Пару минут я слушал шуршание и странный шум: видимо, Денеб пытался отыскать в телефоне сообщение. Интересно, какая сейчас погода в Будапеште, открыто ли окно в комнате? И что делает Илка, как она вообще живёт?

– Ден, – начал я, спеша высказать свои вопросы.

– Хочешь спросить про неё?

– Не уверен, – тут же стушевавшись, я опустился на первую попавшуюся лавочку и уставился себе под ноги.

– Поздравляю, кстати. Это то, чего мы и ожидали. Ты справишься, Саш. Помни про наш шанс…

– Как там Льё?

– Бодр, как и всегда. Пакует чемоданы. Хотя нужно пройти ещё довольно много формальностей.

– Ты с ним?

– Конечно. Нам теперь прямая дорога в какой-нибудь буфер, пока непонятно в какой. Но это не так важно ведь. Главное – вместе. И все живы.

– Живы… Не все.

– Ты про Магнуса? Рано или поздно он пришёл бы к такому финалу, Саш. Ты и сам знаешь прекрасно. С такими амбициями и глупостью…

– Льё справляется?

– Сам не скажет, но я вижу, что ему трудно. Но это ж наш дорогой друг… Никто не знает, что у него внутри… Ты когда в Будапешт?

– Понятия не имею, если честно. Я вообще не знаю, что делать дальше. Как без вас?

– Так же, как и всегда. Запретить тебе общаться невозможно, да и видеться тоже. Дел только никаких главное – не вести. И всё.

Я вздохнул… Хотелось увидеть товарищей, выкурить вместе по сигарете, запить коньяком с горчинкой и говорить до утра обо всём: и о нашем мире, и о влияниях, и просто о жизни. О любви… Снова вспомнилась Илка, я собрался было повторить свой вопрос, но Ден, будто прочитав мысли, опередил меня с ответом:

– С ней всё хорошо. И она пока одна.

С этими словами Денеб повесил трубку.

Пока одна…

Пока…

Надолго ли?

Моя Илка.

Мой Факел.

Стоило ли думать о прошлом? Стоило ли надеяться на будущее? В руках, кроме небольшого чемодана, ничего не было: прежде, чем вернуться в Будапешт для принятия должности документально, я обязался уничтожить несколько влияний в разных концах света. Вернее – это всего лишь план, составленный для меня по моей же просьбе. Долгие перелёты помогали скоротать время и избежать необходимости ночевать в гостиницах, если удавалось выбрать ночной рейс. Я перестал спокойно спать в одиночестве, просыпался оттого, что чувствовал рядом Илку, не находил её и больше уже у сна не было власти над моими мыслями, да и надо мной – тоже. Якша твердил только одно – что я похудел, осунулся, что так нельзя, нужно забыть и радоваться жизни, подкидывал мне каких-то девушек, на которых без тошноты смотреть не выходило.

Будапешт.

Город, разделённый на две половины Дунаем, но и соединённый им же. Точно так нас с Илкой разделили обстоятельства, возможно ли, чтобы они свели нас снова вместе? Все эти месяцы я провёл в размышлениях, хотел вернуться, добраться до её дома, постучать в дверь или просто ворваться в квартиру, схватить мою милую венгерку в охапку и бежать. Бежать так быстро и так далеко, как только мог. Только она меня не смогла бы вспомнить. Полюбила бы она меня снова? Увидеть её и понять, что теперь никаких чувств ко мне в этом сердце нет и может не быть, – ещё хуже, чем помнить о прошлом.

Я опять трусил, как и всегда. Не мог решиться ни на что более. Оказаться растоптанным своими же сотоварищами, пусть и не близкими, – больно, страшно. К самоуничижению, частенько присущему экзистенциалистам, добавился страх повторения событий, недоверие даже к себе и – ненависть. Кипящая адская ненависть к сообществу в целом, к Марселю и Сёртуну в частности. Я понимал, что Денеб и Льё правы, только подобравшись к этим двоим максимально близко, мы смогли бы что-то сделать. И если уж ничего серьёзнее сделать мне не удалось, то нужно попробовать хотя бы быть недалеко от врагов.

Каждый день я откладывал поездку в Венгрию всё дальше и дальше, менял билеты, сдавал их, отменял брони гостиниц, придумывал глупые детские отговорки. За окном шёл дождь, от которого я укрылся в небольшой французской пекарне. На столике дымился кофе, тревожно звонил телефон. Уже в пятый раз. С тяжёлым сердцем я снял трубку.

– Саш, – раздался спокойный голос Денеба.

– Да, я.

– Льё уедет на днях… Не хочешь его увидеть?

– Не знаю.

– Где ты сейчас?

– Где-то во Франции.

– И документы на должность ещё не подписал? – пробормотал Ден, и мне явственно представило его хмурое лицо.

– Нет.

– Вылезай уже из своей депрессии.

– Это не депрессия.

– А что?

– Избегание. Я не могу даже название этого города вслух произнести.

– Ты должен попробовать. Всю жизнь убегать и избегать не получится.

– Почему Льё сам не позвонил ни разу?

– Он чувствует свою вину.

– Неужели?

– Да. Посуди сам: не уберёг брата, чуть не потерял тебя, лично уничтожил твой образ в голове любимой женщины. Пусть всё это только из благих побуждений, но ими, как известно, дорога выложена вовсе не в Рай. Ему трудно, потому что Льё единственный из нас, кто реально оценивает свои поступки. Он считает, что поддался гордыне, был слишком самоуверен… – тихо продолжал Ден излагать свои мысли, а я не знал, как можно ответить на эту тираду.

– Никто не виноват, Денеб. Мы все проиграли, сделали ставки не на то, были поглощены своими мечтами и чувствами. Они ведь губительны и для экзистенциалистов и сущностей, и для Фениксов. У каждого – своя трагедия. И нам с ними жить, увы.

– Мы-то со Льё будем жить может даже лучше, чем раньше. Ты ж его знаешь… А вот о тебе я по-настоящему тревожусь. Остаться в сообществе, работать в полную силу, да ещё и быть членом совета… Хватит ли тебе моральных сил? Если бы… – он помолчал. – Если бы ты мог справиться со своей любовью, найти хотя бы мимолётную отдушину…

– Не могу, Ден. Смотрю на них и блевать тянет.

– И даже из стареньких?

– Даже так.

– Но ты должен… Понимаешь? Такая резкая перемена – вопрос о твоём состоянии, здоровье и доверии. Истинный экзистенциалист Саша никогда не был ханжой и пай-мальчиком…

– Не понимаю, как это связано и к чему ты клонишь?

– Тебе перестанут доверять. Встанет вопрос о твой рабочей состоятельности… Помнишь, что бывает в таких случаях?

– Диагноз “искажение”… – наконец-то до меня дошла его мысль. – Это может быть проблемой.

– О том и говорю. Подумай, Саш. Сделай над собой усилие. Хотя бы просто играй…

– Как долго?

– Не очень. Несколько лет. Мы со Льё обустроимся в каком-нибудь буфере и придумаем что-нибудь, что позволит нам изменить этот мир.

– Пафосно звучит… Но я склонен верить вам и доверять.

– Сань, прилетай. Он ждёт.

Мы распрощались, как крайне близкие друзья. Я не стал допивать остывший кофе и вышел под дождь. Мне нужно было решение, и его подсказал Денеб. Только количество моральных сил, которые потратятся на поддержание маски идеального Саши, представить было страшно.

Забрав из ателье готовые костюмы, я заранее отправил их в гостиницу, снятую на другом берегу Дуная. Пусть летят… Всё равно они мне не нужны, меняются десятками регулярно. Такие же одинаковые и привычные, как серые осенние утра одинокого экзистенциалиста. Я везде выглядел чужим, даже если бы рискнул выйти на улицу в простых джинсах – всё равно так бы и остался инородным телом. В агонии метаний последних месяцев я кружил по Земному шару, как ненормальный, но моей душе было бы мало и Вселенной – укрыться от собственных чувств невозможно.

Через боль и волну жара от воспоминаний, я всё же взял билет на самолёт. Октябрь. Мой любимый месяц. Мой любимый город. Мой друг. Моя Илка. И моя трагедия.

Будапешт был прекрасен осенью. Ещё зелёная трава укрывалась ковром сухих жёлто-оранжевых листьев. На дождь, как весной, не было и малейшего намёка. Сухо. Тепло. И больно.

Я сидел на берегу Дуная, вдалеке от людей, и крутил в руках тяжёлую зажигалку. Курить не хотелось. А нужно мне было только одно – ощутить тёплые губы Илки на своей щеке. Невольно ладонью я потянулся к лицу и замер: вдоль кромки воды двигался знакомый силуэт. Я опустил взгляд. Нет.

Лучше не рассматривать того, кто может оказаться ей. Всё будто бы случилось только вчера, раны саднили с не меньшей силой. Сердце нестерпимо рвалось туда, к тёмной воде, требовало бежать за той, кто так легко вышагивала мимо, сливаясь с толпой. Одетая непривычно, но неуловимо знакомо – в длинном шоколадного цвета пальто… Красиво. Изысканно. Немного – по чужому. Но именно так я бы одел Илку, если бы сейчас был с ней.

Рядом прошелестели листья, и кто-то сел подле меня. Повеяло ветивером и табаком. Льё.

– Эта рана никогда не затянется, Саш.

– Никогда.

– Прости.

– Ты был прав. Настоящая жизнь не для экзистенциалистов. И настоящие чувства – тоже.

Мы немного помолчали, провожая беглыми взглядами ту, которую смогли уберечь. Ту, которая связала нас общей болью.

– Я улетаю в Москву через пару часов, – тихо добавил он.

– Насовсем?

– Да. Попробуем с Деном на вкус другую жизнь. Пусть это будет шанс что-то исправить.

– Зря ты меня выгораживал. Могли бы уехать вместе.

– Нет, Саш. Ты нужен сообществу.

– Не больше, чем ты.

– Я давно шёл к отступничеству. Это было неминуемо. Мы сможем видеться и общаться, как прежде, – попытался он оправдаться, но я знал, что не забвения в буфере желал этот экзистенциалист. Да и лукавство – его слова об общении. Как прежде уже не будет. Ни завтра, ни послезавтра, ни когда-нибудь ещё.

– Дело не в этом. Сёртун не оставит тебя, Льё… Твой отъезд скорее не шанс, а отсрочка.

– Я бы не хотел об этом думать… До встречи, друг.

Он встал, хлопнул меня по плечу и ушёл, тихо шурша осенью. Впрочем, так Льётольв делал всегда – вовремя уходил, оставляя после себя лёгкий флёр экзистенциальности… Я уважал и любил его, как друга и как того, кто не побоялся быть собой, даже принеся в жертву брата.

Над водой кружились взбаламученные ветром листья, под холодными лучами солнца переливалась тёмная вода. Наши пути расходились. Знать бы, сойдутся они когда-нибудь снова или нет?..