моменты поблизости было даже не неприятно, а неприлично!
Да…Жуткие были времена…Люди переходили дорогу…Гнобливо глядели под
ноги старушки с бидончиками. Спотыкаясь, теряли драгоценную тару местечковые
алкаши. Радостные мамаши становились грустными, пытаясь уравновесить
прыгающие коляски с юными жителями микрорайона и др.
И т.д., и т.д., и т.д.
Только одна девочка Анечка радовалась созданным на Благодатной
неблагодатным условиям.
– Классные кочки, – говорила она недовольному отцу с заднего сидения семейного
«Москвича».
– Чего ж в них «классного»? Того гляди выхлопную оторвешь! – бурчал отец,
совершая искусные маневры по объезду рытвин, впадин и ложбов.
– И всё-таки. Так здорово на них подпрыгивать! Раз-два! Раз-два! Ха!
– Прекрати безобразничать, доча.
Гуляя, Аня убеждала недовольных (наверное, поддавшихся на провокацию своих
родителей) подруг – Вальку-Рыжую и Ольку-Пшенку:
– Чего в этих ямках плохого? Вы поглядите, сколько зато луж получилось – почти
все «Столбы» видно!
– Ну тебя, Аноха! Вечно ты выдумываешь! Как маленькая!
– Правильно, Валь! И пусть Аноха не подмазывается! «Столбы» – так моя
бабушка дом этот называет! И нечего! Повторюшка – Аноха!
– Да ну вас…
…Спеша, растаяла осень. Провалялась смятым снегом затяжная зима. Прошел
год. Другой. Много…
Жители микрорайона и др. привыкли к неблагодатной составляющей Благодатной
улицы. Анечка выросла и поступила в Университет Профсоюзов.
Однажды утром Анечка спешила на какой-то очередной и, конечно же, очень
важный экзамен. Перебегая проезжую часть, в надежде успеть на светофорную
зеленку, Анечка зацепилась за одну из бесчисленных ямок-дырочек-трещинок
родной Благодатной улицы и сломала каблучок. Прохожие, бывшие рядом в этот
момент переглянулись и, кто сочувственно, кто, злорадствуя, опустили глаза:
приготовились услышать какую-нибудь неприличную тираду из Аничкиных уст.
Всё-таки каблук…потеря, всё-таки… Однако, суждено им было услышать нечто
иное…
«Ах, если бы на свете существовали ангелы, они наверняка смогли бы сделать
так, чтобы улица наша стала гладенькой, и никто больше не ломал бы на ней
каблучки…» – вот и всё, что сказала Анечка.
И тут в небе произошло странное приятное сияние (Некоторые очевидцы потом
утверждали, что пошел дождь и раздался сакральный голос, но нам это кажется
невероятным), и через какую-то секунду улица Благодатная стала совсем иной -
гладкой, как шелковая ленточка. – Случилось чудо!
После некоторой паузы свидетели чудесного преображения счастливые и
удивленные уже бежали на работу, то и дело нашептывая про себя: «Улица стала
ровной», «улица стала ровной», «улица стала ровной»…
РОВНОЙ Благодатная остается и по сей день на радость всем жителям
микрорайона и др. Такая вот история…
Говорят, недавно другой ангел (по фамилии Микрошевич) замуровал один из
выходов подземного перехода на ж/д. ст. Броневая. Интересно, к чему бы это?
БУЗУКОВ, БУЗДУНОВ И БУРУНДУЧКОВ. УЖАС.
«Бузуков проткнул вилкой щеку Буздунова.
– Подлец,– ответил Буздунов,– если ты это из-за своей тупой бабы, я тебя, суку,
подомну ЩЯ!
– Нет-с. Это я случайно,– смущенно ответил Бузуков,– однако, за «тупую бабу»
нате вам «доброе утречко»,– и ткнул вилкой в другую щеку.
– Ну, сука, подомну ЩЯ!
– Что это вы, Афанасий Карпович, как словно, не в себе, вроде?– тут Бузуков
исхитрился и прикусил зубьями мохнатую правую бровь Буздунова…»
– Да… Странные вещи пописывал я в юности,– Бурундучков брезгливо захлопнул
засаленную тяжелую от чернил тетрадь,– какая нелепая Хармсовщина! У меня,
наверное, были психические напряжения в мозгах, не иначе… Чушь какая!…
Зверство!… Да…Черт возьми, где суп, Зоя?! Вашу мать, вы что, меня голодом
заморить хотите, шлюхи?!
В комнату медленно вошли жежежена Бурундучкова с проткнутыми вилкой
щеками и его дддодочь с прикушенной бровью.
Обе жежеженщины влюблено смотрели на отца и мужа – неудавшегося писателя
прораба Бурундучкова. Из под тетрадной обложки осторожно выглядывали
неудавшиеся герои Бузуков и Буздунов…
* * *
Бурундукова, естественно, заглаза называли ″бурундуком″, и он об этом знал.
«Ну какой я ″бурундук″»? – размышлял Бурундуков и мечтал стать каким-нибудь
Храбровым или, на худой конец, Колесниченко.
Храброва жена называла ″хрябчиком″, а соседи по коммуналке ″рабом″.
Колесниченко же все дразнили ″колом″, ″колесом″ и ″таблеткиным″. Поэтому
Храбров и Колесниченко мечтали быть Ивановым и Петровичевым.
А Иванов с Петровичевым были крайне довольны своими фамилиями, хотя и
мучались икотой.
В силу непредвиденных обстоятельств они вторую неделю пили настойку овса в
гостях у гр. Вольперта на Гороховой. Гр. Вольперт тоже был доволен и
обстоятельствами и фамилией, в которой он на досуге даже переставлял буквы в
поисках скрытой гармонии. Однажды он исхитрился заменить некоторые буквы
фамилии на некоторые буквы имени, получив при этом загадочное ВИВАРИЙ
ЛЕВПОЛЬТ. После этого события гр. Вольперт прибывал в некотором
«недоразумении» по поводу того, что он на самом деле, может быть, Левпольт?
Тем не менее, всё, ранее описанное, лишний раз говорит о том, как часто мы (за
редкими исключениями, конечно) не довольны тем, что имеем. Однако, даже эти
исключения нередко страдают так называемым «лингвистическим геморроем» или
ещё чем-нибудь желудочно-кишечным…
ВОРОБЫШКИ.
У воробышков были странные имена. Одного звали «рубль двадцать», т.к. у него
не было одной ножки. Другого звали «Семь сорок», потому что у него был
семитским образом сломан клювик. Третьего почему-то звали «Ленин», из-за того,
что он был от природы белого цвета.
За все эти нелепости этих воробышков не любили. И всё бы было грустно и
мрачно в их воробышкиной жизни, если бы не девочка Надя.
Надя не знала, как зовут воробышков, почему их так зовут. Она просто любила
кормить птичек. А так, как наши воробышки были самые забитые среди своих
собратьев, им доставалось больше всего крошек и семечек. Поэтому воробышки
всегда ждали, когда придет Надя…
И она приходила. Смешная, веснушчатая такая девчонка с мешочком крошек и
семечек в маленькой детской руке…
…Надя пришла…
В такие моменты воробышкам казалось, что жизнь – не такая уж плохая штука…
Востриков решил, что он – Робокоп.
«А чё!? – так он рассуждал.– Мало ли дел сделано добрых, подвигов славных
совершено в моей великолепной жизни!? Сколько женщин пало ниц! Сколько судеб
сломал я своей железной рукой!.. Да-с… Я, определённо, – Робокоп».
И Востриков зашагал навстречу железным подвигам…
Однако через некоторый отрезок времени встретился ему Рыбаков.
– Я – робокоп, – сказал Рыбакову Востриков.
– Нет, ты – Востриков. Это я – Рыбаков, – ответил Рыбаков.
– Да не Рыбаков, а РОБОКОП. Я – Робокоп. Вот, – пояснил Востриков – Робокоп
Рыбакову.
– Нет. Я – Рыбалов, а ты – Востриков. Чудак человек! – ответил Рыбаков.
– РО-БО-КОВ. Тьфу ты!.. РОБОКОП я, РОБОКОП, а не Рыбаков, чёрт возьми эту
фамилию! – заволновался Робокоп – Востриков.
– Я тебя, братец, чё-то сегодня не очень-то понимаю. То ты – Рыбаков, то не
Рыбаков. А ведь ты – Востриков. Я тебя, тупорылый, с молодых ногтей помню. А
на счёт фамилии, рожа – это ты зря прошелся! Не позволю над нашей фамилией
потешаться! Я, может, дворянские корни имею! – ответил Рыбаков.
– Да послушай, рыбья твоя голова…
– Я тебя ещё в школе просил, Серёжа, подобных выражений ко мне не
использовать! У меня это с мамой связано. Как тебе не совестно! Хорош приятель!
– РО-БО-КОП! РО-БО-КОП! Слышишь!?
– Да ты ещё и коверкать вздумал! Я, братец, было подумал, что это ты ненароком:
ну там, флюс, ещё чё… А раз ты специально – нате вам! – и Рыбаков ударил
Вострикова – Робокопа в нос.
– Ну я тя ща расщеплю, толстолобый! Ки-и-я-а! – Востриков попытался включить
Робокопа на все 100% и попал Рыбакову мизинцем в большую родинку и кадык.
– Всё, брательник! Буду мять и кидать больно! – Рыбаков включил KING KONG-
а…
…KING KONG мял Вострикова – Робокопа и кидал больно.
…На углу Гороховой и Садовой можно было наблюдать крайне неравный
поединок человека с KING KONG-ом…
Человек этот был Востриковым. Трагедия своего рода. Или случай на
производстве…иллюзий?
ВОТ ЭТО ДЕЛО!
1. Моисеев покупает себе сумку-бурдюк. По дороге к хатке в размышлениях он
вдруг прыщет:
– Не… емкость не та: только винчик. Не-не-не. Х!