Утром третьего дня, когда Володя засобирался на работу, я уже не спала, – хотя, честно говоря, мне кажется, я вообще не спала той ночью, – но притворялась крепко спящей, чтобы избежать ненужного контакта. Для остальных домочадцев был выходной, и я надеялась, что сегодня они подольше понежатся в своих постелях, тем самым дав мне возможность незаметно покинуть квартиру. Нужно было спешить, нельзя терять ни минуты. Как только за Владимиром захлопнулась дверь, я вскочила и принялась паковать свои пожитки, пропустив утренний туалет. У меня не было ни дорожных сумок, ни чемоданов. В моем распоряжении находились только целлофановые пакеты, в которые я весьма неаккуратно закидывала все причиндалы. Скорость моего сбора, пожалуй, можно ставить в пример солдатам. Я предполагаю, что управилась не более чем за двадцать минут, включая и двухразовую проверку наличия забытых вещей. Особо ценного у меня ничего не было, но я очень не хотела в суматохе оставить даже малейшую безделушку. По большому счету, я уходила с тем же, с чем когда-то пришла. Единственным «совместно нажитым имуществом», которое я законно посчитала своим при разводе и прихватила с собой, была фотопленка и десяток печатных с нее наших фотографий. Сегодня я уже не отвечу, что именно руководило мной «при разделе» сего наследия – высокие чувства или все же низменные, но оно до сих пор хранится у меня, вопреки неоднократно ранее заявленным правам второй стороны, хоть и давно потеряло для меня свою цену.
К тому времени как мама добралась до пункта назначения, я уже допивала чай у Елены. Как ни странно, я была в прекрасном расположении духа и полна уверенности в себе. Азарт, который я испытывала в тот момент, – вот что больше всего врезалось мне в память и свежо до сих пор, будто случилось только намедни. Азарт, который неутихающим ураганом гнал меня во всю прыть, не давал отдышаться. Быстрое знакомство женщин, быстрое прощание, быстрый отъезд, – я так торопилась, словно боялась не успеть на последний космический корабль, улетающий с этой погибающей планеты, и сбавила темп лишь высадившись у отчего дома. Нет, я все еще не обрела покой, а значит, не чувствовала себя спасенной, в безопасности. Я понимала, что Сегодня – это просто антракт, всего-навсего короткий привал между Вчера и Завтра. Я знала, что «вкуснее» станет не скоро. Зачастую уходят годы труда, чтобы селекционеру горечь превратить в терпкость, а терпкий вкус в сладость. Но мне не хотелось об этом думать. Это будет потом. Сегодня – было моей маленькой наградой за День Прошедший, и я радовалась ему, как будто День Грядущий не наступит никогда.
Книга II. Завтра
Глава девятая. Заключительная
Итак, подытожим… Наступило Завтра… Не то Завтра, которое является последующим днем календаря, а то, которое придает совсем другой смысл, другие очертания, другой окрас, другие мысли, если хотите, тому прежнему Вчера, длиною все же не два с небольшим года, а, пожалуй, многим более, ибо то, что было Днем Сегодняшним, также стало Днем Вчерашним, а где между ними грань, не знаю даже я.
Да, сейчас обо мне и только обо мне!
Весна текущего года… Становится очень стыдно и досадно, когда оглядываешься назад и понимаешь, на что, а главное, на кого ты растратил былой запал, во что верил и кому доверял, за кем и за чем гнался, сколько времени и возможностей ты безрассудно упустил. Ты переживаешь уже не за то, как другие поступали с тобой, а за то, как ты поступал с другими. И тебя давно не волнует, что о тебе подумают окружающие, теперь для тебя важно только то, что ТЫ думаешь сам о себе. И много ли тех эпизодов в жизни, которыми ты мог бы гордиться, по сравнению с теми, за которые ты не можешь простить самого себя?! Ничего не прошло бесследно, это будет твоей частью навечно. Эти мазки нанесены на холст твоей души так небрежно и невпопад, что ты до сих пор затрудняешься ответить, кто же ты есть и что ты есть на самом деле.
Опустим мнимые регалии, разрыв с Володей дался тяжело, несмотря на мою всецелую погруженность в учебу, которую я с зимы продолжила, и новые отношения, которыми очень дорожила. Я полностью оправилась лишь через год, не раньше, но настоящей геенной для меня были первые месяцы, и я тянула туда всех, кто попадал в мою зону досягаемости. Вряд ли я делала это со зла, хотя… сейчас я ни в чем не уверена. Конечно, Володя так сразу не смирился с моим уходом, и, черт возьми, мне это нравилось. Он и умолял, стоя на коленях и со слезами на глазах, обещая золотые горы, и угрожал, но на меня все это больше не действовало. Несмотря на мои душевные страдания, я мысленно с первого дня провела между нами незримую черту, как непреодолимую стену между двумя мирами – высшим и низшим, и стирать ее я не хотела ни при каких обстоятельствах. Когда через полтора года мы официально развелись, этим и оборвалась последняя связующая нить, и только после этого я задалась вопросом: а что же все-таки между нами было общего? На чем держалась эта связь? На одной любви? Весьма сомнительно. Теперь я готова оспорить личное утверждение, что я любила Владимира, именно его, как такового, а не олицетворение в нем своей взрослости или даже зрелости. И я лишь делала вид, что не замечала и не понимала, что за человек передо мной, ибо это противоречило моим собственным иллюзиям, шло не по правилам игры. С господством иллюзий я и боролась. Не стало их – не стало для меня и самого Володи.
Мой взгляд на многие вещи сменил ракурс, а, как следствие, с ним изменилась и я сама. Была бы я настоящая, если не была бы прежняя я… Если…