Девочка, которая живёт

11.

Одиннадцать:

11. Не требовать и не просить

Жила-была девочка Настя. И та Настя совсем и отчего-то не знала счастья. Она плакала и ныла днями и ночами напролёт, и думала, точней была уверена, что никто её и никогдашеньки и не поймёт. Такой вот был полёт у Насти-самолёт. Она упала головой об лёд и растопился, а потом и вкрай растаял, От её слезёнок, В конец набухший и саможалостный живот.

12.

Двенадцать:

12. Не осуждать

Жил-да-был чёрный кот за углом. И кота ненавидел весь дом. Только песня совсем не о том, как не ладили люди с котом. Говорят, не повезёт, если чёрный кот дорогу перейдёт, а пока наоборот, ту-ту-ту-ту-ру-ту-ту, только чёрному коту и не везёт.

13.

Тринадцать:

13. Ничего и не от кого не ждать

Жила-была девочка Фёкла. Она была хороша собой, красива, несмотря на имя грациозна и очень хорошо воспитана. Она знала себе цену и уже скоро хотела выйти замуж за одного-единственного мужчину своей мечты. У неё были подругайки в школе, которые клялись ей в вечной верности и любви, ведь Фёкла была отличницей и всегда давала им списывать и подглядывать за собой на контрольных. Она выдавала им по секрету свои секреты и они подолгу хихикались по углам школы.

Однажды на Фёклу на школьной дискотеке обратил своё внимание старшеклассник. На минуточку. Старшеклассник был её старше аж на целых четыре!! (ой мамочки мои) года!!. Он пристально наблюдал за ней на дискотеке, и это не могли не заметить наивнимательнейшим образом уже в ту совсем юную и молодую пору так воспитанные, все девочки вокруг. Они, как полагается, начали шушукаться за её спиной, называть девчулю шлюхой и прочими неприличными словами. Фёкле всё это изрядно надоело, и она, отчаявшись, решилась на самый, как ей тогда казалось, важный шаг в её маленькой жизни – она пришла домой и серьёзно, прямо глядя в глаза своей маме, спросила у неё:

– Мама. А что такое Шлюха?.

Мама чуть не присела от тяжело нависшего в воздухе вопроса, ведь она была утонченной благовоспитанной алтайской особой с огромными как синее небо голубыми глазами, полными мира любви и вселенского добродушного понимания.

Мама ответила:

– Откуда ты знаешь такое слово, доченька? – её голос немного дрожал, но она пыталась скрыть бушевавшее в ней волнение.

Фёкла чувствовала это, но ей было не жаль маму, она точно и ясно и прямо хотела знать правду.

– Меня так называют в школе, – немного насупившись, но так же гордо, ответила дочка.

– Это плохое слово. Не слушай их, доченька, – сказала мама, отводя лицо от дочки в сторону плиты.

Фёкла почувствовала, что мама пытается скрыть слёзы и не стала больше настаивать, остановив свой остроточечный допрос. Она гордо вышагнула из кухни в коридор, а затем и на улицу, ведь теперь она точно знала, вот точно, вот совсем, наверняка, что что-то тут не так!.

Дальше больше. Издевательства над Фёклой приобретали всё бОльшую и бОльшую силу и, казалось, этот снежный ком сможет остановить только чудо. Но чудо не произошло.

В неё показывали, а потом уже и прямо тыкали пальцами, вываливали ей свои языки, крутили у виска, говорили слова «почище», чем шлюха. Значения этих слов девочка не знала, но она чувствовала, буквально чувствовала кожей, что они означают явно что-то дико ужасное, неприглядное, незавидное и попросту непристойное. Но она-то знала, что эти слова уж к ней-то точно не имеют никакого отношения. Они отскакивали от неё, от её кожи, от её ушей и от её сознания как весёлые чудо-мячики-попрыгунчики. Она была в меру гордой и никому ничего не собиралась доказывать и объяснять. Просто ходила теперь уже одна везде и всюду, и в школу и из школы и в магазин. Стоит ли говорить, что такие дорогие ей подружки тут же отказались от неё. Они отворачивались, далеко завидев её из-за угла, поворачивались к её стороне спиной, стояли с понуренной вяло свисающей с шеи головой и усердно делали вид, что не замечают её. Она же гордо проходила мимо, также делая вид, что не знает и их.

Позже выяснилось, что тот самый мальчик из 11 класса в тот момент, когда загляделся на танцующую Фёклу, встречался с девочкой из параллельного с ним класса. Девочки-подружки обиженной старшеклассницы свято верили в святость своих намерений и дел, с усердием и наиглубочайшим рвением отстаивая и доказывая свою правду, старясь для всех и вся во имя всевышнего общего большого блага. Они караулили Фёклу у школы, у магазина и на всех дорожках к дому (а жила Фёкла в доме прямо рядом со школой и легко было вычислить её адрес, элементарно проследив за ней глазами из школьного окна), устраивали Фёкле «тёмную», били её кулаками рюкзаками и палками в живот и, в общем, везде, куда и по чему попадали, отчего испытывали непревзойденную радость и будоражуще-захватывающий поросяче-зверячий восторг.

Она не прогнулась, не поддалась и не уступила. Правда, один раз сделала вид при избиении, что ей больно, и то только для того, чтоб это поскорей закончилось. Вот этого то одного малюсенького разка и хватило, чтобы потом ещё несколько раз в жизни, во избежание ненужной боли и из страха быть изувеченной, она также «играла в жертву». Потом за это ей было мучительно стыдно. Не раз она утешала себя, что сделала Всё Правильно, что не могла поступить иначе, что сработал элементарный инстинкт самосохранения. «А надо было схватить первую попавшуюся под руку палку и отделать всех этих макаронин по-полной» – сожалела Фёкла. Однако, самой себе девочка простить этого ну никак не могла – что всего лишь однажды прогнулась под них. («Камнем лежать или гореть звездой», песня «Кукушка»). В то же время, этот опыт и пригодился Фёкле в будущем. Она естественно правдоподобно смогла в экстремально неприятной ситуации с неожиданно набросившимся на неё таксистом сыграть роль чрезмерно больной разноцветными заболеваниями девушки, и он поскорее её отпустил, если не выгнал.

Не было поддержки снаружи, иссекала вера и внутри. В жизни девочка потом ещё не раз предавала саму себя, свою силу именно исходя из того опыта – во избежание боли, ненужной боли, из страха получить боль, незаслуженную и такую ненужную боль для её маленького и доброго сердца.

Фёкла выросла и повзрослела. Она давно уже понимала не только значения многих слов, но и гораздо больше. Так, она начала понимать понемногу, не сразу, но начала и понимала, все матерные слова и нематерные слова, искусно оперируя оными в случае необходимости, она перевелась в другую школу с прекрасными оценками окончив и её, окончила два высших учебных заведения, и оба с отличием, она знала латынь и свободно говорила на английском. Фёкла много путешествовала, видела разные страны и встречала не счесть сколько людей. Какие только ей не попадались люди на её жизненном Пути!

Но вот зато теперь она могла вычислить, кто из них кто, сразу и не задумываясь, одним лишь коротким взглядом обросив человека. Она безошибочно определяла всю суть и истинную наполненность стоящего либо сидящего перед ней. Какой урок вынесла Фёкла из этой истории? Да, наверное, что никакой. Вот только за своих детей Фёкла всегда стояла стеной-горой перед всеми и не было здесь исключения – учитель это либо ученик, чья-нибудь обиженная жизнью мамочка одноклассника или весьма харизматичный охранник в продуктовом магазине. Своим детям она вкрадчиво доходчиво и рассудительно по-взрослому в самом юном возрасте объясняла значения многих, пусть даже и неприличных, и так режущих невинный слух, слов. Ласково, нежно, прямо и с юмором она готовила их смолоду к знакомству с этим прекрасным, чУдным и чуднЫм миром.

14.

Четырнадцать была проворна:

14. Позволь всем быть такими, какие они есть

Жила-была девочка Кира. Она была молчаливой и строгой к себе девушкой. По-настоящему взрослой и, казалось, немой. Она постоянно упрекала себя за это – за то, что видит и не говорит, «А ведь как бы я могла изменить этот мир и живущих в нем людей в лучшую сторону» – думала она. «Зачем же и от чего же я постоянно молчу?» Она хотела говорить, но не могла. Толи потому что она была хорошо воспитана в духе «Господьской Барышни», толи потому что она была излишне чрезмерно застенчива, она и сама не знала.

Однажды ей всё это изрядно надоело и она заставила себя сказать. Она сказала мальчику, который так ей нравился, что он ей интересен и пригласила его в кино. Мальчик был очень рад и удивлён и напуган одновременно. Рад, потому что Кира была красива и хороша собой, она умела за собой ухаживать и отлично одевалась и выглядела. Удивлён, потому что никогда бы не подумал, что такая гордая и независимая Кира может испытывать хоть какие-нибудь там, но человеческие чувства. Напуган, потому что у него никогда и в помине не было такой девушки, как Кира, и он совершенно не знал, как себя с ней вести и что вообще делать и не делать. К тому же, он не хотел её обидеть.

Они отправились на прогулку. Кире нравилось в Степане то, что он был весёлым и открытым, с чувством юмора и с нисходящей с лица улыбкой. Они катались на теплоходе и им было легко и хорошо вместе молчать.

Девочка думала про себя «Как же хорошо, что я решилась на такой шаг! Я заговорила. И ни с кем-нибудь, а с ним. Сразу. Вот, оказывается какая я смелая». Мальчик думал: «Что же делать? что же делать. Обнять? Ударит? Поцеловать? Нет, рано. Куда пойти потом? Как себя вести? Скромнее? Или понапористее?» – мучили его вопросы.

Река Ока, по которой плыл теплоход с музыкой и танцами, то была спокойна, то вздыбалась лёгкими волнами от центра реки к краям-берегам, то и вовсе таяла, как будто её и нет. И совсем не важно, чем закончилась эта ещё одна короткая или длинная история, важно, что она была, и был этот опыт, и что каждый принимал другого ровно таким, каким тот был в тот момент и именно тогда. Свирепо просто и по-людски человеческо.

15.

Пятнадцать вовсе задалась:

15. Не злорадствовать

Жила-была девочка и звали её Никак. Она была баловнем судьбы, всё и всегда давалось ей легко и не сложно. Она любила болтать, сочинять пустяки и просто быть ветром. Она ходила на тусовки и во всём и всегда видела одни плюсы. Ну и минусы, конечно. И понеслось… Она упрекала всех и себя в том, что ну никтошеньки не мог открыть бутылку шампанского. Можно было просто поржать над ситуацией, или пустить на самотёк, но только не Никак. Она раздувала из этого целое событие, разбирала его по пазлам и полочкам, копалась, ковырялась и пронюхивала его от и до. Во всём видела потаённый смысл или вселенского масштаба заговор. А, казалось бы, простая бутылка незамысловатого шампанского с бракованной на её беду пробкой. Никак лютовала от радости, наблюдая за старательным добрым мальчиком, который корчился в судорогах и потугах открытия бутылки и уже не помышлял о продолжении вечера в её компании и уж тем более ночи.

Никак была несамоутвержденной в жизни, с забитой соцсоветами головой, полна детских комплексов и сомнений, всего на свете боялась и потому отчаянно делала вид, что ничего и никогда не испугается.

16.

Шестнадцать была с ней покорна:

16. Никому ничего не доказывать и не объяснять

Жила-была девочка Ефросинья. Девочка жила одна. С тремя детьми. В глухой деревне. Топила печь и маялась с водой. То водопровод, незамысловатый, но рабочий, который смастерила она сама, перемерзнёт зимой от недостатка тепла в доме, то приходилось ходить в колодец через дорогу, а, как известно многим ответственным мамочкам и папочкам, воды в доме с таким обилием детей должно быть много.

Она не гасла Не горела. Она жила, скорее тлела. Она была совсем одна на небосклоне как луна. Светила ей и освещала: И незатейливый очаг И казанок на печке старой И даже мышек вонь и шлак. Она была совсем одна И не жалела. Ни себя Ни их Ни дом Ни даже маленьких мышей. Ей было больно от потерь. Потери в прошлом. Не вернуть. Лежал пред ней неведом Путь. Лежал Стоял или Горел… Она же шла. Всем свой удел.

Самыми главными учителями в её жизни были её дети. Она изменяя свои привычки и привычные представления о жизни, руководствуясь голосом Сердца и Души всегда давала им разбираемое для следующего этапа приготовления мясо, а могла и вовсе не оставить мясо для затеянного блюда, сразу и сейчас скармливала всё им, если они так уж вдруг его захотели. Девочка варила варенье и давала детям его есть столько, сколько их душенькам угодно, а не упёрто и упорото закатывать всё в банки НА ЗИМУ и ВПРОК! «Потому что так нада!? Кому нада?? Им надо здесь и сейчас, а что будет потом одному Богу известно, так что и пусть себе наедаются наздоровье!» – думала кухарочка.

Шашлык и ветер! День чудесный

И даже дождик пусть пойдёт

Люблю я быть одна на свете

А мир за дверью подождёт.

Люблю себя в начале Мая

Когда весенний чудо-дождь

В меня «по уши» обливая

Влюблён! И радуги всё ждёт!)

Люблю, когда в начале Мая

Искрит Всё! Радугой смеясь!

И заливаясь нежной краской

В объятьях юности томясь!

Водой облившись Рано утром

Стою и жду. Чего я жду

О шок! О! Вот он! Я в плену прям!

Под кожей иглы В попе шум)

Она любила свою жизнь. За размеренность, за душевный покой,

За то, что она за детей, а дети за неё ВСЕГДА горой!

Самым большим чудом на земле являлись для неё их рисунки, их поделки, их лица и глаза, их сказки и их сны. Так, например Ефросинья узнавала много интересного от детей: радуга – это хвост живущего на ней единорога, северное сияние это явление, когда все медведи с северного полюса пукают и поджигают, облака – это сладкая вата, которая выходит из труб заводов, а потом, иногда, вата расстраивается и из неё выходят молнии и, шаровые молнии. Шаровые молнии это фекалии сладкой ваты.

Дети сами себе с детства придумывали сказки и рассказывали их маме, она научила этому своих проворнышей. И не потому, что была такой умной и прозорливой, а потому что от усталости вечером валилась на кровать и не могла пошевелиться, пошевелиться даже для того, чтобы глазами банально прочитать сказку, а уж тем более языком и губами её озвучить. А детям так нужно было чудо. Чудо сказки или любое какое-нибудь абсолютно любое чудо. Ведь они не понимали, так как были совсем малы тельцем и дочиста юны душой, что они-то сами и являются тем самым так горячо разыскиваемым ими цельным чудом с бесконечными чудесами внутри. Благодаря этим сказкам, которые так умело и изворотливо выдумывали дети, она лучше их узнавала, через сказки она узнавала их страхи, их маяния, их сомнения, их надежды и их мечты.

Люблю тебя, малыш Большой.

Люблю тебя большой Душой.

Мама каждый день узнавала что-то индивидуально-самобытное о своих малявашных маленьких шелудивых обезьянках, они каждый день знакомились друг с другом заново, прежняя любовь только крепла и росла от этого необычайного жизненного круговорота дел, маленьких событий и больших перемен.

Они учились вместе. Учились жить, учились дышать, учились сосать, учились есть, учились жевать, учились глотать, учились держать бутылочку, а затем уже и ложечку, учились ползать и учились ходить. Их не надо было учить улыбаться, учить дарить радость просто так, безоговорочно, и заражать этой радостью других, учить вилять попками и танцевать, ведь это всё уже было наичудеснейшим образом встроено в них. «И откуда они берутся, эти дети» – задавалась вопросом мама. «Вот ведь их совсем не было и вот они уже есть..!. Такие маленькие цельные и абсолютные что хочется плакать от счастья и даже завидовать их чистоте, непорочности, струящейся из них искренности и беспричинной вере, и бесконечно учиться у них самой – жизни».

Они жили по-простому незатейливо и по-настоящему счастливо.

– Ты или сопля или мужчина. И только ты делаешь выбор, кем стать. – учила их мать.

Её подружки недоумевали – «Как профессорская дочка, такая звезда и такая всегда крутая на всех вечеринках и первая во всём может жить в такой сараюшке-избушке на четырёх ножках в дали от городской суеты, развлечений, дискотек? И уж тем более одна с тремя детьми?! Зачем столько? Зачем столько детей?» – прямо спрашивали и крутили у виска за спиной её подружки, – «А как же жизнь? А для себя пожить? А самореализоваться? А самоутвердиться? А потусить? А шмотки? А бренды?....»

Но Ефросинье было фиолетово. В ней уже жило счастье и она никому и ничего не собиралась доказывать и объяснять.

17.

Семнадцать – только смрад и грязь:

17. Не использовать людей

Жила-была девочка Нина. Она прожигала жизнь и жила одним днём. Девочка любила вечеринки и всегда и во всём хотела быть первой. Судьба к ней была благосклонна, и Нина радовалась этим прекрасным моментам. Однажды она тусила на дискотеке, и, как полагается, танцевала от души. К ней подошёл мальчик и попросил познакомиться. Он именно попросил, что немного смутило и одновременно порадовало Нину. Они зажигали, пили спиртные напитки и дурили с головой, а потом уже и без головы. Девочка смерила взглядом мальчика и он ей понравился – на нём были дорогие по тогдашним меркам часы, крутые ботинки и, в общем, с него было, что взять. Она согласилась продолжить более тесное общение и после вечеринки.

Они пришли к нему домой, она разделась и тут нагрянула его мама. Девочка не сконфузилась, а просто и молниеносно оделась и напролом вышла из квартиры. Нина не обиделась, мальчик пошёл её провожать, они перевели всё в шутку, мальчик посадил её в такси, и больше они никогда не виделись. Она немножечко посожалела о несбывшемся романе и благополучно забыла о нём. Спустя какое-то время Нина узнала, что тот самый мальчик был маньяком и болел на всю башку, что они, на пару с мамочкой, разделывали курочек «под орех» на пух и перья и прочие запчасти, получая от этого разящее нюх смрадом, одним лишь им ведомое удовольствие и удовлетворение самых уродливых и неукладывающихся в обычной людской голове хотелок. Как говорится – Бог отвёл.

Люблю я шопинг. Кольца, Серьги

Люблю цепочки, А потом

Как снять всё дружно

Не доехав. В машине. Ловко, кувырком.