4. Законы трансформаций
Чередование m > v > f > p > b > (-) представляет собой наиболее универсальную формулу фонетических трансформаций, действие которой обнаруживается во всех языках Евразии, в том числе внутри русского языка: сравним форм местоимений: сам – свой – себе. Приведем для примера некоторые родственные друг другу слова, относящиеся к паттерну «дерево, вода, огонь, земля».
Таблица 2. Примеры мутаций по формуле m > v > f > p > b > (-)
Вторую формулу мы уже приводили: p > k(g) > h > s > ʃ > ts > dʒ > ʒ.
Наконец, третья формула, которая является недостающим звеном для первых двух:
m > p > f > t > d.
Таким образом, мы получаем такие варианты развития звуков: m > v > f > p > b > (-), при этом есть три боковые ветви: f > t > d > z;
f > h > g(ʃ)
p > k(g) > h > s > ʃ > ts > dʒ .
Последний ряд представляет собой, как можно заметить, озвучку третьей буквы латинского алфавита (си), которая в латинском читается по большей части как [k];
в германских, испанском – как [s];
в русском – как [ts];
в молдавском – как [ʧ];
в тюркских – как [dʒ] .
После выпадения начального согласного [m] часто происходит его протезирование – замена на йот, который, в свою очередь, на материале тюркских, русского и английского языков (в немецком этого нет), заменяется на более сильный согласный:
(-) > j > dʒ > ʒ
На следующем рисунке схематически изображены возможные пути фонетичеких мутаций основных согласных без учета второй и третьей палатализации. Мы полагаем, звуки, которые в русском языке передаются буквами ж, ч, щ, ш, ц, дж, дз являются более поздним приобретением для всех евразийских языков, поскольку произошли в результате целой серии мутаций.
Рисунок 1 – Мутации звука [m]
Отдельно рассмотрим мутации звука [l], которые могут пойти тремя путями:
l > v далее по описанному в первой формуле сценарию;
l > (-) далее возможна вставка йота и его усиление;
l > r;
l > z (ротацизм).
У нас есть гипотеза, что мена l > m тоже осуществима, благодаря сложному звуку, отчести передаваемому сочетанием ml, которое упрощалось: ml > m; ml > l.
В свою очередь, [r] изменяется следующим образом:
r > n > d > t > k далее [k] может быть палатализован уже описанными путями;
r > s(z) и дальнейшая палатализация;
Только увязанные таким образом в мотивированные фонетически серии, многообразные мутации звуков могут быть объяснены и использованы для реставрации утерянных словоформ.
Рисунок 2 – Мутации звука [l]
В следующей таблице собраны изоглоссы с исходным корнем mar* (гласная может быть любая), распределенные по тематическим группам.
Таблица 3. Фонетические соответствия для корня mar*
Еще несколько примеров, не вошедших в данные тематические серии:
vir (жизнь, сила, лат.) – парень – барин – сэр – ар (человек, мар.)
морда – пасть – кусать
марр (идти, саам.) – переть – карэ (нести, молд.) –гял (прийти, тюрк.)
перт (дом, мар.) – курте (двор, молд.) – ораш (город, молд.) – ош (город, эрзя), горт (двор, ненец.)
борзый – куражос (храбрый, молд.) – дерзкий
Выводы
Какие же выводы можно сделать на основании этой таблицы?
Корень mar* очень широко представлен в евразийских языках.
Палеоазиатские (эвенкийский, нивхский), финно-угорские (марийский, саамский, карельский, вепсский, эрзя), русский, литовский и молдавский сохранили относительно большее число лексем в исходной форме. В греческом, латинском, а также перечисленных выше языках происходят мутации m > v > f > p > (-), а мутация p > b (озвончение) свойственна больше тюркским языкам.
Переломным моментом в истории языков был скачок p > k(g) и последовавшая затем палатализация k(g) > h > s > ʃ > ts > dʒ > tʃ . Это произошло очень рано, т.к. примеры таких мутаций можно найти и в санскрите, и в греческом, и в латинском. Но полная палатализация до dʒ/tʃ свойственна больше тюркским языкам.
Другая ранняя мутация: r > n, отличает албанский язык, примеры с таким чередованием нам встретились и в других языках. Сравним, например, албанское nabu (репа) – и русское репа, английское fir (ель) – английское же pine (сосна), испанское moro (холм) – английское mountain (гора). Эта мутация связана с дальнейшим чередованием n > d, и затем оглушением его до [t ].
Очень ранней следует считать также мутацию m > n (mare – nero, вода), поскольку гидронимы с обоими вариантами широко распространены (озеро Неро, река Нерль, nero – вода на греческом, с меной n/v – Нева, нива, навигация, невод и т.д.). Чередование n/v зафиксировано уже на уровне алфавита, достаточно сравнить произношение греческой «v» с латинской.
Наконец, чрезвычайно важным оказался скачок m(p) > f > t > d, который отдалил тюркские языки от индоевропейских. Сравним мрамор – dash (камень, тюрк.); марал – черб (олень, молд.), марь (дерево, мар.) – taru (тополь, тюрк.).
Несмотря на различия в грамматическом строе, очевидно, что языки Евразии представляют собой единое смысловое пространство. Морфемы какого-то древнего языка пронизывают его насквозь, преломляясь каждый раз в соответствии с фонетикой отдельно взятых языков, но сохраняя, тем не менее, свою сущность. Традиционно языки делятся на кентумные и сатемные, в которых произошла мутация k > s. А задача палеолингвистики заключается в том, чтобы найти докентумные языки, в которых не успела совершиться мутация p > k.
4.1. Возникающие вопросы
Найденные нами формулы действуют подобно силовым линиям, выстраивая разноязычную лексику в некую систему, по крайней мере, в заданных фонетических и смысловых границах. В своих поисках мы опирались на некоторые положения, которые принимали без доказательств. Между тем все почти, что касается палеолингвистики, является предметом дискуссии. Об этом говорит хотя бы разнообразие этимологий, приводимых к одним и тем же словам в разных источниках. Мы предполагаем, что первоначальные слоги имели вид CV, следующие за ними – CVC. Таковы корневые морфемы в китайском, урало-алтайских языках. Арабский слог из трех согласных – следующий шаг на пути усложнения. Гласные при этом играли роль аффиксов. Г. Вирт соотносил гласные с положением солнца в годовом и суточном цикле: [и] соответствовал весне, утру и нес в себе значения света, радости, подъема. Гласный [у] соответствовал в его системе зиме, полночи и соотносился с тьмой, угрозой и страхом. Гласный [а] отвечал полдню, равновесию, гармонии. Остальные гласные были переходными.
В языке маньчжуров была интересная особенность: род слова определялся по открытости/закрытости гласной в нем. Так, ан – мужское обозначение божества, ин – женское. Этот принцип, как известно, положен в основу китайского членения всего сущего на женские/мужские элементы инь/янь. Если сюда прибавить шаманское трехчленное деление мира (верхний – небесный, средний – для людей и зверей, и нижний – для мертвых и их богов), то к двум гласным для гармонии следует прибавить третью, [у]. Именно этот принцип, который мог лежать в основе самой первой грамматики языка, имел в виду Г.Вирт. То есть слова, обозначающие божеств, правителей и другие священные вещи, содержали гласную [а], для человека и его дел – [у], для недр гор, земли как почвы, для подземных животных – [е, и]. Гласные [о, ы] появились позже, когда смысл древнего членения был забыт.
Казалось бы, логичная, стройная система. Но в современных языках ей ничто не соответствует. Слишком подвижны, пластичны гласные, чтобы на них опираться. В индоевропеистике, однако, основное внимание уделяется как раз гласным.
Далее я обозначу несколько вопросов, связанных с данной темой, и свои попытки на них ответить. Полагаем, лабиализация гласных, палатализация согласных, которая отличает урало-алтайские языки, могла некогда иметь причиной особенность устройства артикуляционного аппарата людей, осваивающих новый для них язык. Но что же заставляло их переходить на чужой язык? Обычно считается, что покоренные народы принимают язык завоевателей, притом не только заимствуют некоторую лексику, но и зачем-то переименовывают все подряд. По крайней мере, так, по словам ученых, было дело в Римской империи, иначе почему тогда европейская лексика построена практически на латинских и греческих корнях? Здравый смысл, однако, подсказывает, что могло случиться и наоборот: завоеватели истребляют воинов, женятся на местных женщинах, а их дети, наученные матерями, говорят на языке аборигенов. И постепенно завоеватели тоже перенимают этот язык. Чаще всего шло как раз смешение или скрещивание языков. Так появлялись билингвы: слова, которые несли в себе два корня с одним и тем же значением.
Проблемой является то, почему некоторые слова подвергаются мутации, другие, фонетически с ними схожие – нет. Возможно, более устойчивые слова являются старыми заимствованиями: посмотрите, как ведут себя в русском языке какие-нибудь «кафе» и «кенгуру». Чаще всего для того, чтобы мутация совершилась, нужно, чтобы согласные оказались палатализованы. Но из-за подвижности гласных этот факт не всегда можно обнаружить и доказать.
Проблемой является и многообразие возможных мутаций. Помните детскую игру в слова, где нужно за несколько ходов превратить козу в волка? Следуя приведенным нами формулам, можно почти без ограничений трансформировать корни слов. Но здравый смысл подсказывает, что это может оказаться лишь пустым жонглированием. Как и в антропологии, каждый переход нужно доказывать, приводя факты из лексики живых и мертвых языков. Для того, чтобы переходы совершились, нужны весомые причины.
Мы предполагаем, что сложные носовые звуки, которые отчасти транскрибируются как [mb], [nd], [ng], существовали в праязыке. Именно это позволяет осуществиться переходам m > n, m > b, n > d, d > g. Скорее всего, существовал также звук r[l], который делал возможным переход r > l.
Мы предполагаем, что первым языком был язык «сильный», с согласными полного смыкания, которые могли также произноситься диффузно. Возможно, такие звуки были противопоставлены друг другу: d – dh, t – th, но, может быть, щелевые звуки закрепились позже как результат освоения праязыка племенами с менее развитой артикуляцией.
Если первый язк был иератическим, то, согласно трехчастному делению мира на небесный, земной и прдземный, этому праязыку соответствовали гласные переднего ряда и переднеязчные согласные. Переход к среднеязычным и заднеязычнным в таком случае означал переход к использованию языка в качестве средства повседневного общения.
Между горловым [р], привычным нам вибрантом [р] и [r] английского, французского языка существует огромная разница. Лишь по недоразумению они обозначаются одной буквой. Английское [r] близко к придыхательной [h] и может быть ею заменяться. Именно это делает возможным переход r > h, а затем утрату этого слабого звука: r > h > (-). Русское р близко к латеральному [л] и поэтому легко в него переходит: r > l. Горловые, гортанные звуки с трудом транскрибируются в привычной нам системе. ИЕ языки построены в основном на системе согласных переднеязычных и среднеязычных. Все шипящие в русском языке можно восстановить до исходных звуков (они результат мутации), но проблема в том, что звуки эти могут получаться разными путями: g, d > ʒ; s, r, h > ʃ. Было бы заманчиво связать каждую мутацию с определенными племенами или географическим регионом. Но такая корреляция если и просматривается, то лишь на самом приблизительном уровне. Так, в латинском языке регулярно p > k, p > f, в испанском f > h, албанском l > h, хотя некоторые древние корни сохранились без изменения. В русском языке, несмотря на регулярный переход от переднеязычных к заднеязычным, например, m > g (moro – гора), много корней сохранилось в первоначальном виде. Проследим судьбу корня с значением «огонь» (мы его видим в словах Марс, марево).
В латинском: утрата начального звука (uro) или мена m > f (flame);
в греческом m > p (piro, огонь);
в санскрите f > t (tara, звезда);
в финноугорских t > s (тол, сал, огонь) в русском отсюда же свет (сал > сав > свет);
в тюркских p > k (керим = горячий), или k > (-) (алев = пламя).
Мы видим, что скачок от переднеязычных к заднеязычным p > k происходит уже на уровне греческого языка. А вот переход от [к] к шипящим свойствен преимущественно тюркским языкам. Впрочем, уже в языке хеттов и шумеров можно проследить мену p > k, что заставляет сдвинуть предполагаемый момент распада праязыка далеко в прошлое.
4.2. Проблема начальной гласной
Еще одна проблема – это проблема начальной гласной. В предполагаемой нами системе языка слог из одной гласной не должен существовать. В семитских языках такая гласная могла бы оказаться аффиксом, детерминативом, и относиться к следующему слогу. В ИЕ языках есть много приставок и предлогов с устройством VC: ab, of, из, от и пр. В санскрите приставка а- указывает на отрицание качества. Сами такие служебные морфемы происходят от полнозначных старых слов и чаще всего усечены.
С другой стороны, гласная в начале слова может возникнуть в результате отпадения начальной согласной. Так часто исчезает начальная [m]:
moro – урал (гора, мар.), муррь – уро;
начальная [h]: homo – ом;
начальная [l]: лумь (лес, эвенк.) – улу (дерево, там же); албанскому lepuri (кролик) соответствует молдавское епуре (то же).
Очень часто на месте исчезнувшей согласной оказывается йот: manusha – уноша – юноша; мурава – herba – ярбэ; марево – ar – яркий. Имя Мимир (великан в скандинавской «Эдде») фонетически соотносится с Мума (лесная волшебница в молдавском фольклоре), Йима (первочеловек) и Яма (бог смерти) индийского пантеона.
В иврите частица le- отличает инфинитив глагола. При утрате понимания ее роли согласная также могла исчезнуть.
В тюркских языках приставок нет. Следственно, открытая гласная либо вставлена позже (как считают тюркологи, для усиления начального слога), либо является результатом утери согласной, либо следом старой флективной системы. Возьмем слово арака (водка). Корень уро здесь просматривается (уро – растение в эвенкийском, улэн – трава в башкирском, илач – лекарство в турецком языке). Значит, в начале слова была согласная [m]. Выстраиваем цепочку: марака – морс – молоко (в значении питья) – мулг (доить на молдавском) – эль (пиво) – арака – ракиу (водка на молд.). Таким образом, начальная гласная не является добавленной, наоборот, предшествующая ей согласная была утрачена. Иногда, правда, исходная форма не так очевидна:
алан (участок, поле, тур.) – лан (поле, молд.);
агыз (рот, тур.) – гурэ (рот, молд.);
акар (текучий, тур.) – курже (течь, молд.);
атеш (пламя, тур.) – dag (огонь, лит.);
акыл (ум, тур.) – clever (анг. умный, буквально – головастый, от греческого cara, голова);
илачи (лекарство, эвенк.) – ляк (то же, молд.);
эгри (косой, кривой, тур.) – криво;
экши (кислый, тур.) – кислый.
Во всех приведенных примерах складывается впечатление, что гласная добавлена к заимствованному слову, чтобы адаптировать его к нормам родного языка. Действительно, в тюркских языках слова не могли начинаться с согласной «р» и некоторых других.
В этой связи можно вспомнить, что тюрки и некоторые другие народы называют нас урусами. Казалось бы, зачем здесь лишняя гласная? Но попробуем закрыть ее согласной: борусы, форосы или фризы, что в контексте значений бор, маррь, forest могло бы означать «лесные асы». Еще одна версия связана с значением «вперед» в тюркских и английском языках (forward), в таком случае «урусы» означает «передние», «идущие вперед».
4.3. Проблема нестабильности лексем
Бывает, размышляешь над этимологией какого-нибудь слова, отталкиваясь от наличного его облика, а потом оказывается, что слово разрушено, в исходном своем виде корень был совсем другой… Например, есть числительное два – а есть порядковое второй, и они очевидно от разных корней, т.е. корня «два» в нем нет. Но эта идея ошибочна, потому что греческое слово, близнец нашего, звучит как dheutera, и здесь «два», разумеется, есть, как и второй корень, tur (один). Вообще в любом языке слово «второй» переводится как «один и еще один», так что наше «два» происходит тоже от единицы – dum (m > v). Приведу еще пример. В молдавском слове «кот» (локоть) корня практически нет, потому что слово «сломано». Чтобы понять это, достаточно посмотреть на серию: локоть – leg (нога, анг.) – рука. Получается, молдавское кот – обломок русского локоть.
Еще пример. Название цветка василек невозможно не связать с каким-нибудь фольклорным персонажем по имени Василий. Однако сопоставление с испанским названием того же цветка azuleyo заставляет в этом усомниться. Слово azul на испанском означает синий и соотносится с лазурь и марийским луз (сине-зеленй цвет). Получается, испанское название цветка происходит от его синего цвета. Но в испанском утеряна начальная сонорная [l] , а в русском она заменена на [в] согласно правилу l > v.
Вот как опасно бывает опираться на нынешний облик слова.
4.4. Другие словообразовательные гнезда
Группа слов, которые родственны корню mar*, не сводится, конечно, к приведенным в таблице. Таких слов очень много. Но даже если бы ми привела их все, они составили бы лишь каплю в море слов. Можно взять другие форманты с универсальным значением вода-земля и убедиться, что они также образуют серии, сгруппированные в соответствии с указанными принципами и подверженные примерно тем же мутациям. А значит, в истоке евразийской культуры лежат не меньше 3 – 7 языков тех племен, которые смешались в незапамятные времена. Найти их можно по тем же ключам: дерево, огонь, земля, вода.
Учитывая, наряду с мутациями звука [m], всевозможные трансформации [r], в следующей таблице мы сгруппировали ряд лексем, в которых проявляются эти мутации. Для исходного корня mar* это будут мутации второго уровня. Как видим, в таблице есть пустые гнезда. Это говорит, скорее всего, не об отсутствии форм, но о лакунах в собранных нами материалах. Тем не менее, видно, что формулы и в этом случае работают.
В таблице не разобран вариант с исходным корнем mam*. Между тем, такой корень существует: мум – свеча (тур.), Вавилон и Египет в старых источниках называют Мамиль, пом на молдавском – дерево, пумн – кулак. То есть корень вполне укладывается в принятую нами парадигму. С меной m > n он дает такие распространенные дериваты, как man (человек, анг.), mountain (гора, анг.), manus (рука, лат.).
Таблица 4. Мутации второго уровня для корня mar*
Еще несколько примеров серий, не вошедших в тематические блоки:
кудо (дом, карел.) – зид (крепость, молд.) – здание – четате (крепость, молд.) – чит (забор, тур.)
пугк (все, саам.) – кук (гора, мар.) – кукиш – кокошник – кош (прыщ, молд.) – куча – шишка
wood – кыдеж (комната, мар.) – кудо (дом, вепс.) – хата – чадыр (палатка, тур.)
Мак – мех – мосор – мушкь – мешок – пух – пушной – кух – кожа
4.5. Мутации звука [l]
Заметим, что приведенные формулы не выводят нас на согласный [l]. Между тем, он в избытке присутствует в начале очень старых слов ИЕ языков, в мифологической ономастике древних культур (азиатская богиня Лилит, славянский бог Лель, скандинавский Локки, греческая богиня Латона и др. Очень интересна история слов с корнем lal. Он несет в себе громаду смыслов. Почему мы называем маленького ребенка «ляля»? Нет, это не звукоподражание, как и в случае слов «мама», «папа», «люлька». Маленьких детей, по поверьям, приносит аист. А знаете, как зовется аист на греческом? Leleka. В этом смысле аист представляет богиню мать, Лелю (в славянской мифологии ей отвечает Лель) или Лилит. Мы уверены, что в прошлом таится целый пласт культуры, связанный с поклонением этой фигуре, причем она связана с горами. Недаром у нас есть глагол «люлять» (качать, белор.). Девушку в Молдавии называют «леля», а в Албании – nena (результат мутации l > n), сравним с украинским ненька (мать), русским няня, тюркским ана (мать), чувашским нана. Есть множество цветов с подобным названием: лаля (тюльпан, молд.), лилияк (сирень, там же), лилия, причем в английском lily у названия есть определенная коннотация «белый, светлый цветок», греческое louloudhia означает в целом цветы. Вторая коннотация (высокий) следует из того, что аист – птица длинноногая. Мутация lila –viva (жизнь, испан.) дает нам третью коннотацию корня – жизнь. Итак, корень lal* связан с высотой, светом, жизнью. Действительно, в индуизме есть родственное понятие «лила» (божественная игра, творение).
[l] – очень хрупкий звук и легко теряется, если стоит в начале слова. Тогда из lal мы получим Илиос (солнце, греч.). Эл – божественная сила во всех древних религиях. Цвет его – алый, что значит «светлый, сияющий» (лишь позже значение прилагательного сузилось). При мутации l > v «Илиос» превращается в «Велес». Этот бог в некоторых славянских летописях описывается как Солнце: «Вот Влес восходит в своей золотой колеснице…»
Поскольку есть целая констелляция слов, образующих паттерн вода-земля-дерево огонь, в которых главную роль играет этот звук, видимо, он – один из формантов в ряду уже описанных. Так, лумь на языке саамов – лес, лу на эвенкийском – дерево, лумина на молдавском – свет, лея на карельском – река, лурги на эвенкийском – гореть, рум на булгарском – холм. Есть здесь и части тела: лапа, например, или лоб, и числительные: лу на языке саамов означает первый, ло на марийском – число десять. Посмотрим, какие мутации дает этот звук, и какие лексемы сохранились в ЕА языках. Переходя в щелевой, звук [l] дает в английском форму live, а в испанском vive (жить). Больше всего слов, относящихся к этому паттерну, нам встретилось в языке саамов. Тот же корень использовался для воды, потому что в результате мены l > r имеем слово руру (море, айн.). В русском сохранились слова «лава» и «ливень», ближе всего стоящее к древнему названию воды. В английском языке есть слово limb (выступ, конечность). Сочетание mb могло либо упрощаться, либо давать серию mb > nd > ng > nc. Поэтому на языке саамов параллель слова limb – ламп (нога, рука), в русском – лапа, в молдавском – лабэ. Лапти – обувь для лап, а лопата – инструмент для руки-лапы. Выступами на теле человека являются не только руки-ноги, но и язык, губы. Поэтому от того же корня lingua (язык, лат.), lip (губы, анг.). От того же корня, в конечном счете, происходит наше слово «рука»: лапа – лага – рог – riga (линейка, греч.) – рука. Голова когда-то в древней Руси называлась рыло. «Лупь» когда-то значило «то, что растет, торчит, выступает» (поэтому мы говорим – вылупиться). С меной l > r корень образует множество слов: репа, reumat (поток, греч.), river (река, анг.), рыу (река, молд.). Lumb на английском также значит «бугор, глыбу», а глагол lumber – заготавливать лес. Значит, когда-то lumb значило «лес на горе», и в целом растительность и холмы. Отсюда полшага до эвенкийского лумь (лес). А значит, липа изначально – просто дерево. С меной mb > ng и упрощением получаем слова луг, лук, лыко, ляк (зелье, лекарство, молд.).
В определенном смысле растительность является шерстью на теле земли. Поэтому слова, обозначающие шкуру и волосы, должны быть связаны с корнем «лес», как мы видели для других формантов: pel (лес, греч.) соответствует испанское pel (волосы). Полагаю, от лумь (лес) происходят названия животных, которые были источником пушнины для человека: lupus (волк, анг.), лев, lepure (заяц, албан.), отсюда же наше прилагательное «лохматый».
После мены p > k лумь превращается в locus (место, лат.), а при дальнейшей палатализации k > s – в «лес». От лумь – луме (люди, мир, молд.), а при мене m > d – в «люди». При мене l > r land (земля, анг.) превращается в «рынд» (ряд), соотнесем его с «лента», а при упрощении звука – в ряд и род. Radix на латинском означает корень, т.е. род – это происхождение человека, линия его предков. При дальнейшей мене d > z получаем глаголы »лезть» и «резать», и «рушить».
Ниже я приведу несколько примеров, в которых отчетливо проявляется работа следующих чередований:
l > v > f > m > p > g > k > s
Улу (дерево, эвенк.) – улм (ильм, молд.) – лумь (лес, эвенк.) – лавр – липа – log (бревно, анг.) – locust (белая акация, анг.) – лэстарь (ветка, молд.) – лист
лея (вода, карел.) – ливень – limni (озеро, греч.) – луххт (залив, саам.) – lake (озеро, анг.) – лунтре (лодка, молд.) – лодка;
levin (молния, анг.) – lux (свет, лат.) – loserna (светильник, греч.) – lantern (фонарь, анг.)
lilario (ивняк, греч.) – louros (палка, жердь, греч.) – лоза – узел
leveret (зайчонок, анг.) – lepure (заяц, испан.)
levin (молния, анг.) – луминэ (свет, молд.)
lufos (холм, греч.) – лумь (лес, эвенк.)
Особо отметим переход p > k(g) > tch:
lap (лакать, анг.) – лакать – лаччкэ (то же, саам.);
lame (хромой, анг.) – лапа – leg (нога, анг.)
лом – log (бревно, анг.)
limb – leg (нога, анг.) – рука
лар (предок в римской культуре) – герой
леу (лев, молд.) – боу (бык, молд.)
l > r > z
лэстарь (побег, молд.) – росток
лента – рынд (ряд, молд.)
lop (ветки, анг.) – рам (ветка, молд.)
l > n > d > t
level (уровень, анг.) – нивел (то же, молд.)
лов (вода, саам.) – nero (то же, греч.), нива (заливной луг изначально)
лоб – nob (голова, анг.), noble (благородный, анг.)
лег (вязать, молд.) – nod (узел, анг.)
лопари (саамы), ромалы (цыгане) – nomad (кочевник, анг.)
левада – нива
солома – сено
l > (-) > j
lepure (заяц, испан.) – епуре (то же, молд.)
Мы полагаем, что некоторые звуки праязыка были изначально сложными, такими, как ml, mb, mn, то есть содержали, кроме основного звука, сонорный. В дальнейшем эти сочетания упростились, хотя в некоторых ИЕ языках и сохранили свое значение. Посмотрим, какие мены претерпевают сочетания mb, nd, ng:
лунг (длинный, молд.) – lank (худощавый, анг.)
лампа – lantern (фонарь, анг.)
limb (конечность, анг.) – lance (копье, анг.)
ландо – лодка, ладья
number (номер, анг.) – name (имя, анг.), нэмм (имя, саам.)
limb (язык, конечность, анг.) – нюххчемь (язык, саам.) – l > n, mb > hh
limni (озеро, греч.) – лебедь – нюххч (то же, саам.)
lepure (заяц, албан.) – нюэммель (то же, саам. ( l > n, mb > mm)
defendo – defensо (защищать, лат.). Оба слова имеют в основе корень «рука» – manus.
ынпунг (бодать, молд.) – defigo (втыкать, лат.)
dens (зуб, лат.)– dento (то же)
демн (достойный, молд.) – dignus (то же, лат.)
Денежная единица Греции, лепта, тоже восходит к корню лумпь (единица, от понятия рука – лапа). Сюда же отнесем старинную русскую игру в лапту. Английское footboll является точной калькой русского «лапта», потому что и в том, и в другом случае речь идет о игре с помощью ног.
Возможно, приставка des, dis, de в латинском мутировала из les, lis. Другой путь ее изменений – отпадение сонорной и превращение приставки в ис-, из- в русском языке или с- в молдавском. Пример: decutio (стряхивать, сдирать) – молд. скутурэ (то же). Отсюда, кстати, становится ясным первое значение слова экзекуция – это сдирание кожи. А третий путь – превращение в ре-, вы-, что тоже наблюдается в русском языке. Например, латинское deblatero (выбалтывать) этимологизируется из русского корня «болтать». Есть еще одна гипотеза: инфинитив глаголов в иврите образуется с помощью приставки la-, который на ИЕ почве мог перейти в de-.
Иногда мутация приставки сопровождается меной p > k:
Decedo (уйти, лат.) имеет родню в русских словах выход (cedo – ход), шествие, а сам корень можно найти в греческом podhi (нога). В молдавском этот корень дал еще одну мутацию: дечеда (умереть, т.е. уйти окончательно).
В приведенных примерах замечательна мена l > n > d. Мутацию l > n мы видим даже в таких мелочах, как отрицательная частица: арабское ля соответствует европейскому no. И поскольку это произошло очень давно, возникает гипотеза, что в истоках ИЕ языков лежит смешение финно-угорских и семитских наречий. Последние как раз обладают флективностью, которой нет в урало-алтайских языках. Если следовать нашей гипотезе о древней замене l > d (кстати, в финно-угорских языках слов с начальной d практически нет), то можно восстановить некоторые латинские слова таким образом:
dominante (доминирующий) – luminante (от корня лумь – гора, высота, свет);
deca (десять, лат.) – limb (лапа, рука, используемая при счете);
daemon (демон, лат.) – limbon (высший, сияющий)
damno (наказывать) – лупить
dea (богиня, лат.) – лея (река, карел.)
дело – dedo (посвящать себя, лат.)
leg (нога, анг.) – дук (нести, молд.)
limb (конечность, анг.) – deambulo (прогуливаться, лат.)
log (бревно, анг.) – доагэ (клепка, молд.)
липа – дуб
lihanos (палец, греч.) – digitus (то же, лат.)
ливень – дождь
лавр – дафин
logia (слово, греч.) – dicto (говорить, лат.)
луля (трубка, молд.) – дуло
rufos (холм, греч.) – туфэ (куст, молд.)
рыс (смех, молд.) – tooth (зуб, анг.)
луме (люди, молд.) – demos (народ, лат.)
С меной l > n
limb – нимб, небо (то, что наверху, сияние, покров).
Ключевым формантом во множестве случае оказывается то слово, которое в английском сохранилось как limb (конечность). Сопоставление литовского renka (рука) указывает на родство limb и рука. Точно так же, за счет упрощения сложного звука в корне, образовалось от limb и латинское rota (колесо), достаточно сопоставить его с родственным рондо (круговой танец). Оттуда же ведет свое проихождение и слово ряд, чтобы увидеть это, достаточно сопоставить его с молдавским близнецом рынд. Через мутацию l > d от того же корня получилось слово дуб: это видно из сопоставления английского dumb (тупица, от дуб) и молдавских тымпит, тонт с тем же значением. В этом смысле слова тупица и дубина этимологические близнецы. Равенство липа-дуб говорит о том, что словом этим когда-то обозначалось просто дерево. Если вспомнить, что limb это формант, несущий значение дерево-вода-огонь, можно провести аналогию между греческим limni (озеро) и русским луг (место, заливаемое половодьем изначально). От луг через мену г > ж получилось слово лужа, а также английское lake (озеро). Без упрощения сложного звука тот же корень в русском лунка.
Возможность выпадения начального [l] заставляет нас присмотреться к словам с начальной гласной. Например, русское око ведет начало от греческого optikē (зрение), но при восстановлении начального звука оно могло звучать как «лоптика», и это делает понятным выражение «вылупиться», т.е. уставиться на кого-то. В марийском анга означает «река», но с начальным звуком это могло звучать как ранга или ланга, откуда слова река и лагуна, а при восстановлении ng > mb мы снова приходим к форманту limb.
Испанские лексемы abeto (ель), abetul (береза) явно потеряли начальную согласную [l], потому что слова эти происходят от того же limb, как и русское липа. Отсюда наше выражение «лапы елей». Собственно, речь просто о деревьях, и это указывает на большую древность корня.