Наследница чужой жизни

Глава 8

Валерий Никандрович заварил чай с травками и не спеша выпил, наблюдая за Стасом. Тот крепко спал, улыбаясь во сне. «Наверно, милую свою видит», − подумал Валерий Никандрович. Вот ведь влюблённые, что только не наворочали в своих жизнях. А любовь Валерий Никандрович очень и очень уважал, ибо считал это главным чувством на Земле. Самому довелось испытать в молодости, недолго правда, но память осталась на всю жизнь.

Допив последний глоток, старик отставил чашку и закрыл глаза. Попытался проникнуть в пространство Стаса. Хмыкнул. Висит покрывало, отгораживая его от мира, оставляя узенький проход. Валерий Никандрович в проход тот заглянул. И там, словно в окошке, ему жизнь открылась, которую Стас должен был вести после возвращения. Жизнь, однако, была неплохой. Красивая жена с тёмными волосами, словно актриса из сериала, дочка с сыночком, уютный дом, как говорится, полная чаша. Живут в мире, но без любви. Детишки спасают, смысл жизни придают. Старик хмыкнул. Посидел, подумал. Пришло понимание, что жизнь эта навязанная кем-то. Красивый фантик, а внутри вместо конфетки муляж. И жизнь такая спокойная, не по судьбе Стаса. И женщину эту он не любит, и тоска его гложет такая, что, просмотрев вперёд несколько годков, Валерий увидел, что Стас начал к бутылке прикладываться, а жена любовника завела.

Валерий Никандрович дальше не полез, запросил информацию, кто жизнь такую Стасу подсунул. Опять эта фотомодель появилась. Он дальше сунулся. Увидел, как девушка обряд затевает. Куклы вуду, свечи, иголки. Делает всё так неумело, по книжке. Но силы много, кое-что и получилось из задуманного.

Валерий Никандрович разозлился. Уж очень он не уважал всякое колдовство, которое душу порабощает. Когда с этим сталкивался, помочь старался. Если клиент просил, конечно. Посмотрел на спящего Стаса. Придётся разбудить. Без его ведома нельзя.

− Проснуться! – приказал он. Стас вздрогнул. Глаза потёр, сел ровнее.

− Извините, задремал.

− Это я тебя в сон погрузил, − Валерий Никандрович налил Стасу чаю. – Вот, выпей. Обсудить кое-что надо.

Пока Стас чай пил, Валерий Никандрович рассказал ему, что увидел.

− Вы думаете, Настя на меня приворот сделала?

− Какие мы слова знаем. Настя, говоришь? Имя такое положительное. Так, погоди, я душу её посмотрю. Что тебя заставило так поступить, Настенька?

Валерий Никандрович глаза прикрыл, семью её увидел. Мать больную. Сестричку и брата-школьника. Крякнул.

− Старшая она в семье, вот её и в Москву отправили жениха найти богатого, чтобы деньги им посылать. Да ещё пока ты в коме был, у неё мать раком заболела. Вот девчонка и пустилась во все тяжкие. Мать её и надоумила. Да и для себя Насте жизни хотелось красивой. Ты для неё был, как лотерейный билет счастливый. И сам из себя ничего, и всё присутствует, чтобы она роль старшей дочери выполняла. Вот и замуж хотела за тебя. И ведь почти получилось у неё. А тут Алиса вышла на сцену и всю нелепость жизни тебе показала.

− Вы так рассказываете, как оно всё и было, − заметил Стас. – Так что же делать мне теперь?

− Два варианта есть у души твоей. Или ты на Насте женишься…

− Нет! – Стас даже руками замахал.

− Да ты не горячись. У вас жизнь неплохая будет. Мальчик и девочка. Дом полная чаша. Если пить не начнёшь, Настя гулять не будет. Она любит тебя, насколько может любить.

− Мне Алиса нужна, − Стас губу закусил до крови. – Не нужна мне спокойная жизнь.

− Чтобы вам встретиться, покрывало, которое видеть тебе мешает, снять придётся. За это заплатить потребуют.

− Я готов, сколько скажете.

− Да не мне, дурачок, заплатить.

− А кому?

− Судьбе, милый. Она такие испытания тебе может подкинуть, что жизнь с Настей раем покажется.

− Не нужен мне этот рай. Мне бы только с Алисой встретиться, а дальше мы со всем справимся, чтобы нам судьба не подсунула.

− Каков упрямец, − сказал Валерий Никандрович. – Тогда план наш следующий. Мне нужно свой ритуал провести. Попросить покровителя моего, чтобы помог. Если всё пойдёт, как надо, память к тебе вернётся. И там ещё одно препятствие есть: эта чужая душа в теле Алисы. С ней– то что делать?

− Я обещал ей помочь. Выяснить, кто она такая? Мы уже продвинулись немного.

Старик нахмурился.

− Ох, лезешь ты не туда. Душа эта провинилась перед Богом. Отвергла величайший дар, который ей был дан. Оттого-то и не смогла дальше пойти. Искала, куда бы приткнуться, чтобы чужим жизнью телом пользоваться.

Стас почувствовал, как голова стала тяжёлой. Помассировал виски.

− Я что-то устал, не понимаю, о чём вы.

Старик поскрёб подбородок, размышляя. Потом встал и принялся ходить по комнате, не обращая внимания на Стаса. Стас привалился к спинке дивана, не решаясь попросить чаю. Только конфету в рот засунул. Старик остановился перед Стасом, вид у него был грозный. Стас даже жевать перестал.

− Что случилось? – спросил он, как школьник с набитым ртом.

− Я знаю, что это за душа. А теперь и тебе придётся это узнать. И, конечно, заплатить. В этом мире старик воздел руки к небу: ничего не бывает бесплатно. Мы либо платим, либо расплачиваемся. Твой второй вариант. Я тебе больше скажу: с ней я помогать тебе не буду. Тебя никто не просил туда лезть. Почему сразу ко мне не пришёл?

− Я думал, это Алиса, − Стас почувствовал, как в желудке всё сжалось от холода. – Я надеялся, что это Алиса.

− Лебединое озеро помнишь? Лебедь чёрный, лебедь белый. Уходи, устал я, − старик тяжело опустился в кресло напротив. Морщины на лице стали глубже, лицо осунулось. – То, что я обещал, сделаю.

Стас поднялся, проглотил конфету и облизал липкие губы. Надел пуховик. Из кармана на пол вывалился бумажник.

− Извините, Валерий Никандрович. Вы не назвали цену за ваши услуги.

− И не назову пока. С внучкой посоветуюсь. Ей по молодости, то одно хочется, то другое. Мне-то старику ничего не нужно.

− Хорошо, спасибо.

Стас, придерживаясь за перила, спускался по ступенькам, желая только одного, дойти до магазина, чтобы купить бутылку воды и выпить её залпом.

После воды в голове в голове немного прояснилось, хотя слова «лебедь белый, лебедь чёрный» продолжали крутиться в мозгу. Да и иначе и быть не могло. Старик сказал правду, хоть и не видел Аллу. Её частые смены настроения это подтверждали. Два лебедя, два разных человека жили в теле его любимой Алисы.

Ещё не давала покоя фраза, что за свою помощь Алле, он должен расплачиваться. Что плохого помочь запутавшемуся человеку? Стас побродил по Арбату, вокруг спешили люди, жизнь не останавливалась. Только вот он совершенно не знал, чем заняться. Была бы Алла здорова, поехал бы с ней к дому на Котельнической набережной. И тут Стаса осенило. Он вполне может поехать туда один. Погулять вокруг, вдруг что и получится узнать. Какое-никакое, а всё-таки занятие. Ему без Аллы с её выходками спокойнее будет.

Стас вышел на кольцевой Таганской и спустился вниз к самой высотке, гордо, словно огромная птица, раскинувшая свои крылья над двумя реками. Встал на тоже место, где стояла Алла, задрал голову вверх, даже голова закружилась. Сколько этажей, сколько квартир.

Стас вернулся в уютный дворик внутри высотки и открыл википедию, из которой узнал, что высотный корпус насчитывает тридцать два этажа, а боковые по восемь– десять. Изначально в высотке было пятьсот сорок квартир. Стас приуныл. Найти информацию казалось невозможным. Не стоит рассчитывать, что ему повезёт, так же, как и на Арбате. Стас бегло просмотрел статью и, к своему удивлению, узнал, что после войны дом достраивали заключённые ГУЛАГа, а тюремный лагерь располагался на строительной площадке вплоть до последнего года. Ходили легенды, что рабочие выцарапывали на стёклах слова «строили зеки» и позировали для барельефов. Государство выделяло квартиры известным деятелям искусства и науки. Здесь жили Уланова, Раневская и Клара Лучко, известные поэты и писатели. Квартиры так же получили чиновники НКВД и МВД, а в корпусах «Б» и «В» работали физики-ядерщики под руководством самого Берии. Стас открыл карту: корпус «А» располагался вдоль Москва реки, корпус «В» вдоль Подгорской набережной, а корпус «Б», центральный, устремляющийся шпилем в самое небо.

Стас снова прошёлся, обходя подъезды. Он уже основательно замёрз, а всё ещё не видел никого подходящего. Мамашки с детьми и даже бабушки были слишком молодыми, чтобы их можно было спрашивать.

И вот, когда он уже собрался уходить, во двор вошла пожилая женщина с большим пакетом из Пятёрочки. Поставила на скамейку продукты, а из портсигара достала тонкую сигаретку. Одета она была, хоть и старомодно, но со вкусом. Каракулевая длинная шуба и такая же каракулевая шляпа с полями, из-под которых выглядывали уложенные седые волосы. Брови у неё были подведены, а губы слегка подкрашены. Интеллигентное лицо, которое вполне могло принадлежать, как жене физика-ядерщика, так и представительнице артистического мира. Прикурив, пожилая женщина присела на скамейку.

Сердце у Стаса забилось, подобно охотнику, увидевшему дичь. Сейчас или никогда. Более подходящего момента может и не быть.

− Добрый день, − Стас остановился на почтительном расстоянии. − Я разыскиваю человека, жившего в этом доме. Не могли бы посоветовать, к кому обратиться?

Старушка прищурилась, разглядывая Стаса.

− И в каком году здесь жил этот ваш человек? Тут знаете, сколько народа поменялось.

Стас прикинул. Алле было предположительно восемнадцать, когда она ещё здесь жила, до встречи с поклонником.

− Начало восьмидесятых годов. Потом у меня есть предположение, что она погибла.

Старушка нахмурилась, губы крепче сжали сигаретку, образуя вверху лишние морщинки.

− Я что-то вас не понимаю. Если она погибла, зачем вы её разыскиваете?

Стас замялся, видя, как старушка смотрит на него с подозрением.

− Пожалуйста, это очень важно, − сказал он, как можно проникновеннее. − Если вы жили здесь с самого начала, вы могли знать эту девушку.

Старушка сбросила пепел, посмотрела на дом и вздохнула.

− Много чего произошло с тех пор, и мало кто остался из прежних жильцов. Продали, разменяли на несколько квартир. Кто-то сдаёт и живёт за границей. Сейчас старых жильцов можно по пальцам пересчитать.

− Вы всех их знаете?

− Знаю, когда-то мы жили дружнее, чем сейчас. Делили вместе радость и горе, − пожилая женщина опять посмотрела на окна и вздохнула. – Особенно горе. Помогать надо. Вот, видите, − она кивнула на пакет с продуктами. – Думаете, это для меня одной? Это и подруге моей, у которой ноги болят и моему соседу, у которого поясницу прихватило. Я самая здоровая из всех них.

− Вы прекрасно выглядите.

− Спасибо, милый человек. Стараюсь. Каждое утро делаю зарядку, ем только овощи или фрукты и сразу на прогулку. На скамейке возле дома не сижу. Гуляю. А вечером иногда в театр хожу. Когда билеты удаётся достать бесплатно, − пожилая женщина потушила сигарету и выбросила окурок в урну. – Но вам про меня неинтересно слушать. Вы скажите фамилию, кого ищете, а то мне идти надо, − женщина поднялась со скамейки и взялась за ручки пакета.

− Не знаю я ни имени, ни фамилии. Эта девушка была хромой. Ей тогда было около восемнадцати. Возможно, потом она погибла.

Старушка выпустила ручки пакета и даже пошатнулась. Стас протянул руку, но она сделал протестующее движение, и встала прямо. Лицо стало строгим.

− Молодой человек, а вам, зачем это? Вы, наверно, корреспондент? Решили написать историю о знаменитом доме.

− Нет! – Стас даже руками замахал. − Никакого отношения к прессе. Меня один человек попросил узнать про эту девушку.

− Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, − сказала старушка и взяла пакет за ручки.

Стас уже испугался, что она уйдёт, но пакет из Пятёрочки прорвался, и его содержимое: пакет молока, лимоны и яблоки рассыпались на снег.

Старушка охнула. Стас начал помогать собирать продукты, складывая их на скамейку.

− Ну что ты будешь делать?! И другого пакета нет, − причитала старушка.

− Я могу помочь донести. Я не украду, − зачем-то прибавил Стас.

− Да я вижу, у тебя глаза честные. Ладно уж. Давай это соберём. Вот лимоны я могу в карман себе положить, тебе молоко и яблоки. Тоже клади в карманы, − она посмотрела на Стаса. – Придётся тебя в гости пригласить, да чаем напоить. Нос у тебя красный. Замёрз, наверно. А ты свои вопросы задашь, а я, может, и отвечу. Только видит Бог, как мне не хочется это всё вспоминать.

− Спасибо вам, − Стас разложил яблоки по карманам, прижал к груди бутылку молока и последовал за старушкой.

Глава 9

Гостиная, куда провела Стаса новая знакомая, оказалась просторной комнатой с высокими потолками и хрустальной люстрой с подвесками, которые переливались в свете заходящего зимнего солнца. Посередине комнаты располагался массивный деревянный стол, окружённый шестью мягкими стульями. На выцветших обоях картины маслом. В основном пейзажи и один портрет, на котором Стас увидел солидного мужчину с поседевшими усами и коротко стрижеными волосами. Взгляд карих глаз был пронзительным и умным. Муж хозяйки, подумал Стас, заметив, некую похожесть между людьми, которые долго прожили вместе.

Не решаясь занять место за столом, Стас подошёл к окну и чуть не ахнул от открывшейся панорамы. Два огромных окна выходили на набережную ещё замёрзшей Москва– реки. По набережной спешили автомобили.

− Любуешься? – спросила пожилая женщина, войдя в гостиную с подносом.

− Вид потрясающий, − обернулся Стас.

− Особенно летом, когда по реке проплывают пароходы, − заметила хозяйка, переставляя с подноса чашки, чайник, сахарницу и молочник. – В комнату доносится музыка, а я сижу у окна и вспоминаю молодость. Мы с мужем тоже когда-то любили прокатиться по реке. Вот он, мой Лёва. – Женщина указала на портрет. – Оставил меня уже как десять лет. Такая работа, как у него, здоровья не прибавляла. Что-нибудь слышал об операции «Уран»?

− Разработка ядерной бомбы? − вспомнил Стас прочитанную на улице Википедию, отмечая, что пожилая женщина была в элегантном шерстяном платье, на шее ожерелье из жемчужин и такие же серьги в ушах.

− Именно. До последнего дня был на работе. Там же и понервничал перед какой-то проверкой. Эх, ладно, тебе неинтересно. Садись за стол. – Ой, − спохватилась женщина. – Я ведь даже не спросила, как тебя зовут.

− Станислав, − представляться Стасом перед этой женщиной с жемчугами показалось неправильным.

− Екатерина Семёновна. Сейчас пирожные принесу. Купила подругу побаловать, а побалую своего помощника.

− Извините за хлопоты, Екатерина Семёновна. Пирожные вовсе необязательны. Оставьте для подруги.

− Сами съедим. Знаешь, как редко у меня теперь бывают гости? А раньше за этим столом – он ещё раскладывается – кого только с работы Лёвика не перебывало. А многие, вообще, в нашем подъезде жили.

Стас пил чай с эклерами, слушая, как Екатерина Семёновна, как и все пожилые люди, перескакивая с молодости на современность, говорила не переставая. Он успел согреться, за окном стемнело. Хозяйка зажгла хрустальную люстру, оглядела комнату и, удостоверившись, что у Стаса полная чашка горячего чая, внимательно на него посмотрела:

− Ты терпеливо ждал, пока я выболтаюсь, придётся тебе всё-таки рассказать историю, за которой ты пришёл, − старушка постучала пальцами по столу. Поджала губы. Вздохнула. − На пятнадцатом этаже, на два этаже выше, чем у меня в то же время, что и мы, заселилась семья. Муж – Виктор Ильич – работал вместе с Лёвиком. И мне пришлось с его женой подружиться. − Екатерина Семёновна улыбнулась. − Знаешь, почему пришлось?

Стас помотал головой.

− Это не была дружба, потому что люди понравились друг другу и начали общаться, а от того, что муж мой, хоть и занимал прекрасную должность, был его заместителем. Поэтому Лена посматривала на меня свысока. И я ей позволяла. Опять-таки была вынуждена позволять. У них очень долго не было детей. А потом, им уже под сорок было, вдруг родилась девочка.

Стас почувствовал как, несмотря на третью чашку, во рту пересохло от волнения. Он сделал глоток и даже закашлялся.

− Извините.

− Ничего, мне собраться надо с мыслями. Девочка была хорошая послушная талантливая. Знал бы, как на пианино играла. В общем, жить бы им да радоваться. В доме всё было, машина, дача. Алевтине тогда шестнадцать исполнилось, когда она школьную компанию на дачу повезла.

− Алевтине? – переспросил Стас, быстро ставя чашку на блюдечко, так что оно жалобно звякнуло. – Извините, − пробормотал он.

− Сервис крепкий, не разобьёшь, − махнула рукой старушка. – Мы Алевтину Аллой называли. А чаще Эллочкой. Такая она была милая. Я бы не назвала её красивой, даже совсем бы не назвала. Серая уточка. Мужчины любят на таких жениться.

Екатерина Семёновна посмотрела на портрет мужа и поправила волосы.

− Красивая жена – испытание для мужа. Красота никогда не будет только твоей. Мой Лёвик меня очень ревновал. Ему нелегко приходилось. А вот Лена, подруга моя, была из той же утиной породы. Её муж всегда был спокоен. Его жена только его. Вы понимаете, о чём я говорю?

Стас только и мог кивнуть. К этому времени он свёл воедино то, что рассказывала о себе Алла, когда увидела себя в зеркале.

− А потом случилось несчастье. Аллочка выпала из окна второго этажа их дачи, на которую они компанией поехали. Уж не знаю, как так получилось. Может, парни лишнее позволили, а она девочка строгая была. Может, знаете, села с бокалом шампанского на подоконник, и голова закружилась. Эта, кстати, была её версия. Алла говорила: хотела рассмотреть в саду какие-то цветы и… упала. Тут история умалчивает. Правда, прежде чем Алла домой вернулась, полгода в больницах провела. Сложнейший перелом был. Нога никак не срасталась. Операция за операцией. Ногу столько раз ломали, что и сказать страшно. За границу девочку возили. Ничего не помогло. Осталась хромой. Я потом, когда её встретила, не узнала. Даже дело было не в палке, на которую она опиралась. Алла вся переменилась: лицо, глаза, фигура. До этого она такая пухленькая была, а тут вытянулась и худой стала.

Екатерина Семёновна подпёрла голову рукой и опустила глаза, теребя скатерть.

Стас осмысливал информацию. Значит, это не врождённая хромота, к которой привыкаешь, поскольку ничего другого в жизни не видел, а приобретённая, причём при неизвестных обстоятельствах. Стас в версию закружившейся головы не верил. Помнил вечеринки в универе, когда парни руки распускали. Сам иногда девчонок выручал, благо драться в детдоме научили. Парни Аллу могли заманить на второй этаж, а потом начать приставать, а она, не зная, как спастись, прыгнула. Второй этаж и не так высоко. Надеялась, повезёт.

Екатерина Семёновна надолго замолчала.

− Ну вы сказали, что Алла переменилась, – напомнил Стас.

− А я в воспоминаниях уже дальше пошла. Когда не стало нашей Аллочки. Она ведь хромая пришла ко мне однажды, не помню уж зачем, за хлебом или за яйцами. У нас так принято было в доме: если что забыла купить, проще к соседям сбегать, чем снова в магазин. А я Аллу и спрашиваю: «Как жизнь молодая?» Она уже тогда без палки ходила, только припадала на левую ногу. Студентка первого курса. А она посмотрела мне в глаза и говорит: «Да какая жизнь у калеки?».

Я её тогда усадила, чай заварила. Стала рассказывать, что если кто её полюбит, тому всё равно будет. Он душу её полюбит. А душа у неё добрая. Алла расплакалась. Я ей разные истории рассказывала. В общем, ушла она от меня спокойной. «Я, − говорит, − буду верить, что меня можно полюбить. Мне один парень нравится, только боюсь близко к нему подойти. Хотя он и бедный».

Стас дыхание затаил. Даже забыл, что в туалет хотелось. Складывалось всё так, как он предугадал.

− А в каком институте училась Алла?

− В МГИМО. Английский уже хорошо знала, на французском разговаривала бегло. Сама поступила. Без протекции. Умная девочка. Отец хотел, чтобы она по его стопам пошла. Физиком стала. У него там наработки были, он хотел, чтобы она продолжила. Но Алла ему сразу сказала: тебе из меня Мари Кюри не сделать.

Стас улыбнулся. Да, у Аллы такой характер и сейчас. Он узнавал её в каждом предложении, которое говорила Екатерина Семёновна. Такая живой не дастся: выпрыгнет из окна, если кто-то осмелится честь отнять. И родителей не побоится ослушаться, к каким высоким кругам они бы не принадлежали.

− И родители смирились, − покивала головой Екатерина Семёновна. – Прошло полгода, я заметила, что Алла стала модно одеваться. Спросила, уж не влюбилась ли она. Алла улыбнулась застенчиво и закивала. Я ей счастья пожелала.

Екатерина Семёновна опять ушла в воспоминания. Подпёрла голову, глаза закрыла и вроде как даже заснула.

Стас потихоньку из-за стола выбрался. В туалет сходил, вновь удивляясь огромным пространствам квартиры.

А когда вернулся, Екатерина Семёновна со стола собирала пустые чашки на поднос, как будто и не дремала вовсе. Только лицо уставшее.

− Давайте, помогу.

− Помоги, милый, а то в руках силы нет. Ещё сервис фамильный разобью, а я его внучке обещала после моей смерти.

Стас поставил поднос рядом с мойкой. Из кухни, укомплектованной деревянной мебелью, вид открывался до самого Кремля. Стас застыл на месте.

− Нравится? – спросила Екатерина Семёновна.

− Ещё как, − ответил Стас, не в силах отвернуться. – Даже не представлял, что такие квартиры бывают.

− Ты полюбуйся, а я посуду перемою, − Екатерина Семёновна надела перчатки и принялась греметь тарелками. Справилась она достаточно быстро. Вытерла тряпочкой столешницу и повернулась к Стасу.

− Ну что, милый человек, оставим продолжение на другой раз?

− Ну, если вы устали… Я не могу настаивать, − Стас развёл руками, пытаясь скрыть разочарование.

− Устала, отдохну, − усмехнулась Екатерина Семёновна. – Что мне ещё делать на пенсии? Телевизор не люблю. Книги вот читаю. Пойдём, покажу, какая у нас библиотека.

Екатерина Семёновна провела Стаса в библиотеку, которая одновременно служила рабочим кабинетом. Все стены занимали шкафы с книгами, а у окна, выходившего на Большой Устьинский мост через Москва-реку, примостился старинный стол-бюро.

− Муж мой любил здесь работать допоздна и смотреть в окно. А теперь я тут вместо него. Беру книгу и сажусь читать. Глаза устанут, смотрю, как мимо меня, − старушка махнула рукой, где по подсвеченному мосту двигались автомобили с горящими фарами, − проходит жизнь, в которой уже нет для меня места. − Екатерина Семёновна вытерла слезу, катившуюся по щеке, и нарочито бодро предложила вернуться в гостиную.

В гостиной она уселась в мягкое кресло возле журнального столика, указав Стасу на такое же напротив. Он утонул в мягких подушках, приготовившись слушать, но Екатерина Семёновна посмотрела на него:

− Прежде чем, я закончу, мне бы хотелось узнать, откуда у тебя, молодого человека в возрасте моего внука, интерес к этой истории?

Стас смутился. Он вовсе не был готов к ответу, а медлить было нельзя. Иначе не видать ему конца истории. Ну а как рассказать ей про Аллу, которая живёт в теле Алисы? Тогда придётся и про себя рассказывать, как пытался декабристам помочь. Кресло вдруг показалось ему неудобным, не давало собраться с мыслями, что было необходимо. Вряд ли жена физика-ядерщика верит в то, от чего он сам открещивался столько лет.

− Начинайте, молодой человек, а то я подумаю, что допустила чудовищную ошибку, пригласив вас. Неужели вы всё-таки журналист или писатель, ищущий сюжет?

− Я не журналист и не писатель.

− Тогда кто вы? Зачем вам история, о которой уже все забыли, кроме одного человека, который до сих пор оплакивает дочь.

− Мать Аллы жива? – Стас весь подался вперёд. Он бы и вскочил, но мягкое кресло не отпустило.

Старушка смотрела на него с недоверием. Даже прищурилась.

− Вы так сказали, словно знали эту Аллу, − заметила она. – Но вы по возрасту никак не могли быть с ней знакомы, − она покачала головой. – Не морочьте мне голову. Рассказывайте.

− Только один последний вопрос, − взмолился Стас. – Мать Аллы жива?

− Уже лет десять, как земле предали. Упокой, Господи, её душу, − старушка перекрестилась.

− Но вы сказали, что один человек оплакивает её до сих пор?

− Знаете, мужчины тоже иногда плачут. Даже если они академики. Когда выпьют рюмочку за праздником и понимают, что в этой жизни у них ничего не осталось.

− Это её отец? – почти шёпотом спросил Стас.

− Да, отец. И кефир я для него купила. И лимоны, он чай любит с ними пить. Вот вы уйдёте, я к нему поднимусь и отдам.

Стасу захотелось попроситься с ней, но он понимал, что это неприлично. Надо рассказывать, а он так и не придумал, а под строгим взглядом Екатерины Семёновны и вовсе хотелось сбежать. Может, ему не надо дальше вмешиваться? Он расскажет Алле, что узнал, а та пусть сама решает.

− Даже не думайте сбежать, − сказала Екатерина Семёновна.

− Хорошо, − решился Стас. – Я расскажу, только не говорите, что вы не верите в то, что душа может существовать вне тела. И что вы не верите в переселение душ.

− Отчего же? Я верю, − глаза у Екатерины Семёновны заблестели, а лицо оживилась. – Мне даже кажется, что кто-то часто стал смотреть на мои окна. Это началось месяца два назад. И я как-то подошла к окну и увидела девушку. Она стояла на заправке и смотрела на дом. Потом уехала. И каждый раз, когда я чувствую, что на мои окна кто-то смотрит, она оказывается там. У неё красная машина. Несколько раз я пробовала спуститься и поговорить с ней, но, пока одевалась, она уезжала. Рассказала подруге, та только посмеялась надо мной. Ну а что, многие в моём возрасте с ума сходят. Может, мне это всё кажется?!

− Нет, она есть, эта девушка. Вы не сумасшедшая. И она называет себя Алла.