?»
А командир полка прибыл новый, молодой офицер, только что закончил Академию. Он категорически запретил устраивать какие бы то ни было праздники.
Я спросил:
– Ты слыхал, что командир полка сказал?
– Слыхал.
– Мы будем выполнять абсолютно всё, что он сказал. Выпивать мы не будем. А ты что привёз?
– Две бочки по 200 литров молодого виноградного вина болгары привезли в роту.
– И что ты соображаешь делать?
– Товарищ капитан, вы не переживайте, мы вас в бою не подводили, а тут что?..
– Ну, смотри!
В роте у меня было 76 солдат и 5 офицеров, санитары – около сотни человек набиралось. Я офицеров собрал у себя в землянке, выпили по чуть-чуть, всё как следует, и легли спать.
И утром встал я пораньше, побрился, привёл себя в порядок, пошёл туда, где солдаты праздновали День Победы. Пришёл – чистота абсолютная, нигде ничего не валяется, всё ухожено, всё прибрано.
И только вернулся в свою канцелярию, посыльный – срочно вызывает командир полка.
– Мне доложили, что твоя рота всю ночь пьянствовала?!
– Извините, товарищ полковник, кто доложил?
– А твоё какое дело?
– А потому что доложили неправду. Если это офицер, я буду с ним разговаривать по-офицерски. Он нарушил честь офицера.
– Ишь, какой ты задиристый!
– Я не задиристый, просто не терплю несправедливости. Если угодно, пойдёмте со мной на то место, где расквартированы солдаты. Или, если хотите, я всю роту построю и приведу сюда. Как прикажете.
– Построй роту в расположении.
– Есть!
Построил роту. Пришёл полковник. Солдаты все вычищенные, со свежими белыми подворотничками, побритые, всё как положено.
Полковник походил, поглядел…
– Так что, товарищ полковник, назовёте мне фамилию того, кто вам доложил?
– Нет.
– Как это понимать?
– А никак!
Повернулся и ушёл.
Вот какой подлец это сделал и зачем? Я знал, что мне подражали и завидовали. В моей роте была самая лучшая Ленинская комната, куда заходили с удовольствием. У меня солдаты ходили в вычищенных хромовых сапогах, в выстиранном отутюженном обмундировании. Я понимаю, что во мне «играла молодость».
Возвращаясь мысленно в детский дом, где мне пришлось побывать, я всегда вспоминал воспитателя, очень строгого мужчину. Дисциплина была строжайшая. Когда я, маленький мальчишка четырёх лет, ложился спать, всего один раз у меня оказались нечищеные ботинки. Воспитатель меня поднял и заставил вычистить обувь у всей группы – 20 пар ботинок! С тех пор на всю жизнь я усвоил, что обувку надо чистить и ставить на место!
Наверное, это и определило уже в военной жизни то, что у меня солдаты всегда были вымыты, вычищены, приведены в порядок, и пахло от них мужским духом, а не портянками.