Tasuta

Если…

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

2

Первый месяц семейной жизни был по-настоящему медовым. Я довольно скоро освоилась в своем новом доме, начав ощущать себя комфортно в этой угрюмой и убогой обстановке, пропитываясь ею насквозь. Володина мать, Татьяна Сергеевна, в действительности оказалась очень добродушным и отзывчивым человеком. Она приняла меня с распростертыми объятиями, хоть и видела на тот момент всего второй или третий раз в жизни. У нее не было тяги к главенству и управлению домочадцами, не требовала соблюдения никаких порядков и не имела никаких правил. Прекрасный собеседник, открытый в общении, она могла составить компанию любому, при этом держа себя ровно и наравне с ним. Безусловно, матерью Терезой ее не назовешь, но она всегда готова была всем помочь, как только могла, понять и простить, выручить советом, при этом никогда не вмешивалась ни в чьи отношения, занимала нейтральную сторону. Мы подружились с ней с первого дня, и, надо отдать должное, у нас никогда не возникало никаких конфликтов, как это сплошь и рядом в семьях между свекровями и невестками. Володя, как примерный муж, обходительный, всячески за мной ухаживал, взяв на себя все домашние хлопоты. Он с удовольствием ходил по магазинам, готовил еду, прибирался, самостоятельно стирал свои вещи и все время был рядом, уделял максимум внимания и исполнял максимум моих желаний, забросив всех друзей-собутыльников. Каждый день мы выбирались в горы на прогулку, к водопаду или на озеро, каждую неделю – на шашлыки, а вечерами нежились в постели в объятиях друг друга и смотрели фильмы. Да, я не была обременена ничем и могла полностью посвятить себя учебе, что я вроде как и намеревалась сделать, поначалу с запалом садясь за учебники. Правда, как ни печально, учебой я также себя сильно не обременяла, появившись на занятиях лишь несколько раз за весь апрель. Пока муж находился в поисках работы, вся финансовая нагрузка легла на плечи его матери. Постоянный заем денег, которых все равно катастрофически ни на что не хватало, требовал режима жесткой экономии, с чем крайне сложно справиться молодоженам, особенно в медовый месяц, что пробудило во мне фанатическое стремление во всем экономить на себе. Да и не только это. Если заглянуть глубже… уж больно не хотелось мне оставлять парня на целый день одного… без моего присмотра. Володя, казалось, искренне переживал за мои систематические пропуски занятий, многократно повторяя, что он со мной разведется, если меня отчислят из университета, но все же сильно не настаивал на моем ежедневном посещении. Что скрывать, каждому из нас это было по-своему удобно.

Спустя ровно месяц, будто кто-то нарочно отсчитывал дни, в нашу бочку меда попала первая ложка, хотя нет… сразу половник дегтя. (Именно этот эпизод я беру за отправную точку своего «затяжного прыжка» – своего духовного оскудения, не ранее, когда только начинался путь по наклонной, то более крутой спуск, то более пологий, а именно сейчас, с этого момента – минуты свободного падения.) В начале мая, несмотря на все уговоры Володи, его обожаемый лучший друг Роман не стал уворачиваться от призыва в армию, покупая себе волчий билет с вымышленными заболеваниями, – наоборот, он туда рвался, так хотел служить, – и за несколько дней до отъезда устроил пышные проводы в летнем поселковом придорожном кафе. Безусловно, вместе с двумя десятками гостей, в основном молодежи, были приглашены и мы. Я, как нелюбитель больших и шумных компаний, к тому же из малознакомых и неинтересных мне людей, не разделяла радости мужа от выпавшей возможности бесплатно повеселиться, но ради мира в семье и соблюдения этикета, конечно же, присоединилась ко всем, невольно став центром всеобщего внимания и любопытства, что не нравилось мне еще больше. Я старалась быть неприметной, практически слиться с интерьером, молча сидя там, где усадили, не делая резких движений и лишь изредка поднимая глаза. Супруг же напротив, разгоряченный повышенным интересом к моей персоне, подметив завистливые взгляды в нашу сторону, весь вечер пробыл как на шарнирах. Он встревал во все разговоры, неустанно генерировал тосты и шутки, налегая на спиртное и периодически кидаясь в пляс, и постоянно дергал меня, недовольный моим настроением.

– Достала ты уже своей кислой физиономией! – прорычал он на ухо, пихнув меня локтем в бок.

– Улыбайся, общайся с людьми, пойди потанцуй вместе с девчонками! Выпей еще возьми что ли! Только хватит портить всем вечер своим видом, будто великое одолжение сделала, что пришла! Неприятно!

– Кому неприятно, могут не смотреть! Я никого не трогаю, будьте добры, и меня не трогайте. Я могу уйти, если порчу тебе вечер!

– Какого черта ты вообще сюда шла, если тебе не нравится мое окружение?

– Можно подумать, ты бы согласился с тем, чтобы я осталась дома! И без тебя же вода не освятится!

– Ты меня позоришь! Вообще себя вести не умеешь? Знал бы, лично закрыл бы тебя в квартире!

Да, это была последняя капля его терпения, включающая стадию полного игнорирования моего присутствия. Нет, даже не так! Это не совсем точное описание. Игнорирование – это контролируемое, целенаправленное действие, а тут… Меня просто не было! Парень опрокидывал сразу по несколько рюмок, толком не закусывая и не запивая, по полчаса выходил на перекуры с друзьями, танцевал с девчонками, открыто флиртуя с ними (они часто оборачивались и испуганно поглядывали на меня, ожидая моей реакции), а на все мои выпады отвечал абсолютно ничего не выражающим взором, взором человека, смотрящего в пустоту. Я для храбрости осушив бокал вина, наконец-то оторвалась от стула и вышла на танцпол. К этому времени уже спускались сумерки и количество гостей уменьшилось вдвое, на ту половину, что составляла контингент старше двадцати лет, а та, что еще гуляла, уже еле держалась на ногах и вряд ли помнила саму себя. Итак, когда я наконец-то поднялась из-за стола и вышла на танцплощадку, никто этому не придал ни малейшего значения, даже Володя, не в такт дрыгавшийся под музыку перед какой-то девчонкой. Я стала позади него, напротив окон небольшой постройки, где располагалась кухня кафе с одним залом, и, танцуя, начала переминаться с ноги на ногу и размахивать руками, старательно делая вид, что мне очень весело. Но, увидев свое отражение в стеклах, я поняла, что выдавала лишь жалкую пародию на танец, уж чересчур схожую на движения обезьян в период брачных игр, и быстро отошла в сторону, к столу диджея, продолжив оттуда наблюдать за мужем. А он окончательно потерял чувство реальности… и меры… Его безобидный флирт, набрав обороты, перерос в самое настоящее домогательство. Он лип к этой девушке, как муха к меду, то страстно обнимая ее за талию, то прижимая к себе ниже пояса, то щупая за грудь. Девушка опешила, видимо, пытаясь трезво рассудить, что происходит и как к этому отнестись, и, обведя глазами всех присутствующих, заметила меня, впивающуюся в них взглядом. Будто именно это придало ей сил и уверенности, она резко оттолкнула Володю, громко и очень некультурно выражаясь, и, повернувшись спиной к нему, принялась плясать с подругой. От гнева и обиды за нанесенное оскорбление меня кинуло в дрожь, появилось пылкое желание убивать, но с места я так и не сдвинулась, даже не сменила позу. Я посчитала унизительным для самой себя устраивать сейчас бурные разборки, а просто уйти не смогла. Однако на этом еще дело не закончилось. Это был бы не Владимир, если бы он так просто сдался. Он снова пристал к этой особе, только уже сзади, нахально поглаживая ее везде, куда только дотягивались руки. Та снова взглянула на меня. Я не пошевелилась, уставившись исподлобья двумя раскаленными угольками. Она вырвалась, отпрянула, снова осыпая нецензурной лексикой, и, в последний момент соскромничав, лишь слегка ударила его ладонью по щеке. Парень заулыбался так, словно с ним играли, разыгрывая роль неприступной скалы, и ему это явно было по душе. Володя вошел во вкус. «Завтра же подаю на развод! – подумала я, до боли сжимая кулаки и стиснув зубы. – Если ты при мне такое вытворяешь, то я даже боюсь представить, на что ты способен, когда меня нет рядом!» Я его почти ненавидела и готова была разорвать на куски, но по-прежнему стояла в стороне, будто каменное изваяние. Не знаю, сколько по времени длилась эта сцена, – ощущение замедленной съемки и теперь не покидает меня, – но муж, видимо, обо мне ни разу не вспомнил, так и не обнаружив, что я нахожусь всего в пяти-шести шагах от него. Он уже едва держался на ногах от выпитого, но на лице его, что странно, я видела осознанность своих действий, и это злило еще больше. А может, это уже не первый раз? И его «забывчивость» – лишь миф, выгодный ему? Когда же у Володи окончательно «отказали тормоза» и он резко задрал девушке юбку, выставив на показ ее нижнее белье, а она посмотрела на меня просящими о помощи глазами, я поняла, что без моего вмешательства парня уже не остановить. К тому же на этот раз эта сцена, увы, не осталась незамеченной другими, и я ощутила на себе такие осуждающие взгляды, что, казалось, мое тело вот-вот покроется ожогами. Неожиданно откуда-то из-за угла выскочил крупной стати молодой человек и, что-то выкрикивая, почти молниеносно, с искаженной от ярости гримасой направился к Вове. За доли секунды мой мозг просчитал и прокрутил все возможные исходы их столкновения. Заступник явно победит. Надо опередить. Почему-то я была уверена, что если «нападу» первая, Володя отделается, как говорят, легким испугом. И я наконец-то вмешалась, сорвавшись с места, словно коршун с высоты, завидев добычу. Наотмашь… громко… пощечина всей пятерней… Все замерли, внимательно наблюдая за нами двумя. «Пустое место» для Володи стало преобразовываться, проявив свои четкие очертания, и теперь его взор сменился. Казалось, это был взор глубоко разочарованного человека, будто его предали самые близкие люди. Через несколько секунд он молча удалился. Я помчалась следом.

– Куда ты рванул? Стой! – кричала я ему, настигнув его на лестнице, ведущей от трассы к городку.

– Уйди! Отстань от меня! – пьяным воплем произнес он.

 

– Стой, кому говорят!

– Не приближайся! Не хочу тебя видеть и разговаривать с тобой не хочу!

– С чего же это вдруг? – поинтересовалась я с явной иронией. – Неужто тебя обидели, солнышко?

– У тебя мозгов, как у улитки! Взяла прилюдно съездила мне по физиономии! Своего же мужа выставила на посмешище! Я, между прочим, авторитетом был, а теперь все будут пальцем тыкать и хихикать за спиной, что меня баба побила! – точно провыл он.

От такого заявления у меня перехватило дыхание.

– Да кому ты нужен? Не преувеличивай! На утро никто и не вспомнит! Нет, я должна была по головке тебя погладить за твои выходки! Так получается?

– Ой, да перестань! Она у нас такая… безотказная… Все знают! Я просто прикалывался! Относись к этому проще! Сама она мне н… («пи-и-и») не нужна! И, кстати, это она тебя постеснялась, поэтому на публику играла недотрогу! А так ей понравилось, поверь!

– А мне нет!

– А ты сама виновата! Сидела весь вечер, будто каторгу отбывала! Даже танцевать со мной не пошла! Что мне оставалось делать? Вот я и нашел себе развлечение!

После этих слов, как бы так выразиться поприличнее… в общем, я молча плелась в двух-трех метрах, не выпуская его из виду, будто тюремный надзиратель, а виски, точно каблуки на танцполе, отбивали, словно чечетку, одну только мысль: а приветствовалось ли бы мое идентичное поведение в чужой и чуждой ему компании, даже если бы трактовалось как «прикол»?

Как только мы пришли домой, супруг тут же повалился спать. Я тихонько легла рядом, но мне было не до сна. Я еще раз от начала до конца в деталях прокручивала этот вечер, каждое слово, каждый жест, пытаясь взглянуть на произошедшее другими глазами. И, разумеется, я не оправдала его поведение! Но с другой стороны… Не думаю, чтобы он так вел себя в моем присутствии, если бы имел хоть какие-то задние мысли по поводу этой девушки! Я внимательно рассматривала остроносый Володин профиль, каждую складочку на его лице, каждую линию, насколько это было возможно в погруженной во мрак комнате. Возможно, это глупо, но я понимала, что простила его. «Однако утром надо будет еще раз с ним поговорить. Обязательно!»– успело промелькнуть у меня в голове, пока я проваливалась в тяжелый сон.

Ночью меня ожидал еще один досадный сюрприз. На часах было около трех, когда мозг неожиданно дал мощный импульс к пробуждению, словно одинокой, неизвестно откуда взявшейся, огромной океанской волной выбросив тебя на берег. Еще сквозь сон я ощущала сильный дискомфорт, неприятные ощущения где-то под поясницей – тело пощипывало, будто бы его разъедало щелочью, было довольно холодно, но Гипнос до последнего не хотел выпускать меня из своих крепких объятий. Я с трудом разомкнула веки и еще с несколько секунд приходила в себя. Такое случалось нечасто, но было для меня мучительным, ибо просыпаясь посреди ночи по какой-либо причине, мне очень долго и чрезвычайно сложно удавалось заснуть снова: бывало, безуспешно до самого утра. Вот и сейчас… как только сознание включилось в работу, первое, что оно выдало, было крайнее недовольство, и только после – осознание самой причины. Окончательно придя в себя, я окинула взором комнату и прислушалась. Тишину нарушало лишь сопение Володи. Дышать едва возможно – воздух точно проспиртован, того и гляди вспыхнет. От поясницы до бедер на коже чувствовалось какое-то раздражение, как при натертостях, все пекло и чесалось… Машинально запустила руку под одеяло – мокро! Но с чего бы? Поднялась, включила свет, осмотрела сначала себя – ничего подозрительного, затем постель. Прямо по центру нее – большое мокрое пятно, словно вылитое ведро воды, уходящее под Володю. И этот запах… как в привокзальном туалете. Он выедал глаза, комом становился в горле, вызывая раздирающий грудь кашель. Я все поняла. Мигом открыла окно и принялась усердно тормошить безмятежно спящего глубоким сном. Безрезультатно. Разбудить пьяного Владимира было неподвластно даже гудку тепловоза, – он будто впадал в кому. Оставив все попытки, я коконом намотала на себя покрывало и вышла в ванную за тазом с водой, порошком и тряпкой, дабы ближайшие полчаса провести стоя на коленях перед кроватью, замывая впитавшееся пятно и шепотом браня это лежащее у стены бесчувственное тело, которое давеча именовалось мужем. Чтобы застирать кровать под ним, Володю приходилось переворачивать и перетаскивать по постели, выдернув из-под него простынь, – причем я делала это намеренно грубо, что, однако, все равно никак не помогло вывести его из «коматозного состояния». Из-за такого груза скоро заныла спина. Сдавали нервы. От беспомощности я расплакалась, как дитя, потерявшее своих родителей в многолюдной толпе. Первый раз за последние пару недель мне безумно захотелось к маме, чтобы она приласкала и утешила, разделив со мной все мои невзгоды и неудачи. Я резко бросила тряпку и села на пол, предаваясь счастливым воспоминаниям из детства. Слезы уже самопроизвольно катились из глаз, а тоска и горечь одиночества заковали душу во тьме, как заключают красных девиц в темницах злые колдуны. Я снова заглянула в себя, надеясь вконец определить те первоистоки, которым я «обязана» своему нынешнему положению, но адекватно рассуждать в данный момент оказалась не способна. К тому же сильно дуло с окна, замершие конечности стали быстро неметь, а это также очень мешало философским размышлениям. Немного успокоившись, я вытерла слезы и встала с пола в решимости поскорей закончить начатое и лечь отдыхать, не дожидаясь, пока пятно высохнет. Скинув с себя покрывало, я сложила его в несколько слоев и постелила вместо простыни, оставив Володю лежать как есть. Часы показывали половину пятого. «Веселая жизнь», – печально сказала я сама себе и залезла в постель. Продолжительное время ни за что не получалось уснуть от сильного перенапряжения, и как я ни старалась расслабиться и совладать с ним, задремала лишь тогда, когда уже совсем рассвело.

3

С того дня, как произошли описанные выше события, хотя Володя и утверждал, что абсолютно ничего не помнит, наш семейный быт начал стремительно разлаживаться. На один положительный эпизод приходились три-четыре отрицательных, а с течением времени и того более. Ссоры учащались в геометрической прогрессии; едва раз в неделю выдавался день, когда мы не скандалили. Он придирался по мелочам и зачастую незаслуженно, – то не так сказала, то не так посмотрела, – сутками проминал кресло перед компьютером и постоянно изводил своей ревностью, контролируя каждый мой шаг, запрещая общаться с кем-либо без своего позволения и, до смешного, засекая по часам пять минут, отведенные мне для похода в магазин. Да-да! Я нисколечко не утрирую! Бывало, стоишь в длинной очереди ради буханки хлеба, сильно «задерживаясь», а ему уже видятся измены, заговоры… Конечно, поначалу, если была возможность и силы, я предпочитала смолчать, проглатывая все обиды, чтобы не усугублять ситуацию, но вечные его выяснения отношений и мои вынужденные оправдания очень влияли на эмоциональное состояние, что в итоге в довольно короткий срок превратило меня в самую обычную истеричку, уже злоупотребляющую успокоительными каплями. Ну а пока… Я все списывала на безделье и безденежье, – временные явления, – ведь нам просто нечем было себя занять, кроме как мозолить друг другу глаза, и это придуманное оправдание некоторое время подпитывало мою надежду на счастливое совместное будущее.

Когда в конце мая в университете пришло время сдавать экзамены и зачеты, я этому только обрадовалась. Я призналась самой себе, что очень соскучилась по его стенам, партам, по его аудиториям, по преподавателям и даже по своей группе. За сутки выучить весь полугодовой материал, естественно, мне было не по плечу, какой бы сверхвысокой обучаемостью я не обладала, но я и не стремилась поразить всех своим уровнем знаний, лишь бы перевели на следующий курс, лишь бы самой не убедиться в своей полной несостоятельности. К тому же это был отличный шанс хоть на несколько часов сменить обстановку да на людей посмотреть. Вполне логично, что Володе очень не нравился тот факт, что я одна проведу полдня в городе, в своей среде, совершенно незнакомой ему, рисуя себе бог весть какие картинки, но не отпустить не мог, отчего бесился еще больше и звонил буквально каждые полчаса за отчетом о моих успехах (причем не взять трубку было нельзя, ибо он считал, что ради такого важного звонка мне можно отлучиться даже с экзамена). За время сдачи сессии я тесно сдружилась с Ларисой, – студенткой кафедры французского языка, моей сверстницей, также приезжей из другого города, – и совсем перестала спешить домой после университета. Гуляя и горячо что-то обсуждая, случалось, мы забредали к ней на квартиру и подолгу пили чай или кофе, делились своими историями из жизни. Она знала и про Володю.

– Зачем он тебе такой? – как-то спросила она меня после очередного Володиного звонка, выслушав, как я нескладно пыталась ему врать о своей загруженности в вузе.

– Люблю, – ответила я, опустив глаза в пол и тяжело вздохнув.

– А он ее достоин? Любви твоей…

Я не нашла, что сказать. Я даже никогда об этом не задумывалась. Я была убеждена, что подлинная любовь приходит внезапно и безо всякой причины, не взвешивая все «за» и «против». Разве можно просчитывать ее умом? Каким бы ни был ответ… что это меняло? Пауза затянулась, и Лариса, осознав, что затронула ту тему, которую ей не следовало затрагивать, вернулась к рассказу о своих учебных буднях. Но едва я начала вникать в ее задорную болтовню, как снова зазвонил телефон. Мы попрощались…

…Через несколько дней муж, как и в прошлом году, в поисках хорошего, пусть и сезонного, заработка решил податься южнее. Эту новость я восприняла двояко. Конечно, с одной стороны, я была рада тому, что он наконец-то направит свою избыточную энергию в нужное русло и наши финансовые трудности закончатся. С другой же… А куда мне себя деть, если он будет приезжать лишь по выходным? Все лето просидеть в нашей комнате? Уставившись в монитор? Друзей у меня здесь не было, все знакомства ограничивались Володиными собутыльниками, а на город, чтобы съездить в гости к той же Наталье, требовались деньги, которые никогда мне в руки не попадали (парень мне их просто не доверял, считая всех женщин бестолковыми транжирами). Свекровь жила своей жизнью, своими интересами. Она предпочитала проводить вечера в одиночестве, закрывшись в своей спальне, смотреть телевизор, читать книги, вязать. Было жутко неудобно отрывать ее от занятий своими беседами, как бы мне ни не хватало общения. Ранее я уже говорила, что мы были очень дружны; я ее уважала и искренне верила, что мне с ней повезло, но… все же мы были людьми из разных миров, недосягаемо далеких друг от друга, основанием чему была вовсе не разница в возрасте… Володя собрался за несколько минут и остановился в дверях квартиры дать нам напоследок свои «мудрые наставления».

– Так… Компьютер в твоем полном распоряжении, чтобы не скучала. Играй, смотри фильмы… Ну, в общем, разберешься! И самое главное! Чтобы не слонялась нигде! Учти, я в любое время могу приехать без предупреждения или позвонить, например, матери и попросить к телефону тебя! Или наоборот! И боже тебя упаси..! А ты, мама, смотри, пока меня нет, ты мои глаза и уши! И по доброте своей душевной не иди у нее на поводу! Я же все равно узнаю!

– Володя! Езжай уже! – улыбаясь, сказала Татьяна Сергеевна, относясь к сыну, как к шаловливому мальчишке. – Мы и без тебя справимся!

– Вот этого я и боюсь! Как справитесь мне тут… За вами обеими мужской присмотр нужен!

– Володя! – воскликнула свекровь, сделав строгое лицо и тряся указательным пальцем.

– Ладно! Ушел! Как доеду, наберу.

Мы расцеловались, закрыли за ним двери и, разминувшись в прихожей, разошлись по своим углам. В квартире стало совсем пусто и тоскливо. Время застыло на месте.

Что бы я ни пыталась придумать в качестве таблетки от уныния, самым действенным лекарством оставался компьютер. Я плохо в нем разбиралась и еще хуже понимала принципы работы с ним, поэтому, решив, что обучиться ему хотя бы на примитивном уровне домашнего пользователя лишним не будет, принялась осваивать методом проб и ошибок, или, проще выражаясь, «методом тыка». За полдня беспрерывного стучания по клавиатуре и клацанья мышью я прилично пополнила свой багаж знаний в программах, доучив и то, что давали еще в школе и вузе. Музыка, фото, видео, игры (в том числе и обожаемые «стрелялки» Володи), Интернет… Особенно Интернет. Зарегистрировала новый почтовый ящик, вместо того, что когда-то завел мне Володя, создала профиль в социальной сети и на сайте знакомств (сугубо для дружеской переписки), досконально разобралась в «аське», или по-умному – ICQ, поисковых системах.

– Вот! Теперь ты не такая отсталая от жизни! – горделиво говорила я сама себе. – Еще пару дней и почти асом будешь!

Неожиданно в комнату заглянула свекровь.

– Ты занята? – поинтересовалась она.

 

– Нет! А что Вы хотели?

– Я тут к Альбине собираюсь… на часик… там внук приболел… Подумала, может, ты со мной пойти захочешь… Заодно и познакомитесь лично!

– Да, с удовольствием! – как ребенок, обрадовалась я.

– Выходим через пять минут! Тебе, кстати, Володя звонил? Как он там?

– Давно уже! Вроде все в порядке. Доехал, расположился.

– Ну, слава богу! Он-то, на самом деле, у меня парень незлобливый, добросердечный, но такой безалаберный! Ну… Женился! Может, хоть теперь посерьезней станет!

«Очень на это надеюсь», – как-то обреченно помыслила я и направилась вслед за женщиной из квартиры.

Альбина показалась мне обычной нормальной девчонкой, как и все, со своими плюсами и минусами характера. Никакой враждебности в адрес кого бы то ни было я не заметила, хоть и поняла, что она так же вспыльчива и по-юношески взбалмошна, как и ее брат. Да и что с нее взять, если ей самой было недалеко за двадцать? Со мной она держалась нарочито сдержанно, что немного смутило меня, напомнив тот январский случай, но до конца вела себя вежливо и гостеприимно. Странно, что Володя так агрессивно отзывался о сестре. Мне же хотелось иметь с ней приятельские отношения. Сидели мы на кухне. Альбина ждала Виталия с работы и готовила ужин. Сын ее, маленький Владислав, лежал в детской. Я практически все время молчала, пока мать с дочерью обсуждали свои семейные проблемы, лишь изредка отвечая на вопросы девушки. Из их разговора было ясно – скоро мы все будем жить под одной крышей. Кажется, эта перспектива мне даже понравилась. Я представляла себе большой праздничный стол, всю семью в сборе, счастливые лица… пока мои мечтания не оборвал мобильный.

– Володя, – произнесла я как бы в ответ на вопросительные взгляды прервавших диалог женщин.

– Легок на помине! – раздраженно сказала Альбина и, повернувшись спиной, начала напряженно помешивать что-то в кастрюле на плите.

Свекровь сосредоточенно сербала чай. Не чувствуя за собой никакого греха, я спокойно сняла трубку и поведала ему о своем времяпровождении. Но он расценил все иначе… Из его словесного потока я поняла, что впала в немилость только потому, что «в деле фигурировало» имя сестры, причем он кричал так, что это слышали и все находящиеся рядом.

– Я тебя предупреждал! Без моего ведома и разрешения не сметь ни с кем общаться! А с этой дурой и подавно! Тут даже заикаться нечего! – Альбина только фыркнула. – Немедленно домой пошла! Я через десять минут проверю!

Что-либо объяснять ему было бесполезно, да я и не знала что. Копаться в их прошлом, выискивая причину таких взаимоотношений, я не горела желанием и вряд ли имела право. В конце концов, у них есть мать, которая должна была это предотвратить. Но то, что меня насильно впутывают в этот конфликт, не позволяло мне отсиживаться в стороне. Когда наши прения довели меня до нервного припадка, свекровь сделала попытку заступиться, но сын ее тут же осек в грубой форме. Дочь заступилась за мать, и понеслось… Полный крах мечтаниям! Я с ужасом осознала, к чему мне нужно готовиться с переездом золовки, и еще больше забилась в истерике. Меня сочувствующе напоили настойкой пустырника и отправили домой…