>*<
Лететь в Европу пришлось на чартерном самолёте. Казалось бы, непредсказуемый пережиток прошлого, того туристического бума, что разгорелся в конце двадцатого века, ненадолго затих из-за нападений исконников и второй волной накрыл мир лет шестьдесят назад. Но в летние месяцы чартеры пользовались популярностью и теперь, когда люди, пресытившись экзотикой, предпочитали отдыхать в малоизвестных уголках своих стран. Довольно обшарпанный салон, доносящийся из эконом-класса гомон детей, профессионально-улыбчивые стюардессы.
В конторе все были против этого рейса, как и вообще против идеи лететь через полстраны, чтобы всего час поговорить с незнакомым человеком. Но Лёшка с Леной настояли на своём, чувствуя поддержку Курьяныча в России и Родионыча с Мишкой и, как оказалось, Мишеля и Стэна в Европе. Правда, за билеты нескольким незаметным сопровождающим платил Лёшка, всё чаще вспоминая добрым словом Родионыча, который не просто сохранил заработанные парнем деньги, а положил их под самые выгодные проценты. Теперь эти деньги ой как пригодились.
Во Франции их встретили люди Мишеля и на дорогом мобиле с дипломатическими номерами повезли на юг страны. Хорошо, что в салоне, как и в минифургоне Владимира, оказалось всё необходимое для дальней поездки, ведь дорога занимала всю ночь. Это тоже вызывало раздражение у тех, кто отвечал за безопасность главных свидетелей. Но гонять служебный самолёт означало ещё больше привлечь внимание к «простым туристам», так что пришлось остановиться на мобиле, сымитировав поездку какого-то влиятельного аристократа.
Утро приветствовало Лёшку с Леной яркими бликами встающего над морем солнца и резкими, непривычными криками чаек. Лена, протерев припухшие от сна глаза, восторженно задохнулась от увиденного, перегнулась через такого же восторженного Лёшку и долго смотрела в окно, а потом удивлённо спросила сопровождающего:
– Разве это Франция? Море должно быть на юге, а оно на востоке.
– Италия, – нехотя пояснил мужчина. – Так ближе к Швейцарии и безопаснее.
>*<
Наконец мобиль съехал с шоссе и, спустившись по неприметной узкой дороге к зажатой между скалами бухте, остановился в просторном внутреннем дворе современной виллы. К медленно выбирающимся из салона Лене и Лёшке (за ночь ноги у обоих довольно сильно затекли) поспешили Мишель и Родионыч.
– Наконец-то! Как доехали? Всё спокойно? – теребил Лёшку Родионыч, одновременно поддерживая еле стоящую на ногах Лену, а Мишель деловито расспрашивал о том же водителя и сопровождающего.
– Ну всё, теперь можно не волноваться. Идите в дом, отдохните, выспитесь нормально, – поторопил их Родионыч. – Лена, может, тебя отнести?
– Спасибо, но я сама. – Она оглядела распластанное здание с широкими лоджиями и удивлённо спросила: – А где все? Работают?
– Большинство пока спит, а ребята на пляже, – улыбнулся Мишель. – Тут ещё несколько нервных срывов было, мы решили немного сбавить темп, и так уже почти всё сделали. Пойдёмте, вам отдохнуть надо.
– Нет. – Лена ещё раз оглядела виллу, только сейчас заметив тонкую сетку, натянутую над всей бухтой и, видимо, защищавшую её от прослушивания и незаконной съёмки. – Можно на пляж, а? Пока солнце не сильное. Я на море никогда не была.
Лёшка тоже очень хотел увидеть настоящее море, незримо, но ощутимо напоминавшее о себе едва слышным гулом и странным, непривычным запахом.
– Ну хоть переоденьтесь! – рассмеялся Родионыч.
Небольшая бухта, закрытая со стороны моря скалами, казалась очень уютной, и только галечный пляж немного подпортил Лене настроение. Ей, с её нетвёрдой походкой, было сложно ходить по округлым, скользящим под ногами камушкам. Лёшка поддержал её, помогая дойти до расположенных у самой воды шезлонгов. Когда они почти добрались до места, над бухтой раздался радостный вопль, и через мгновенье из воды вылетели мальчишки – счастливые, загорелые и… научившиеся бегать! Всего две недели на море, и теперь они были полностью здоровы! Лена, осторожно сев в шезлонг, смеялась, обнимала ребят, сумбурно хвалила их внешний вид и высыпанные ей на колени морские сокровища, найденные вот только что, этим утром: окатанные морем полосатые гальки, красивую ракушку, и даже «курий бог» – полупрозрачный камушек с проточенной волнами дырочкой.
– Это тебе, на счастье! – смеялся Анри. – Красивый, да? Папа говорит, что это халцедон. Па! Иди сюда!
Слегка приотставшие, чтобы дать ребятам поздороваться с Леной и Лёшкой, Виктор и тётя Аня наконец отогнали счастливых пацанов, теперь уже в полном смысле слова повисших на Лёшке.
Вскоре к компании присоединились Мишка и Стэн, и весёлая возня то в воде, то на берегу продолжалась почти до полудня.
Счастливые лица, смех, радость от ласкового солнца, ярких красок, шума и запахов моря, от возможности видеть это все и пусть и медленно, но самой ходить по гальке, чувствуя ногами округлость камушков и ласковые касания волн. Лена смотрела на всё, как на чудесный сон, думая: разве вот это не есть счастье? Пусть и слабое, но здоровье, семья, друзья, любимый человек рядом, прекрасный бесконечный мир и понимание что то, что ты делаешь, приносит людям радость.
Истцы
Работа продолжалась, правда, теперь уже с на первый взгляд нейтральными документами, то есть не описывающими ни замученных големов, ни исковерканных трансгуманистическими экспериментами людей. В основном это были отчёты о разработках новых имплантов, а также психотропных веществ, формально предназначенных для лечения тяжёлых заболеваний, но фактически заказывавшихся только сходными с «Дорогой в будущее» организациями. Ну и программы этих организаций.
Гораздо сложнее было переводить на юридический язык высказывания аналитиков – эмоциональные, наполненные болью и ненавистью к экспериментаторам. И если все прошедшие месяцы основная работа ложилась на членов аналитической группы, то теперь сложнее всего пришлось юристам Нейбауэра. А вот мальчишек, Лёшку с Леной и Мишку с родителями почти не трогали. По крайней мере, три-четыре часа работы вместо десяти – это практически каникулы, тем более, когда рядом море, небольшой парк, и можно делать что хочешь. Один Родионыч знал, сколько бессонных ночей стоила Мишелю эта мальчишеская воля. Швейцарец контролировал всё, каждый вечер показывая русскому коллеге новые образцы перехваченных на границе охраняемой зоны роботов-шпионов: замаскированные под птиц дроны, напичканных записывающей аппаратурой «змеек», а то и вообще животных-киборгов. Коверкать живое существо ради своих прихотей и прибыли люди научились очень хорошо, ну а големы и дети трансгуманистов – это уже вершина прогресса. Того прогресса, в котором главной целью стали прибыль и удобство, а чувства – атавизм, который нужно удалить как разболевшийся аппендикс.
>*<
Подходил конец сентября, а значит, заканчивалось отведённое для работы группы время. У Ван и Нейбауэр стали тенями самих себя, юристы держались на одном чувстве долга, Мишель часами сидел в комнате связи, обсуждая с коллегами из конторы подготовку помещений в Женевской штаб-квартире СГМ, где и должен был состояться судебный процесс. Готовилось здание и в Гааге – для отвлечения внимания возможных террористов. Родионыч помогал своему младшему коллеге, ставшему за эти месяцы другом, и тоже превратился в призрак самого себя, к тому же тосковал по своим детям, особенно переживая, что не удалось отвести в первый класс старшую дочку. И в то же время радовался весёлым загорелым лицам мальчишек; ему не верилось, что это те самые дети, которых он чуть больше года назад выносил из отравленной лаборатории.
Наконец пришло официальное распоряжение готовиться к отъезду. Первого октября в Женеве должен был начаться судебный процесс, организованный Международным судом под эгидой СГМ и нарушающий устоявшиеся судебные нормы – суд над идеей. Нюрнбергский процесс за полтора века до этого судил всё-таки руководство и основных исполнителей, теперь же обвиняемой должна была стать сама мысль о расчеловечивании человека, та мысль, что уже больше века незаметно разъедала общество, подменяя цель средством, мораль удобством, жизнь миражом, а чувство и мысль – чувственностью и развлечением.
– Судить идею – сложнее всего, потому что скатиться к обвинениям одного человека, доказать бесчеловечность одного палача легче, чем выискивать единственную ошибку в восприятии мира, которая вызывает пандемию бездушия, – страстно и горячо говорил обычно предельно сдержанный господин Нейбауэр. Это была не жажда прославиться на «процессе века», а стремление остановить пандемию расчеловечивания. – Мы должны готовиться к решающему сражению. От того, насколько честны перед самими собой и другими мы будем, насколько убедительно прозвучат наши доказательства, зависит будущее цивилизации. Против нас не отдельные преступники – нет! Наши противники – это вся политическая, военная и экономическая система Земли, направленная на уничтожение мыслящего человека и на превращение его в потребителя, послушный скот, существующий только для удовлетворения прихотей горстки владельцев человеческого стада.
Лёшка с Мишкой переглянулись, потому что всегда холодноватый и в нерабочее время почти ни с кем не общавшийся австриец, не зная этого, повторил те же самые мысли, которые пришли к Лёшке, когда он сидел в приёмной Кэт.
– Я прошу вас, – голос Нейбауэра чуть слышно дрогнул, – прошу довести до конца наше общее дело. Через неделю начнётся сражение, в котором мы должны победить. И я очень прошу выстоять вас, Алексей, Елена, мальчики. Вам придётся тяжелее всего, и никто из нас не сможет вам помочь.
– Сможете! – перебил его звонкий голос Анри. – Если сами не сдадитесь. Один человек никогда ничего не сделает, только если его поддерживают друзья. Это не математика, тут один плюс один равно не два, а двадцать. Ну, так кажется, когда ты один, а потом уже не один…
– Мы спина к спине у мачты против тысячи вдвоём, – негромко напел Родионыч, подбадривая резко смутившегося и сбившегося на полуслове Анри. – Постараемся выдержать, все.
Полсотни человек, собравшиеся за длинным столом конференц-зала, невольно улыбнулись песенке из старой книжки. Их ведь не двое, а, учитывая всех, кто их поддерживает, в миллионы раз больше, значит они со всем справятся.
– Это ещё не всё. – Только что едва уловимо улыбавшийся У Ван посерьёзнел. – В судебном процессе на стороне обвинения хотят допросить того… тот мозг. Он – один из главных свидетелей и одновременно доказательств. Но там возникли сложности в общении. Что произошло, не знаю, там уровень секретности в разы больше, чем у нас, но положение критическое. Учёные и следователи просят мальчиков помочь в общении с мозгом, говорят, что вы лучше всего поймёте ситуацию.
– Детей хотят?.. – Возмущённый Виктор не договорил, его перебил спокойный и вновь ставший взрослым, собранным специалистом Шери:
– Пап, это нужно. И нам – тоже! Мы согласны.
>*<
И вот новые сборы, встревоженные бледные лица, мельканье фонарей вдоль шоссе, а потом перелёт через почти невидимые в ночной темноте Альпы. И бронированный, словно сейф, большой автобус без окон везёт их в неизвестность.
В просторном холле, расположенном неизвестно на каком этаже так и не увиденного ими здания их уже ждали.
– Здравствуйте, меня зовут Али Дюбуа, я отвечаю за ваше размещение. – Высокий, очень смуглый, как араб, мужчина ровно поздоровался с приехавшими. Все, даже Мишель, ответили на приветствие столь же сухо и официально. Но тут Анри, то ли из-за усталости после бессонной ночи, то ли из-за прорвавшихся псевдовоспоминаний о своём прототипе-французе, не сдержал любопытства и звонко спросил по-французски:
– Вы кузен Мишеля, да?
– Да, но сейчас это не имеет значения. – Али спокойно ответил смутившемуся своей несдержанности мальчишке и повернулся к бронированной двустворчатой двери в неярко освещённый коридор. – Идёмте, я покажу вам комнаты. В них вы найдёте завтрак и всё необходимое. До часа дня можете отдыхать, в полвторого в столовой в том конце коридора подадут обед. Покидать этот этаж без сопровождения наших сотрудников вам запрещено, как и общаться с кем-либо, кроме представителей суда. После обеда вам всё объяснят. Господа Анри, Шери и Дмитрий Агеевы, вас после обеда просят пройти в переговорную. О том, что в ней будет обсуждаться, вы не имеете права никому говорить. Сейчас отдыхайте.
В назначенное время немного отдохнувшие мальчишки ушли с Али, остальные собрались в холле, одновременно бывшем чем-то вроде гостиной-библиотеки, и слушали представителя суда, молодого подтянутого мужчину с такими стандартными внешностью и именем, что его и впрямь можно было назвать безликим. Он объяснил, что судебные заседания начнутся утром; на них будут присутствовать только члены суда, адвокаты свидетелей обвинения, то есть тех, кто лично участвовал в штурмах центра или других организаций, а также представители обвиняемой стороны и приглашённые судом эксперты, к которым относятся остальные приехавшие. С адвокатами свидетели познакомятся завтра.
Сухая деловая беседа продолжалась почти до ужина, и только идя в столовую все спохватились, что мальчишек до сих пор нет. Все трое, усталые после загадочной переговорной, нашлись в столовой. После ужина ребята, притулившись к маме Ане, Лене и Мишке, попросили почитать вслух какую-нибудь весёлую сказку, но даже на самых смешных местах лишь слабо улыбались и сразу мрачнели, думая о своём.
>*<
В десять утра началось первое заседание, организованное на другом этаже того же здания. Пока ехали в лифте, у всех появилась мысль: «В комнатах окна матовые, стены очень толстые, да ещё едем наверх; в бункере нас поселили, что ли?»
В просторном зале, опять же без окон, с поднимающимися амфитеатром рядами кресел, оказалось довольно многолюдно. Лену с Лёшкой, Мишку с родителями и мальчишек проводили в закрытую от посторонних взглядов небольшую ложу, и знакомый уже молодой сотрудник бесстрастно объяснил:
– Вы – главные свидетели обвинения, до конца слушаний посторонние не должны вас видеть. До особого распоряжения вы являетесь только наблюдателями и не имеете права вмешиваться в происходящее. Прошу, располагайтесь.
В зале нарастал гул, людей становилось всё больше и больше, и было заметно, что они не совсем понимают, что происходит. Наконец к стоящей на возвышении трибуне вышел человек. Гул в зале усилился, потому что этим человеком оказался Жан Ивеала, Главный Секретарь Содружества Государств Мира. Чернокожий высокий мужчина оглядел зал и заговорил низким баритоном:
– Приветствую всех присутствующих…
– Что это всё значит? – не выдержал кто-то, полностью нарушив дипломатический этикет. Возможно, этот выкрик с места был подстроен, чтобы усилить важность слов Секретаря и подчеркнуть его выдержку и умение произносить речи, потому что Секретарь говорил ровно, то ли отвечая на выкрик, то ли просто продолжая выступление:
– Мы пригласили юристов ведущих корпораций и поддерживающих идеи трансгуманизма организаций, а также представителей ведущих государств мира для выработки общего взгляда на произошедшее в июле прошлого года. Руководство СГМ, Председатель Международного уголовного суда, а также эксперты Римского клуба пришли к выводу, что мир находится на пороге этической и социальной катастрофы, необходима организация нового трибунала, подобного тому, что полтора века назад осудил преступления нацизма. Все вы являетесь членами этого трибунала. Прошу тишины!
Он повысил голос, потому что в зале снова начал расти шум.
– Сейчас сложилась уникальная ситуация: в качестве обвиняемого предстаёт не отдельное лицо, а идеология. Мы не можем привлечь к суду её основателей – они жили ещё в прошлом веке. Чтобы судить их современных последователей, мы должны дать определение преступлений, обозначить их характерные черты, чётко разграничить, что является преступлением, а что – благом. Вопрос сложный и должен рассматриваться со всех сторон. Поэтому, – он снова повысил голос, – трибунал не будет судить отдельных людей, группы или организации. Он даст мировому сообществу чёткое определение преступления, а далее в Международном суде начнутся частные слушания по выявленным преступлениям.
– Это попытка захвата власти, мы будем… – раздалось из зала.
– Нет. – Ивеала говорил всё так же ровно. – Вы приглашены сюда как официальные лица и таковыми и остаётесь. Открытие трибунала транслируется в прямом эфире, во все крупнейшие средства массовой информации поступило официальное заявление. В нём перечислены все страны-участницы и подчёркивается, что все государства признаю́т законность трибунала и добровольно согласились участвовать на стороне обвинения. Вы ведь ехали сюда добровольно?
Удар был нанесён точно, потому что все участники на самом деле приехали как добровольные представители своих стран и организаций. Дьявол кроется в мелочах, и здесь такой «мелочью» стала расплывчатая формулировка: «для выработки общего взгляда на произошедшее». А трибунал как раз и являлся частным случаем этого определения. Ивеала улыбнулся уголками чётко очерченных губ:
– Трибунал не зависит ни от одного из государств, ни от СГМ, и я здесь только в качестве представителя мирового сообщества. Предоставляю слово Председателю Международного суда господину Петерсису Бриедису.
Жан Ивеала сошёл с трибуны, уступив место высокому беловолосому латышу.
– Приветствую всех находящихся в этом зале. Сегодня мы собрались для первичного ознакомления с текстом обвинения, предъявленного к идеологии расчеловечивания, частными случаями которой являются разработки научно-исследовательских центров в нескольких странах мира, использование этих разработок частными лицами, общественными и государственными организациями во многих странах, а также деятельность ряда организаций и групп транс- и постгуманистической направленности. Я вижу, что вы, господин Штольберг, хотите что-то спросить? – Латыш усмехнулся, давая понять, что реакция представителя Канады была просчитана заранее.
– Да, хочу! На что вы опираетесь в этом фарсе? Для ваших выдумок нет юридических оснований!
– В своей работе мы опираемся на всем вам хорошо известный Римский статут, а именно часть вторую, главу седьмую, пункты «a», «c», «e», «f» и «k», то есть убийство, порабощение, лишение физической свободы, пытки, обращение в сексуальное рабство или иные формы сексуального насилия и другие бесчеловечные деяния.14
Пока латыш говорил, на большом экране за его спиной высвечивались пункты статута.
– В своей первоначальной редакции седьмая глава предполагает расследование преступлений, совершённых в результате нападения на гражданское население, однако мы считаем правомерным распространить его применение на случаи систематических преступлений против личности, организованные без таковых нападений, поскольку в настоящее время массовое насилие сместилось с военных действий на скрытую деятельность в мирном обществе. Также наши экспертные группы, работавшие независимо друг от друга, пришли к одному и тому же мнению: кроме вышеперечисленных пунктов следует выделить ещё несколько ранее не существовавших преступлений против человечности, а именно…
Он встал вполоборота к экрану, на котором по мере зачитывания пунктов высвечивался текст:
______________
>> Пропаганда необоснованной медицинской необходимостью замены органов на протезы, импланты, изменения генома и иное вмешательство в анатомию, физиологию и наследственность человека.
>> Попытки влияния на мировое сообщество или на правительства отдельных стран с целью признания законными скрытых или явных видов рабства, иных преступлений против человечности, утверждения транс- и постгуманизма или иных форм расчеловечивания общества.
>> Пропаганда расчеловечивания, отрицание этических норм, опирающихся на опыт человечества и призванных сохранять человечество как биологический вид разумных социальных существ. При этом под этическими нормами подразумеваются не каноны какой-либо религии, а общие для всего человечества понятия: ценность жизни, разума, свободы, неприкосновенность тела, право на интеллектуальное и нравственное развитие, право на результаты своего труда, право на уважение.
>> Отрицание уникальности человечества как биологического вида, попытки создания новых биологических видов людей.
>> Отрицание человечества как объединения разумных существ одного вида, связанных возникшими в процессе развития общества уникальными социальными, этическими, нравственными, культурными и иными нормами.
______________
Председатель обернулся от экрана и продолжил:
– Последние два пункта сформулированы всеми экспертными группами независимо друг от друга и повторяются в каждом из трёх самостоятельных заключений. При этом подчёркивается, что действия, характерные для этих двух пунктов, несут угрозу не отдельным личностям или группам людей, но всему человечеству как биологическому виду разумных социальных существ.
Латыш оглядел зал и подвёл итог:
– Это список пунктов обвинения не отдельной преступной организации, а идеи.
Он сделал небольшую паузу, во время которой гул в зале усилился, а потом, так же, как Ивеала до этого, чуть повысив голос, продолжил:
– Идеи, что человек всего лишь средство достижения материальной или иной выгоды для поддерживающих отказ от моральных и этических норм идеологов расчеловечивания, без разницы кем они являются – учёными, политиками, бизнесменами, деятелями искусства или религиозными проповедниками. Рабство, сексуальное или иное насилие, создание искусственных людей или иных существ, всецело зависящих от создателей и хозяев, – только частные случаи общей идеи расчеловечивания. Таково мнение экспертов, которые формулировали пункты обвинения. На этом я заканчиваю вступительную речь.
Он замолчал, наблюдая, как почувствовавшие, наконец, свободу присутствующие вскакивают, чтобы как можно скорее сообщить обо всём своему начальству. А потом, когда все уже были на ногах, закончил выступление:
– Всем участникам трибунала предоставят возможность подробно ознакомиться с текстом обвинения, документальными доказательствами и выводами экспертов. После обеда члены трибунала, представители государств и организаций обязаны собраться в Белом зале для выработки регламента. Остальные свободны до начала слушаний. Вы можете в любое время связываться со своим непосредственным руководством, передавать им тексты коммюнике, но не имеете права покидать здание и общаться с кем-либо из посторонних, тем более с журналистами, а также вести фото, видео или аудиозаписи, за исключением личных аудиодневников. Общение с руководством вы будете осуществлять посредством писем и видеозвонков в переговорных комнатах. Запрещается передача аудио, фото и видеозаписей. Протесты не принимаются! Несогласные могут покинуть здание в течение часа, однако тогда правительства или организации, которые они представляют, лишатся возможности участвовать в деятельности трибунала. По результатам утреннего заседания во все основные средства массовой информации будут переданы экстренные сообщения. Всем спасибо.