Я помню боль и как ушел со сцены,
Оставив саксофон в полу валяться,
И дорогой холодный пол сортира,
И «Господи, оставь меня в живых.
Пожалуйста…»,
И мысль: ну только б не аппендицит;
Гримёрка, пол, диван, охрана – обыск,
Такси, блюётся красною струёю…
В парадной головой к стене на Петроградской
Я прошу: Звоните в Скорую…
И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…
Так страшно, где никто помочь не может…
Реанимация… Напротив – человек
С обрубком кровоточащей ноги…
Я в капельницах…
А в дверях… Испуганное мамино лицо…
Что вспомнить мне ещё из тех времён?
Цветным пятном осталась тётя Лора,
К которой с Колей ездили на дачу
В весёлый 63-й километр.
И Петроградская, где пелось и писалось,
Где плавали и хлопали драконы,
И мы мечтали с ним и вверх смотрели.
Где сотни тех, кого лечил и парил
Разъехались по Родинам и странам…
Бог как-то спас потрёпанную птицу,
Оставив жить…
Я бросил пить и пр., ушли драконы
И память об эмоциях прошла,
Оставив мне одно желанье – выжить.
О! Это был чудесный Новый Год в больнице!
Так больно. Шмель, зажатый дохлый внутрь окна…
Прекрасный праздник…
Я перестал играть… И пустота…
Об стену кулаками… Как жена терпела?
Как помогла мне всё-таки картинку удержать?
Чтоб жил. А жить то было нечем…
И мы с ней вместе побежали к Богу,
Пытаясь мир наш вместе с ним построить.
И дочка… Серафима родилась…
Тогда придумал я забавный метод:
Чтоб как-то на поверхность да всплывать,
Проблемы себе нужно создавать
И их решать. Но быть должны под силу.
Я начал «поступать», потом бросать.
Там было скучно всё: там рыли мне могилу
Учителя…
Но многое я взял… Когда не спал ночами,
Потом вставал и к душу в пять утра
В тупом желании
научиться Свингу,
Английский одолеть…
С коляской, методично в сон качая
Девчонку, не желающую спать,
Гулял под дождь и снег…
Я был влюблён в неё, и маленькая фея
Мне улыбалась, крыльями звоня:
Так хлопали мне крыльями драконы…
Меж тем с женою мы ходили к Богу.
Тогда я понял, что такое Боль:
Другая боль – не та, что там: в больнице
Была…
А та, что есть во мне, в тебе, во всём и в каждом
Движении и мире заключённая и запертая –
Она всегда во мне и мной писала;
Что больше не писать я не могу.
Я стал писать…
Как объяснить вам, что такое Боль?
Ты чувствуешь её в глазах соседки
В метро,
В полёте птицы… Птицы… Птицы… Птицы!..
Меня так звали… Страшно, страшно, страшно…
Не бойся! Я писал про мир драконов…
О том, как понимаю этот мир…
О том, как безнадёжно мне бороться
С его дурацкой правильной машиной…
Такому сумасшедшему и маленькому мне…
И началась война. Я бросил вызов,
А мир меня увидел…
Я снова стал лечить, он начал бить,
Кидая мне картинки из эмоций…
Теперь не помню я, откуда точно
Взялась идея некого союза,
Который бы помог объединить мне
Таких же сумасшедших, как и я…
Заметил я, что всё пишу о Солнце,
Ребенком полагая, что оно
Способно победить наш мир драконов:
Ведь Солнце с Богом сравнивали люди
И Солнце в детстве мне так помогало
Из ночи выйти – днём чуть меньше страшно было…
А Солнце – рыжее, и, стало быть, союз…
Прошло N лет, что Бог меня держал,
Спасая от эмоций и от мира,
(Но боль я чувствовал и рад был этой боли:
Я из неё писал и понимал…)
И дочка подросла, ей было два,
Когда я в джаз ударился и музыка пришла,
Всё остальное потянула за собою…
Я начал позволять себе джин-тоник
И газики потешно выпускал,
Свой рот открыв на хохмы всем друзьям…
А были ли друзья? Но я Играл!..
Потом же плакал исповеди в храме,
Что вновь своей жене я изменял.
Мне стыдно было очень перед Богом,
Но… Музыка НЕ ТА… Мне где-то пусто…
А может я эмоцию поймал
От мира?.. В чёрном ящике подарок…
Чтоб ты перевернулся, чёрный ящик!
Футляр с гитарой мне приятен больше:
Разгадка – гитарист – и всё в порядке.
А где же ТА? ТА на игле осталась?
Та Музыка… И что мне было делать
С этим?..
Один хороший человек в то время,
Которого простить не мог потом я долго,
Меня паршивой штуке научил,
Мою семью со мной спасти пытаясь.
Он мне сказал: «А ты не говори…»
А правду я любил и за неё отдать
Готов был всё. Потом так и случилось…
Тогда ж во мне враньё успешно поселилось
И рушило со мной мою семью.
Ведь думал я, что с Богом говорю…
А Бог спасал… Во мне же снова Птица
Тихонько начинала воскресать…
«Ты… продолжай лететь… Лети! Не бойся…»
Я всё летал во сне, как до сих пор летаю,
Но Птице сон не интересен… Я то знаю…
На корточках курилось на балконе
Сейчас…
И голубь искоса смотрел с перил:
Он наблюдал – я встал, расправил руки –
Улетел, конечно…
Что изменилось?.. Я не стал взрослее.
Циничней, может быть… Грязнее? Может быть…
Всё говорит о том, что Птица будет,
Но где? Когда? Зачем? И кто со мной?
Вот я стою. А вот мои драконы…
А вот мой крест неясный за спиной…
Я дальше буду с вами говорить:
В момент, когда ты пишешь прямо в тело,
Все силы из тебя перетекают.
Ты, словно невменяемый какой-то
И куришь беспрерывно сигареты
В себя…
Вы видите: со мной мои драконы
Сейчас…
Забавный вид… Опять драконы… Повторяюсь…
Итак, я продолжал бежать по джазу
И в стол писал затейливые песни…
А по ночам ходили мы по клубам,
Меняя скуку джазовых стандартов,
Занятий с инструментом в гордость соло
На споры, на шитьё и странных женщин…
Жене всё говорил, что на халтуре…
Я помню в те смешные времена
Всё размышлял о правильности жизни,
Манерно сто на сто взяв водки с соком,
У стенки в модном клубе «Грибоедов»
И с бонусом своим – бесплатным входом
Смотря, как шьют и жгут мои потерянные братья
По музыке…
Вокруг меня опять плясали девки,
Моих знакомых в зависть раздражая…
У женщин есть забавная черта:
Хотеть, желать спасти того, кто глубже,
И ждать, что «он изменится…», но я
Нисколько не менялся в этом срезе –
Надежды таяли: «А он предупреждал…»
Но то – одни.
Другие – эти просто подбирали
Меня… «Какой забавный этот петушок!..
Рубаха-парень!..» А потом, конечно, шок…
(У Вудди Алена есть фильм «Сладкий и гадкий»).
Я разный в разных состояньях пребывал,
Но никогда не связывался долго,
Поняв свою картинку: «Да, красив…
Наверно, что-то с крыльями, глазами…
В метро сидит, не раздвигая ноги,
Как девка площадная у Бодлера…
И волосы… И прочие т.д. …»
Потом уже они меня боялись:
«Молчит. Красивый. Что там у него?..
Нет! У таких, конечно всё порядке!» -
И лезли про меня к моим знакомым…
Потом я взял и голову забрил,
Чтоб испугались все: мне было интересно…
Любил я волосы, всегда за них боялся…
Но это всё потом…
Пока летели сотнями драконы
Да не мои…
Эмоции тихонько подбирались
И Птица чаще, больше проявлялась,
Глаза мне в память закрывая подло
Где страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…
У грязной стенки клуба с «водка с соком»
Что думал я про правильность тогда?
Я думал: как бы правильно зажить?
Как организовать себя, исправить что ли?..
Чтоб было мне не стыдно перед Богом,
Который жизнь мне заново отдал
Тогда… Двадцать восьмого декабря –
Повторный День Рожденья для меня –
Вторую дату, что скоблит по жизни
С девятым августа (об остальных потом) –
В больнице на драконьей Петроградской…
Моя неправильность меня ломала…
Но как быть с творчеством
И с тем, что я ПИШУ… Пусть даже в стол…
На этот мой вопрос
Никто не мог ответить…
(Нет ответа здесь.
*смеётся)… Я болел всем этим…
И Птица уже близко появлялась…
«Таких же сумасшедших, как и я…»
Мой друг, к которому я в армию
Возил галлоны кофе,
Мне говорил: «Ну кто тебе сказал,
Что ТАК неправильно,
А правильно – как я
Живу?.. Как все здесь…существуют…»
Я чувствовал, что что-то здесь не то.
Что мир со мной воюет
И защищает Бог…
Тогда я верил в Apple. Где теперь он?
Его тихонько подминает мир драконов.
Здесь побеждают люди в иномарках
С циничностью зарплат, карьер и мест под солнцем
Искусственным… Мир с ними не воюет…
Задача их одна: не натолкнуться
На редких сумасшедших
Вроде меня,
Знакомых с настоящим Солнцем – рыжим…
Тогда всё будет качественно, ровно
И спокойно…
Друг продолжал: «Мы на тебя смотрели,
Когда ты пел, летел, и все твои движения,
Которые ты просто от души,
Смотрелись, как PR-ходы…
Так надо, понимаешь! Жить!»
Но он не жил…
«Лети, лети – не бойся! Мы посмотрим… »
Чтоб ты перевернулся, телевизор!
Мне жизни краски симпатичны больше:
Тут можно рисовать – и всё в порядке… ?
Вопрос…
Всерьёз меня долбила эта правильность…
Что в ней я состоюсь в моей победе
И на лихом коне порву весь мир…
Но с Богом не бывает «Баш на Баш»…
Или бывает? Я узнаю позже,
Когда пойму одно: что за слова,
Которые ему ты произносишь,
За «просишь», нужно будет отвечать.
Ещё одно теперь я знаю точно:
«Дай этого – я дам того-другого» -
Суть – не его игра… Он не играет.
Играет тот, где
Страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…
…Холодным был седьмой день января.
Родился Бог – пришла двойная дата –
Из новых дата третья для меня…
Я помню: минус тридцать – где-то рядом.
На улице гудит, гостей встречая,
Военненький подвыпивший оркестрик…
Мы – на халтуре в тёплом ресторане:
За нас ведь Джаз!
Вот там я встретил девушку, в которой
Ответный механизм был предусмотрен
Ко мне… Как ключ-замок по ДНК,
Горошина-стручок по фильму «Форест Гамп»,
Которая потом женой мне стала
Второй…
По жизни до того всё рядом мы ходили,
Не замечаясь,
Как в Пастернака «Докторе Живаго».