Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Скоро мы уезжаем в Днепропетровск, нам осталось прожить здесь несколько дней. Я тоже подарила Алене свою юбку и платочек на голову, а наш хозяин подарил мне сумочку, которую плел в плену у немцев во время войны. Наши хозяева славные, они к нам хорошо относятся, жалеют, что мы скоро уедем, и говорят, что без нас будут скучать.

29 августа. Прекрасная солнечная погода, и мы с Борей с утра купались и катались на лодке. А Мария Ивановна говорит в письме, что в Детском настоящая осень. Боря Абрамов пишет мне, что все ждут нашего скорого приезда, что без нас в Детском скучно, что он вернулся совсем, потому что его со службы в Охвате сократили, и что у него год пропал даром. Вообще письмо его невеселое, и мне его жаль. Но почему же другие, чего хотят, добиваются, а у него не хватает настойчивости? Теперь к нам каждый день приходит Ипатова, и я люблю слушать, когда она живо и увлекательно рассказывает о себе, о своем детстве и юности. В ее рассказах много веселого и смешного, к тому же она умеет передать все в лицах. Вчера ее муж привез ей с поля раненого аиста и будет его лечить; она позвала меня и Борю его посмотреть. Аист очень красивый, стройный, стоит на одной ноге с подбитым крылом, с грустью в глазах. Мне жаль, что он лишен возможности полета.

После обеда мы с мамой ходили покупать мед и, зайдя в одну из хат, были удивлены вкусом и красотой ее убранства. Украинские вышивки украшали светлую, чисто выбеленную комнату. На окнах было много в плошках цветущих цветов, и на столе с красивой тканой скатертью стоял большой букет. В окна светило заходящее солнце, играя золотыми бликами на белых стенах комнаты. У окна сидела девушка лет 18-ти, дочь хозяйки, худенькая, бледная до прозрачности, хрупкая и нежная, очевидно, больная. Мама спросила: что с ней? И хозяйка ответила, что она больна чахоткой. Но как трогательно хороша эта девочка, несмотря на свою ужасную болезнь и худобу! Большие темные глаза, опушенные длинными ресницами, таят печаль, тонкие правильные черты лица нежны. Красивые черные брови на бледном лице еще больше оттеняют грустные глаза. Вся ее тонкая фигурка удивительно хороша; я любовалась ею, а сердце сжималось при мысли, что безжалостная болезнь скоро унесет это прекрасное существо, обреченное в лучшие годы жизни. В украинских селах часто можно встретить красивые лица. Очевидно, прекрасная радостная природа создает такой народ. В нашем селе в кооперативе продает товар молодой украинец с удивительно красивым лицом, с большими серыми глазами, с большими темными ресницами, и когда я прихожу туда, то любуюсь им. А наш Посмитный красноармеец, а девушка, которую мы видели в саду, когда покупали яблоки! Она была так нежна, красива и женственна, скромно опуская длинные ресницы и скрывая ими блеск больших карих глаз. Я люблю красоту украинских лиц.

Днепропетровск

3 сентября. Вот мы и в Днепропетровске. Бабушка нас встретила радостно, со слезами на глазах, и мы ее расспрашивали о том, как ей жилось без нас летом. Конечно, было бы лучше, если бы она провела лето с нами, но перевезти ее лодкой по Днепру было трудно в ее годы. После деревенской тишины было странно слышать городской шум. Весь город в зелени, в цветах, на бульварах красуются ярко-красные канны и махровые астры всех оттенков. Теперь в летнем уборе Днепропетровск красив, хотя, конечно, с Киевом я его не сравню. Приехали мы сюда на большом пароходе «Петровский». Садились на него в Стайках, куда приплыли на лодке. В этот день был сильный ветер, на Днепре поднимались большие волны, и плыть в маленькой лодке было небезопасно. К вечеру, когда мы ожидали парохода в Стайках, ветер утих и стало совсем тихо. Стайки – это большое красивое село на высоком берегу Днепра. Я и Боря поднялись на вершину горы, и перед нами открылся вид на далекое расстояние. Мы увидели и наше село, а вдалеке знакомые нам леса, луга и наш остров. Внизу сверкал золотой полосой Днепр. Когда полоса света на воде погасла, наступил темный вечер. Мы сидели на берегу в ожидании парохода. На воде качалось много лодок, и по берегу выстроились рядами готовые к отправке корзины с фруктами. Толпилось много народу, отъезжающих и провожающих. Лодочники, привезшие пассажиров, разговаривали на своем звучном языке с крестьянами, и их голоса нарушали тишину наступающего вечера.

Около одной из лодок стояла девушка в украинском костюме, освещенная вечерним светом, и я невольно остановила на ней свой взгляд, любуясь ее стройностью, ее красивым личиком. Все ее движения были пластичны, и во всей фигурке было что-то привлекательное. Она заметила, что я слишком пристально ее рассматриваю, и улыбнулась мне, сверкнув белыми зубами и застенчиво опустив карие глаза, опушенные темными ресницами. «Вот плутовка, – подумала я, – она ведь знает, что она хороша». Вечер быстро угасал, а я стояла на берегу, и легкий ветерок, набегая с реки, слегка шевелил мои волосы. Внизу, подернутый рябью, извивался темнеющий Днепр. Звездная украинская ночь постепенно все кругом окутывала бархатным мраком. Я подошла ближе к лодкам. Луна еще не взошла, и только крупные звезды ярко горели, и их отражения трепетали в темной уснувшей воде. Ко мне подошла мама, и мы с ней, позвав Борю, сели на лавочку. Рядом с мамой сел наш полковой врач, провожавший свою жену, ехавшую с нами. «Скажите, видели ли вы красивую девушку на берегу, приехавшую сюда перед нами? – спросил он маму. – Я хочу сказать вам, что ее судьба очень интересна. Вы знаете, что в годы Гражданской войны детей из детских домов на воспитание раздавали в крестьянские семьи. Когда жизнь наладилась, многие матери захотели отыскать своих детей, но это было не так легко. Эта девушка, Раиса, тоже выросла в крестьянской семье. Ее взяли на воспитание бездетные крестьяне. Она много внесла радости в их одинокую жизнь. Старики любили ее как дочь, и ей жилось хорошо, не так, как многим, попавшим в большие семьи. Она, как все, работала в поле и в огороде летом, а в зимние долгие вечера шила, вышивала, помогала по хозяйству. Когда она выросла, ходила с девчатами на вечеринки и в скрыню складывала свое приданое. Родители ее уже думали о том, что надо подыскать ей хорошего жениха, чтобы было кому хозяйничать и пригреть их в старости. И вдруг Раису нашла мать, и получилась большая драма. Ее мать оказалась учительницей, она много хлопотала и потратила денег, чтобы найти дочь. Для стариков, вырастивших и полюбивших Раису, большое горе расстаться с нею – так же, как и для девушки тяжела разлука со всем, что стало для нее дорогим. И вот сегодня Раиса едет с матерью в город на новую жизнь и ждет парохода. Все девчата в селе провожали ее и пели на берегу песни, а она горько плакала, расставаясь с подругами».

Я слушала со вниманием эту страничку из чужой жизни, и мне захотелось еще раз взглянуть на Раису. Я пошла к берегу. Узкий серп молодой луны блестел в темном небе. В одной из лодок темнели две женские фигуры, и я догадалась, что одна из них была Раиса. Они говорили, и их слова ясно долетали до меня. «Настю, зоринька люба, що буде? Як я покину село? Мене зараз дуже важно, а я ще тильки в Стайках, все равно що дома. Я зовсим буду одна, и не будет ни Днепра, ни любых стариков, ни Петруся». Девушки, обнявшись, плакали. Что-то ласковое тихо шептала вода, ударяясь о лодку. По небу покатилась звезда и исчезла во мраке. Сквозь слезы Раисы я слышала ее голос и слова, полные тоски, мягко звучащие: «Да видкиля эта мать взялась? Да яка вона ще буде? А Петрусь! Не вже ж я бильш його не побачу? Слухай, Настю, будь ласкова, як побачишь Петро, кажи йому…» – и она быстро зашептала что-то тихо. Послышались рыдания. Из мрака показалась высокая фигура мужчины, и, при-близясь к лодке, он сказал: «Тоби, Раиса, гукае мать. Та ты, мабуть, плачешь? Не плачь, тоби буде гарно, як будешь у городи. Гарно то, що ты вмеешь працювати, як треба у сели, а як будешь учена ни по-нашему, тож дуже гарно». Раиса встала и, прижавшись к Насте, пошла с ней. Их фигуры скоро скрылись в темноте.

Я села на край лодки и задумалась. Хорошо ли, что Раису отрывают от привычной жизни? Окажутся ли у нее способности и желание учиться? И как сложится ее жизнь? Как угадать? Ведь если бы мать нашла ее двумя годами позднее, она была бы уже замужем за любимым Петрусем, и жизнь ее потекла бы тихо и в привычной сельской обстановке. Старики бы были счастливы, нянча своих внуков… Но, может быть, мать ласково и настойчиво перевоспитает дикарку по-городскому, дав ей хорошее образование, и она полюбит новую семью, найдет счастье на новой дороге, а прошлое станет сном, который будет не раз вспоминаться при свете северных, холодных ночей? Ведь в этом сне у нее были свои незабываемые радости.

Я встала и пошла искать своих. На берегу где-то пели девчата и парубки. На траве сидела Раиса рядом с матерью, окруженная приехавшими проводить ее подругами. Мать была с ней ласкова и не сводила радостных глаз с ее красивого лица. Ей было, наверно, странно видеть свою дочь взрослой. Она рассказывала ей о жизни, которая ее ждет, о том, как она узнает много нового, станет образованной девушкой, а на лето будет приезжать к своим старикам. Молча сидела Раиса, опустив голову. На горе в белых хатках зажигались огоньки, теряясь во мраке садов, и постепенно потом угасали один за другим. Село засыпало. В небе звезды становились ярче, спускаясь ниже к земле.

Пароход пришел поздно ночью, осветив своими яркими огнями весь берег. На рассвете мы проезжали Канев[130] и издали видели на высокой горе могилу Тараса Шевченко. Это место очень красивое, здесь Днепр широкий и многоводный. Утро было чудесно, всходило солнце, и его лучи заливали светом проснувшуюся природу, небо было безоблачное, голубое. Свежий утренний ветерок приносил бодрость и радость. Было приятно плыть на большом пароходе и, стоя на палубе у перил, всматриваться вдаль, любуясь высокими берегами и встречая день.

 

12 сентября. Стоят жаркие дни, и эта жара особенно чувствуется в городе, где накаляются крыши домов и асфальт становится мягким, не успевая остыть за ночь. Вчера вечером были у Фоминых, вспоминали Катю и проведенное в Рудяках лето.

Через два дня я уезжаю в Детское. Что ждет меня? Все затаенное, все от себя самой скрываемое летом, опять неминуемо обострится. Но хочу ли я уйти от этого, даже если это принесет только страданье? Боюсь, что нет.

Я получила письмо от Кати, где она пишет, что очень довольна проведенным летом, что ждет меня в Детское. Пишет о том, что Павлуша выдержал экзамены отлично в институт и его снова (уже который раз!) не приняли по социальному признаку[131]. Сережу Муравьева не приняли в Сельскохозяйственный институт по той же причине. Что они теперь будут делать? Оба даровитые и способные, и снова перед ними закрыта дорога не по их вине. Леша Гоерц поступил в Сельскохозяйственный институт, и Барановская[132] тоже. Костя Барышев провалился по математике в Технологический институт. Боря Абрамов еще не приехал из Охвата. Лучше бы он туда не ездил, а готовился зимой к экзамену и, возможно бы, выдержал, как хотел, в Технологический, а то потерял год. Катя пишет, что в нашей школе, вероятно, прибавят еще год учебы.

Эти дни мы часто с Борей гуляем в Потемкинском парке и ходим с ним в кино. К нему приходят его товарищи по школе. Мусик[133] снабжает меня книгами, и я сейчас увлекаюсь Мольером[134] и Гамсуном[135]. «Пан»[136] меня привел в восторг. Здесь живет каждое дерево, каждый цветок и человек в бесконечной любви сливается с природой.

Детское Село

20 сентября. Снова я в Детском, время каникул пролетело быстро, как сон. Из Днепропетровска я выехала в жаркий летний день, и мне было жаль расставаться как с привычной домашней обстановкой, так и с моими близкими, и с югом. Доехала хорошо. В Ленинграде меня встретил на вокзале дядя Миша; Катя и Алеша встречали меня с московским поездом, а я приехала позднее. Здесь погода осенняя, сырая, и после солнца и тепла меня неприятно охватили сырость и дождь.

У Абрамовых все по-старому, без перемен, только у них теперь живет знакомая старушка. В школе начались занятия, но как-то стало пусто без окончивших. Заниматься приходится много, а все свободное время я читаю. По-прежнему хожу на уроки английского языка к мисс Робертс. Я хотела начать брать уроки рисования, но в Детском не нашлось учителя. А как бы хотелось научиться рисовать по-настоящему. Ведь об этом я мечтала давно.

Как и раньше, к нам приходят мальчики, только они стали какими-то раздражительными в словах и еще больше в них насмешки и иронии. Очевидно, на их настроении сказывается то, что многие из них не поступили в ВУЗ. Что они будут делать зимой? Впереди у них мало надежд на хорошее. Как-то невесело.

На днях Алеша подсмотрел, что я пишу стихи, посвященные Павлуше, и сказал ему об этом. Это с его стороны было нечестно. Впрочем, я давно убедилась, что у Алеши нет принципов. Павлуша, смеясь, просил меня показать стихи, и я, конечно, отказалась ему их дать.

Недавно была в Ленинграде у Маруси с Маней, смотрела в кино «Капитанскую дочку»[137], которую год назад я видела во время съемки в Детском. Тогда кусочки этой картины были во много раз лучше, чем сама картина на экране. Постановка и игра хорошие, но все как-то сжато и, главное, не верно. Гринев[138] показан каким-то трусом и пьяницей, а у Пушкина он написан по-другому. Ночевала я у дяди Миши и на другой день поехала к Ивану Ивановичу Меньшикову[139]. Он теперь служит в Ленинграде инженером-экономистом, и мне было странно его видеть в штатском. Он был рад меня видеть, про всех расспрашивал, и мы с ним вспомнили Васильков[140] и индейцев.

Уйдя от него, я шла по Сенатской площади[141], любуясь памятником Петру[142], и невольно вспоминалось 14 декабря 1825 года, когда так же на этой площади державный всадник вздымал на дыбы своей властной рукою коня, и так же был устремлен вдаль взгляд его глаз, а вокруг толпились те, кто пришел на эту площадь, чтобы умереть за свои лучшие идеи. Здесь началось восстание и к вечеру окончилось это кровавое и героическое событие. На этой площади, на белом снегу были отпечатки их ног, и снег был обагрен их кровью, а Медный всадник, как и теперь, смотрел безучастно вдаль.

Пообедав у дяди Миши, вечером я вернулась домой в Детское. От мамы я часто получаю письма, в которых она пишет, что с моим отъездом стало пусто и скучно, что Боря много занимается, и к нему часто приходят его товарищи по школе, что в свободное время они играют в пинг-понг[143] на столе в столовой, что ракетки он сделал сам. С Ниной Кржановской[144] мама послала мне посылку и длинное письмо. Кончаю писать, становится темно, а на дворе льет дождь. Это пришла настоящая осень.

25 сентября. Идя от англичанки, я зашла в парк и долго шла по аллее. Пахло осенью, обнаженной, мокрой землей, увядшей травой. Под ногами печально лежали опавшие осенние листья, и было грустно. Эти запахи увядания сгущались в предвечернем воздухе, и невольно в раздумье припоминалось прошлое, пробегали минувшие дни, богатые радостью, когда все было полно особенного значения и особой прелести в сиянии яркой красоты. Весь мир был полон наивных детских грез, и все радости жизни воспринимались так непосредственно-живо. Это все ушло, этому теперь нет возврата, этому возродиться больше не дано, как и опавшим осенним листьям. Как будто я та же, но в действительности во мне много переменилось. Я даже сама боюсь задумываться о своем отношении к Павлуше с того вечера, когда он объяснился в любви Кате. Для него, кажется, все это было ошибкой, уже забытым эпизодом. А для меня ничто не прошло.

Я села на лавочку и, достав тетрадь, писала стихи. Кругом было тихо в осенних сумерках, и я остро чувствовала свое одиночество и тоску. Идя домой, я встретила Толю Лапшина, и он пошел со мной. По дороге мы говорили о школе, о прочитанных книгах.

10 октября. Сегодня шел первый снег и таял. Я одела шубу, но все равно по утрам мерзну, а мама пишет, что у них на солнце тепло.

Сейчас я увлекаюсь Оскаром Уайльдом[145], но, к сожалению, у меня мало остается времени для чтения, приходится углубляться в учебники. Меня ни один предмет так не пугает, как математика; главное, я не столько боюсь предмета, как Юрия Павловича. Он очень требователен и строг, а у меня не всегда укладываются в голове логично математические выводы и что-нибудь да путается. В школе на переменах часто разговариваю с Толей Лапшиным и Пироговым, а с Володей Петровым как-то разошлись, он очень дружит с Женей Нефедовой.

 

Дома у нас чаще всех бывают Сережа Муравьев и Павлуша. Получив летом наше письмо, в котором мы в шутку писали, что окружены вниманием взрослых командиров и они нас не считают за девочек, Павлуша теперь нам хочет показать, что мы все же девочки, и делает вид, что приходит играть в преферанс с Марией Ивановной и Михаилом Ефремовичем. А когда приезжает Наташа, то целые вечера сидит с нею. Я внешне не обращаю внимания на его частые насмешки. По временам он бывает мрачен и его шутки язвительны. Костя в присутствии Павлуши впадает в его тон, но обычно он, как и раньше, ровен и вежлив. Миша бывает реже, но я уверена, что он по-прежнему любит Катю. Больше всех и чаще я разговариваю с Сережей на любую тему, когда он приходит к нам. Он всегда одинаков, умеет быть серьезным, вдумчивым, и с ним не бывает скучно. В трудную минуту он может помочь, и, если бы мне захотелось о чем-нибудь его попросить или чем-нибудь с ним поделиться, я бы, возможно, обратилась к нему. Он часто говорит, что не верит в дружбу между мальчиком и девочкой, и однажды заметил, что всегда догадывался, что больше всех из мальчиков мне нравится Павлуша. Я с ним не спорила, сказав, что все это так несерьезно, что об этом не стоит говорить, что я еще ни разу ни в кого не была влюблена по-настоящему. «Но если ты когда-нибудь влюбишься, то очень сильно, в этом я уверен, и я тебе не позавидую», – сказал он, глядя на меня. Когда мы сидели на диване, к нам подошел Костя и сообщил мне, что в меня влюблен Коля Пирогов и что об этом знают многие. Не думаю, что это так. Да и что мне в этом? А Костя, – сам так мало подходящий для романтических историй, – очень любит о таких историях сплетничать.

Из Охвата приехал Боря на три дня, на днях он вернется совсем и будет готовиться для поступления в ВУЗ. В школу приходится ходить рано, и так трудно вставать, когда темно и холодно и еще хочется спать. Я очень люблю уроки по обществоведению Веры Ананьевны[146], она хорошо и интересно их прорабатывает, как и уроки русского языка, которые преподает Алексей Михайлович. Все было бы хорошо в школе, если бы не уроки Юрия Павловича, – а его уроки бывают девять раз в неделю.

12 октября. За последнее время наши отношения с мальчиками стали такими же, как были раньше. Миша и Павлуша бывают почти каждый день, и Павлуша нам часто объясняет математику и решает с нами задачи. Он много вносит оживления и интереса своим всесторонним развитием. Миша последнее время приходит чаще и больше уделяет мне свое внимание, чем раньше, но я знаю, что он по-прежнему любит только Катю. Костя бывает непонятно странным, и я думаю, что ему нравится Катя, но он старается скрыть это, что не всегда удается и поэтому он бывает неестественен.

В школе занятия идут нормально, и я, как и раньше, много занимаюсь дома и в школе. По некоторым предметам мы уже получили отметки. По политэкономии и химии у меня «хорошо», а по русскому, наконец, «отлично».

Недавно мы с Катей были в Мариинском театре на «Псковитянке»[147] с участием Ершова[148]. Он пел Михаила, а Рейзен[149] был очень хорош в роли Ивана Грозного. Сама музыка и картины далекой русской старины захватывали меня, унося мои мысли и чувства во времена величия Пскова, особенно когда с необычайной удалью и чувством звучал голос Ершова на вече. Ночевали мы с Катей у Залькиндсон[150]. Старший сын их, Борис[151], в этом году окончил мединститут и теперь молодой врач, как и его отец; наружностью он не интересный, но очень симпатичный, мягкий и хороший. Его брат Женя[152], студент Технологического института, большой болтун, хвастун, но умный и веселый мальчик.

На другой день погода была плохая, и мы с Катей, купив что надо, поторопились уехать домой. Все Абрамовы ко мне хорошо относятся, особенно Мария Ивановна. По свободным дням мальчики приходят и не дают скучать и задумываться, что-нибудь выдумывая, чтобы посмеяться. Нет, я не могу жаловаться, мне везде хорошо. Мимолетные порывы тоски, хотя и налетают без причины, но их надо прогонять. Для того и молодость дана, чтобы веселым смехом разгонять печаль. Правда, я привязана к дому, и хотя мне хорошо живется у Абрамовых, но бывают дни, когда неудержимо меня тянет домой. Вечером, взяв альбом Кати, я по ее просьбе написала ей стихи.

15 октября. Вчера в школе был вечер самодеятельности. Он прошел хорошо, было много интересных номеров, и в конце я танцевала «Матлот»; меня вызывали много раз и долго аплодировали, прося снова повторить танец. На вечере Пирогов и Корешок сказали мне, что я им больше всего понравилась в костюме моряка, и просили, чтобы я в матроске осталась на вечере. Сережа, подойдя ко мне, улыбаясь, заявил: «Ты, Таня, сегодня настоящий мальчишка, и даже взгляд стал у тебя другой, и, знаешь, это к тебе идет».

В этот вечер я и Катя без перерыва танцевали со всеми нашими мальчишками, а когда, танцуя с Шуриком, я сказала, что люблю брюнетов, он заявил, что готов перекраситься в любой цвет, только бы мне понравиться. Я, взглянув на его белый хохолок и голубые глаза, засмеялась. Вертелся около меня и Маторин, приглашая на танцы и немного надоедая чрезмерным вниманием. Последний вальс я танцевала с Витей Лифановым. Он танцует редко, но очень хорошо. В нем есть что-то располагающее к нему, но слишком мягкое и расплывчатое. Домой нас провожали Павлуша, Витя и Боря, который приехал ненадолго из Охвата. На вечере Боря был интересен в своем новом черном костюме, который к нему шел. Он танцевал только со мной. Возвращаясь домой, Катя шла под руку с Павлушей, а я с Витей; Боря нес сверток моих костюмов. Было темно, под ногами сверкали в свете фонаря большие лужи, в которые мы, заговорившись, попадали, а потом над этим смеялись. Витя вырос на Кавказе и любит его природу, особенно горы. Я его слушаю с удовольствием и понимаю, как ему, живя на севере, дороги эти воспоминанья детства. Когда я смотрела на него, то передо мной промелькнуло то раннее утро, когда мы с ним виделись в последний раз, и я вспомнила, как мы, взявшись за руки, бежали к озеру, и в глубине его голубых глаз было то же ласковое выражение нежности, что и теперь. Что это значит? Прощаясь со мной, он сказал: «Теперь я, наверное, не скоро увижу вас, Танюша». – «Но почему? Приходите к нам». – В его глазах промелькнула радость, и, улыбаясь, он сказал: «Но это ведь возможно не раньше воскресенья?» – «Да, но ведь воскресенье завтра», – возразила я.

20 октября. Вчера за нами зашла Тася, племянница Юрия Павловича, и позвала нас к себе. Тасе исполнилось 18 лет, она хорошенькая, с большими синими глазами, густыми темными волосами, но некрасивый рот и зубы ее портят. Она очень хорошо поет, в этом году окончила школу и собирается поступить в техникум. Юрий Павлович в домашней обстановке не такой строгий, как в школе, он со всеми приветлив, прост и часто подсмеивался над нами. Тася нам много пела грудным приятным голосом. Мы у нее пробыли недолго, и когда вернулись домой, то застали дома гостей. У нас были Павлуша, Костя и Витя Лифанов. Вечер мы провели весело, играя в почту, потом танцевали и, как всегда, много смеялись. Катя Витю позвала на свое рождение.

9 ноября. Вчера была в Ленинграде у дяди Миши и у него обедала. Видела Марину[153], она была со мной приветлива, но между нами мало общего, а потому с ней бывает натянуто. Она уже взрослая вполне и ни с кем не хочет считаться, так говорит про нее дядя Миша. Ненадолго успела зайти к Марусе, но ее дома не застала, и, посидев с Маней, мы решили погулять по празднично убранному городу. Погода была хорошая, на улицах всюду было оживление. Проходя по Дворцовой площади[154], я представляла себе октябрьские дни, когда порыв народной бури зашатал подгнившие ступени трона и так легко со слабой царской головы навсегда скатилась корона.

24 ноября. Кате исполнилось 16 лет. В этот день мы в школу не пошли. Я помогала Марии Ивановне по хозяйству. Катюша получила много подарков: цветы, духи, книжки. Она была в восторге, что она совершеннолетняя. Вечером мы обе были в белых платьях. Гостей было много. Из Ленинграда приехали Наташа с мужем, и были все наши мальчики и Тася. Катя получила поздравительную телеграмму от мамы, папы, Бори и Фомина. Вечер прошел весело и оживленно. Мы много танцевали, играли в разные игры, и только Костя был чем-то недоволен и был скучным. Я много со всеми танцевала, а Витя Лифанов только танцевал со мной. Когда я сидела на диване, он окружал меня своим вниманием, подкладывая к спинке дивана подушку, чтобы мне было удобнее сидеть, или стоял за моим стулом. Я была окружена его лаской, и каждая мелочь его осторожного внимания, не скрою, была мне приятна. Это льстило моему самолюбию, как и то, что он выделял меня среди других. Павлуша в этот вечер был интересен, весел и своими шутками зажигал всех. Он со мной танцевал больше, чем всегда, и я должна сознаться, что опять и опять он мне нравился больше других.

Жаль, что на этом вечере не было Бори. Катя от него получила письмо, в котором он отдельно писал и мне, и одна его фраза меня удивила: «Пишите, или пиши, мне чаще». Это был вопрос, можно ли со мной перейти на «ты». Я ничего не имею против того, чтобы перейти на «ты», за это время я к нему привыкла и его люблю. Неужели это правда, что я ему больше чем нравлюсь, о чем говорят многие и даже Мария Ивановна? Но я в него совсем не влюблена. Он достаточно красив, способный и порядочный мальчик, но ему многого не хватает, он слишком вялый. В этот вечер хорошо пели Тася и Леша Гоерц, они пели красивые вещи, которые я люблю. За ужином пили вино за Катюшино совершеннолетие и было много тостов и пожеланий. Разошлись по домам в 2 часа ночи. Как прекрасна юность и как радостна жизнь в эти годы, когда жизнь еще не успела погасить беззаботность улыбки, и даже такое горькое разочарование, как закрытие для некоторых поступления в ВУЗ, не может заставить умолкнуть смех, угасить жизненный огонь и согнать с губ улыбку. Великая волшебница юность – одно из высших благ жизни, зажигающее радостным огнем сердца и наполняющее душу жаждой счастья.

25 ноября. Получила письмо от Бори Абрамова. Он пишет, что 8 декабря вернется домой и больше не поедет, и рад, что будет видеть меня каждый день. Пишет о том, как ему было нелегко жить оторванному от товарищей и привычной домашней обстановки, и в конце письма приписка: «Разрешаю себе мысленно Вас поцеловать». Над его последней фразой все посмеялись.

Последние дни стоит ясная морозная погода, мы часто гуляем в парке с мальчиками, и они нас катают на финках. Парк в зимнем уборе чудесен. Недавно я узнала, что Боря Абрамов писал дневник и пробовал писать мелкие рассказы, но это он скрывает. Мария Ивановна часто разговаривает со мной об Алеше, она догадывается о его испорченности и плохом характере и старается его исправить, но это ей не удается. Недавно она сказала: «Почему Боря читал все, что хотел, и, вращаясь среди мальчиков, воспринимал все хорошее, а Алеша и товарищей выбирает себе самых плохих, и интересуется дурной стороной всего? Ведь он уже не ребенок». Потом она высказывала свое сомнение, действительно ли он так испорчен. Возможно, это просто мальчишество и ребячество в его дурных поступках, как и в его грубости. Конечно, Марии Ивановне тяжело с Алешей, а в будущем, мне кажется, ей будет еще тяжелее. У него нет никаких моральных устоев, которые воспитываются с детства. Павлуша собирается на зиму уехать к отцу в Томск, это будет жалко, без него будет скучно, и странно не видеть его каждый день.

28 ноября. Темный, морозный зимний вечер. Все деревья в парке покрыты серебристым белым инеем. Старые косматые ели не шелохнутся, занесенные снегом, а их белые пушистые ветви сплелись в белый шатер, и через них пробивается серебряный свет луны. Вся земля покрыта белым пушистым снежным ковром, и он своей белизной слепит глаза, а белые снежинки летят и мелькают, кружась как белые бабочки, перегоняя друг друга. Они падают хлопьями на волоса и лицо, покрывая белым мехом шубу. По аллее парка быстро скользят финки. У Леши дух захватывает от холодного, пронизанного снежинками воздуха и от быстрого разгона санок. Он наклоняется к сидящей впереди Тане, и она слышит его голос. Он декламирует ее любимое стихотворение. Она вслушивается в знакомые слова, которые так много говорят. Все быстрее по аллее парка несутся санки, в лунном свете горят снежинки, как разноцветные рассыпанные камни. О, как хорошо! Как прекрасна жизнь! Она сама не может понять, почему ей так радостно и хорошо в этот зимний вечер. Может быть, быстрая езда, или сказочный вечер, или только что слышанные слова стихов делают все особенным, прекрасным и сердце наполняют небывалым счастьем. Но вот и приехали. Таня выскакивает из санок, с веселым смехом вбегает на крыльцо, запушенное снегом, и, протягивая ему руку, говорит что-то радостное и ласковое. Он ждет, пока ей откроют дверь, долго еще смотрит, пока она скрывается за дверью, и медленно уходит.

30 ноября. За это время я много прочла Оскара Уайльда, восторгаясь особенной, изысканно-тонкой, благоухающей красотой его творчества. Он, действительно, вполне заслуживает названия «великого эстета». Как все у него чутко, сдержанно и художественно написано. На столе у меня сейчас лежит книга Гюго «Отверженные»[155], и я, читая, все время нахожусь под впечатлением этой книги. Сколько скрытой красоты может быть в человеке, и какая глубина мыслей и цельность характера выведена в лицах этого романа. Мне хотелось бы кончить начатые стихи и о многом еще написать, но наступают зимние сумерки, и я смотрю на замерзшее окно, покрытое морозным узором, и прислушиваюсь к знакомым звукам романса «О, позабудь былое увлеченье»[156], это играет Катя. Я откладываю в сторону тетрадь и иду к ней.

2 декабря. Последнее время у меня мало остается времени для дневника, я едва успеваю бегло записывать события некоторых дней и очень мало пишу о своей внутренней жизни. У меня бывают минуты, когда я сама теряюсь и ясно не могу определить ни своих чувств, ни своих настроений, ни мыслей, так они изменчивы, и мне бывает трудно в них разобраться до конца. Я много занимаюсь и по-прежнему оспариваю первенство с Петровым и Залесским, а Чуб остается не в счет. По вечерам хожу к англичанке и, как раньше, люблю ее уроки, но мисс Робертс собирается летом уехать на родину в Англию, о чем усиленно хлопочет. Когда вечером Катя гладила, а я вытирала посуду, пришел Миша и с ним Павлуша, который сказал, что он теперь устроился на службу секретарем к профессору Юрганову[157], что эта работа интересная и что он может получить полезные знания, которые ему могут пригодиться в будущем. К отцу в Томск он не поедет. В этот вечер все были в хорошем настроении, и каждый пустяк вызывал веселый смех.

130Кáнев – город в Черкасской области Украины, имеет древнюю историю; в нем на Чернечей (Тарасовой) горе в 1861 г. был похоронен Т. Г. Шевченко.
131…по социальному признаку – из-за дворянского происхождения.
132Барановская – Тата, вероятно, Наталья, школьная знакомая автора; впоследствии кандидат наук, сотрудник Центрального музея почвоведения им. В. В. Докучаева.
133Мусик – (1911–?), сын бывшей хозяйки квартиры в Днепропетровске, где в 1927–1931 гг. жили Знамеровские.
134Мольер – Жан-Батист Мольер (настоящая фамилия Поклен; 1622–1673), французский комедиограф, актер, директор собственного театра.
135Гамсун – Кнут Гамсун (настоящее имя Кнуд Педерсен; 1859–1952), норвежский писатель; получил Нобелевскую премию по литературе в 1920 г.
136«Пан» – роман К. Гамсуна (1894); русский перевод О. А. Химоны «Пан. Из бумаг лейтенанта Томаса Глана» опубликован в 1910 г.
137«Капитанская дочка» – советский кинофильм (1928, режиссер Ю. В. Тарич, сценарист В. Б. Шкловский) по одноименной повести А. С. Пушкина (1836).
138Гринев – роль Петра Андреевича Гринева, главного героя «Капитанской дочки», в фильме 1928 г. исполнил Николай Петрович Прозоровский (1905–1935).
139Иван Иванович Меньшиков – в воспоминаниях «Любовь и жизнь. Часть 1» автор пишет «Меншиков».
140Василькóв – один из украинских городков, где жила в детстве и отрочестве автор; расположен в 25 км южнее Киева на реке Стугна, известен с X в.
141Сенатская площадь – в 1925–2008 гг. называлась площадью Декабристов.
142Памятник Петру – Медный всадник, памятник Петру I (1782, скульптор Э. Фальконе, архитектор Ю. Фельтен).
143Пинг-понг – настольный теннис.
144Нина Кржановская – видимо, жена кого-то из командиров в полку П. И. Знамеровского.
145Оскар Уайльд – Оскар Фингал О’Флаэрти Уиллс Уайльд (1854–1900), британский (ирландский) писатель, поэт, драматург.
146Вера Ананьевна – преподавала обществоведение в детскосельской 1-й единой трудовой школе.
147«Псковитянка» – опера в трех действиях по одноименной пьесе Л. А. Мея, композитор и автор либретто Н. А. Римский-Корсаков, первая постановка состоялась в 1873 г.
148Ершов – Иван Васильевич Ершов (1867–1943), русский и советский оперный певец, драматический тенор, солист Мариинского театра (1895–1929); в опере «Псковитянка» пел партию посадничьего сына Михаила Тучи.
149Рейзен – Марк Осипович Рейзен (1895–1992), советский оперный певец, бас, в 1925–1930 гг. солист Мариинского театра; в опере «Псковитянка» пел партию Ивана Грозного.
150Залькиндсон – семья, поддерживавшая дружбу с семьей Абрамовых; Илья Вениаминович (1875–1942), врач, его жена Мария Антоновна (урожд. Колендо), их дети Татьяна, Борис и Евгений.
151Борис – Борис Ильич Залькиндсон (1903 – не раньше 1946), впоследствии военный врач.
152Женя – Евгений Ильич Залькиндсон (1907 – не раньше 1983), впоследствии инженер-гидротехник, изобретатель; женился на Жанне, возможно Муевой.
153Марина – возможно, родственница М. И. Знамеровского.
154Дворцовая площадь – в 1918–1944 гг. площадь Урицкого (М. С. Урицкий – председатель Петроградской ЧК, убит в 1918 г. при входе в Наркомат внутренних дел Петрокоммуны, находившийся в здании Главного штаба на Дворцовой площади).
155…книга Гюго «Отверженные» – роман французского писателя Виктора Гюго (1802–1885), опубликован в 1862 г.
156«О, позабудь былое увлеченье» – романс «О, позабудь былые увлеченья…» (1892), автор стихов и музыки Татьяна Константиновна Шиловская, в первом замужестве Котляревская, во втором – Толстая (1862–1918/1921?).
157Юрганов – возможно, Всеволод Всеволодович Юрганов (1882–1956), химик, с 1925 г. профессор Ленинградского технологического института на кафедре технологии силикатов; в 1929 г. был репрессирован по так называемому делу «Промпартии» – выслан «на 101-й километр» (по этому приговору запрещалось жить ближе 100 км от Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик, ряда других городов), с тех пор жил в Тарусе.