Авантюра цвета фуксий

Глава вторая

– Ну, как наши успехи? – В телефонной трубке звучал голос Эмилии.

Вероника только что пришла домой и, не успев отнести на кухню пакеты с продуктами, осторожно поставила их на пол в прихожей. Снимая с ног туфли и засовывая ступни в мягкие тапочки, одной рукой она придерживала грозящие упасть пакеты, другой сжимала стрекочущую трубку.

– О каких делах ты говоришь?

Вероника отлично понимала, о чем спрашивает ее подруга, которая познакомила ее с Дворжецким, разрекламировав профессиональные качества молодого искусствоведа. Какой резон был у нее так стараться, Вероника не поняла, но знала наверняка, что Эмилия ничего не делает «просто так». Именно Эмилия, позвонив позднее, передала ей нижайшую просьбу Эдуарда Николаевича о встрече. Ничего толком не объяснив, она сказала, что Вероника не пожалеет, и просила держать ее в курсе дела.

– Ты ходила к Дворжецкому? Впрочем, знаю, что ходила. Что там было?

– Послушай, Миля, если хочешь, приезжай ко мне ужинать. Это не телефонный разговор.

Положив трубку, Вероника принялась за обычные домашние дела. Каждый раз, когда после трудового дня она возвращалась домой, приходилось наводить нарушенный порядок. Настоящий трудовой день, в обычном понимании этих слов, наступал два раза в неделю, когда присутствие в редакции было обязательным. Тогда приходилось вставать раньше. «Сова» по природе, она любила посидеть допоздна над своими статьями и утром вставала неохотно. Времени едва хватало: душ, кот, завтрак, лицо, одежда, сумка. Прежде до работы ее подвозил Вадим, иногда Вероника пользовалась машиной мужа сама, но без охоты – раздражали пробки на дорогах.

Вечером она всякий раз восстанавливала нарушенный утром порядок: Вероника любила красоту и чистоту. Этого требовало ее эстетическое кредо. Объясняться с Вадимом приходилось ежедневно потому, что его привычка все разбрасывать в самых неожиданных местах такому кредо никоим образом не соответствовала. За время их семейной жизни муж так и не сумел привыкнуть к требованиям жены и, как истинный творец, предпочитал хаос, называя его «художественным беспорядком». О мастерской, где Вадим мог вытворять, что угодно, поначалу они не могли и мечтать. С появлением в их жизни Эмилии, владелицы картинной галереи, появилась и мастерская. После развода Вадим жил там постоянно, оставив Веронике малогабаритную квартиру, где никто теперь ей не мешал. Почти.

Откуда-то сверху на плечи Вероники спрыгнул толстый рыжий котяра и затем мягко переместился на пол. Тошка жил своей кошачьей жизнью и лазил, где хотел. Это его пристрастие нисколько не смущало хозяйку, поскольку кот обладал поистине уникальной способностью слаломиста и ни разу не сбросил, не разбил, не испортил ровным счетом ничего. Более того, нередко гостям демонстрировали номер с прохождением Тошки по заставленной полке. Довольно упитанный массивный кот умудрялся пройти мимо преград, не сдвинув ни одну из них.

Вероника схватила котищу на руки и, прижав к себе, понесла мурлыкавшую зверюгу на кухню, где следовало приготовить ужин. Тошка был очень деликатен до поры. Если кормежка опаздывала, он мог превратиться в методично завывающего противным голосом зануду. Веронике это не нравилось, и она старалась ублажить кота до того, как у него проснется здоровый аппетит.

Она любила кулинарное искусство и не ленилась даже для себя одной приготовить что-нибудь вкусненькое, не сокрушаясь о том, что некому оценить редкостный вкус и аромат кушанья. Если ожидались гости, особенно тщательно стряпала свои фирменные блюда и любовалась ими с чувством творческого удовлетворения. Она готовила хорошо и делала это с фантазией, как все, за что бралась. К сожалению, Вадим в быту был неприхотлив и не ценил пищевых экзерсисов жены. Ел он словно машина по уничтожению салатов и котлет, проглатывая нежнейшее суфле как гречневую кашу, а новый соус из десятка ингредиентов не отличал от магазинного майонеза. Однако подруги любили у нее откушать и от приглашений никогда не отказывались.

Накормив кота, Вероника принялась за ужин для себя и Эмилии. Через пятнадцать минут на столе появились ароматные, украшенные маслинами гренки с ветчиной, запеченной под сыром, и воздушный омлет, густо посыпанный зеленью укропа и петрушки.

Эмилия принесла бутылочку сухого вина. Отдав дань горячему на маленькой, но уютной кухоньке, хозяйка и гостья переместились с кофейными чашечками в комнату, служившую гостиной. Одну из стен украшал двойной портрет мужчины и женщины. Эмилия остановилась, пристально рассматривая его, словно оценивая экспонат.

– Все-таки жаль, что расстались. Даже на портрете вы как брат и сестра, оба светлоглазые, светловолосые, вот только выражение на лицах разное. Вадим такой наивный, безмятежный, а ты с характером, с тайной. Прекрасный портрет и прекрасный художник.

– Кто бы возражал? – усмехнулась Вероника. – Ты знаешь, как я старалась сохранить этот брак именно потому, что Вадим гениальный художник, но жить с гением…

– Да, с гениями непросто, – согласилась Эмилия и присела рядом с хозяйкой.

Сбросив тапки, Вероника устроилась на диване с ногами и медленно, с чувством исполненного долга попивала душистый кофе, приготовленный по ее собственному рецепту, с корицей и капелькой ликера.

– Необыкновенно вкусно. У тебя талант, – нахваливала ее Эмилия.

– Знаю, знаю, – без лишней скромности принимала комплименты Вероника. – Но поговорим о деле.

– Я сгораю от любопытства. Дворжецкий не тот человек, который будет хлопотать по пустякам. У него к тебе интерес, а у меня к нему интерес.

– И в чем же твой интерес?

– Скажу, но сначала ответь мне. Я знаю Дворжецкого, он деловой человек, но мужик. Может быть, это всего лишь сексуальное влечение… – Эмилия сделала заговорщическую мину. – Как тебе показалось? Он «домогался»?

Вероника и сама гадала о том, что же на самом деле руководило Дворжецким.

На поверхности был исключительно профессиональный интерес, а то, как он смотрел на нее… При виде красивой женщины, которая к тому же кокетничает, любой нормальный мужчина поведет себя так же – будет улыбаться, разглядывать. Он не сказал ни единого слова, которое можно было расценить как домогательство. Пожал ей руки и при встрече и на прощанье. Даже не поцеловал их, хотя это могло сойти за обычный ритуал. Теперь ей казалось, что в его поведении присутствовала покровительственная нотка. Подумать только, так молода и так красива, а рассуждает толково! А ее кокетство – всего лишь ребячество перед чужим взрослым дядей. Так делают все хорошенькие девочки, им это прощают.

Вероника вспомнила, как быстро Дворжецкий справлялся с волнением. Он владел собой, стало быть, умел владеть другими. Это не Вадим, подверженный стихиям, сам как стихия, предсказуемая в своей непредсказуемости. У Вероники все время возникало ощущение, что Дворжецкий смотрел на нее сверху вниз. Его превосходство она чувствовала постоянно, тогда как своя власть казалась ей зыбкой. Да, он нуждался в ней, да, она просвещала его, но сила была на его стороне. Он понял, что небезразличен красивой и умной девочке, но вел себя очень достойно.

– Нет, не домогался, – честно ответила Вероника.

– Что же у вас было?

– Он сделал мне предложение.

– Предложение? В каком смысле? – уставилась на нее Эмилия.

– Да нет, не в том, не в том смысле, – верно поняв ее удивление, усмехнулась Вероника. – Вполне деловое предложение.

– Хорошо, – облегченно потерла ладошки Эмилия. – Ну, не томи, расскажи наконец.

– Он предложил мне быть его штатным консультантом по вопросам искусства.

– Отлично. Ты согласилась, я надеюсь?

– Считаешь, я должна согласиться?

– Вероника, ты что, шутишь? Твоя ирония неуместна. Честно говоря, я полагала, что ему нужна консультация. А он немедленно предложил постоянную работу. – Эмилия подняла руки кверху, подчеркивая важность и необычайность события. – Кстати, на каких условиях? – она опустила руки и внимательно посмотрела на подругу.

– Он предложил мне самой назвать условия. Он согласен на любые.

Эмилия подскочила от неожиданности и возбужденно заметалась по комнате, размахивая концами шали, точно всполошенная птица крыльями.

– Согласен на любые условия, согласен на любые. Боже, Дворжецкий согласен на любые условия. – Она наконец остановилась и вытаращила на Веронику глаза. – И ты не сказала «да»?

– Пока – нет.

Эмилия упала в кресло, словно птица подстреленная.

– Как это понимать?

– Послушай, Миля, скажи: в чем все-таки твой интерес? Я тебе благодарна за сватовство, но расскажи мне о своих планах.

– Хорошо, слушай. Дворжецкий очень богат, очень умен и очень осторожен. Мой интерес прост до примитива: нужны деньги для галереи, чтобы окончательно встать на ноги. Дворжецкий любит коллекционировать старину, но в современном искусстве ровным счетом ничего не понимает, а тут вдруг ты. Эврика! Я на вернисаже все придумала. Ты сблизишься с ним, войдешь в доверие, а потом… для тебя он решится на серьезные вложения.

– Почему?

– Потому, что будь ты хоть суперискусствовед, этого недостаточно, но он смотрел на тебя такими глазами, такими глазами…

«Нет, пожалуй, я не фантазировала, – подумала Вероника. – Миля трезвомыслящая женщина. Если она говорит, что „так смотрел“, значит, он смотрел именно так».

Вероника познакомилась с Дворжецким на вернисаже. Он подошел к Эмилии, та представила его спутнице как серьезного коллекционера. Он стоял около них несколько минут. Пока говорила Эмилия, внимательно смотрел на Веронику. Его глаза искрились так, словно он что-то знал о ней, чего не знала она сама. Этот чуть насмешливый пристальный взгляд оставил в душе ноющую ранку.

Вероника, как всякая красивая женщина, привыкла к взглядам мужчин, и внимание Дворжецкого ее не удивило. Кроме того, в желании с ней познакомиться не было ничего необычного, тем более на выставке, где завязываются знакомства. Многие посетители вернисажей знали ее как профессионала и старались на всякий случай получить визитку и вручить свою.

Разговор был коротким: две-три фразы. Затем к нему кто-то обратился и отозвал в сторону. Он подошел к группе, в которой выделялась немолодая, но очень симпатичная, стильная дама. Вероника почувствовала досаду. Захотелось непременно вернуть его и понравиться ему. Тогда она еще не думала о любви, но он возбудил в ней любопытство.

– Вот черти, увели нужного человека, – возмущалась Эмилия. – Однако, – добавила она, прищурив глаза и хитро посматривая на подругу, – он еще подойдет к нам. Уверена – подойдет. Подожди меня здесь, я отвлеку от него эту мадам. Слишком опасная особа, умеет нравиться мужчинам значительно моложе себя. Сейчас она может нам помешать, – заявила галлеристка тоном, не терпящим возражений, и растворилась за спинами любителей живописи. Через минуту Эмилия Львовна уже прогуливалась вдоль ряда картин, крепко держа под руку конкурентку и шепча о чем-то, безусловно, важном для собеседницы, судя по выражению ее лица.

Вероника смиренно разглядывала произведение художника, который для реализации своих социально-политических взглядов почему-то выбрал масляные краски.

– Вам нравится этот шедевр? – с мягкой иронией произнес рядом с ней знакомый голос.

Повернув голову, Вероника встретилась с черными глазами Дворжецкого, который тихо подошел к ней и стоял сзади. Он разглядывал ее, как прежде, без смущения, словно что-то прикидывая в уме. Картина нисколько его не интересовала.

Девушка растерялась, несмотря на то, что минутой раньше взглядом искала его среди публики и ждала, когда же он подойдет. Боясь выдать волнение, она ответила коротко:

– Нет.

– Отлично, – улыбнулся он, – я рад, что наши вкусы совпадают.

– Пока мы убедились, что они не отличаются слишком резко, – уточнила она.

– Вы правы, – согласился он, чуть наклонив голову, – я поспешил, но, надеюсь, не ошибся.

Несмотря на то, что они познакомились всего лишь десять минут назад, Веронике казалось, что между ними уже возникли «отношения». Ей было известно утверждение психологов о том, что мужчина и женщина в первые несколько секунд инстинктивно оценивают друг друга как желанных или нежеланных. Более того, она не раз убеждалась, что вне зависимости от пола именно первое впечатление, вроде бы основанное на мелочах, оказывалось правильным по большому счету. С некоторыми людьми она сразу чувствовала себя легко. Впоследствии они действительно показывали себя надежными партнерами, на которых можно опереться в деле, или становились ее верными друзьями, как, например, Эмилия. С другими контакт налаживался с трудом, несмотря на отсутствие видимых причин для неприятия. Рано или поздно такая связь приводили конфликту. Дворжецкий получил у Вероники оценку пять с плюсом. Сам он на вернисаже и в офисе держался так, словно они давно знакомы, и не скрывал симпатии.

Теперь, сидя с Эмилией у себя дома на уютном диванчике, Вероника мысленно «прокручивала пленку», пытаясь анализировать произошедшее. Слова Эмилии о том, что Дворжецкий как-то особенно смотрел, свидетельствовали о его интересе, но как велик этот интерес? Ее собственные чувства были извилисты, как змеи. Ее не удивила бы ответная симпатия к Дворжецкому, но обнаруженное влечение к мужчине, которого она едва знала, смущало Веронику как признак слабости.

– Смотрел, говоришь? – с сомнением уточнила она.

– Смотрел, – убежденно заверила ее подружка, – еще как смотрел. А ты не заметила? – добавила она язвительно.

– Я могла ошибиться.

– Значит, заметила. Вот и я заметила и все устроила. Ты уж не забудь нас, когда получишь власть над его денежным мешком.

Вероника поморщилась. Как-то несимпатично получалось. «Впрочем, – подумала она, оправдывая подругу, – я ведь и сама шла к нему на встречу как на охоту».

Эмилия что-то трещала о своих планах и надеждах на Веронику. Но та перебила ее.

– Он тебе нравится как мужчина?

– Дворжецкий? В каком смысле? Ах, в этом?.. Да, но с моей внешностью…

Внешность Эмилии действительно была на любителя. Высокая, сухощавая, тонкие губы и крупный нос, черные, очень коротко стриженые волосы… все это странным образом сочеталось с экзотическими нарядами: шалями, вуалями, браслетами и так далее. Веронике она нравилась. У Эмилии было редкое чувство стиля. Она, безусловно, была яркой женщиной и обращала на себя внимание, но была слишком оригинальна. К тому же Эмилию отличали острый ум и некоторая ироничность, а эти качества – по мнению большинства мужчин, не нужные женщинам – многих пугали.

Вероника уточнила:

– А у меня есть шанс? Да, именно в этом смысле? Ответь серьезно.

Эмилия убрала улыбочку с лица, поджала губки и поиграла бровями.

– Ты красива, и у тебя, разумеется, есть шанс, но как далеко ты сама готова зайти? Я говорила тебе, что он женат.

– Ты говорила, что они живут раздельно.

– Это ничего не меняет. Ты можешь стать его любовницей. Но помни, что он не разведется. Я тебя предупредила.

– Почему ты так уверена?

– Я знаю Дворжецкого. Он не бабник, но серьезно увлечен тобой. В этом ты уже победила. С другой стороны, – она замялась, подбирая слова, – неважно, по какому поводу, он говорил, что не оставит жену. Не сможет. Он так сказал. А этот человек слов на ветер не бросает, я склонна ему верить. – Эмилия сочувственно посмотрела на подругу.

На лице Вероники отражалось огорчение, но в прищуренных глазах сверкало упрямство.

– Для тебя это так важно? Уже?

Вероника промолчала.

– Ты, помнится, хотела от него заказ для Вадима. Теперь решила убить двух зайцев сразу? Буду рада поздравить, дорогая, Дворжецкий того стоит. Но не думаю, что это возможно.

– Посмотрим, – задумчиво глядя куда-то сквозь Эмилию, ответила Вероника, поглаживая жирную спинку прислонившегося к ней кота.

Глава третья

Прошло немногим больше месяца с тех пор, как новый сотрудник фирмы – советник по архитектурно-художественным вопросам проектирования и строительства – приступил к работе. Вероника Владимировна Астахова сопровождала шефа в поездке по Франции. Они поселились в престижном отеле на маленькой улице в квартале Сен-Жермен-де-Пре.

Лето в Париже. Жизнь в этом городе не замирает никогда, даже в самые жаркие дни. Вероника любила лето, любила Париж и, кажется, влюблялась в Дворжецкого. Мгновенно возникшая привязанность была так удивительна, что она спросила Эдуарда Николаевича о его способностях к внушению. Прежде чем ответить, он недоуменно поднял брови и задумчиво посмотрел куда-то вверх, словно оценивая свои возможности. Это уверило ее в искренности отрицательного ответа. При всех замечательных свойствах и щедрости лично к ней Эдуард внешне не выдерживал сравнения с Вадимом, яркая красота которого приковывала внимание обоих полов. Но глаза Дворжецкого, тот особый ласковый взгляд, каким он смотрел на Веронику, сделали его близким человеком, которому она могла доверять.

Вероника не торопила события и, чтобы сохранить некоторую дистанцию, сначала даже в мыслях старалась называть шефа по имени и отчеству. «Нарыв должен созреть», – приговаривала в свое время ее бабушка в сложных и запутанных ситуациях.

«Мы будем жить в районе парижской знати», – говорил ей перед отъездом из Москвы Дворжецкий. Вероника понимала, что он хочет продемонстрировать свои возможности, это было приятно. Рядом с отелем находился Монпарнас, где когда-то жили величайшие художники, музыканты, писатели, прославившие его улочки, маленькие кафе, где они встречались, где писал свои романы Хемингуэй. Несколько шагов – и дальше Латинский квартал, Сорбонна…

Дворжецкий в течение нескольких дней должен был посещать фирмы партнеров. Присутствие Вероники в этих поездках было необязательным, и она пользовалась предоставленной ей свободой, однако, по настоянию Дворжецкого, путешествовала в сопровождении охранника.

Париж – особенный город для тех, кто так или иначе связан с искусством. Вероника имела хорошее представление о его планировке и достопримечательностях, знала несколько иностранных языков, этого было достаточно, чтобы ориентироваться и не заблудиться в любых закоулках. В ее распоряжении была машина, но и в пеших маршрутах она находила особую прелесть. Один из дней Вероника решила посвятить Монмартру, месту рождения импрессионизма. Однако первое впечатление от прогулки было связано с модерном: чугунная решетка веером накрывала вход в метро на площади Аббатис. Налюбовавшись изысканным рисунком и манерной пластикой, Вероника вместе с охранником отправилась на улицу Лепик, где в доме у своего брата Тео жил когда-то Винсент Ван Гог. По пути они заглянули в дом, где творил Пабло Пикассо. Наконец они очутились на маленькой площади Тертр, в скверике с редкими деревцами и красными зонтиками тентов, где находилось пристанище для начинающих гениев и просто желающих подзаработать ремесленников от живописи. Вероника с любопытством разглядывала произведения расположившихся на вольном воздухе парижских художников, но с сожалением убедилась, что Ренуаров среди них не было. Так, искусство для туристов. Впрочем, одна акварель ей понравилась, но она постеснялась возбудить напрасную надежду, ведь покупать она не собиралась, и отошла. Дворжецкого интересовало только то, что можно было продать, по меньшей мере, за ту же цену.

Вероника, сделав знак охраннику, направилась к главному объекту всех туристических маршрутов на Монмартре – церкви Сакре-Кер.

Этот квартал имеет двойную славу, и вторая не делает Парижу чести. Вероника знала, что лучше всего базилика смотрится не с верхней, а с нижней площадки лестницы, и, протискиваясь в толпе, стала спускаться вниз. Голова ее все еще была занята мыслями о молодом художнике. Вдруг она почувствовала резкое движение, это охранник схватил за руку вертлявого паренька – тот приготовился взрезать висевшую на плече Вероники сумку. Воришка оказался проворным, ухитрился выскользнуть и тотчас раствориться в людском водовороте. Охранник виновато пожал плечами, но Вероника его успокоила. Что им делать с этим малолетним разбойником? Не в полицию же вести.

Однако после этого случая она стала внимательнее к некоторым советам Дворжецкого, которые прежде казались ей перестраховкой. Странное и доселе не знакомое чувство посетило ее – чувство защищенности. О ней заботились, ее опекали, ее охраняли и даже кое-что решали за нее. Это было что-то новенькое. Она воспринимала жизнь как поле битвы, которое развивало ее бойцовские качества, но портило характер. Теперь с Дворжецким она настолько была освобождена от хлопот, что иногда ей казалось: она путешествует с весьма состоятельным отцом, который торопится окружить ее роскошью и вниманием.

Эпизод на Монмартре нисколько не омрачил восторженного состояния Вероники. Поездка действительно складывалась блестяще. Соблазн был велик. Дворжецкий предложил ей делать покупки без ограничений по своему усмотрению. Быть в Париже, иметь возможность приобрести все, что заблагорассудится, и не воспользоваться этим? Но у Вероники была иная цель. Она не отказала себе в удовольствии усовершенствовать гардероб: кому как не ей носить изысканные наряды. Эдуарду Николаевичу вряд ли понравится скромница. Но переходить грань, за которой девушку можно подозревать в алчности, было неразумно. Чтобы придать ситуации необходимую окраску, она поставила условие, что все затраты на ее покупки пойдут в счет будущих гонораров. «А там посмотрим», – подумала она. Дворжецкий оценил ее щепетильность и согласился.

В один из дней он был не столь загружен, как обычно, и Вероника уговорила его пройтись вместе с ней по магазинам. Веронике важно было показать себя не только умницей, красавицей, но и рачительной хозяйкой. Она решила создать «семейную» ситуацию, когда обсуждаются совместные покупки, приобретаются мелочи для дома, которые просто любовники обходят стороной.

– Куда мы отправимся? Вы уже были на Сент-Оноре? – полюбопытствовал Дворжецкий. – Там можно найти одежду на любой вкус. Когда я в первый раз приехал в Париж, мне посоветовали: если хочешь купить приличные вещи, отправляйся именно туда. Дорого, но там я приобрел костюм и впервые остался доволен. Носил с удовольствием.

Они поехали в сторону Елисейских полей, где недалеко от Площади Согласия начиналась улица Сент-Оноре. Переходя из одного бутика в другой, Вероника внимательно, но быстро, чтобы не утомить спутника, перебирала вещи, в некоторых случаях обсуждая их с Дворжецким, чтобы сориентироваться в его предпочтениях.

Вероника поняла, что ее шеф был скорее арбитром, чем творцом. Это ничуть ее не смутило, поскольку такие способности нередко дают преимущество. Умение судить предполагает развитый интеллект, а это качество в мужчине Вероника считала чрезвычайно сексуальным.

Он принял деятельное участие в выборе одежды для Вероники, придирчиво по-хозяйски рассматривал предлагаемые продавцом товары. Веронике нужен был вечерний наряд. Дворжецкий посоветовал приобрести его в фирменном салоне известного дизайнера. Она примеряла платья одно за другим, но Дворжецкого они чем-то не устраивали.

– У вас потрясающая фигура, – повторял он незамысловатый комплимент, без намерения польстить, просто поясняя свою позицию, – но в этих туалетах прежде всего видишь платье, а не вас. Так не должно быть. Я хочу видеть вас.

– Вы хотите костюм Евы, – наконец не выдержала мученица.

– Тоже вариант, – не смутился Эдуард Николаевич, – но не для общественных мест.

– Ну, если вам ничего не нравится…

Вероника подумала, что они ссорятся как муж и жена. Ей стало жаль его. Солидный, занятый серьезными делами мужчина возится с ее нарядами, а она не может найти подходящее платье.

– Есть ли у вас что-то более эротичное, но в меру, – обратилась она к продавцам с неожиданным вопросом. Один из них энергично закивал головой и немедленно удалился.

Дворжецкий сидел в кресле, сцепив пальцы рук. Вероника подошла, присела перед ним на корточки, заглядывая в глаза. Ей хотелось дотронуться до него, но она боялась показаться навязчивой.

– Мне кажется, я поняла, что вам должно понравиться.

Вернулся продавец с парой платьев.

Первое из них, узкий классический «пенал» с очень глубоким декольте и скульптурно вылепленным лифом, украшенным небольшим остролистым цветком из диковинных перьев, понравилось Дворжецкому.

– К нему подойдет гладкая прическа с высоким пучком, сейчас это модно, – заметила Вероника, разглядывая себя в зеркале со всех сторон, ловко приподняла и закрутила волосы на макушке, показав, как это может быть сделано.

Дворжецкий любовался ею, кивая и загадочно улыбаясь. Казалось, от восторга он лишился дара речи.

Когда она вышла во втором наряде, резко отличавшемся от первого, то по лицу спутника сразу поняла: это то, что надо.

Длинное светлое платье плотно облегало стройную фигуру и держалось на тоненьких лямочках, оставляя обнаженными точеные плечи, верх идеальной груди и гибкие руки. Тонкая ткань едва скрывала прекрасное тело, предоставляя достаточно возможностей для воображения. Пенистая, кружевная фактура и лунный отсвет ткани придавали наряду холодный оттенок недоступности, тогда как витиеватый узор теплого золотистого цвета подчеркивал прелести женского тела, искусно повторяя выпуклость бюста и бедер, струясь вниз стремительными линиями, подчеркивал стройные ноги.

Она заметила, как заблестели глаза Дворжецкого.

Продавец что-то шепнул Веронике. Та, удивленно приподняв брови, прикусила губку. Потом подошла к Дворжецкому и произнесла вопросительным тоном:

– Кажется, оно слишком открыто. К тому же очень дорого, я не могу себе такое позволить.

Дворжецкий, не отвечая, сделал выразительный жест, отметая возражения, и кивнув продавцу, сказал, что они покупают оба платья. Тот понимающе заулыбался и поспешил оформить покупку.

– Это подарок, – пояснил шеф, – считайте, что подарок фирмы, платья нужны для встреч с нашими партнерами. Я прошу вас надеть любое из них сегодня вечером.

Такой поворот Веронику вполне устраивал. Разумеется, шеф должен купить ей достойный наряд, если появляется «производственная необходимость». В некотором смысле она представляет фирму, является ее «лицом», и от того, как выглядит это «лицо», нередко зависит результат переговоров. Красивые девушки являются частью бизнес-технологии, рассеивая негативные мысли клиентов.

Сомнения при выборе платья были вполне искренними. Вероника была практичной и не любила лишних вещей, загромождающих жизненное пространство. Она понимала, что оригинальное платье нельзя надеть дважды в одну и ту же компанию. Ей было жаль, что большую часть времени оно провисит в гардеробной. Вместе с тем Вероника понимала, что судьба дарит ей редкую возможность приобрести наряд от знаменитого кутюрье, о чем прежде можно было только мечтать. Она была благодарна Дворжецкому за то, что он не медлил ни минуты, узнав огромную, по ее понятиям, цену товара. Она уже начала привыкать к щедрости своего спутника, он заботился о ней больше нее самой.

Продолжив путешествие по магазинам, они накупили еще немало симпатичных вещей, но особое внимание Вероника уделяла мужской одежде. Ей хотелось купить что-то такое, чем он будет наверняка пользоваться, что вызовет приятные ощущения и будет напоминать о ней. Она выбрала пуловер приглушенных тонов, мягкий и шелковистый, как нежный зверек, и протянула его Дворжецкому.

– Нравится? Посмотри, какой чудесный! – от восторга она не заметила, как с губ сорвалось «ты». – Лето скоро закончится, да и вечера уже прохладные. Пусть это будет мой подарок, можно?

– Можно, – черные глаза Дворжецкого засияли от удовольствия. Видимо, он не ожидал от Вероники внимания к его гардеробу, и это был приятный сюрприз.

Она двинулась навстречу обнимающим ее рукам. Щека прислонилась к щеке, его теплые сухие губы шепнули: «Спасибо». Она почувствовала, как мощное тело прижалось к ней, потянулась к нему, голова закружилась… но в этот миг Дворжецкий отстранился, все еще придерживая ее за плечи. Он очень серьезно смотрел ей в глаза, как будто читая в них ответ на вопрос, и… вдруг оба залились веселым беспричинным смехом.

Стоявшие невдалеке от них пожилые дамы с недоумением оглянулись на «новых русских».

Бутик находился недалеко от Лувра. Дворжецкий отпустил машину, дав распоряжение отвезти покупки в его номер, а Веронике предложил прогуляться пешком.

По пути к Новому мосту они заглянули в «Самаритен», где купили кое-что из мелочей для подарков московским друзьям. В кафе на крыше универмага, откуда открывается панорама Парижа, в этот час почти все белоснежные столики были свободны, только молодая мамаша и девочки-двойняшки в одинаковых розовых платьицах составляли им компанию.

Летний день еще не спешил заканчиваться, солнце медовым светом озаряло крыши домов, но тени уже становились длиннее, сливались в единую массу, образуя на противоположном берегу Сены пространство прохлады и полутонов. На переднем плане был виден фасад Консьержери, а дальше, тыча в небо тупыми пальцами башен, возвышался Собор Парижской Богоматери. Сколько хватало взора, город еще купался в солнечной ванне, не думая о скором наступлении ночи. Едва заметный ветерок напоминал о себе, играя лепестками фуксий ярко-розового цвета, украшавших кафе по краю террасы, и шевелил ветки карликовых деревьев.

Вероника и Дворжецкий чувствовали перемену в отношениях и понимали, что порог преодолен. В ожидании кофе Эдуард Николаевич позволил себе накрыть ладонью тонкие пальчики спутницы и мягко, но настойчиво попросил:

– Вы так молоды, что мне, глядя на вас, трудно произносить «Вероника Владимировна». В официальной обстановке это вполне уместно, но сейчас, когда мы одни, позвольте мне называть вас только по имени.

– Я не возражаю, – одобрительно улыбнулась она, – но к вам я по-прежнему буду обращаться по имени и отчеству. Мне нравится смотреть на вас, скажем так, снизу вверх.

– Вас смущает разница в возрасте?

– Нет, нисколько. Напротив, мне нравится, что вы старше, и я подчеркиваю: это доставляет мне удовольствие.

– Какие отношения были у вас с отцом? Впрочем, можете не отвечать, если не хотите.

– Вы полагаете, что я ищу в мужчинах отца? Не исключено. Он умер, когда я была еще совсем маленькой, и, вероятно, я испытываю дефицит мужской заботы. Мама долго была одна, но потом она нашла подходящего человека. Поехала как-то в командировку и в поезде разговорилась с попутчиком – оказалось, это ее мужчина. Теперь они живут в Питере. Но у меня с ее новым мужем как-то не сложилось теплых отношений. Возможно, поэтому я рано вышла замуж за своего сокурсника, но он сам нуждался в поддержке и даже детей не хотел, не хотел ответственности.

– Думаю, что это просто молодость. Знаете, редкий мужчина, не нагулявшись, мечтает остепениться в семейном кругу и посвятить себя детям. Это было бы странно. Мужчина хочет прежде всего реализоваться в деле, бизнесе, творчестве. Только с годами, да и то не ко всем, приходит желание обзавестись кучей детишек. Нередко это случается без всякого на то желания. Разве что возникает проблема наследника. Для состоятельного человека это немаловажно, хотя, как показывает жизнь, наследники не всегда оправдывают усилия и надежды родителей.