Зеркало с Бирюзовой улицы. Современная фантастика

Начало новой жизни

Я не стал спорить с контролером и молча заплатил за провоз багажа. В душе у меня звучали фанфары. Только бы довезти, не разбить! Не поскользнуться на ледяных колдобинах в нечищеном проулке рядом с домом. Там ничейная земля, снег и лед не убирают от слова «совсем».

Успешно пробившись через три двери с кодовыми замками, занес, наконец, свою драгоценную находку в квартиру. Скинул куртку, ботинки, сорвал тряпки, которыми было обмотано зеркало и нежно внес в свою комнату. Прислонил к стене. Потом подставил стул, спинкой к стене, поставил зеркало на стул, повыше. Вот, другое дело!

На меня смотрел Неудачник. Тощий, как глист. Темноволосый, давно не стриженый придурок тридцати двух лет с тысячью в кармане, возвращенной неизвестной старушкой. Да, еще брошенный хорошей девушкой. Но зеркало…

Отражение мое в зеркале слегка искажалось, примерно посередине был слабо заметный изгиб. Но это не уменьшало прелести дивной резной рамы. Я не буду ее «реставрировать» – сдирать лак, править обломанные участки, морить и лакировать до блеска или «благородной матовости»… я оставлю, как есть. Чтобы рама не выглядела, как старая актриса после подтяжки лица и установки белоснежных имплантов… нет, я слегка почищу ее, натру воском. Зеркало помою. Все… а раз на химию нужны деньги, ты, ленивец, пойдешь сейчас и поработаешь! Сосиску можешь сожрать. Разрешаю!

Часа через три толмач из игрушки получил имя Матвей и холщовую суму с принадлежностями для записей – перо, жестяную чернильницу, пергамент. Мешочек посыпать написанное. Деревянную досочку, чтобы класть на нее листы и писать. Все это я отправил моему куратору от игры и написал, что готов принимать больше заказов. Я даже предложил им нарисовать подружку Матвея, но куратор ответил, что подружку рисует другой художник. Знаю я, кто рисует. Некто Софа. Что Софа понимает в подружках, хотел бы я знать.

– А хотел бы я знать, – говорил я сам с собой, играя в ту самую игрушку, про царя Алексея Тишайшего, – что ты сам-то понимаешь в подружках? Упустил девчонку? Бабуля что сказала?

Бабуля посмотрела на меня поверх очков (общались через мессенджер) и сказала:

– Да-а-а… Допрыгался. Даже Светка сбежала.

Вот это «даже» Свете не понравилось бы.

Бабушке Света нравилась. И это «даже» в бабулиных устах вовсе не означало, что Светка – никудышная, под забором найденная, готовая на все. Бабушка имела ввиду, что Света – образец терпения и снисхождения, раз столько времени провела со мной, разгильдяем без приличного образования. Но Светка бы точно подумала первое и жутко обиделась бы.

А я даже объяснить ей не мог, в ответ на ее «надоело играть в семью», что я не знаю, я не знаю, как живут нормальные семьи. Потому что единственная семья, которая была для меня примером – мои бабуля и дедуля, души друг в друге не чаявшие, но проявлявшие это довольно странно. И у меня нет возможности обеспечить семью. Свету, детей, зарабатывать на всех, если Светка захочет воспитывать малышей, а не таскаться на работу.

Я дал ей уйти. Не стал удерживать. Типа честный. Обиделся еще! На что? Она же права!

У нас в типографии платят… минимум, чтобы люди с голоду не померли и приходили «выполнять свои функции». Светка, вот ты себе представь.

Наша типография расположена в пригороде Москвы. В настоящей деревне. Деревня там со времен царя Гороха. Дорога – одна, как полагается. В последние годы посреди голого поля (буквально, на бывших совхозных землях) выросли новые жилые многоэтажки. И если раньше эти слившиеся со временем деревни имели максимум трехэтажную застройку плюс один небольшой «новый район» с тремя панельными девятиэтажками, но при этом были обеспечены школами, детскими садами, поликлиникой, больницей и даже домом культуры, то все новые кварталы не получили никакой инфраструктуры. В том числе дороги не были проложены. Это – общая участь всех московских пригородов.

Выехать или въехать невозможно. Перекресток, на нем светофор. Светофор, соответственно, пропускает то жителей новейшего микрорайона, то нас всех, остальных, включая другой новый микрорайон. Работать же в нашей глухомани практически негде. Вот все и едут в сторону Москвы. И наш автобус, который привез с утра пораньше на фабрику работяг, возвращается к метро за нами.

Жители новейшего микрорайона нажаловались, как говорят, в «Вести», что они не могут ни туда, ни сюда. Корреспонденты приехали и сняли это безобразие, выпустили сюжет, и… власти приняли меры! Что, думаете, ускорили строительство дороги напрямую к шоссе, как давно обещают? Кстати, я давно думаю, что узкие выезды из таких вот пригородов – это не просто так, это метод регулировки пробок на основных магистралях. Представляете, что будет на трассах, если ВСЕ выедут в одно время из своих уютных дешевеньких квартирок в пригородах? То-то.

Власти поменяли режим светофора. Браво! Теперь стоит наш участок. И так хорошо стоит, что автобус в первые дни приезжал на час позже! Видимо, после лавины жалоб светофор снова подрегулировали, и теперь автобус приезжает с опозданием всего на 20—50 минут, зависит от дорожной обстановки. И пока мы его коллективно ждем в три этапа (первый этап – полируем скамейку в метро, второй – обтираем стену подземного перехода, того самого, где я нашел зеркало, и третий – выходим на улицу и толчемся в нетерпеливом ожидании у большого магазина цветов) можно наблюдать интересную сцену.

У магазина огромная стеклянная стена, чтобы идущие мимо граждане могли оценить великолепный ассортимент. Ну и наши тетеньки, томящиеся в ожидании автобуса, прилипают носами к стеклу и обсуждают цветы.

– Ой, девочки, смотрите, это же пионы!

– Да, в самом деле!

– Посреди зимы! Я глазам своим не поверила! Настоящее чудо!

– Ой, смотрите, мои любимые сиреневые хризантемы завезли! Вон, вон, чуть правее белых…

– И розы новые! Это эквадорские!

– Ох, и цены…

– Мне больше всего нравятся вот эти, бело-розовые, с малиновой каймой…

И так каждый день. Я-то в стороне стою, курю. И вспоминаю «Синюю птицу», начало, когда бедные дети, Тильтиль и Митиль, так же точно смотрят с восторгом на праздник Рождества в богатом доме напротив.

– Они едят пирожные!

– Давай и мы как будто едим!

– Мне дали восемь пирожных!

– А мне – четырежды восемь!

Мы, два единственных мужика в этой женской компании, чувствовали себя уродами. А что мы могли, сами еле сводим концы с концами? Единственное, что мы делали, чтобы уж вконец не упасть в своих глазах, как мужчины – это открывали и закрывали дверь нашей тарантайки, когда дамы входили и выходили. Теперь мой коллега один остался, не считая новенького, но новенькие у нас не задерживаются в менеджерах, их выживают из коллектива, ибо конкуренты никому не нужны. Производство в плохом состоянии, гораздо хуже, чем год назад. И новый Регламент оплаты, это отдельная суровая песня.

Светка, я не смог бы дарить тебе цветы на каждую годовщину свадьбы!

Допился до чертиков

Так… второй стакан дедова сидра из яблок оказался явно лишним. Мир начал кружиться. Дед делает шикарные плодово-выгодные, как он их называет, вина! Забурился на дачу и не вылезает. Бороду отрастил, ну прямо дед-лесовик! Бабуля с ним. Приезжала до ковида «принять ванну», в парикмахерскую и навести порядок. До Светки. При Светке – только ванну и «приглядеть».

– Бабуль, да зачем тебе порядок! – вяло отбрыкивался я от бабушкиных причитаний о «хлеве», в котором я живу.

– Чтобы люди могли прийти! – торжественно объявляла бабушка.

– Какие люди?

– На нашу с дедом золотую свадьбу. Или на поминки… как выйдет!

– Ой, бабуля! – пугался я и брался за пылесос.

И вот сейчас, держа в руках миску с разведенным водой древним средством «для мытья окон» в одной руке и тряпкой в другой, я стоял перед своей прелестью и намеревался хотя бы стекло промыть, раз на химию для дерева средств нет. Я уже намазал поверхность зеркала и начал стирать этот дурно пахнущий состав сухой тряпкой, как мне показалось… Стоп! Неужели бабкин древний раствор испортил стекло? Оно сильно помутнело!

Я ринулся в ванную, потом на кухню, налил в кастрюлю воды и вернулся в комнату. Зеркало было мутное, в грязных разводах. Я бросился смывать дрянной раствор, но, похоже, непостижимым образом делал только хуже – теперь стекло еще и потемнело, пошло пятнами…

– Вот дурак, испортил! – говорил я себе, старательно вытирая треклятый раствор, пока он не добрался до драгоценной рамы. Все вытер, но… эх, зеркало перестало меня отражать! Тьма какая-то и пятна вместо меня!

– Ну ладно, главное, раму спас, горе-реставратор! – сказал я себе и заткнулся. Потерял дар речи. Потому что в зеркальной глубине начало что-то происходить, чего в моей комнате точно не было и отражаться не могло…

Как будто в темной комнате приоткрылась дверь, и свет из коридора на мгновение осветил ее. Стало снова темно, а потом я разглядел растущий огонек. Я замер на месте. Огляделся вокруг – нет, моя комната та же, что и была – все пять ламп люстры горят ровным светом, вон мой диван с неубранной постелью, столик перед ним с остатками ужина и бутылкой дедова сидра… Может, я спьяну перепутал зеркало и компьютер?

Когда я повернулся к зеркалу, то чуть не выронил кастрюлю с водой. На меня смотрела девушка. Лицо ее освещалось теплым светом от фонаря. Она смотрела на меня широко раскрытыми изумленными глазами. А я застыл, как был – в трусах с рисунком и футболке с Кипеловым, с надписью «Я свободен!» Рот закрыл, правда. Так быстро, что лязгнули зубы.

– Бесовка… – прошептал я. – Допрыгался!

Она шевельнула губами, но я ничего не услышал. Поставил кастрюлю на пол и коснулся зеркальной поверхности. Стекло было ровное и прохладное.

Пришелица

Она смотрела на меня, я на нее. Лицо девушки освещалось теперь ровным светом, как будто из окна. «Это моя люстра ее освещает!» – догадался я. Больше всего я боялся спугнуть это явление. Она инопланетянка?

Белокожая, глаза серые, никакой косметики. Темные волосы убраны в пучок. Платье… или блузка? Декольте было… ну, как в фильмах про старину… в общем, вся верхняя часть груди видна. Медальон… нет, крестик на шее! Не бесовка… Хотя…

– Эй! – хрипло произнес я, пытаясь нащупать на клавиатуре Print Screan. Дебил, это же не комп, а зеркало! Бежать за мобилой, заснять это чудо? Пока найду, видение исчезнет… Она смотрела на меня во все глаза, осматривала с макушки до… видимо, дошла «до», так как прыснула в кулачок. Ага, труселя мои увидела. Я тоже инопланетянин, эй, у нас такая мода! Я улыбнулся во весь рот и прижал ладонь к поверхности зеркала. Она задумалась на мгновение и поднесла свою с той стороны.

– Ты кто? – спросил я. Она смотрела мне в глаза удивленно, будто себе не верила. Посмотрела на наши прижатые с разной стороны «окна» ладони, снова мне в глаза и пожала плечами. И тут же обернулась, засуетилась, закрыла створки фонаря.

Освещенная только светом из моего «окна», прижала палец к губам и скрылась. Зеркало снова помутнело, почернело, а потом постепенно просветлело, но в нем отразилась только моя изумленная персона, Кипелов и часть моей комнаты. Видение исчезло.

Я опустился на пол и задумался. Только теперь мне стало страшно. Любопытно и страшно.

У меня есть старинный приятель, еще со школы. Так вот он уже лет десять, как работает в православном храме, и жена его там же. И он рассказывал, давно еще, как бес являлся женщине в виде ее мужа, которого она считала погибшим на войне. Он типа «прятался» за диваном, вылезал, когда она приходила. Ну и жили они, пока тетка не начала болеть, а ее соседка по коммунальной квартире не стала спрашивать – что за разговоры у нее по ночам. Тетка, сама начавшая подозревать неладное, рассказала ей о «муже». Соседка перепугалась и уговорила позвать священника освятить квартиру. Тот пришел, стал кропить комнату святой водой, запахло серой, а когда он окропил диван, раздался гром и как будто молния ударила и черный вонючий дым пошел. И все, с тех пор прекратились «визиты». Бес это был…

Я встал и решительно направился в бабушко-дедову комнату. Там, под иконами, стояла бутылка со святой водой. Вернулся, окропил зеркало. Ничего. Ни запаха серы, ни искр. И крестик у девушки на шее… Порылся у себя в шкатулке с документами, выудил свой, надел на себя. Подумал, принес большую икону Николая Чудотворца и поставил прямо на стол, чтобы в зеркале отражался. У меня тоже в книжном шкафу стоят три иконы, Спаситель, Богородица и Александр Невский. Но их в зеркале не видно, наверное, а Николу сразу увидит…

Обезопасив себя таким образом от нечистой силы, углубился в интернет, искоса поглядывая в зеркало. Штаны надел!

К утру я знал все про суккубов, про китайских лисиц, про психические отклонения и галлюцинации. Все психические заболевания обнаружил, разумеется, у себя.

Повернул зеркало стеклом к стене. Изучил досконально деревянную основу Старое дерево, неокрашенное. Следов свежего взлома и внедрения хитроумных передающих устройств не обнаружил. Завтра попытаюсь отделить заднюю стенку.

Перешел к изучению вопроса «зеркало – портал в иной мир» и уснул. Снились мне Матроша, Матвей и Панночка. А под утро приснилась старушка из перехода. Она стояла у подъезда кирпичного дома, знаете, такие пятиэтажки из серого кирпича, под табличкой с частью названия улицы – «Ул. Бирюз…» Стояла и хитро улыбалась. Тут я и проснулся.

Покосился в сторону зеркала. Стоит на месте, как поставил – стеклом к стене, на стуле. Я встал и на цыпочках подошел к нему, прислушался, принюхался и решительно заглянул, пригнув голову. Зеркало, как зеркало.

Уныло жуя сосиску, сваренную вместе с пакетиком гречки, задумался о волшебных свойствах дедова сидра. Или к психиатру? Отчаянно хотелось кому-нибудь позвонить, но Светке… отрезанный ломоть, вот кто она мне теперь. А приятелю, рассказавшему историю о бесе, звонить было рано. Да я и так знал, что он скажет: «Выбрось бесовское искушение! А еще лучше – сожги».

И ведь будет прав. Но я-то не выкину. Так что же звонить, тем более что ничего не ясно?

Сидеть в одной комнате с «искушением» было неуютно, но я терпел. Перевернул зеркало стеклом к себе, сел за комп. От «малопочтенной игрушки» пришло задание. Ладно, сделаю позже, а пока…

Я закрыл глаза и вызвал в памяти ее изображение. Посидел так минуту, потом открыл глаза, альбом и начал рисовать ее по памяти. Вышло, на мой взгляд, похоже. Я отсканировал рисунок и попробовал найти следы в интернете. Выяснил, что такое платье женщина могла надеть, начиная с 17 века, и по сию пору. Потайной фонарь указывал на вторую половину 19 века, и то с натяжкой. К тому же она могла прийти так разодетой на карнавал, или это все вообще розыгрыш… Что это было?

Улица Бирюзовая обнаружилась в деревне Кузнецово, в Новой Москве, у черта на рогах. Фотографий домов или панорам улиц я не нашел. Может, и есть там такой дом из серого силикатного кирпича, может, нет.

Самое обидное, что не будет слышно, когда она появится! Я отойду, она придет, меня нет, уйдет, и останусь я один на один с этой загадкой до конца жизни!

Я тщательно обстучал раму и заднюю часть зеркала. Гулко, пусто. Как и должно быть. Вскрытие решил провести на следующий день – а вдруг там механизм какой, электроника, а я испорчу?

Взял большой лист акварельной бумаги, прикрепил его к мольберту, написал большими буквами Welcome!, прикрепил ее портрет моей кисти к листу и поставил приветственный плакат напротив зеркала.

Подумал, приписал «Добро пожаловать!» и, довольный, занялся собой. Умыться, причесаться, то-се… Даже в магазин спустился, проветриться.

Она вернулась

Она пришла вечером. Я как раз только-только нашел консервный нож и вскрыл баночку сайры из запаса бабули «на черный день». Придвинул кресло к компу, выложил сайру на хлебушек, открыл рот, и… краем глаза я увидел, что зеркало потемнело. Я развернулся в кресле и, отталкиваясь ногами, бросив бутер в тарелку, проехал полтора метра по комнате и дрожащими от волнения руками включил видеокамеру, заранее закрепленную на штативе.

Она уже была по ту сторону. Сегодня на ней было платье попроще, с косыночкой вокруг шеи, прикрывающей вырез на груди. Я уже не спешил так отчаянно, как вчера. Раз пришла, значит, ей тоже любопытно. Я помахал ей рукой. Она подняла бровки и помахала рукой в ответ. В ее комнате было по-прежнему темно, только фонарь освещал ее снизу, поставленный на табурет или стул и свет из моей комнаты.

– Ты красивая! – сказал я и, указав на нее пальцем, похлопал в ладоши. Похоже, она поняла и улыбнулась. Улыбка у нее была замечательно добрая. Ушки маленькие. Нос, возможно, чуть больше, чем хотелось бы для такого красивого круглого личика. И форма черепа изумительная – волосы, стянутые в пучок, облегали красивый круглый череп… да, я художник, я так вижу людей. Отстаньте.

Она приставила указательный пальчик к разделяющей нас прозрачной преграде. Я приставил со своей стороны свой. Она улыбнулась и добавила средний, я – за ней. Она засмеялась и отдернула руку. А я прижал всю ладонь. Она задумчиво оглядела меня и робко приложила свою ладошку к моей. Пальцы тонкие и длинные. Значит, занимается музыкой. Потом она отняла руку, посмотрела на мой приветственный плакат, глаза у нее округлились, она показала пальцем на свой портрет.

Я радостно закивал и стал показывать пальцем то на рисунок, то на нее – мол, это ты, ты! Она сложила ладошки и послала мне воздушный поцелуй. Мол, спасибо! Потом прочла надписи и радостно начала тыкать в «Добро пожаловать!» и хлопать в ладошки. Неужели она говорит по-русски? Она махнула рукой, показала пальцем на себя, потом начала изображать, как будто водит пером. Напишет мне? Я тоже похлопал в ладоши. И закивал головой, как полоумный.

Потом она снова махнула кистью руки, призывая к вниманию. Показала пальцем на себя, потом «прошлась» пальчиками, как будто человечек идет и показала пальцем за спину. Я изобразил максимум огорчения. Сложил молитвенно руки.

Она рассмеялась, потом замерла, будто прислушалась. И, послав мне воздушный поцелуй, исчезла – закрыла фонарь. Снова темнота заклубилась, поползли пятка по стеклу, и оно начало светлеть и отражать, как нормальное зеркало, меня и мою комнату.

Я схватил видеокамеру и поставил на режим просмотра только что снятое видео. Ну что я могу сказать? Прекрасно получилось. Кадры с гримасничающим перед зеркалом идиотом со спины и отражением его с лица вышли превосходно. А больше – ничего.

Знакомство

Проснулся я от дивного аромата. Нет, не серы. Благоухала банка из-под сайры. Даже во сне приснилась, проклятая рыбина. Может, и не сайра, а мойва. Или корюшка… Противно улыбалась и вертелась на тарелке.

С этой сайрой… Ох. Бабуля у меня экономная. Когда они с дедом ходили (до ковида) по магазинам, дед старательно выбирал консервные банки с колечком, за которое дернешь – банка и открылась. Но они дороже «обычных», которые открывашкой ковырять надо. Бабуля острым взором выглядывала в тележке «дорогие» банки и меняла на такие же, «обычные». Дед ворчал:

– Ну удобно же!

Бабуля громко парировала:

– Что у меня – рук нет, что ли!

Про руки. Когда дело доходило до вскрытия банки, на весь дом (а если на даче, то на оба этажа и участок в четверть гектара) раздавался громкий бабушкин крик:

– Гриша! Гриша! Банку открой!

Гриша – это дедушка. Когда я был маленький, меня посылали «отыскать этого глухого пня», а когда подрос, бабуля расширила список:

– Са-ша! Са-ша! Гри-ша!

Говорят, что я так и научился складывать слова в фразы. Долго не мог начать. Слова говорил, а в предложения их не складывал. И вот, наслушавшись бабулиных воплей «Гриша! Вынеси помойку!» не выдержал, прибежал к деду и завопил:

– Гиша, выси помоку!

Вот вам и польза.

Еле дождался я ее прихода. Нарисовал все, что «задали» на «малопочтенной работе», изобразил ее в разных видах – на лошади, танцующей, просто как я ее вижу через зеркало. Все развесил, сел ждать. В этот раз она пришла гораздо позже, у нас уже ночь была на дворе.

Снова заклубилась тьма в зеркале, я включил видеокамеру, несмотря на первую неудачу и стал вглядываться в потусторонний мир.

В этот раз коридор за дверью, в которую она входила, был почти не освещен, фонарь она открыла, только когда подошла к своему «окну». Увидела меня, заулыбалась. Отошла в темноту, вернулась с толстым фолиантом в кожаной обложке. Вытащила из поясной сумочки, похожей на мешочек, карандаш (я бы его назвал «угольный», я рисую такими), вытащила свернутый в рулон лист бумаги, развернула его и торжественно разгладила на положенном на колени фолианте. Лукаво посмотрела на меня и приставила пальчик к стеклу. Я тут же прижал свою ладонь. Она беззвучно рассмеялась и ткнула пальчиком в мою ладонь.

Меня осенило. Не поиграть ли с ней «в ладушки»? Хлопнул в ладоши, приставил правую ладонь к зеркалу, потом еще раз, приставил левую. Она обрадовалась, как дитя, и стала повторять за мной, да как ловко! Минуты через две удивленно покачала головой и прижала обе ладошки, я – свои. Мы смотрели друг другу в глаза, и я чувствовал, как между нами прискакивает искра – так бывает между малознакомыми людьми, когда они наконец рискнут посмотреть пристально в глаза друг другу. Иногда узнают «своего».

Наигравшись, она подняла вверх указательный пальчик. Я убрал руки от зеркала. Она взглянула на приветственный плакат, улыбнулась и что-то написала карандашом на листке бумаге. Написала и приложила к «окну», чтобы я увидел.

Я увидел… и выпал в осадок. Она написала по-русски!

«Я – Ольга. Кто вы?»

Я схватил блокнот и ответил:

«Я – Александр».

Она склонила головку, как бы здороваясь. Я повторил ее жест и написал:

«Вы – русская?»

Она прочла с радостным изумлением, ответила:

«Да! А где вы?»

«В Москве… А вы?»

«Я въ Рузе!»

И мы снова удивленно воззрились друг на друга.

«Государь въ монастыре, на богомолье. Къ намъ былъ! У насъ дымъ коромысломъ!»

– Какой государь?.. – прошептал я и уставился на «яти». И написал:

«Извините, какой государь?»

Она удивленно посмотрела на меня, задумалась и ответила:

«Известно, какой! Петръ Александровичъ!»

Я молчал. Потом спросил:

«А какой сейчас год?»

Она рассмеялась и ответила:

«7521, разумеется».

– Если это – не розыгрыш, то мы живем в параллельных мирах. В одно и то же время, но в разных версиях! – сказал я вслух, пытаясь пережить и осмыслить догадку. Она, конечно, не услышала и вопросительно смотрела на меня. Потом написала:

«Вы забавно одеты. А где вы въ Москве живете?»

«Недалеко от Тверской-Ямской, – ответил я, судорожно вспоминая старинные названия наших мест. – Рядом село Всехсвятское!»

Ольга внимательно прочитала мои каракули, снова нахмурилась и ответила:

«Всехсвятское? Где грузинскаго Государя дворецъ? Знаю. А про Тверскую не слышала».

А я вот про грузинский дворец только городские легенды слышал… вот это да… И написал ей в ответ:

«Ольга, у меня для вас большая новость. Нам надо серьезно и обстоятельно поговорить».

Она снова нахмурилась, разбирая мой почерк. Потом посмотрела на меня с удивлением и ответила:

«Хорошо. Но не сегодня. Мне пора идти. Дядя скоро вернется!»

Радостно помахала мне рукой, с удивлением еще раз оглядела обстановку в моей комнате, задержала взгляд на видеокамере – может, ее внимание привлек мигающий красный огонек? – и ушла, закрыв створки фонаря. Я остался один на один с удивительной загадкой.