Миша, Мох и мистер Апстарт

Весенний пейзаж за окном электрички был просто чудесен, и время в пути прошло быстро.

На станции «Грибановка» также было немноголюдно. По перрону ходила дежурная по станции в железнодорожной форме, у входа в здание сидели две бабки – одна продавала ландыши, а другая – прошлогодние маринованные огурцы и тёртый хрен в баночках.

– Куда же нам теперь? – растерянно произнесла Эра.

– А вот мы у аборигенок спросим! – весело сказал Барабанов и подошёл к старушкам.

– Приветствую Вас, любезные дамы! – обратился он к удивлённым бабкам. – Подскажите, пожалуйста, как добраться до Потеряевки!

Бабки посмотрели на него как на сумасшедшего.

– И что вы там забыли, в Потеряевке-то?

– Посмотреть хотим графскую усадьбу, – пояснил Барабанов. – Интересуемся старинной архитектурой. Не ходит ли туда маршрутное такси?

Старушки переглянулись и захихикали.

– Туда уж сто лет никто не ходит и не ездит! Разве что лесовоз… Или трактор какой-нибудь. А так – пешком семь километров. Через лес.

– Ну что ж, придётся идти пешком! – вздохнул Барабанов.

Бабки попытались его отговорить.

– Ты бы, папаша, пожалел деток. Смотреть там нечего, давно всё развалилось. Только намучаетесь…

Иван вернулся к своим спутникам и объяснил ситуацию.

– Надо идти, – сказал Мох. – Последний шанс для человечества.

Старушки объяснили, куда идти.

– От станции налево, по улице Зажиточной до конца, там будет мост через речку, и дальше через лес, там ещё мост, потом подниметесь на горку, там ещё один мост, и за ним – Потеряевка.

Поблагодарив бабушек за информацию, друзья собрались уходить.

– Подождите! – осенило вдруг Барабанова. – Давайте спросим, вдруг они знают эту колыбельную?

– Ещё один вопрос, уважаемые! Видите ли, мы собираем местный фольклор, так сказать, народные песни. Колыбельные особенно. Ну, вы ведь поёте внукам колыбельные?

– А как же! – обрадовались старушки и, не сговариваясь, затянули в унисон песню

«Бурановских бабушек»:

Пати фо эврибоди дэнс! Кам он энд дэнс!

Барабанов разочарованно махнул рукой.

– Всё ясно! До свидания, бабушки, дай вам бог здоровья!

Уходя, они слышали ехидный шёпот обиженных бабок:

– Девка-то, девка какая страшная! А мальчишка-то какой толстый!

– А мужик-то, мужик какой малахольный!

– А собака-то, собака какая грязная!

Слышать в свой адрес такие реплики было, безусловно, неприятно, но наши друзья никак на них не отреагировали, сохраняя чувство собственного достоинства, и это было правильно.

Пройдя по указанной вредными старушенциями улице до конца посёлка, Миша и его спутники остановились у старого деревянного моста через реку. Здесь кончалась асфальтовая дорога. Справа от моста красовался столб с табличкой, на которой было написано «р. Без Дна».

– Какое странное название! – изумлённо воскликнула Эра. – Река Без Дна! А на вид – просто ручеёк!

– Наверное, раньше, когда ей давали название, она была глубокая, а потом обмелела, – предположил Миша.

Они перешли через мост по шатающимся доскам. Дорога за мостом представляла собой едва видимую в траве колею.

– Предлагаю подкрепиться перед походом, – предложил Барабанов. – Наполним желудки и облегчим свои рюкзаки. Идти будет легче.

Никто не возражал. Они расположились на поваленном дереве у реки, под покрытой молодыми листочками ивой. Миша достал приготовленную мамой жареную курицу, остальные тоже выложили свои припасы. Не ел только зелёный пёс.

– Мне для питания достаточно солнечного света, – пояснил он. – Фотосинтез.

– Хорошо тебе, – позавидовал Барабанов. – Не надо думать о хлебе насущном. Вот бы всем так.

Подумав, он добавил:

– С другой стороны, не было бы стимула для творчества.

– Не хотите же вы сказать, Иван, что творите исключительно ради пропитания? – возразил Мох.

– И для пропитания тоже, – ответил грустно музыкант. – На голодный желудок не очень-то творится!

Миша подумал, что было бы неплохо, если бы и он мог питаться солнечным светом. Может быть, тогда он не весил бы так много. Тяжело вздохнув, он принялся за куриную ножку.

Утро выдалось чудесное. Солнце поднялось уже высоко, последние капли росы таяли под его лучами, превращаясь в лёгкий пар. Весело щебетали птицы, порхали бабочки. Всё вокруг дышало миром и покоем, наполняло душу восхитительным ощущением свободы и бесконечности пространства. Невозможно было поверить, что какой-то чокнутый мистер Апстарт намеревается разрушить эту божественную гармонию.

– Да! – мечтательно произнёс насытившийся курицей Барабанов. – Это впечатляет! Надо чаще бывать на природе! А ещё лучше – на природе жить. Тогда и вдохновение будет приходить постоянно. Вот я уже и новую песню сочинил. Расчехлив свою гитару, он ударил по струнам и заголосил:

Все, все, все

Рады весне!

Дрозд и сорока, заяц и ёж!

Эх, молодёжь!

Миша и Эра, как и в прошлый раз, поспешили заткнуть уши. Завывания Барабанова были просто невыносимы. Мох, напротив, выслушал новое сочинение певца с большим удовольствием.

– Да, именно так следует относиться к творчеству, – снова похвалил он Барабанова. – Долой стандарты и шаблоны! Оригинальность, собственное мировосприятие и – чувства, чувства!

Польщённый музыкант извлёк из кармана губную гармошку и ещё и в неё подудел. Он, наверное, пел бы и играл бесконечно, если бы не прервавшая «концерт» Эра.

– Нам пора идти!

Миша, подскочив как мячик, немедленно поддержал её.

– Что ж, друзья, поспешим! – согласился Мох, и они пошли по дороге к лесу. Барабанов умолк, но по пути всё же пытался насвистывать новые мелодии.

В лесу поначалу было светло и спокойно. Стройные ряды сосен возвышались вдоль дороги подобно колоннам сказочного дворца. Любопытные белки спускались по стволам вниз и следили за неожиданными посетителями этого дворца. С ветки на ветку перепархивали пёстрые красавицы-сойки. Красноголовый дятел от удивления перестал стучать по дереву и также наблюдал за путешественниками.

Мох, очевидно, почувствовал себя в своей стихии. Трансформировавшись в очень крупную зеленоватую белку-летягу, он, смешно распластавшись в воздухе, планировал от дерева к дереву на радость своим спутникам.

Так они дошли до второго моста, такого же ветхого, как и предыдущий. Возле моста также была табличка с надписью, правда, половина таблички была отломана, и от надписи осталось только «р. Без…»

– Это что, та же самая река? – удивилась Эра.

– Ну да, Без Дна, она самая. Это она так петляет, – пояснил Барабанов. – Нормальное явление. Хотя впечатляет…

Мише и Эре такой изгиб реки вовсе не казался обычным. Что-то странное было и в лесе, и в реке, да и вообще во всей этой заброшенной местности.

За вторым мостом дорога стала почти незаметной, а лес гуще и неприветливее. Стройные сосны исчезли, вместо них появились какие-то мрачные дубы с необъятными морщинистыми стволами, затем косматые непричёсанные ели. Средь бела дня стало темно и сумрачно, запахло грибами и сыростью. На душе у друзей становилось тревожно, и только Мох, превратившись в маленького резвого оленёнка, весело скакал по дороге, с наслаждением вдыхая ароматы леса.

– Ах, как хорошо! – радовался он. – Сколько здесь плесени! Просто чудо!

Лес тем временем стал совсем дремучим.

– Как бы нам не заблудиться! – с опаской сказала Эра. – Я не удивлюсь, если увижу здесь избушку бабы Яги. Может быть, вернёмся, пока не поздно?

– Не робейте, друзья! – весело воскликнул надышавшийся грибными запахами Мох. – Мы почти у цели!

Действительно, вскоре лес слегка поредел, и они вышли на возвышенность, откуда взору открылась панорама Потеряевки. Маленькие домики бестолково столпились под горой.

Чуть в стороне от деревни, подобно обглоданным рёбрам ископаемого ящера, белели поваленные колонны бывшей барской усадьбы, окружённые запущенным садом.

Что-то странное, неестественное было в деревенском пейзаже. Издалека невозможно было понять, что же здесь не так. Чтобы рассмотреть всё как следует, надо было подойти поближе, то есть спуститься к реке и перейти через третий мост, настолько ветхий, что ступать на него было по-настоящему страшно. Часть таблички у моста была также отломана, но теперь с другой стороны. От надписи осталось просто «…на».

Первым на мост ступил Мох, как самый лёгкий. Благополучно перейдя на другой берег, он, снова став собакой, приподнялся на задние лапы и махал ими, подбадривая своих спутников, не уверенных в прочности моста. Оказавшись вне точки пересечения трёх биополей, он на время утратил дар речи, поэтому изъяснялся жестами.

Медленно, держась за перила, через мост перебрался Барабанов.

– Ух! – вздохнул он с облегчением. – Ну, раз меня выдержал, то вас и подавно. Ведь я тяжелее всех.

«Как сказать!» – подумал про себя Миша.

Эра, взвизгивая от страха, бегом перебежала по шатающимся доскам.

Теперь была очередь Миши. Он осторожно ступил на мост. Доски под грузным телом заходили ходуном. Проковыляв кое-как пару метров, Миша остановился, чувствуя, что вот-вот рухнет вместе с прогнившим сооружением.

– Давай, давай, не бойся! – подбадривали его успешно перебравшиеся на твёрдую землю друзья.

«Легко вам говорить!» – подумал Миша, делая следующий шаг. Доска под ним затрещала. Мальчик весь покрылся холодным потом и не в силах был двинуться с места. Так он и стоял посередине моста, вцепившись в перила и зажмурившись.

– Давай, Миша, давай! – кричали Иван и Эра.

Миша, не открывая глаз, передвинул ногу вперёд. Гнилая доска сломалась, он провалился в образовавшуюся дыру и застрял там, упираясь локтями. Верхняя часть его упитанного тела находилась наверху, а ноги болтались под мостом.

– Помогите! – прошептал Миша. Выбраться самостоятельно не было никакой возможности. Подтянуться на руках, как сделал бы любой мало-мальски знакомый с физкультурой, у страдающего от ожирения мальчика не было сил.

При всей комичности положения друзьям было не до смеха. Надо было как-то вызволять неудачливого товарища. Но ступать на аварийный мост и вытаскивать Мишу из дыры никто не решался. Мост мог не выдержать такой нагрузки.

– Прыгай в воду! – посоветовал Барабанов. – Здесь неглубоко, потом высушишься.

Миша и рад был бы последовать его совету, но верхняя часть застряла между сломанных досок намертво. Побарахтавшись немного, он снова обречённо замер.

Мох, побегав взад вперёд по берегу, видимо, сообразил что-то и, трансформировав передние лапы в крылья, а задние – в руки, взлетел и, схватив Мишу за куртку, попытался вытащить его из провала. Сил на это у него не хватило, только куртка задралась, закрыв Мише лицо. Теперь ему ещё и дышать было тяжело.

– Э-эх, где наша не пропадала! – воскликнул Барабанов. – Девочка, отвернись!

Театрально сбросив с себя выходной костюм, он с диким воплем прыгнул в холодную воду и, подплыв под мост, попытался вытолкнуть Мишу снизу. Вдвоём с Мохом они слегка приподняли беднягу, но тут же вновь уронили. Ещё одна доска оторвалась и ударила Ивана по голове. Оглушённый, стуча зубами от холода, он с трудом выбрался на берег.

Оставив попытки вызволить Мишу, Мох подлетел к пострадавшему певцу и, превратившись в мах(мох!!!)ровое полотенце, начал растирать его собой. Вскоре Барабанов согрелся и перестал дрожать.

Приведя в порядок намокшего артиста, Мох снова преобразился в зелёную рукастую птицу с головой собаки и, жестом указав в сторону деревни, взмахнул крыльями и взмыл в воздух.

– Полетел за помощью! – понял Барабанов. – Миша, не волнуйся, сейчас приедут мужики на тракторе и вытащат тебя! Потерпи немного!

– Я терплю, – упавшим голосом произнёс Миша. Ему хотелось плакать. Путешествие только началось, а он уже успел оказаться в неловком положении из-за своего веса. Теперь все должны заниматься его спасением. Не лучше ли будет вернуться домой, чтобы не быть для друзей обузой?

Трансформирующийся пёс не возвращался довольно долго. Миша совсем уже отчаялся и упал духом. Что если деревенские жители испугались необычного облика Моха, и никто не придёт на помощь?! Барабанов и Эра, как могли, старались поддержать своего товарища, но сами тоже начали волноваться.

Вдруг со стороны деревни послышался звонкий лай, и к мосту подбежали одна за другой три собаки – две большие и одна маленькая, но очень злая. Барабанов вскочил на ноги и взял наизготовку гитару, готовясь отбиваться от собак. Эра в испуге спряталась за его спину. Мише деваться было некуда, поэтому он в ужасе закрыл глаза и приготовился быть съеденным.

Собаки, однако, вовсе не собирались нападать. Они аккуратно уселись возле моста, образовав треугольник, в центр которого приземлился прилетевший следом Мох. Став похожим на нормального пса, он начал лаять и подвывать, видимо, объясняя деревенским собакам что-то на их языке. Собаки слушали его внимательно, иногда вопросительно гавкая, затем все трое подошли к Мише.

Самая крупная и лохматая из них, по всей видимости, волкодав, обнажив свои ужасные жёлтые клыки, в мгновение ока обгрызла края доски вокруг Миши, после чего все трое, и с ними Мох, ухватив мальчика за одежду, выволокли его на берег.

От долгого пребывания в неподвижном положении у Миши онемели руки и ноги.

– Ты молодец! – похлопал его по плечу Барабанов. – Здорово держался!

Мох, оказавшийся в зоне пересечения биополей, снова обрёл дар речи.

– В деревне пусто, – сообщил он. – Никого, кроме этих собак. Знакомьтесь: Полкан, Баскервилей и Шварц.

Две большие собаки, метис овчарки Полкан и ужасный лохматый Баскервилей сдержанно кивнули головами, а маленький, похожий на чёрный шерстяной носок Шварц всем по очереди подал лапу.

Миша вскоре пришёл в себя, и вся компания в сопровождении собак направилась в деревню. Мох, приняв привычный для всех облик, бежал трусцой вместе с новыми четвероногими друзьями и оживлённо переговаривался с ними по-собачьи.

Потеряевка выглядела весьма странно. Какой-то необъяснимый катаклизм случился здесь. Дома, заборы, деревья – всё было искажено, несимметрично, как в кривом зеркале. Словно какой-то злой великан схватил деревню огромной рукой, измял как бумажный пакет, да и выбросил.

Друзья прошли по пустой изломанной улице, не веря своим глазам. Все были просто потрясены увиденным. Собаки нервно лаяли.

– Да… – протянул Барабанов. – Это впечатляет!

– Что здесь произошло? – не в силах скрыть волнение, воскликнула Эра.

Спокоен был только Мох.

– Полкан говорит, что надо у Седого спросить.

– Кто такой этот Седой?

– Хозяин Шварца. Пойдёмте к нему! Шварц, где вы живёте?

Маленький Шварц заметался из стороны в сторону, прошёлся на задних лапах и застыл столбиком посреди дороги, не желая идти домой.

– Он говорит, что хозяин сошёл с ума, и идти к нему не надо.

Друзья остановились в нерешительности.

– Что значит «сошёл с ума»? – испуганно спросила Эра. – Он что, может с топором на нас наброситься?

– В таком случае, ему нужна психиатрическая помощь! – резонно заметил Барабанов. – Но где же её взять?! Здесь даже мобильник не работает. И, насколько я понимаю, фельдшерского пункта тут тоже нет.

Собаки отрицательно замотали головами.

– Они говорят, – пояснил Мох, – что в деревне вообще никого не осталось, кроме этого Седого. Все жители давно в город перебрались.

– Как бы то ни было, мы должны помочь человеку! – решительно сказал Барабанов. – Всё-таки нас много, а он один. Надо пойти к нему и посмотреть, в чём там дело. Если что, скрутим и доставим куда следует. Вот в прошлом году Паша-Трюфель тоже попал…

Мох не дал ему договорить.

– Мне очень импонирует Ваша отзывчивость, Иван, – сказал он. – Я рад, что не ошибся в своём выборе. Надеюсь, остальные считают так же? Все готовы идти к Седому?

Хотя Мише и Эре не очень-то хотелось встречаться с деревенским психом, они, конечно же, поддержали Ивана. Похоже, против был только Шварц. Жалобно скуля, он, тем не менее, довёл их до своего дома, но внутрь не пошёл, забившись под искривлённое крыльцо.

Дом Седого, пожалуй, был самым искорёженным во всей деревне. Он был не просто перекошен, а как бы закручен винтом. Одна из комнат была даже вывернута наизнанку. Печная труба торчала из стены, как дуло пушки, а летний душ оказался на крыше.

Входная дверь, расположенная под углом в 45 градусов, была открыта.

Заходить в такую чудную избушку было небезопасно. Миша, ещё не вполне оправившийся после приключения на мосту, почувствовал, как ноги сами по себе начали прирастать к земле. Очень большая вероятность была застрять ещё и в этой постройке.

Но деваться было некуда. Набрав в лёгкие побольше воздуха, как бы готовясь нырнуть, Миша вслед за Барабановым и Мохом, принявшим на всякий случай облик небольшого, но грозного крокодила, шагнул на спиралеобразную лестницу. Эра держалась позади.

Понять планировку скрученного дома было невозможно, к тому же все окна были закрыты ставнями, и внутри было темно, как в погребе.

– Эй! – позвал Барабанов. – Здесь есть кто-нибудь?

Никто не отвечал, только в глубине тёмного коридора что-то звякнуло.

– Я чувствую запах жареной картошки! – воскликнул Мох, поводя длинной зелёной мордой. – О, эта русская картошка! Коронное блюдо бабушки Апстарта! Никто, нигде и никогда не приготовит её так, как в этих краях! Идите за мной! Кухня – там!

Преобразив в мгновение ока задние конечности в ноги кенгуру, он большими скачками поскакал вперёд. Друзья последовали за ним по тёмному лабиринту коридора.

Кухня в этом доме также казалась перевёрнутой с ног на голову. Печка лежала на боку, стол стоял под наклоном, уперевшись двумя ножками в стену, кастрюли и сковородки были разбросаны как попало, кухонные ножи воткнуты в потолок.

Хозяин дома, мужчина с густой седой шевелюрой, стоял у плиты и жарил картошку. На нём был цветастый фартук, надетый почему-то на спину и завязанный спереди.

– Здравствуйте! – обратился к Седому Барабанов, на всякий случай прикрывшись гитарой. Миша и Эра с опаской выглядывали из-за спины старшего товарища. Мох сгруппировался, готовый прикрыть друзей.

Хозяин обернулся. Вид его был весьма странен. На вполне обычном добродушном лице выделялся нос, перевёрнутый вверх ноздрями. На месте правой руки у него была левая, а на месте левой – правая, поэтому он держал их крест-накрест.

– Чему обязан? – спросил Седой, помешивая картошку то ли правой, то ли левой рукой. Казалось, он совсем не был удивлён неожиданным визитом.

Необычный вид Седого произвёл такое сильное впечатление на пришедших, что они даже не знали, что сказать.

– Мы, собственно говоря, прибыли в Потеряевку на экскурсию, – начал Мох. – Посмотреть ваш памятник архитектуры. Также интересуемся народными песнями – вот, автор-исполнитель у нас…

Искривлённый хозяин скрученного дома, кажется, нисколько не удивился говорящему лохматому крокодилу. Он продолжал помешивать картошку.

Мох помолчал немного и спросил прямо:

– Кажется, у Вас проблемы? Можем мы чем-нибудь помочь?

– Присаживайтесь, – пригласил гостей Седой. – Будем знакомы, я – Леонид Петрович Сырников, можно просто – дядя Лёня. Бывший профессор НИИПиВа, ныне – скромный сельский житель без определённых занятий.

Друзья по очереди представились. Дядя Лёня пожал руки всем по очереди своей то ли правой то ли левой, а руку Эры галантно поцеловал. Что касается предложения присесть, то оно оказалось весьма проблематичным, поскольку все табуретки висели вверх ногами под потолком. Пришлось кое-как примоститься на лежащем на полу старинном буфете. Странным образом находившиеся в поваленном буфете чашки и блюдца не разбились и не свалились в одну кучу, а аккуратно были расставлены по полкам, как бы приклеены к ним.

– Картошечку будете? – предложил Сырников, ставя сковородку на наклонённый стол. Запах, исходящий от сковородки, был таким аппетитным, что отказаться не было никакой возможности.

Леонид Петрович достал из перевёрнутого ящичка вилки, скрюченные самыми немыслимыми способами.

– Мне не надо, – отказался от вилки Мох, снова ставший милым пёсиком. – Мне достаточно запаха. Автотрофный тип питания, знаете ли…

– Понимаю, – кивнул бывший профессор. – В нашем институте тоже отдел такой был.

Он тяжело вздохнул перевёрнутым носом. Седые шелковистые брови от выдохнутого воздуха заколыхались, как степная трава на ветру.

– Закрыли наш институт. Прекратили финансирование. Никому более не интересны проблемы мироздания.

– А что за институт? – с неподдельным интересом спросил Мох.

– Научно-исследовательский институт пространства и времени. НИИПиВ. Флагман отечественной науки.

– И чем же Вы там занимались? – допытывался Мох.

Профессор с подозрением посмотрел на него.

– А Вы, случайно, не иностранный разведчик? Впрочем, какая теперь разница! ПВ-синхронизатор всё равно утерян!

Гости с интересом смотрели на Сырникова, ожидая более подробных объяснений.

Леонид Петрович был весьма рад такому вниманию. Ему просто необходимо было перед кем-то выговориться, независимо от того, могли ему помочь или нет.

Глава 4. РАССКАЗ СЕДОГО И ПРИЗНАНИЕ ШВАРЦА

– Лаборатория, которую я когда-то возглавлял, – начал свой рассказ Сырников, – занималась изучением природы времени и пространственно-временными связями. Как бы вам популярнее объяснить? Что мы знаем о времени? Собственно говоря, ничего! Время для нас – это просто некая данность, которая движется, и всё вокруг движется вместе с ним. Но какова сущность времени? Как оно устроено? Наши знания о пространстве уже довольно обширны, и постоянно растут. Мы изучили строение атома, заглянули в глубины космоса, открыли законы физики. Но о времени мы не имеем ни малейшего понятия. Как его охарактеризовать? Быть может, время вовсе не одномерно? Ведь оно, как и всё вокруг, материально, следовательно, состоит из элементарных частиц – ведь что есть старение, как не результат трения тела о частицы времени? – и, значит, никак не может быть одномерным. По меньшей мере, время трёхмерно. Но мы-то двигаемся только по одной из его осей координат, да ещё и только в одну сторону! Почему? В пространстве мы можем свободно перемещаться вверх, вниз, вперёд, назад, вправо, влево… А во времени? Только вперёд, причём движение это равномерно, мы не можем перепрыгнуть через отрезок времени, как, допустим, прыгаем через лужу.

– Вообще-то, согласно теории относительности, если двигаться со скоростью, близкой к скорости света…, – попытался возразить Мох, но Сырников перебил его.

– Согласно теории – да, конечно, но опять же – только в одном направлении, только вперёд! И только теоретически. Моя же работа носит практический характер.

– И, судя по всему, у Вас что-то получилось? – предположил Мох. Поскольку он и сам был связан с научными исследованиями, то, естественно, и понимал больше других.

– О да! – не без гордости произнёс профессор. – Мне и моим сотрудникам удалось эмпирическим путём доказать существование частиц времени и воздействовать на них посредством магнитных полей различной мощности. Результатом этих экспериментов стал ПВ-синхронизатор. С его помощью мы получили возможность перемещать подопытные объекты во времени, как вперёд, так и назад. Но секрет его устройства я вам не выдам. Тем более, среди вас находится иностранец.

– Так Вы создали наконец-то машину времени! – воскликнул Барабанов. – Ну ничего себе! Сначала зелёная собака-трансформер, а теперь этот самый синхронизатор! Где я и что со мной? Неужели это не галлюцинация? Миша, ущипни меня!

– Ну, на самом деле, не машина, а машинка, – скромно заметил профессор. – Портативный прибор с небольшим радиусом действия. После того, как мне пришлось покинуть институт, я не смирился и продолжил опыты здесь, вдали от цивилизации. Дом этот принадлежал когда-то моим родственникам. Я перевёз сюда кое-какое оборудование, всё, что смог спасти. Хотелось принести хоть какую-нибудь практическую пользу.

Сначала я искусственно обновлял старые вещи и состаривал новые, затем провёл несколько экспериментов на растениях, ускоряя и замедляя их рост, превращая росток обратно в семечко и наоборот. Потом переключился на Шварца, сделал его несколько раз щенком и несколько раз старым псом. Бедняга чуть было не умер! Потом обновил ветхие дома в деревне…

– Ничего себе обновили! – не удержался от реплики Барабанов.

– Потом я решил привести в порядок графскую усадьбу, – сделав вид, что не расслышал слов Ивана, продолжал профессор. – Хотелось спасти памятник архитектуры. И тут случилось то, что случилось. Я положил синхронизатор в центр бывшего графского дома, настроил его на минус сто лет и отошёл, как мне казалось, на безопасное расстояние. Расположившись у реки, я ждал результата. Всё шло прекрасно. Исчезли заросли терновника вокруг усадьбы, разбитые колонны на глазах начали подниматься, стены восстанавливались кирпичик за кирпичиком, стёкла заблестели в окнах и, вдруг – удар, гром, взрыв! Катастрофа! Меня отбросило в реку, а когда я выбрался, то был уже таким, каким вы меня видите сейчас. Усадьба рассыпалась в прах, и вся деревня, за исключением нескольких крайних домов, превратилась в безумный паноптикум. Наверное, заданная мощность оказалась слишком велика. Всё-таки сто лет – большой срок, раньше я не заходил так далеко. Уникальный прибор остался погребённым под развалинами, я пытался его найти, но одному перелопатить такое количество обломков не под силу. К тому же видите, что у меня с руками – не очень-то удобно держать шанцевый инструмент!

– Мы поможем! – предложил Миша. – Такое изобретение не должно пропасть!

– Сколько их уже пропало, – вздохнул Леонид Петрович.

– Не надо падать духом! Давайте лопаты, идём на раскопки.

Нормальную лопату, однако, оказалось не так легко найти.

– Идёмте в крайние дома, которые не пострадали! – сообразил Миша.

Они пошли в конец искривлённой улицы, где и правда уцелели два дома. Шварц бежал за ними, повизгивая и слегка покусывая за ноги, словно желая отговорить от этой затеи.

– Что это с ним? – спросила у Моха Эра. – Ты спроси его по-собачьи.

Мох, слегка трансформировав свою лапу, вложил пальцы в рот и громко свистнул. На свист примчались Баскервилей и Полкан. Отойдя с собаками в сторонку, Мох попытался что-то выяснить у Шварца, но безуспешно.

– Он говорит, что боится, что нас завалит обломками, хотя, по-моему, что-то скрывает. Надо будет понаблюдать за ним.

Найдя подходящие инструменты, друзья отправились в разрушенную усадьбу и трудились там до наступления темноты. Полкан и Баскервилей усердно помогали, разрывая завалы крепкими лапами. Вопреки ожиданиям, никаких следов синхронизатора найдено не было.

– Что ж, – сказал Мох. – Следует признать нашу поездку в Потеряевку неудачной. Никто здесь не живёт, поэтому и спеть ту самую колыбельную нам никто не сможет. Не знаю, чем ещё воздействовать на мистера Апстарта.

– Я ему спою про лебединую верность, – предложил Барабанов. – От этой песни все плачут. Особенно если пропустят рюмашку-другую.

– Мистер Апстарт – закоренелый холостяк, – возразил Мох. – И спиртного на дух не переносит!

– Тогда не знаю… – погрустнел музыкант.

Сырников предложил друзьям заночевать в своём доме, но найти в нём мало-мальски пригодную постель не представлялось возможным: всё было перевёрнуто и перекручено. Пришлось идти в один из непострадавших домов.

Эра устроилась в избе на старинной металлической кровати с провисшей сеткой, а Миша, Мох и Барабанов, прихватив лоскутное одеяло, из которого во все стороны торчали клочья ваты, полезли на чердак, где ещё сохранилось старое сено.

В открытую дверь чердака светила луна, деревенский воздух был свеж и тих, слышалось лишь кваканье лягушек, редкие крики ночных птиц, да заунывный вой собак, который скорее убаюкивал, чем раздражал.

Миша, удобно устроившись на одеяле, смотрел на мерцающие звёзды, которых не увидишь в городе, и удивлялся тому, как всё изменилось в его жизни. Все проблемы, которые были ещё вчера, исчезли. Школьные обиды и негодяй Затылкин с его мерзкими выходками – всё это осталось в другом мире. Новая реальность оказалась невероятной, фантастической, от всего происходящего и от предчувствия того, что ещё должно произойти, просто захватывало дух. Мише не верилось, что это происходит с ним наяву.

«Возможно, это просто сон, – подумал он, засыпая. – Завтра я проснусь, и всё будет как всегда…»

Иван Барабанов уже храпел вовсю. За ним и Миша засопел своим курносым носом.

Мох, который не нуждался в сне, так же как и в пище, подождал немного и, убедившись, что друзья крепко спят, преобразился в некое подобие обезьяны и очень быстро спустился вниз по лестнице.

Собаки – Шварц, Полкан и Баскервилей – сидели у реки и выли на луну. Мох бесшумно подобрался к ним сзади и, оказавшись на пересечении собачьих биополей, снова стал похожим на пса.

– Ну что, Шварц! – обратился он к малышу. – Признавайся, куда дел синхронизатор?!

Шварц вздрогнул от неожиданности, съёжился и трусливо завилял хвостом.

– Хозяин издевался надо мной, – жалобно заскулил он. – Проводил опыты. В дневник записывал. Мне ведь больно было. И согласия своего на такие эксперименты я не давал.

Из глаз собаки потекли слёзы.

– Понимаю, – сочувственно промолвил Мох. – Сам через это прошёл. Но прибор придётся отдать. Ты ведь не хочешь, чтобы дядя Лёня до конца жизни сморкался себе в глаза и ходил с перекрещенными руками, как маленькие лебеди в балете?

– Это моя месть, – улыбнувшись сквозь слёзы, гордо ответил Шварц.

– Это его месть! – поддержали товарища Полкан и Баскервилей.

– Но ты ведь уже отомстил, – продолжал увещевать пёсика Мох. – Пора проявить великодушие.

– Да, я проявлю, а он опять начнёт надо мной глумиться! – упрямо не соглашался Шварц.

– Не начнёт, – заверил его Мох. – Кто сам побывал в роли подопытного, тот уже не причинит никому вреда. Профессор – человек мудрый и совсем не злой. Ты прости его, Шварц! Верни синхронизатор, пожалуйста!

Шварц некоторое время молчал, задумавшись.

– Да, но я сломал его, – признался он наконец. – Раскусил напополам. От злости.

– Теперь понятно, почему тут так всё перекорёжило! – догадался Мох. – Но ты, Шварц, всё же отдай мне эту штуковину. Попробуем её починить.

Шварц в конце концов внял-таки уговорам зелёного собрата и, откопав припрятанный в укромном месте синхронизатор, скрепя сердце, вручил его Моху.

Мох, преобразив передние лапы в руки, долго вертел изуродованный зубами Шварца прибор, внимательно его разглядывая. Внешне синхронизатор смахивал на старый мобильник с несколькими кнопками и малюсеньким экранчиком. Внутри была самая обычная батарейка.

– Спасибо, Шварц! – Мох ласково потрепал приунывшего пса за ухом. – Поверь, твои жертвы ради науки не напрасны. Может быть, тебе когда-нибудь поставят памятник, как собаке Павлова.

– Не нужен мне никакой памятник! – пролаял взволнованно Шварц. – И наука ваша не нужна. Я хочу жить своей собачьей жизнью, и чтобы никто мне не мешал. Имею право!