Медальон

– Ясно, – сказал Алексей. – Помогу. Да только козочке твоей тяжко придется… Мужика кормить – это тебе ни росой питаться.

– Я куплю еще пару коз, – спокойно сказала Бажена.

– Откуда грощи?

– А то не твоего ума дело, – с улыбкой сказала она. – Не воровские, не бойся. Да и у себя украсть не позволю.

– Я не разбойник и не вор, – ответил Алексей.

– Сними рубаху, – резко сменила тему и интонацию Бажена.

– Почто? – удивился Алеша.

– Снимай, – приказала Бажена и подошла ближе к парню.

Он встал, ухватился за подол длинной грязной рубахи и, скривив лицо от испытываемой боли, принялся тянуть рубашку вверх, чтобы снять ее.

– Батюшки-светы! – воскликнула Бажена. – Да на тебе ж живого места нет! Мигом ложись!

На старых многочисленных шрамах виднелись свежие ушибы и кровоподтеки. Бажена не знала, как органы называются, но чувствовала хорошо те участки тела Алексея, которые особо пострадали. Синий, опухший бок говорил о сломанных ребрах, на спине было три глубоких рассечения от плети, в которых запеклась кровь, смешанная с грязью, волосы на груди парня тоже были все перепачканы кровью: удар кончика плети, бившей по спине, пришелся на правую ключицу, рассекши кожу тонким, но глубоким порезом. Но больше всего ведунью насторожил живот: цветом он был очень нехорошим…

– Как же ты жив-то до сей поры? – спросила она.

– Погодь… погодь… – только и успел сказать Алексей, прежде чем выбежать за дверь, чтобы с кровавой рвотой извергнуть из себя и лепешку пресную, и молоко козье.

– Прости, только харчи на меня перевела, – улыбаясь и вытирая рот, сказал он. – Может, все же отпустишь?

Больше он ни слова не сказал, рухнул на пол.

Кое-как дотащила Бажена его, уложила на пол на одеяло вышитое и принялась лечить. Долго возилась она с ним. Хоть грамоте матерью она обучена была немного, все ж лекарских слов особо не знала. На знала она, что печенку Алешину отбитую вылечила, не догадывалась, что пузырь его желчный, который желчью полость брюшинную наполнять принялся, восстановила, сделав здоровее, чем был до побоев, немного догадывалась, что подлечила желудок и отбитую поджелудочную железу. Внутреннее кровоизлияние, про которое Бажена отродясь не слышала, она предупредила, залечив все поврежденные органы. На кости сил не осталось. Пара сломанных ребер, решила она, срастутся и без ее помощи. Силенок больше у нее не было. Так и заснула она на полу рядом с Алексеем, который все это время был без сознания.

На утро незнамо было, кто хворал более: гость спасенный аль хозяйка молодая. С трудом Бажена поднялась на ноги, пошатнулась и чуть было не упала, да только Алексей вовремя ее подхватил.

– Что ты со мной сделала? – спросил он, ведя девушку к столу.

– Сдается мне, Алеша, что до кола бы дело не дошло. Помер бы ты раньше…

– Я ж это, того… – стал оправдываться парень, усаживая Бажену, – я б троих уложил бы и глазом не моргнул. Да только, вот те крест, – перекрестился снова он, – было их с дюжину… Супротив дюжины один пойдешь – точно поляжешь, потому и довелось смириться и ждать, покуда бить перестанут.

– Мудро, Алеша, – улыбнулась Бажена. – Я до тебя никого так не врачевала… Потому не знаю, как долго буду такой…

– Я тебе жизнью обязан, – сказал парень, встав перед Баженой на колени, – уж дважды. Потому не боись, матушка, отплачу добром.

Кто ж ту долю-то наперед знает? Не всякой ведунье дар такой дан – будущность знать, а какой дан, та не дуже-то и пользоваться им желает… Ежели умом не обделена, разумеется. День за днем, месяц за месяцем, отстроил Алексей Бажене избу крепкую, такую, как бы самому себе строил, благо, в лесу на нехватку строительного материала грех жаловаться. Все разговоры о том, что ему уходить пора, давно канули в лету. Хорошо им жилось вдвоем, дружно и складно. Не ссорились, но любили друг друга.

Все женщины, быть может, немного ведьмы. Каждая баба чует сердцем неладное, когда не хочет вдруг куда-то мужика своего отпускать. И просила она его, и молила, да только мужик – он, и он сам знает, когда и куда ему надобно идти.

Ходил до того на охоту Алексей частенько, всегда удачно. Но не в тот раз.

Кольнуло у Бажены в груди, остро кольнуло. Ступа с травами выпала из рук, перетертые в порошок сухостои рассыпались, разнося по отстроенной избе пряный аромат. Раздался крик. Казалось, весь лес услышал отчаянный вопль ее. Почувствовала она, что произошло, кольнуло. Потом боль из груди перешла ниже и уже закололо там, где не должно было колоть еще с полный месяц. Из-под юбки на пол натекла лужа.

Она рожала и плакала, ждала разрешения, чтобы отложить дитя в сторону и полностью отдаться поглощающему ее состоянию. Она не знала, что именно произошло с ее Алешей: зверь напал, аль человек, что хуже любого зверя, но знала, что он уже не вернется.

Девочка была маленькой, вялой и, казалось, не дышала. В один миг Бажена забыла о своей скорби, но не ощутила она и радости от появления на свет ребеночка, ее заняли мысли о том, как не дать умереть дитю, ибо тогда жить ей было бы и вовсе не за чем.

Истекая кровью, она положила ребенка себе на грудь и принялась растирать тельце. Будь тут какая деревенская бабка-повитуха, не спасли б дитятю, но Бажена – не просто ведунья, она отныне стала матерью и поклялась сама себе, что сделает все, чтобы ее дочка жила. И, ежели потребуется, то и жизнь отдаст.

Девочка не могла дышать, потому что легкие у нее не раскрылись, совсем немножко им времени не хватило, чтобы полностью сформироваться в утробе матери. Бажена полную минуту, что показалась ей вечностью, держала руки на перепачканной кровью дочке, нашептывала что-то, а после, когда детский плач пришел на смену недавнему женскому воплю, уложила девочку рядом с собой, закутав ее в одеяло и заплакала. Тихо заплакала. В последний раз в своей жизни. Больше она себе такой роскоши, как бабские слезы, не позволяла – слишком большая ответственность на нее упала, не до слез уж потом было.

Было лето, восемнадцатое июня по старому календарю, каким в те времена дни и лета исчисляли, что соответствует первому июля в наше время…

– Мы так похожи, правда, матушка? – спросила Нюся, довольно разглядывая свое отражение в натертом зеркале.

– Да, дочка, похожи… – печально улыбнулась Бажена, вспоминая темные густые волосы, карие глаза, черные брови и сильные руки своего Алексея. – Похожи…

***

– У соседей собака пропала, – безо всяких эмоций в голосе, не отрываясь от чтения газеты, сказала пришедшему из школы внуку Валентина Леонидовна. – Ты что-нибудь об этом знаешь?

– С чего бы мне знать, – не менее равнодушно ответил Святослав. – Я соседских псин сторожить не нанимался.

– Я тоже им так ответила, – сказала бабушка, – но они почему-то думают, что ты все-таки к этому причастен.

Она все же отложила газету в сторону, стянула с носа очки и строго посмотрела на парня.

– Святослав, – сказала она, – ты знаешь, что бить больше я тебя не стану. Ты достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно оценивать возможные последствия своей деятельности, равно как и продумывать свои действия настолько детально, чтобы не вызывать подозрений. Скажи, в соседних дворах есть собаки? Ну… я не слышу. Отвечай: есть или нет?

– Есть.

– Есть… Бродячие собаки есть или нет?

– Есть…

– Тоже есть… – тихо повторила слова внука Валентина Леонидовна. – Так какого черта, – вдруг громко закричала она, швырнув в Святослава газетой, – какого черта, милый мой, пропала соседская шавка?!

– Я понял, – не повышая голоса и не меняя интонации ответил подросток.

– Я искренне на это надеюсь, – поправляя выпавшую из прически прядь, сказала бабушка. – Не найдут? – снова спокойным тоном спросила она.

– Не должны, – сказал парень.

– Неправильный ответ. Ты должен быть уверен в себе на сто процентов.

– Я верно понимаю… Вы одобряете… мои увлечения? – осторожно спросил Святослав.

– Ни в коем разе, – спокойно сказала бабушка, – но, раз эту дрянь из тебя мне все-таки не вытравить, будь добр хотя бы уволить меня от позора иметь внука-уголовника. Внимание к деталям, осторожность, скрытность, страховка…

– К слову о страховке… Юридический. Я решил, что поступлю на юридический.

– Адвокатура? – заинтересованно спросила Валентина Леонидовна.

– Нет. Слишком мягко. Прокуратура.

– Умно. Поддерживаю. Деньги у меня есть. Но поступление одобряю исключительно на бюджетной основе. Не поступишь на бюджет – поступишь в ПТУ, после окончания которого будешь снова пробовать попасть в университет на бюджет.

– Справедливо. Уяснил.

– Мой руки. На обед суп.

– Как и всегда.

– Я люблю постоянство. Что может быть более постоянным, чем суп на обед?..

***

Было совершенно несложно, узнать в какой больнице лежит девушка. Даже не было необходимости подключать свои неординарные способности, достаточно было всего-навсего предъявить где нужно свое удостоверение, чтобы найти Аню. То, что ее зовут Аня, Святослав узнал уже в больнице.

Просидев не один час в больничном дворе, он все-таки дождался того, чего хотел: он увидел парня, с которым девушка была в тот день в торговом центре. Святослав саркастично улыбнулся на один бок, помахал головой и шепнул себе под нос:

– Зеленые…

Знает ли он? «Она должна быть полной идиоткой, если рассказала ему, – подумал мужчина, – таких у нее еще будут десятки, так что, каждому рассказывать? Хотя, о чем это я… какие десятки?..»

Он снова ухмыльнулся.

Он не заметил в Игоре абсолютно ничего необычного или опасного.

– Ближайшую неделю, я думаю, родители запретят мне выходить из дома, – сказала Аня.

– И это правильно.

– Но ведь со мной все в порядке.

– Они же этого не знают. А так будет безопаснее.

– Я не смогу прятаться от него вечно.

– Но и самой не стоит идти к нему в руки. Ань, мы же не можем его убить? – тихо спросил Игорь.

– Можем, – также тихо ответила Аня, – точнее, я могу, но не буду. Не для того ко мне эта сила вернулась.

– А если это будет самозащита?

Девушка промолчала.

– Надо действовать современными методами, – сказала она.

Игорь рассмеялся.

– Ты заявишь на неизвестного тебе мужика в полицию и что ты им скажешь? Что он силой мысли столкнул тебя с эскалатора?

Аня снова молчала.

– Ты не думала о том, чтобы на время уехать? – спросил Игорь.

– У отца отпуск не скоро, все возможные родственники живут здесь.

– Поехали в деревню к моей бабушке?

Аня округлила глаза.

– Я абсолютно серьезно, – продолжил Игорь. – Мои против не будут, а твои… ну, я думаю, ты сумеешь их уговорить?

«Не уговорить, а вынудить не честным путем», – подумала Аня.

– Думаешь, там будет безопаснее? – спросила она.

– Ну, может быть, мы собьем его со следу.

– Прости, – сказала девушка.

– За что?

– Я только что залезла к тебе в голову, – скромно улыбнулась она. Игорь тяжело вздохнул. – Я должна была убедиться.

– Достаточно было спросить, – сказал он.

– Теперь знаю, что достаточно.

– Ну так что?

– Я не против. Ведь нужно обеспечить девчонок свежим поводом для сплетен, – она улыбнулась. – Знаешь, – после небольшой паузы продолжила Аня, – у меня такое чувство, что он где-то рядом.

– Ты его чувствуешь?

– Да. Не так близко, как тогда, в торговом центре, но чувствую. Он нашел меня.

– Когда тебя выписывают? Завтра? – спросил Игорь.

– Угу…

– Может мне остаться?..

– Я не думаю, что он рискнет напасть в больнице, но, не переживай, в случае чего, застать врасплох я себя не позволю.

– Уверена?

– Нет. Но я буду очень стараться.

– А если он тоже очень постарается? – не успокаивался Игорь.

– Не наводи тоску, – улыбнулась Аня, – я уже знаю, с чем имею дело, а он, думаю, не догадывается.

– Не забывай. Он нашел тебя.

– Я тоже нашла себя.

На первом этаже никого не оказалось.

Двадцать минут назад привезли девушку, которая выпала (как знать, возможно не без посторонней помощи) с балкона четвертого этажа.

«Какая ирония», – подумал зам прокурора, когда «скорая» проехала мимо него.

Основная часть персонала была занята этим случаем: не пострадавшей самой, так документациями и многочисленными проверками, вплоть до наличия у нее прививок и ежегодной флюорографии.

«Не получилось умереть по собственному, в больнице довершат начатое», – снова с улыбкой подумал Святослав. Он знал, что увечья, полученные вследствие падения с высоты редко бывают совместимыми с жизнью, а если, все же, они не стали фатальными, всегда можно завершить дело не столь романтичным способом.

На чем основаны анекдоты про тещу? Охранник Максимов Сергей Дмитриевич размышлял на эту тему, занимая мужской туалет для персонала на первом этаже вот уже десятую минуту. Он-то наивный был уверен, что за двадцать лет брака к яду в тещиной стряпне у него выработался иммунитет, но на его сорок пятый день рожденья, который он бегло отметил сегодня днем дома в кругу родственников (посиделки в честь праздника с мужиками были перенесены на выходной), Любовь Ивановна, заботливая, сердобольная и достаточно тучная мать жены («Где были мои глаза? Не зря говорят – посмотри на мать своей будущей жены, ведь та так же будет выглядеть в ее возрасте…») испекла любимому зятю домашний торт-медовик, щедро украсив его сливочным кремом (на который охранник и грешил). Сергей Дмитриевич не рисковал в жаркую пору покупать пирожные даже в кафетерии больницы – не мало он видел проезжающих мимо него на каталках пациентов с острой кишечной инфекцией, которые потом несколько дней проводили в палате интенсивной терапии. Но нет же! «Бес попутал…» – очередная короткая мысль на двенадцатой минуте времяпровождения в маленькой белой комнате, выложенной плиткой. «А ведь только начало ночной смены…»

Уборщицей, вопреки привычным стандартам бабушек пенсионного возраста, была молодая девушка, которую нужда и тяжелая семейная ситуация вынудили устроиться в больницу. Отца не было, мать никогда не уделяла двоим детям должного внимания, потому девушка была вынуждена в пятнадцать лет пойти в колледж, а уже в восемнадцать – работать, чтобы кормить младшего брата и непутевую мать. Увы, не по полученной в колледже профессии. Потому никто не из руководства больницы не был против того, что девушка за отдельную плату убирала еще и в трех аптеках, что были расположены на территории больницы, чем она и занималась в тот вечер.

Именно потому на первом этаже никого не оказалось.

«Все складывается как нельзя лучше»

Святослав надел заранее купленный одноразовый набор: бахилы и халат и пошел вверх по лестнице. Отделение нейротравматологии было заполнено. У Ани, усилиями отца-медика, была отдельная палата. Найти ее было не трудно: она источала огромный поток энергии. Убедившись, что его никто не видит, Святослав нажал на белую ручку и довольно растянул улыбку, ощутив силу, которая, словно ветер, пронеслась в воздухе.

В палате было темно, длинный тонкий луч света от коридорных ламп разрезал пол, не успев дорасти до кровати – мужчина закрыл дверь. Быстро сориентировавшись в полумраке, Святослав нашел окно, отметив, что ничего, кроме жалюзи, его не защищает.

Покалывание в конечностях. Сперва все тело парализует взгляд, жилы на шее до предела натянуты, волосы свисают с головы, касаясь постели под повисшим в воздухе телом, губы, отчаянно растянувшиеся от страха в оскале, пытаются шевелиться. Но они остаются парализованными ровно до тех пор, пока охотник, судья и палач в одном лице не прикажет говорить и объяснять все, чего он еще не понял. Зато исправно работает слух, который должен принять доводы, объясняющие происходящее. Но никаких криков. Горло сдавлено, голосовые связки изнутри сжаты так, словно кто-то их поместил в вакуумную упаковку и высасывает оттуда весь кислород. Только шепот, его будет вполне достаточно. И только потом – окно.

Предвкушение порой слаще самого действа.

Но кровать была пуста. Он одернул тонкое одеяло – никого. Нет, девушку не выписали. Вот стоит запечатанная коробка сока, чашка, начатая пачка песочного печенья.

«Вышла в туалет», – предположил Святослав. Он быстро обшарил постель, тумбочку. Когда он прикоснулся рукой к ручке выдвигаемого ящика, где-то в районе кадыка больно кольнуло. «Здесь».

В ящике лежал лишь один предмет – медальон. Это он источал такую энергию, такую силу. «Так дело даже не в девчонке? – подумал Святослав, осторожно касаясь подвески. – Что, если она просто носила на себе эту вещь? Но что это? И основной вопрос остается – почему сила молчала раньше?»

Немного поколебавшись, он кладет серебряный медальон в карман. Приятная пульсация проходит по руке, достигая, кажется, даже низа живота. Но это чужая сила, пускай и слишком заманчиво манящая, она – чужая. А с чужими вещами надо быть очень осторожным.

Святослав вышел в коридор. Свет был тусклым, уже был объявлен отбой. «Для туалета слишком долго», – подумал он (конечно, он не мог знать о том, что охранник Максимов Сергей Дмитриевич, у которого в тот день был день рождения, с ним бы не согласился – в общей сложности за два захода он провел в туалете за этот вечер двадцать минут).

Он не слышал ее, не чувствовал. Аня словно пропала с его личного внутреннего радара. «Неужели и правда все дело в этой побрякушке?..»

Она почувствовала, когда он покинул здание больницы. Девочка, с которой Аня провела весь вечер, стремительно выздоравливала. Ей было одиннадцать лет и она всего-навсего дурачилась с младшим братом, однако детские шалости не редко заканчиваются травматизмом. После этого случая их папа на следующий же день разобрал двухъярусную кровать, оставив только нижнюю часть. Жена его всегда была против двух этажей в детской.

Девочка получила сотрясение мозга и пару вывихов, чудом ничего не сломала. Однако сотрясение было достаточно серьезным, она два дня рвала, головокружение и тошнота долго ее не покидали. Врачи удивились, когда на третий день своего пребывания в больнице она вдруг резко пошла на поправку, а Аня была рада возможности скоротать в обществе веселой девчонки вечер, который ей надо было провести отлично от предыдущих вечеров, проведенных в больнице. К тому же она с радостью помогла и другим девочкам, что лежали рядом.

А темный ушел.

Теперь, когда они побывали на таком близком расстоянии, Аня словно запомнила его «запах», особое темное свечение, исходившее от этого человека. Теперь она его чувствует также, как чувствовал он ее. Именно – чувствовал. Аня заглянула в ящик тумбочки – медальона не было. Купился. Сработало. Аня не жалела ладанку, у нее была четкая уверенность того, что медальон вернется к ней. А если вдруг и не вернется – не страшно. Он был лишь оболочкой, хранившей в себе не просто силу, а целую душу. А душа при ней, как теперь и сила. Неизвестно, как долго уловка будет работать, пока темный поймет, что ничего стоящего, с точки зрения магии, в его руках нет.

Глава 9

Домик в деревне

Она еще не решила для себя: хочет она поехать исключительно ради того, чтобы попытаться запутать того, кто ее ищет, или же ей просто хотелось провести время с Игорем.

Сперва Аня решила попытаться уговорить родителей привычным ей способом: выбрать подходящий, на ее взгляд, момент (когда родители, обнявшись, вечером смотрели какой-то фильм), изобразить милую улыбку шестилетнего ребенка, свести брови к переносице и смотреть взглядом голодного щенка, глядящего на сочный кусок мяса.

Но в этот раз «не прокатило».

Кто знает, была бы реакция родителей иной, не пролежала бы их дочь несколько дней в больнице с сотрясением мозга. Возможно мама даже закрыла бы глаза на то, что ее пятнадцатилетняя дочь будет жить с парнем, к тому же соседом, с родителями которого она была знакома, под одной крышей какое-то время, доверяя своей дочери. Возможно. Но даже мамино возможное согласие не спасло бы ситуации: отец был категорически против.

В отделении интенсивной терапии, в палате, в которой умерла пожилая старушка, Аня смогла убедить нескольких человек в том, что ее там не было. Сможет ли она провернуть похожий трюк дома с родителями? Или все же не стоит рисковать и обговорить запланированную поездку с каждым из них в отдельности?

Она рискнула. За завтраком, когда все трое сидели за столом, Аня пристально посмотрела в глаза маме, затем и отцу.

– Я еду в деревню с Игорем к его бабушке? – спокойно спросила она.

Мама «стеклянным» взглядом смотрела на нее, отец, казалось, внешним видом выказывал недовольство от услышанного вопроса. Но, видимо, эта угрюмость просто осталась еще со вчерашнего дня, когда, услышав подобный вопрос от дочери впервые, он вдруг осознал, как она выросла. И еще не смирился с этим.

– Да, – спокойно ответила Наташа и отхлебнула кофе.

– Пожалуйста, – пожал плечами отец.

– Тогда не буду спрашивать, – взволнованно сказала Аня, – скажу утвердительно: я еду с Игорем в деревню к его бабушке.

– Хорошо отдохни, – как-то отстраненно улыбнулась Наталья.

– Да, – согласился с ней Коля, – и за нас тоже.

Ане было безумно стыдно, но она решила. Она еще не знала, сработает ли план с отъездом, но очень надеялась на то, что тот, кто покушался на нее, имея медальон в своих руках, не сможет распознать ее местонахождение, когда она уедет.

Медальон действительно заглушал «сигнал», который, словно антенна, принимал Святослав. Он изучал его, вертел, рассматривал под увеличительным стеклом, которое купил в ближайшем строительном магазине, сжимал в кулаке, пытаясь распознать природу силы, что наполняла этот предмет. Но ему пришлось согласиться с тем, что тот, кто первоначально являлся носителем той силы, намного могущественнее силы самого Святослава, потому что, тут он не сомневался, возраст той силы исчислялся не одной сотней лет.

Да, план Ани и Игоря сработал, в какой-то степени. Увлеченный энергической пульсацией медальона, Святослав на какое-то время потерял девушку из поля зрения. Но то, что он получил, не могло принести ему морального удовлетворения: серебренный предмет нельзя лишить жизни, он не рассказывает своих тайн, нет возможности узнать больше, чем он уже знал – медальон не боится ни пыток, ни угроз, а сбрасывать его с балкона – абсолютно неинтересная затея. Именно поэтому Святослав Малютин снова решил сконцентрироваться на той силе, какая могла исходить из девушки.

Медальон мешал. Он сбивал со следа, отвлекал, запутывал. Уничтожить его было нельзя, слишком рискованно. Святослав обдумывал. Как ему быть, когда раздался телефонный звонок. Вмиг горячий пыл исчез, он спокойно выдохнул, поднес телефон к уху.

– Да, – сказал он.

– Ты где?

– Я… в командировке.

– Это я уже слышала.

Святослав молчал.

– Соседская собака? – спросил пожилой голос в трубке.

– Типа того, – неуверенно ответил мужчина.

– Молодец, – пауза, – молодец, что не солгал. Меры предосторожности?

– Я…

– Ты с ума сошел? – повысила голос Валентина Леонидовна. – Ты всегда незамедлительно отвечал «соблюдены»! Что за неуверенность? Что ты уже натворил?

– Еще ничего, – более уверенным, но все же виноватым голосом сказал Святослав, – ситуация сложная, но вполне выполнимая. У меня все под контролем.

– Ни черта у тебя не под контролем, сопляк. Я слышу это в твоем голосе. Возвращайся домой к жене и дочери. Если соседская собака тебе не по зубам, то либо лови дворовых бездомных шавок и не претендуй на большее, либо иди домой и будь нормальным семьянином и гражданином. А не то закончишь, как твоя мамаша – сгниешь где-нибудь в лесу, а мы и знать ничего не будем.

– Я повторяю: у меня все под контролем, – нервозно и обозленно ответил Святослав.

– Под контролем у тебя только твой нос, а все, что дальше – от тебя не зависит и не всегда ты можешь на это повлиять. Я даю тебе сутки. Если через сутки ты не вернешься из «командировки», я намекну твоей жене, что ты там ни разу и не был.

– Не смей, – прошипел в ответ Святослав.

– Я тебя не боюсь, мальчик мой, – ответила бабушка. – Я тебя создала. Те качества в тебе, которые ты так высоко ценишь: упорство, справедливость, жажда очищения… ведь это все моя заслуга. Только тот факт, что ты – мои плоть и кровь, помог мне полюбить тебя. Да, мальчик мой, полюбить. Не меньше, чем я любила своего сына. Но если бы ты был мне чужим, если бы со всеми своими странностями перешел мне дорогу, не являясь моим родным внуком, я бы сочла тебя за дворового пса.

Губы Святослава дрожали то ли от злости, то ли от того, что по небритой щеке пробежала слеза, а затем еще и еще. Странным образом бабушка влияла на взрослого внука. Он испытывал к ней противоречивые чувства: безмерную любовь, напоминающую преданность раба своему хозяину, и жгучую ненависть хотя бы даже за то, что она на мгновение прировняла его к тем самым дворовым шавкам, на которых он и охотился.

– Сутки, – прервала обоюдное молчание Валентина Леонидовна. – У тебя сутки, мальчик мой. Прости, что сравнила с дворовым псом. Нет, от моей крови идет исключительно чистая порода. Которую, увы, все же смешали с кровью дворняги.

«Внутренняя» мать пыталась вырваться наружу, желая не допустить поездки дочери с парнем, но та Наташа, которая с улыбкой провожала дочку, лишь пожелала ей и Игорю удачной дороги и хорошо отдохнуть. Аня чувствовала себя виноватой, но успокоилась после того, как мама Игоря, которая отвозила сына и Аню к своей матери, мило побеседовала с Наташей, заверив, что приглядит в деревне за их взрослыми детьми.

«Так даже лучше, я не знала, что его мама едет с нами», – подумала Аня.

Был оговорен срок – неделя. Аня боялась, что, как только она уедет, и мама, и отец осознают, что их провели и начнут бить тревогу. Но это уже будет неважно.

Романтикой поездка попахивала лишь отчасти, хотя Анины подружки уже сложили историю отношений Ани и Игоря, достойную, как им казалось, романа, а на деле – не больше пары постов на их страницах в социальных сетях.

Мысль о том, что тот охотник, темный, может последовать за ними, не покидал девушку. Игорь тоже все время думал об этом, но надеялся, что в деревне тот их не найдет.

Ехали они два с половиной часа. Остановка была одна спустя полчаса пути – мама Игоря заехала на заправку, а Игорь в это время пересел на заднее сиденье к Ане (и почему он не сел туда сразу?).

Аня ни разу не была в настоящей русской деревне. В этой жизни. Но она сразу вспомнила прошлую жизнь, которой жила очень-очень давно. Деревня двадцать первого века, конечно, очень отличалась от той деревни, в которой она бывала когда-то, когда еще жила с Баженой…

***

– Мама, а почему люди такие злые?

– Оттого, что несчастны…

– Я бы хотела жить в селе, гулять с другой ребятней …

– Вся та ребятня, не долог час, станет таким же злым людом, как и их родители.

– А они-то чего? С чего им несчастными становиться?

– А с чего счастливыми-то? На заре с петухами вставай, корову дои, козочек выгоняй, за свиньями убирай, курам зерно сыпь, в поле работай, огород копай… Ежели ты девкой уродилась, то с малу чугунки полные наваривай, хлеб вымешивай, молоко в масло взбивай, детей нянчи, белье на речке стирай, дрова коли, а ежели хлопец, то с утра до ночи гни спину в поле.

– Выходит, у девчат больше хлопот?

– Больше-то оно больше, да только первая ложка всегда батьке достается, ибо тот когда с поля воротится, ни рук, ни ног не чует. А баба – что… знай себе, кашу вари… картошку копай… дитя малого нянчи, а когда другая лялька родится, то старшая уж помогать должна. И где оно – счастье то? Нам с тобой, Нюська, хорошо вдвоем… В лесу. Нам с тобой огородец малый – в самый раз, животины много нам не надобно, в поле хлеб возделывать… незачем оно нам. Потому, дочка, мы с тобой, коли дуже обленимся, прости Господи, можем и вздремнуть лишнего, и с петухами нам нет нужды вставать каждое утро. Это ли не счастье – когда ты можешь спать тогда, когда другие уж полдня, как в поте лица своего работают? – Бажена рассмеялась. – Оттого мы и не злые, что не работаем, как проклятые, да лишний час отдыха себе позволяем. Тут тебе и молодость, и красота, и счастье. И никакой злобы.

– А я бы все равно в село хотела… так, погостить.

– Еще не дожили мы с тобой до того, дабы в селе с кем дружбу водить да гостить там. Я, поди, и не доживу. А у тебя впереди еще вся жизнь. Как знать…

***

Помнила Аня тот разговор, или ей это только казалось – неважно. Атмосфера деревни ей пришлась по душе.

Само село было достаточно большим, но Игорь пообещал позже показать Ане речку, что была дальше, за деревней. Бабушка его, несмотря на то, что жила в деревне, была достаточно современной. Было ей около шестидесяти лет и она, как оказалось, всю жизнь прожила в городе и до позапрошлого года работала в школе учителем, а когда вышла на пенсию, работать дальше не стала, а переехала в дом, который раньше служил ей дачей.

– Воздух здесь чище, да спокойнее как-то… – говорила Людмила Ивановна гостям, больше – юной гостье, накрывая на стол. – Все свое, с огорода: помидоры – сорт хороший, «черный принц» называется, огурцы – тоже свои, зелень своя… Малинка есть, потом сами сходите, оборвете. Можете есть прям там, с куста.

– Спасибо, – скромно улыбнулась Аня, – с куста вкуснее…

Она невольно заглянула в мысли Людмилы Ивановны, опасаясь притворства с ее стороны. Конечно, она еще не претендовала на звание невестки в этом доме, но прекрасно знала отношение своей бабушки – папиной матери – к своей второй маме. (Вторая мама… Аня не заметила, как часто в своих мыслях стала использовать это выражение)

Аня была приятно удивлена: похоже ни мама, ни бабушка Игоря ничего плохого о ней не думали.

А воздух здесь действительно был чистым. Большинство домиков служили своим хозяевам дачами, как и Людмиле Ивановне ее дом раньше. Было решено отдохнуть с дороги, прогуляться, а после Игорь вызвался помочь бабушке.

«А мне кажется, – подумала Аня, – его бабушка наоборот счастлива оттого, что занимается огородом и выращивает свои собственные овощи и ягоды…»

Потом она подумала о том, что есть, наверное, разница, заниматься одним и тем же делом от безделья, чтобы не было скучно, превратить сложную работу в хобби, и совсем другое – заниматься этим по принуждению изо дня в день. Да, бабушка Игоря определенно выглядела счастливой.

Несмотря на ненавязчивые намеки Людмилы Ивановны, Аня от удивления и отчасти от стыда округлила глаза и сказала, что конечно же она будет спать в зале на раскладном диване, привезенном некогда на дачу дедушкой Игоря, которого уже несколько лет не было среди живых. Дом был достаточно большим: три комнаты, кухня и большая застекленная веранда, которая летом выполняла роль столовой. Игорь все-таки уступил Ане свою комнату, а сам лег на старый диван.

Аня долго с интересом рассматривала наклейки, которыми Игорь в детстве обклеил свою кровать: в основном это были стикеры для коллекционных журналов, посвященные компьютерным играм. На книжной полке стояли хрестоматии младших и средних классов: видимо эти книги Игорь читал здесь летом. Бабушка-педагог, преподававшая в школе русский язык и литературу почти тридцать лет, строго следила за тем, чтобы ее внук прочитывал все заданные на лето произведения. Аня улыбнулась и мысленно посочувствовала парню, хотя она сама не без маминого принуждения читала все внеклассные произведения.