– Просили помозговитее… Выбор у меня… Да чего тебе объяснять. А ты, бывший военный. Может чего умного посоветуешь.
– А химик на кофейной гуще всё это подтвердит, – не сдержавшись, захохотал Тимур.
Проехав пункт охраны, машина плавно вкатилась во двор. Тимур безразлично разглядывал дом, мраморный фонтан. Видно было, что мысли его заняты чем угодно, кроме планов поиска маленькой Илоны Поцаревич.
– Тебя, химика придурошного, – зашипел Гарипов, резко разворачиваясь всем телом к Тимуру, – взяли, чтобы умные люди увидели, что ты существуешь. Чтобы забрали из боевых условий и пристроили в нормальные. Или всю жизнь собираешься в Узбекистане скорпионов кормить? Твой отец столько денег угрохал, чтобы ты в люди вышел. Я в лабораторию нашу пристроил, чтобы у тебя практика была не только бабские мазюльки смешивать. Всё. Теперь сам греби лапками и взбивай сметанку. И начинай прямо сейчас. Поможете в поиске девчонки, расплатятся с вами по-королевски.
Тимур с Алимом переглянулись и тяжело вздохнули. К жизни в полевых и боевых условиях они привыкли и ломаться для того, чтобы менять эту тяжелую жизнь на какую-то неизвестную, не было смысла,
Поднявшись по стеклянной лестнице на второй этаж, мужчины оказались в небольшом, шикарно обставленном кабинете. Несколько пар уставших глаз оторвались от документов и сверлили вошедших подозрительными, недоверчивыми взглядами. Выслушав в очередной раз историю похищения, Алим поднял глаза на сидевшего в дальнем углу водителя.
– Отсюда вы выехали с полным баком бензина?
– Да, – угрюмо ответил парень, глядя на Алима подбитым глазом, – микроавтобус заправили перед отъездом. Часа четыре мы ехали, так что там бензина еще на пару часов оставалось.
– Машину нашли?
– Нет, как в воду канула, – буркнул зависший над столом мужчина в чёрном костюме. – Ментов подмазали, они всю зону прочесали. Лес чистый. Села близлежащие прошерстили. Никто девочек с мужчиной не видел.
– Аптеки проверяли? – спросил Тимур. – Должны же они лекарства куда-то сбыть. Так же стоит коммунальные службы опросить, которые вывозят мусор из этих сел. Может заметили коробки из-под колб и штативов, которые мы заказывали. Ещё лучше не в аптеки, а по бабкам поспрашивать, если появились медикаменты, то они лучше любого аптекаря расскажут.
Расул Гарипов расплылся в довольной улыбке, вспомнив, что при обсуждении планов поиска девочки, все совершенно забыли о лекарствах и химическом оборудовании. Отдав по телефону нужные указания, мужчина в костюме снова перевел на Алима покрасневшие от бессонной ночи глаза.
– Пошли дальше. – Задумавшись на минуту, Алим прошёлся по кабинету. – Документы, мобильные телефоны, что там ещё? Деньги. Как у них с этим?
– Документов у них нет. Мобильных нет. Деньги? Ну может быть три копейки.
– Может быть три копейки, а может и тридцать три. Микроавтобус-то не нашли. Понимаешь, куда веду?
– Ты из них суперменов не делай, – задумчиво протянул все тот же мужчина, который в этой комнате был, судя по всему, и за главного, и за умного. – В гоп-компании студентишка и сявка детдомовская. Тем более они не из этого района… Хотя, если пушку к голове приставить, то и у студентика третье дыхание откроется. Дам задание еще раз «Автомастерские» и «Шиномонтажки» на этом участке проверить.
– Что у нас ещё в наличии? – Алим аккуратно провел рукой по недавно стриженной бороде, потер кончик носа и уверенно продолжил: – Без документов они будут селами пробираться и, скорее всего поедут домой. Сколько бы они за микрик не выручили, это не та сумма, на которую в наше время можно пуститься в бега.
– В окружении Шубанова всё схвачено. Там уже три дня по всем окрестностям мои туристы гуляют. Фотографии у них на руках, так что как только появятся, сразу здесь будут.
– Не радуйся, – остудил Тимур так и не представившегося мужчину. – Если за три дня не доехали, то может уже и не приедут. То, что ты его в лохи записал, ещё не факт, что он лох и есть.
Глядя на чистые ногти нового напарника, на его блестящие, ухоженные волосы, вдыхая запах терпкого спортивного одеколона, Тимур, почему-то жутко захотел, чтобы тому, незнакомому «студентишке» повезло. Чтобы никогда не попал он в руки этих, издыхающих миазмы злобы и агрессии, людей.
– Родственников, как я понимаю, у него немного. Что там с друзьями?
– Друзья, такие же студенты беспортошные. Так что помощников у него нет. Девчонка сирота, из детдома никогда не вылезала, связей тоже нет.
– И тем не менее, для создания более полной картины, желательно съездить в детский дом и поспрашивать о девочке поподробнее.
– Чего о ней спрашивать? – зло отшвырнула в угол незажженную сигарету моложавая полная женщина. Алим несколько раз видел Зою Ларионовну, но зная её высокомерный характер, предпочитал ограничить знакомство скупыми приветствиями и не более. – Волчонок и дура.
– Два взаимоисключающих понятия, – неприязненно посмотрел на жену профессора Лазорева, Алим. – Если девочка волчонок, то она уже не дура. Поэтому давайте адрес детского дома и предупредите о нашем приезде. Ну что, на сегодня работа найдется всем, можно выполнять. Мы в детский дом.
По-военному попрощавшись, Тимур с Алимом вышли из кабинета.
– Алим, я тут решил присоединить приятное к полезному, раз уж мы сюда приехали. Помнишь, по твоему делу… Я профильтровал немножко. Милочки твоей, Людмилы Фроловой, к сожалению, не нашёл, но зато раздобыл новый адрес Бердина Григория Афанасьевича. Говорит тебе что-нибудь это имя?
– Конечно, – сердце Алима, пропустив удар, заработало с удвоенной энергией. – Это сосед наш, а заодно и мой квартиросдатчик. За Григорием Афанасьевичем в нашей коммуналке две комнаты числились. Он одну мне сдавал, а в другой сам жил. В третьей комнате Милочка жила.
– Вот и давай пошлём их всех подальше и займемся в первую очередь твоим делом. А уж если будет время, мы потом и этой банде поможем. Хотя, я с большим удовольствием помог бы этому лоху Максиму, чем им.
ГЛАВА 20
И снова детский дом
Вытянув руку, Тимур голосовал на обочине и исподтишка косился на задумчиво курившего в стороне Алима. Это была уже третья сигарета за последние полчаса. И ни одного слова. Конечно, Тимур не ждал, что друг будет плакать от счастья, узнав адрес бывшего соседа, но ведь это была хоть какая-то ниточка, соединяющая его с прошлым. Казалось бы, сейчас выяснят, что случилось с Милочкой. Ну если не всё, то хотя бы появится какая-то определённость. А, вместо благодарности, получил нервное сопение и тяжёлые вздохи. Внезапно Алим поднял глаза, и Тимур растерянно опустил руку: впервые за несколько лет знакомства, он увидел полевого командира Алима Низамова таким беззащитным и несчастным. Только сейчас Тимур понял, что Низамов боится этой встречи. Боится узнать, что где-то живёт его любимая женщина, воспитывает его ребёнка, любит другого человека.
Рядом просигналил клаксон. Тимур испуганно обернулся. Из остановившегося такси хмуро выглядывал водитель.
Откинувшись на спинку сидения, Тимур разглядывал пролетающий за окном город. Высокие серые дома нависали над покрытыми молодой зеленью деревьями. Яркие вывески бутиков, ресторанов, супермаркетов зазывно оповещали горожан о скидках. Всё было красочно и живо, но Тимур вдруг поймал себя на мысли, что ему не хватает раздолья. Когда выходишь из госпиталя рано утром, а вокруг ни души. Только огромное жёлто-коричневое раздолье. И орёл над головой. Надо же, как быстро он стал пустынником. А ведь вырос в центре Ташкента. Едва заметно скосив глаза, он посмотрел на Алима. Всё тот же безучастный взгляд. Проезжая мимо ресторана узбекской кухни, сердце Тимура рухнуло куда-то вниз. И скажи, чего? Уж плов-то на полигоне они едят регулярно. И всё равно, увидеть билборд с пиалой жирного риса в чужом городе оказалось равносильно встрече со старым другом.
Выйдя из такси, Алим поднял глаза на окна дома, в котором жил Бердин и, развернувшись, потащил Тимура в супермаркет. Долго выбирал продукты, разглядывал сроки годности, производителя. В общем, оттягивал встречу, как мог. Тимур не мешал. Такие вещи, как свидание со своим прошлым, впопыхах не делаются.
Сложив продукты в два пакета, они снова вернулись к дому. Бабушки на скамейке просканировали их оценивающими взглядами. И, кажется, остались недовольны увиденным. Не мудрено. Два здоровых мужика то подходят к подъезду, то уходят. Тимур тяжело вздохнул. Пожалуй, если сейчас не войти, то Алим придумает ещё сто пять причин, чтобы отложить посещение бывшего соседа.
Дом был ещё не старый, но очень неухоженный. Ремонт здесь не делали, наверное, со времён сдачи. Лавочки перед подъездом с ходу рассказывали всю историю любовных отношений местных жителей. «Зойка+Витька», «Ленка+Вовка»… Не пожалели местные краеведы и стены подъезда. Последнее сообщение о том, что «Аллка из тридцать третьей квартиры – дура» – полыхало довольно свежей аэрозольной краской.
Дверь нужной квартиры долго не открывали. Алим облегчённо вздохнул и повернул к лестнице, но в этот момент за стеной послышалось шуршание. Дверь распахнулась. На пороге стоял сгорбленный, седой мужчина с вязаном, растянутом жилете. Поправив на носу перемотанные синей изолентой очки, он прищурился и прошептал:
– Алимушка, ты что ли? –
Губы старика сморщились и, вдруг, задрожали. Алима словно прорвало. Бросившись к Григорию Афанасьевичу, он неуклюже прижал его к груди.
Пока нарезали колбасу, сыр и овощи, разговор крутился о ценах, о погоде и только после третьей рюмки Алим, с замиранием сердца перевел разговор на интересующую его тему. Григорий Афанасьевич, расслабившись после обильной закуски, грустно поднял глаза.
– Как уехал ты, Алим, очень переживала Милочка. Ну а вскоре оказалось, что беременна она. Как раз в то время к нам и начали заходить ребята-рейдерята. Предлагали продать наши халупы. Весь дом выкупили, жильцов расселили. Меня вот сюда выслали. И Милочке в этом же районе предлагали квартиру. Но она, дурёшка, никак свою комнату продавать не соглашалась. Тебя ждала. Я уж сколько ей твердил: «Не связывайся с этими бандюками». Да куда там, одно щебетала: «Вот Алим вернется, тогда и решим». До последнего держалась, из дома почти не выходила. А уж как припёрло рожать, то хочешь-не хочешь, вывезли. Я через несколько дней заезжал в роддом, думал, по-соседски заберу пока к себе. Дом наш, как только Милочку увезли, на следующий день и разрушили. Видал, какие сейчас на том месте хоромы выстроили? Ну вот, забрал я Милочку с дочкой к себе, только она совсем слабенькая стала. Две недели у меня пожили, а потом взяла девочку и говорит: «Пойду я, дядя Гриша, в прокуратуру. Не давала я согласия на продажу комнаты». И ушла. Больше я её с тех пор и не видел. Ходил в милицию, хотел о пропаже заявить, а они ни в какую. Мол, кто она тебе? Дочь? Жена? Ну, а если никто, то и иди дед, вон адрес на заборе написан. На этом мои поиски и закончились. Больше тебе, Алимушка, ничего сказать не могу. Была бы жива Милочка, вернулась бы. А так уж двенадцать лет с тех пор прошло. Забудь её и живи своей жизнью.
Уложив захмелевшего соседа на продавленный диван, Алим с Тимуром, по холостяцкой привычке, убрали со стола и вышли из гостеприимной квартиры.
Так же, без слов, нашли тихий бар и заказали по двойному виски. Холод снова свернул внутренности. Закрыв глаза, Алим, как прежде, увидел маленькую девочку, кутающуюся в огромный оренбургский платок. Только теперь у этой девочки были восточные черные глаза. Его глаза.
– Можно будет порыться в архивах, – тихо предложил Тимур.
– Ничего не надо, – прошептал Алим, и выпив залпом содержимое стакана, вышел из бара.
Подходя к светлому трёхэтажному зданию на краю города, Алим, казалось, взял себя в руки. Походка его снова стала по-военному «порочной», как определял Бальзак в своём трактате о ходьбе, когда торс стоит на крестце, как бюст на постаменте, а ноги передвигаются сами по себе. Тимур всегда завидовал походке друга. Даже пытался подстраивать под него, но долго не выдерживал.
Невысокая сетка, огораживающая детский дом, качели на площадках, скамейки, были недавно покрашены и подремонтированы. Уголки губ Алима чуть приподнялись. Ленинские субботники давно ушли в прошлое, а приводить в порядок коммунальное хозяйство продолжали почему-то именно в апреле.
Солнце снова плавило асфальт, но детей это не останавливало. Перескакивая через низкие бордюры песочниц, школьники носились друг за другом, вереща, словно индейцы в прериях.
Войдя в здание, Алим, не останавливаясь, прошёл на второй этаж. Тимур едва успевал за другом, соображая, откуда тот знает, где расположен кабинет заведующей.
Постучав, Алим, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Ярко накрашенная женщина, сурово глянула из-под наклеенных ресниц. Открыв рот, она, кажется, собиралась высказать мнение об их вторжении, но столкнувшись взглядом с Алимом, передумала. Плавным движением руки заведующая убрала со стола начатую бутылку коньяка и указала вошедшим на стулья. Напряжение накалялось. Чтобы как-то разрядить обстановку, Тимур добродушно улыбнулся. Зеркальная дверка шкафа напротив, услужливо отразила его эмоцию. Пожалуй, именно так выглядел глупо улыбающийся сурикат Тимон, сидящий между рычащими Шрамом и Симбой. Улыбка сползла с лица сама собой.
Заведующая и Алим не сочли нужным даже поздороваться, лишь сверлили друг друга неприязненными взглядами. Наконец, женщина, ни слова не говоря, вывела на экран компьютера нужную «папку» и развернула монитор. Личное дело и медицинская карта ученицы Озеровой Гузели Васильевны.
– Никаких компенсаций я выплачивать не буду, – зло буркнула Альбина Николаевна, барабаня длинными ногтями по поверхности стола. Исподтишка разглядывая хозяйку кабинета, Тимур заметил, как покрылось красными пятнами её лицо. – Предупреждала Зойку: не бери. Девчонка волчонок. Никогда не знаешь, что от неё ожидать. Так нет же. Сказки ей восточной приспичило. Юную Шахерезаду в навозе откопала. Вот теперь пусть сама со своими сюрпрайзами и разбирается.
–– Девочка попала к вам в возрасте трех лет, переводом из «Дома малютки»? – не слушая причитаний заведующей, спросил Алим.
– Да, – Альбина Николаевна тяжело вздохнула и, достав из ящика стола пачку сигарет, закурила. – Дети до трех лет воспитываются там, потом попадают к нам. Если мне не изменяет память, Гузель попала в «Дом малютки» месячным ребенком. Её мать убили и ограбили, поэтому никаких документов при ней не обнаружили. По истечению положенного срока, тело захоронили за счет государства, как невостребованное, а малышку в детдом.
– Дайте, пожалуйста, адрес «Дома малютки». Надо будет поговорить с их сотрудниками.
Алим без интереса переворачивал «страницы», перешёл к табелям, выводам психолога. Прочитав последние данные, он грустно улыбнулся: «Да уж, характер у малышки убойный. Наверное, именно в ней нашел поддержку студент».
– «Дом малютки» расформирован, – вернул его к действительности голос заведующей. – Кстати, Гузель оказалась в составе последней группы, которая поступила оттуда. Сотрудники остались без работы, разбежались кто куда. Единственный кто пришел к нам из того детского дома – наш сторож Василий Потапович. Можете с ним поговорить. Он, кстати, даже дружил с Гузелью. Впрочем, он как нажрется со всеми дружит. – Заведующая на минуту задумалась, затем, затушив сигарету медленно перевела взгляд на собеседников. – Если думаете, что девчонка может появиться здесь, то только в резиденции Василия Потаповича, то бишь в его каптёрке. Но это вряд ли. Умна не по годам. Здесь ведь, как в тюрьме: год идет за два. А она другой жизни не знала. Так что волчий инстинкт самосохранения не приведет её сюда даже под пыткой.
– Судя по выводам психолога, – неуверенно начал Тимур, – Гузель вполне способна на организацию побега, на захват Илоны Поцаревич в качестве заложницы. В свои двенадцать лет у девочки достаточно ума, чтобы обойти препятствия и вот уже три дня находится в бегах, несмотря на то, что на их поиски брошены огромные силы и местной полиции, и добавочные ресурсы. Не чересчур ли это сложно для одной девочки?
Альбина Николаевна загадочно улыбнулась и, наконец вспомнив о гостеприимстве, снова поставила на стол небольшую пузатую бутылку французского коньяка.
– Наверное удивлю вас, если скажу, что я даже рада, что так получилось. Хоть кто-то собьет спесь с вашей Зойки. Она считает себя самой умной, а у Гузельки… – женщина на несколько минут задумалась, открывая бутылку. – Здесь не ум, здесь звериные инстинкты. Их нельзя просчитать. Она, как волчонок, чувствует опасность.
– Скажите, пожалуйста, Альбина Николаевна, – перебил заведующую Алим. – Прятаться с заложницей гораздо сложнее. Логичнее было бы или использовать её для выкупа, или отпустить и уходить налегке, или… Конечно, двенадцатилетняя девочка вряд ли способна на убийство, но…
–– Вряд ли? – захохотала заведующая, картинно забрасывая голову на спинку кресла. – Да это вы, молодой человек не сталкивались с нашими девочками. Придушат и глазом не моргнут. Особенно в этом возрасте. Когда наши девчонки начинают драться, местные хулиганы не знают в какую щель забиться. Ну, это так, к сведению. А по поводу вашего вопроса, может ли убить конкретно Озерова. Скорее нет, чем да. У неё обострённое чувство справедливости. За своё, за своих – порвёт, но просто так делать подлость не будет. Если почему-то нельзя отпустить Илонку, значит на себе будет тащить, но не бросит. Хотя… если жизнь засунет… в определённые обстоятельства…
Достав из шкафчика бокалы, она наполнила их и поставила перед гостями. Задумавшись, женщина не заметила, как губы её искривила неприятная улыбка. Алим поморщился. Что-то подсказало ему, что заведующая была бы даже рада такой развязке. Убийство внучки Лазоревых было бы достойной расплатой с высокомерной Зоей Ларионовной, которую, несмотря на долгие годы сотрудничества и показательной дружбы, Альбина Николаевна судя по всему, ненавидела всем сердцем,
– Я тоже думала о том, почему Илона до сих пор не нашла возможности сообщить о себе? – смахнув живодёрскую улыбку, продолжила заведующая. – Не по лесу же они идут вот уже три дня. Маленькая Поцаревич девочка своеобразная… Я эту семейку Адамс знаю от самых истоков. Ещё когда юная Зоинька вышла замуж за этого зануду Филю Лазарева. Хотя, зря я про него так. При всем своем занудстве, психиатр он от Бога. Но… зациклен на работе. Тут они классно дополняют друг друга, Филя в своем деле, а Зоя, как хозяйственник – незаменима. У них, когда Снежана родилась, всё только закручиваться началось. Лихие девяностые. Как раз их пора. А тут ребёнок ненужный. Отдали тогда девочку с няней в деревню. Когда, лет через пятнадцать, вспомнили о дочке, получили «белую маргаритку». И дело даже не в том, что девочка над больным муравьем могла разрыдаться, это уже, в целом, был непригодный материал, чтобы передать дело, Снежана в химии – ноль, в математике – ноль, Снежана – просто замечательная женщина. Но для бизнеса этого мало. Еле запихнули её в институт, на факультет биологии. И тут налетела вторая серия непрухи, в виде красавца-лимиты Игоря Поцаревича. Как малыш усёк, из какой семьи девочка – зубами вцепился. Зойке-дуре поговорить бы с дочкой. Так нет же. Наняла двух уродов. Накостыляли парню, да еще и сказали откуда дровишки. Снежана, как только узнала, кто постарался, в тот же день к любовнику в общагу и переехала. Она, видишь ли, виноватой себя почувствовала. После этого Зоеньке, хочешь-не хочешь, пришлось свадьбу играть. Вот так и живут детки. Вроде вместе, а вроде и врозь. На жалости-то долго не протянешь, а любви настоящей ни с его, ни с её стороны нет. Когда Илона родилась, бабушка внучку прямо из роддома, вместе со Снежаной, к себе привезла. А дурик Поцаревич и рад: бабло капает, и жена с дочкой не мешают. Жизнь-мармелад. Только я бы, зная Лазоревых, так не расслаблялась.
За Илониным воспитанием бабушка следила в оба глаза: и гувернантки, и учителя. Но, главное, изначально ей рассказывали, что есть небо, на котором сияет звезда по имени Илона, а есть земля, на которой всё остальное. Учителя у них не задерживались, несмотря на высокую зарплату. Представляете, входит в учебную комнату преподаватель, а из угла сцыкушка семилетняя, не поднимая головы, говорит: «Извольте вымыться, от вас воняет». Постоянно-то они на даче, за городом живут, а когда семья решает на пару дней в город заглянуть, то в своём отеле останавливаются. Бедные девчонки, в дни их приезда, не знают какие болячки себе придумать, чтобы на работу не выйти. Так что Гузель и Илона из разных миров, но это два настолько сильных лидера, что мне трудно предугадать результат их совместного времяпровождения.
Когда мужчины, попрощавшись, вышли из кабинета, Альбина Николаевна с удивлением отметила, что два маленьких пузатых бокала с коньяком так и остались нетронутыми.
ГЛАВА 21
Василий Потапович
Застегивая на ходу лёгкие курточки, Алим и Тимур вышли во двор детского дома. Ребята разных возрастов всё так же бегали по площадкам. Девчонки звонко хохотали, обсуждая события последнего сериала, а, сбившиеся в стайки, старшеклассники курили у забора, совершенно не заботясь, видит их персонал или нет. Да и из персонала на территории детского дома только угрюмо шаркал допотопной метлой маленький сухонький дедок.
Всё на этом зависимом клочке земли кричало о противоречиях: бедная одежда детей, погнутые качели и бурная радость молодости, которую даже такие условия не смогли заставить забыть о прелестях жизни. О том, что скучный серый цвет когда-нибудь превратится в элегантно-жемчужный блеск вечернего платья от кутюр или вызывающе стальной супернавороченного «Ягуара».
Худой грязный мальчишка лет пяти, пролетел мимо Алима, орошая брюки водопадом грязной воды из непросыхаемой годами лужи. Остановившись в нескольких метрах от них, малыш задиристо вздёрнул подбородок и приготовился отвечать на «необоснованное», с его точки зрения, замечание. Но Алим, не обращая внимания на обидчика, смахнул с одежды грязные капли и, рассеянно глядя вдаль, процедил:
– За мои почти пятьдесят, столько говна в жизни повидал, но после общения с этой дамой, такое впечатление, словно я его покушал. Симпатичная с виду женщина, а какой привкус навоза оставила.
– Откуда ты знаешь, какой вкус у навоза? – засмеялся Тимур.
– До сих пор не знал, а вот под старость накормили.
Шуршание сухих веток, раздавалось всё ближе и вдруг, затихло. Обернувшись, Алим наткнулся на выцветшие глаза, метущего территорию старика. Остановившись, дедушка опёрся на куцую метлу, поднёс руку к слезящимся глазам, закрываясь от тусклых солнечных лучей.
– Алим. Ты что ли, сынок?
Сердце Алима непривычно сжалось, услышав этот дрожащий, словно сломанный ветром, старческий голос.
– Вот радость-то, господи. Мы уж и надеяться перестали, а ты, значит, нашёлся. Не смотри на меня так, – трясясь всем телом, засмеялся дед, – не знакомы мы. Что тебе «колбаса» наша налепила?
Глаза дворника радостно заблестели. Оглянувшись по сторонам, он схватил Алима за рукав и потянул к примостившемуся в дальнем углу, маленькому кирпичному домику, служившему для хранения инвентаря.
– Пойдем ко мне, а то увидит «колбаса» из окна и опять начнет верещать, что вместо работы языком мету.
Зайдя в темную, влажную каптёрку, Алим и Тимур автоматически содрогнулись. Жить им приходилось в разных условиях, но даже в самых маленьких и неприспособленных комнатушках, они в первую очередь наводили военный порядок и впоследствии прилагали все усилия для его поддержания. Каптёрка Василия Потаповича представляла собой яркий пример жилья одинокого алкоголика. На грязной, никогда не застилаемой кровати в поэтическом беспорядке лежали грабли, журнал и, приглядевшись, Алим рассмотрел слившегося с грязной подушкой огромного тощего кота. На столе вовсю хозяйничали тараканы, ловко снуя между чайником без крышки, железным разрыхлителем для цветов, и двумя алюминиевыми вилками, словно дополняющими друг друга, так как у одной было правое и среднее остриё, а у другой среднее и левое.
Бодренько просеменив к столу, Василий Потапович культурно пообщался с тараканами. Не достигнув взаимопонимания, он легким движением руки скинул всё хозяйство на пол и на очищенную грязь поставил почти законченную бутылку водки и надтреснутый стакан.
– Давайте, мужики, за знакомство, – дворник плеснул на дно стакана треть остатка и протянул его Алиму. – Уж не обессудь, тара у меня в единственном экземпляре.
Повинуясь еле заметному знаку Алима, Тимур достал из объемной кожаной барсетки плоскую походную фляжку с коньяком и два раскладных стаканчика. Взяв тару деда Василия, он попытался выплеснуть водку в ведро с песком, стоявшее возле стола, чем едва не вызвал инфаркт у хозяина. Василий Потапович, на уровне подсознания угадав действия парня, успел в последний момент подскочить и спасти живительные капли. Резким движением опрокинув жидкость в рот, он удало крякнул и, поставив стакан на место, молодецки гаркнул:
– Стерильно.
После первой, для Василия Потаповича после второй, мужчины сели на грязную продавленную кровать и несколько минут молча разглядывали друг друга.
– Вот ведь, жизнь-поганка, – сторож пьяно улыбнулся и смахнул с глаз скатившуюся слезинку. – Ты нашелся, а Гузелечка пропала. «Колбаса» наша говорит, что на лечение её отправила за границу. Да только от чего лечить-то? Сто пудов продала девчонку, падлюка. Только ты, Алимушка, не слушай, что тебе тут наплетут. Золото, а не ребёнок, наша Гузелечка. Она за своих на лоскуты порвет, никого в обиду не давала.
– Василий Потапович, откуда вы узнали, что я ищу Гузель Озерову?
Сторож оторвал влюбленный взгляд от плоской стальной бутылочки и удивленно сфокусировал его на Алиме.
– А кого же, как не кровиночку свою будешь искать ты в этом хламиднике?
Сердце Алима неприятно сжалось, пропустив удар и во рту появился металлический привкус. Опустив глаза, он брезгливо скинул огромного рыжего таракана, по-хозяйски забравшегося на руку. Видя, как налились желваки на лице друга, Тимур решил взять инициативу в свои руки.
– Василий Потапович, – ласково начал парень, разливая остатки коньяка по стаканам. – Почему вы решили, что Гузель Озерова дочка Алима Анваровича?
– Как, почему? – радостно откликнулся сторож, заметив, что в его стакан попала львиная доля столь понравившегося ему продукта. – По фотографии.
Заметив заинтересованный взгляд новых друзей, Василий Потапович подхватил двумя пальцами стакан, бодро опрокинул его и занюхав грязным рукавом, начал повествование.
– Принимай пополнение, Альбина Николаевна.
Молодая черноглазая женщина положила на стол несколько толстых папок. Хотя «Дом малютки» был расформирован, Лидия Анатольевна, благодаря своему высокопоставленному любовнику, уверенно карабкалась вверх по служебной лестнице. Не успев снять с себя старые обязанности, женщина уже примеряла костюм от кутюр для выхода в свет в качестве начальника районо.
– Три девочки, три мальчика и в качестве приза от компании, – женщина вытянула руку в сторону Василия Потаповича, – прошу любить и жаловать, наш сторож, дядя Вася. Как от сердца отрываю.
Не удостоив сторожа взглядом, Альбина Николаевна придвинула папки. Открыв верхнюю, заведующая саркастически скривилась: с фотографии смотрел толстенький серьезный мальчуган. Маленькие глаза в окружении пушистых ресниц, терялись между щеками, создавая немножко комическое выражение лица.
– Дебил, что ли? – неприязненно вздохнув, заведующая перевернула страничку. – Семья алкоголиков, лишены родительских прав…
– Почему дебил? – удивленно подняла брови Лидия Анатольевна. – Коленька у нас умница. Он, если помочь немножко, в Нобелевские лауреаты выбьется.
– Разожрались они у тебя, Лидка, на государственных харчах, – беря в руки вторую папку, прокомментировала Альбина Николаевна. – Кого не возьми, ни в одни ворота не лезет, зато – лауреаты. Вот эта, вроде ничего, не страшная, хотя и чёрная. И имя какое-то не людское – Гузель. Тоже отказница?
– Нет, – разочарованно закусила губу Лидия Анатольевна. Хотя и она никогда не «горела» на работе и детей любила скорее по обязанности, но, видя такое явное пренебрежение к малышам, расстроилась. – Гузину маму нашли убитой в парке. Естественно, без документов. Девочка попала к нам. Ни отец, ни другие родственники не объявились. Имя ей дал Василий Потапович, он же и с отчеством помог, хотя сначала хотели Гузелью Алимовной назвать.
– Что за бред? Почему Алимовной? – толстый палец заведующей без интереса переворачивал странички, пока не наткнулся на небольшую цветную фотографию. Молодой красивый майор, с восточным разрезом глаз, мягко улыбался в аккуратно подстриженную бороду и прижимал к груди невысокую хрупкую блондинку. Заметно было, что девушка намного моложе своего спутника, но по счастливому сиянию её глаз, по позе, в которой застыла перед фотоаппаратом юная фигурка, любой, даже самый неопытный психолог, прочитал бы абсолютное безграничное счастье.
– На фотографии сзади надпись: «Я и мой Алимушка». Вот мы и предположили, что он и есть отец девочки.
– Отец – это когда в соответствующей графе стоит: отец Тютькин Иван Иванович, а когда в графе стоит – набля…
– Побойся Бога, Альбина. Убили ведь, девочку, – Лидия Анатольевна, нервно прикусив губу, отошла к окну.
– Раз убили, значит было за что, – авторитетно заявила Альбина Николаевна и, закрыв папку, резким движением отправила её на край стола.
Маленький яркий квадратик вылетел и прокружившись в воздухе, медленно приземлился у ног Василия Потаповича. Быстро нагнувшись, сторож подобрал фотографию и, незаметно для женщин, опустил в карман.
– Потом я эту фотографию в книжку положил и забыл. Читаю-то я редко, работы много, – сторож, поняв, что добавки не будет, начал поклевывать носом. – А года два назад нашёл и сразу же Гузелечке показал. Видал бы ты, Алимушка, как она обрадовалась: «Теперь, – говорит, – дедушка Вася мне, по любому, надо выжить. У меня же папка где-то бесприютный бродит». Я, бывало, как норму перевыполню да к утру маюсь, так она, воробушек мой, на кухне рассолу сопрет, поит меня да приговаривает: «Ох, дед Васька, берегись. Найду папку, мы тебя, алкаша, на чистую воду переведём».
Минут десять Алим усиленно сдерживал ком в горле. Выйдя из темного помещения, он наполнил лёгкие вечерним июньским воздухом. Перед глазами ожило счастливое лицо Милочки. Празднование девятого мая в парке. Огромные карусели, поднимающие их над землей и её горячий шепот, заполняющий все клеточки мозга: «Люблю тебя, Алимушка, рыбка моя золотая». И веселый пожилой фотограф. И фотография.