«Уходишь, уходишь, уходишь…» – Меффи проснулся. Он никак не мог понять, откуда услышал эту песню. Да еще так отчетливо. Ведь он крепко спал только что, но слышал все как будто наяву. Эти странные слова, эти буквы, которые, как искры от разгорающегося костра, алые и мерцающие, затухая уже теперь, все еще словно парили перед его глазами, выступая из непроглядной темноты. И потом, почему только одно слово. А остальные. Ведь он тоже их прекрасно слышал, но отчего-то не понимал.

Меффи встал. Посмотрел вокруг, но почти ничего не увидел. Везде все тот же дремучий лес, сумрачный и дикий, да звезды на небе, от которых в безлунную ночь совсем не было никакого проку. Решив, что спать ему теперь все равно не придется, Меффи свернул свой длинный плащ, на котором до этого так хорошо спал, засунул его в рюкзак и пошел вперед даже не разбирая дороги. Путь ему предстоял неблизкий: сначала через этот бескрайний лес, где можно было так легко заблудиться, да потом еще через гряду высоких каменистых холмов, что простиралась к западу отсюда. Но там дорога должна была стать легче, потому что идти, пусть и по высокогорью, но через открытое пространство было намного удобнее.

И вдруг слева от себя он увидел мерцающий огонек. Приглядевшись, он понял, что это был свет от совсем небольшого костра, почти незаметного среди густых ветвей и деревьев. Меффи обрадовался. Ведь если это тоже торговцы какие-нибудь, то они могли рассказать ему все последние новости или хотя бы указать более короткий путь. Да и скоротать вместе ночь возле согревающего яркого костра было куда как веселее. Едва ли не бегом Меффи направился к этому месту. И каково же было его удивление, когда вместо торговцев с их постоянными тюками и сумками, он увидел обычных тримов. По виду, так простых крестьян или ремесленников, но, правда, довольно хорошо одетых. «А им-то что здесь понадобилось?» – подумал про себя Меффи, с недоумением взирая на незнакомцев. Но не успел он обменяться с ними и несколькими фразами, как один из незнакомцев сам ему все рассказал.

– Мы ученые, – пояснил незнакомец, – историки и лингвисты. Мы изучаем старинные рукописи, трактаты и свитки. В этом лесу, как раз неподалеку, есть изумительная древняя библиотека. Вот ей-то мы и занимаемся.

– Ах, ну это тогда понятно, – вздохнул Меффи с облегчением, – а то я уж и не знал, что подумать. А я, вот, торговец. Иду со своим товаром из рыбацкой деревни, что у реки в ту, что за холмами. И назад этой же дорогой пойду. Вот только куплю там кое-что из одежды или из снаряжения, и уже потом домой. Ну а вы как, – он посмотрел на собравшихся возле костра, – рукописи и книги читаете? Ведь вы про книги что-то сказали?

– Да мы их пока и не читаем, – ответил ему все тот же трим, – мы их переписываем. Прочесть эти тексты невозможно, потому что они старые очень. Но увидеть буквы, вполне. Эти книги пролежали здесь не одно тысячелетие, и это еще при людях. И после них неизвестно сколько. Поэтому истлевшие страницы почти полностью срослись и разъединить их невозможно. Но мы нашли способ. Видишь ли, – продолжил ученый немного оживившись, – эти книги так долго лежали на одном месте, что все, что в них было написано, отпечаталось во времени. То есть все буквы, иллюстрации и схемы теперь сокрыты во тьме времен. Но их можно извлечь. Вот этим-то мы сейчас и занимаемся.

– Как интересно, – Меффи присел к костру, – а как? Вы же говорите, что разделить страницы нельзя.

– Нельзя, – подтвердил ученый, – но это не касается информации. И ее, кстати, довольно легко обнаружить. Нужна только очень высокая температура и свет. Костер например. И тогда ты сам все увидишь. Тебе нужно просто почувствовать тепло исходящее от букв, знаков и символов, что скрыты в этих книгах. Вот так примерно, – он вытянул руку вперед и растопырил пальцы.

– Ах вот оно что, – Меффи улыбнулся, – теперь понятно почему мне такой странный сон приснился. Что я словно бы огненные буквы в темноте видел. А еще услышал что-то наподобие: «уходишь».

Ученые переглянулись. А затем тот, что был постарше остальных и сидел чуть поодаль, вновь обратился к нему:

– Ты слышал голос? – спросил он с сомнением. – Но ведь это невозможно. Мы разбираем эти знаки и буквы только здесь, у костра. Но голосов мы не слышим. Это у тебя, наверное, либо очень большие способности к языкам есть, либо просто воображение разыгралось. А ну-ка, – обратился он к триму напротив него, – кинь еще одну книгу в огонь.

Тот исполнил. И тут же Меффи вновь, и прямо наяву увидел все те же странные огненные знаки и буквы, которые, как искорки от костра полетели теперь во все стороны. И услышал их. Вот только понять, что они означали он все по-прежнему не мог. О чем тут же и сообщил своим ученым соседям. Те закивали головами. Однако отвечать они ему не стали, потому что усердно переносили в свои блокноты эти самые символы, которые, очевидно, тоже хорошо видели.

– Мы пока не можем расшифровать эти тексты, – вновь пояснил пожилой ученый, когда удивительное светопреставление закончилось и книга совсем сгорела. – И поэтому все тщательно записываем, чтобы сохранить. Мы уже много раз спускались в эту библиотеку, но пока так и не обнаружили нужного нам кода или ключа. Или хотя бы простого алфавита с пояснениями. Ведь там находится так много книг, что пока мы найдем что-нибудь подходящее, немало времени пройдет. И, кстати, – он слегка привстал, – сегодня мы снова собираемся туда идти. Поэтому, если хочешь, то присоединяйся. Может тебе и улыбнется удача, и ты найдешь алфавит.

– Да, – чуть усмехнувшись, подтвердил ему другой трим, – новичкам везет.

На том и порешили. И вот, примерно через час, основательно еще подкрепившись, вся компания отправилась к древней библиотеке. Находилась эта библиотека под землей и представляла из себя огромное, выложенное прямоугольными глыбами помещение, чрезвычайно разветвленное. Там было множество проходов, закоулков и уровней. И повсюду были книги, свитки или просто листы пергамента, которые также давным-давно выцвели и были абсолютно нечитаемыми. Меффи ходил везде и удивлялся. «Что за удивительная цивилизация создала такое чудо, – думал он. – Это же какая гигантская работа была нужна, чтобы все это написать, а затем еще и рассортировать по полкам. Да и вообще, чтобы соорудить такие невероятные катакомбы». Ведь все стены в этой библиотеке, насколько он мог рассмотреть в тусклом свете мерцающего факела, были покрыты изумительными узорами и изображениями людей, зверей и птиц. Он даже один раз настолько засмотрелся на всю эту красоту, что споткнулся и, выронив факел, чуть было не упал. На это один из ученых предупредил его, чтобы он был поосторожнее, причем, не именно сам, а по отношению к книгам, которые могли легко загореться.

Наконец, набрав по пять-десять томов, а также разных свитков, вся компания поднялась наверх. Меффи помог ученым донести книги до костра, где они вот так странно их читали. И собирался было уже потихоньку укладываться спать, как вдруг услышал позади себя какой-то тихий шум. Он обернулся. И увидел слабый, едва различимый дымок, поднимавшийся прямо из-под земли. И это был именно тот проход, через который они вот только что выбрались из подземной библиотеки. Ученые тоже заметили нечто неладное, а когда поняли в чем дело, то так закричали, что Меффи даже испугался. «Пожар, пожар», – дико завопили ученые, изо всех сил пустившись бежать ко входу. Но было уже поздно. Пока они добежали, дым из едва заметного стал уже темным, а треск полыхавших стеллажей и полок, усилился. Так они и стояли там у прямоугольного входа в подземную библиотеку, не зная теперь что и делать.

И вдруг, один из ученых громко воскликнул, а затем и попятился назад, указывая на что-то в этом темной прямоугольном проходе. Все посмотрели туда и… замерли от ужаса. Огромный длинный коготь, огненный и яркий сейчас царапал своим концом каменистое обрамление входа. А затем и лапа, широкая и мощная, медленно поднялась оттуда и уперлась в рыхлую сырую землю. Эта лапа была также словно соткана из ярко-красного огня. А вокруг нее, как искры от костра разлетались во все стороны горящие письмена и буквы.

Вся компания увидав такое, буквально бросилась со страху наутек. Все бежали так, что, не видя практически уже ничего, не могли толком и соображать даже. И тут произошло такое, что заставило несчастных тримов мигом и одновременно повалиться на землю и, зажав уши руками, в немом отчаянии буквально заметаться из стороны в сторону. Ужасный рев, чудовищный и дикий раздался посреди этого сумрачного леса. А затем и яркий столп искр взлетел из этой древней библиотеки высоко в воздух. И посреди этих искр возник огромный зверь. Ужасный монстр, который, встав на задние лапы, заорал теперь совершенно неземным голосом. И это был фантастический вой, устрашающий. Непередаваемый вопль, крик ужаса и отчаяния.

Однако, как это ни странно, но последний жуткий крик немного успокоил бедных тримов, буквально сбив с них ту волну парализующего ужаса, которая совершенно придавила их к земле. А все оттого, что они, вот так, и совершенно неожиданно стали понимать. Полностью и все, что говорил им огонь, а также впустую теперь горящие в нем книги. Они даже сели тогда на землю и, хотя с определенной опаской, но стали наблюдать за пробудившимся огромным монстром. Зверь же бушевал, зверь неистовствовал. Он буквально расшвыривал теперь деревья, что находились рядом с ним и рыл горящими когтями сырую землю. От лап его разлетались в разные стороны пылающие буквы-искры, а пасть и глаза метали огонь.

И все же пожар в этой древней библиотеке не мог длиться вечно. Поэтому через несколько часов, когда забрезжил слабый рассвет, пламя стало постепенно стихать, а вместе с ним растаял в воздухе и сам зверь. Все ученые и Меффи к тому времени уже совершенно пришли в себя и, понаблюдав за одним только сизым дымом, неспешно пошли каждый своей дорогой. Они, конечно, ужасно сожалели об утраченной древней библиотеке, однако поделать теперь ничего не могли. Вот только сам Меффи все никак не мог отделаться от этой странной песни, которая буквально засела у него в голове: «Уходишь, уходишь навеки от нас. В жилище богов ты уходишь от нас. Печально и низко плывут облака. В страну справедливых ты с миром идешь».

38. Сонная рыба

Пришедшие словно из далекого космоса, странные и непостижимые, равнодушные и молчаливые, обитают они в водоемах Земли. В океанах и морях, реках и озерах, прудах и даже в аквариумах рыбы живут на удивление спокойно, отстраненно, неторопливо. Будучи словно немного не от мира сего, они всегда держатся очень уверенно и даже почти величественно, реагируя лишь на непосредственную опасность или еду. Все остальное их как будто совсем не интересует. Ни фантастические красоты подводного мира, ни скрытые на морской глубине сокровища, ни их собственная удивительная судьба. На первый взгляд может даже показаться, что все это происходит от их не слишком далекого ума или даже беспросветной глупости, как, в общем-то, и полагают многие. Однако, внимательный наблюдатель не мог бы не заметить чего-то необъяснимого в их поведении, таинственного в образе жизни и даже пугающе глубокого в скрытой натуре. Почти бездонного и обманчиво-зыбкого, как их собственная привычная среда обитания.

Рыболовецкая шхуна, довольно крупная, переделанная в прежние времена из торгового парусника, тихо дрейфовала где-то неподалеку от Канарских островов. Экипаж ее: преимущественно старые и опытные матросы, нежась в лучах полуденного солнца, спокойно отдыхал после напряженной утренней работы. В это время года в этих широтах всегда было довольно жарко или даже по-настоящему душно, что делало ловлю рыбы здесь делом весьма утомительным. Однако в тот день погода была на удивление прохладной, что несказанно радовало всех моряков. «Эй, капитан, – словно бы нехотя выкрикнул один из них, немного приподнявшись на локте, – сколько мы тут будем еще торчать возле этого архипелага? Нет здесь никакой рыбы, а та, что была, с рассветом на глубину ушла». На это сам капитан, весьма немолодой уже моряк с тремя пальцами на одной руке, ответил: «Сегодня же и уйдем отсюда. Вот только до вечера подождем еще, а там можно будет и сети вытравливать. Да к тому же у меня сейчас такое предчувствие, что здесь нам обязательно улыбнется удача», – он едва заметно хмыкнул, пыхнув своей раскуренной трубкой. На это члены его команды негромко засмеялись, потому что поняли, что капитан их явно хотел пошутить, после чего снова вернулись к своему безделью.

В тот день в океане действительно ничего не происходило. Даже ветер, с утра еще немного тревоживший повисшие паруса корабля, теперь уже совершенно затих, отчего такелаж судна перестал привычно гудеть и поскрипывать. Перед самым закатом матросы, теперь уже будучи абсолютно уверены, что улова им не видать, спокойно собрались возле кормы корабля с целью начинать потихоньку вытравливать снасти. И только что они принялись тогда за работу, как невесть откуда подул свежий и порывистый ветер, а затем уже и вся сеть натянулась так, как будто в нее зашел целый косяк рыбы. «Эге-гей, – призывно крикнул кто-то из матросов, – а ведь капитан-то наш оказался прав». После чего с удвоенной силой стал помогать товарищам.

И вот, когда длинный фал был уже почти выбран на палубу, а снасть, затянутая с одного конца в узкую петлю, показалась над поверхностью воды, что-то произошло. Как будто сеть, там на глубине, зацепилась за что-то. А затем вся целиком и поднялась на поверхность, после чего стала медленно удаляться прочь от корабля. Матросы в первый момент так растерялись, что даже не успели схватить фал, который стал постепенно уходить назад под воду. Но когда они наконец его закрепили, то почувствовали такой сильный толчок, что можно было подумать, что их шхуна наткнулась на рифы. Однако она не остановилась при этом и не получила пробоину, а напротив, стала разгоняться, увлекаемая куда-то вперед привязанной к ней сетью.

Капитан, когда все это увидел, тоже как будто поначалу слегка растерялся. Но очень быстро пришел в себя, и тут же приказал одному из матросов рубить натянутый фал. А тот, вместо того, чтобы исполнить команду, стал с капитаном еще и спорить, что, мол, сеть-то полна рыбы, и что нельзя вот так легко упускать такой богатый улов. На что капитал сначала молча на него посмотрел, а затем тихо и произнес: «Сонная рыба». И это, на первый взгляд, совершенно безобидное замечание, повергло всех матросов в настоящий шок. Отчего они тут же стали буквально кричать и метаться по палубе, как если бы на их шхуне случился пожар. А капитан теперь уже сам взял в руки топор и одним ударом разрубил натянутый фал, освободив тем самым и всю пойманную рыбу и саму шхуну, от слишком непомерного бремени.

Однако матрос, споривший с капитаном, не успокоился при этом. А напротив, попытался спустить на воду шлюпку, чтобы уже на ней догнать уплывавшую от корабля сеть. И это капитана по-настоящему разозлило. Отчего он тут же приказал смутьяна связать и бросить в трюм корабля. А еще через некоторое время шхуна подняла теперь уже наполненные свежим ветром паруса и направилась в другое место, чтобы там попытать счастья и, пусть хотя бы в некоторой степени, но компенсировать ущерб от утерянного улова. Сам же капитан через пару часов, когда все успокоилось, спустился в трюм к связанному матросу. Там он приказал его развязать, после чего закурил свою трубку и, устроившись поудобней на лежавших здесь же мешках с припасами, приступил к разговору.

– Ты, конечно, очень удивился сегодня, – начал он не спеша, – когда увидел, что мы так легко расстались с сетью и рыбой. Так вот, ты матрос еще молодой и в море ходишь недавно, а оттого далеко не все пока знаешь. Да и все остальные на этой шхуне повидали, признаться, немногое. Однако они многое слышали, в том числе и от самого меня. А уж насколько поверили, об этом не мне судить.

Тут он ненадолго прервался, потом тяжело вздохнул и продолжил:

– Был я тогда совсем еще молодым матросом, примерно как ты сейчас. И тоже ловил рыбу. Мы тогда, правда, больше сельдью занимались, но и в южные широты также ходили, где ловили тунца. И вот однажды в нашу сеть зашло сразу десять или двенадцать таких вот тунцов. И все здоровенные рыбины, очень сильные. Но мы их все равно бы вытащили на палубу, если бы не одно обстоятельство. Один из этих тунцов оказался «сонным». Это, знаешь, – капитан опять пыхнул трубкой, – такое состояние у рыб, когда они немного прикрывают глаза и, не видя практически ничего перед собой, плывут, куда им вздумается. Но тут ты вполне можешь мне возразить, что в этом-то как раз и нет ничего страшного, а напротив. Что такую рыбу даже легче поймать. И, конечно же, ошибешься. Поскольку в таком состоянии рыба не просто так не видит ничего, а ей уже и не нужно ничего видеть. Потому что ее вообще больше ничто не может остановить. Да-да, поверь мне, я сам лично слышал, как однажды такая вот рыба буквально расколола надвое небольшую прибрежную скалу, что едва торчала из-под воды. Как другая такая же, рвала сети словно паутину и как чуть было не потопила несколько рыболовецких судов. И вот эта-то как раз самая рыбина, могла бы сегодня легко проплыть прямо через нашу шхуну, проломив ее деревянное днище. Причем, что любопытно, это состояние возникает у рыб абсолютно непредсказуемо. Оно появляется совершенно внезапно и так же внезапно исчезает. И еще, – явление это крайне редкое. Я вот сегодня всего лишь во второй раз за всю свою жизнь его видел. А в первый, – капитан вздохнул, – как раз и был тогда, с этими вот тунцами.

Никто у нас на судне, к несчастью, не знал тогда об этих вот «сонных» рыбах. И поэтому когда наша сеть, в точности как и сегодня стала уходить назад в море, мы троса не обрубили, а напротив стали тот косяк тунцов преследовать. Один из матросов, который посмелее других был, спустил на воду шлюпку и, прихватив с собой топор с гарпуном, отправился на веслах к нашей сети. И он уже было подплыл к ней, как вдруг встал прямо в шлюпке и сообщил нам, что все рыбы в ней просто плывут очень спокойно и даже не касаются ячеек снасти. Вот только один из тунцов, который находился почти у самой поверхности, упорно тянет всю сеть вперед. Мы, конечно, подивились такой непонятной его силе, но крикнули, чтобы товарищ наш того тунца оглушил или загарпунил. Тогда он достал топор, что был при нем и, перегнувшись через левый край, стал обухом бить того тунца по голове. Убивать он его не хотел, потому что побоялся, что запах крови может привлечь акул. Но тунцу все было нипочем. Словно его не железным обухом по голове били, а легкой тростинкой постукивали.

Тогда мы крикнули приятелю, чтобы он эту рыбу загарпунил. Отчего он сначала попытался убить ее топором, развернув его острием вперед, но тоже не добился успеха. Тогда он опять выпрямился в лодке и почти с испугом переспросил у нас, стоит ли эту рыбу вообще убивать, потому что с ней явно было что-то не так. Однако мы на это лишь засмеялись в ответ и сказали, что ему стоило бы немного сил поднабраться, раз он с простой рыбиной совладать не сумел. Тогда он и сам вроде как разозлился, взял гарпун и ударил эту рыбу.

Тут капитан на минуту прервался, помолчал и пару раз потянул пустой уже воздух из погасшей теперь трубки. Но он не стал ее больше раскуривать, а просто, слегка наморщив нос, продолжил.

– Да, – сказал он, – товарищ наш ударил тогда эту рыбу. Точнее, хотел это сделать. Вот только не попал он по ней, а попал в свою же собственную лодку. А мы, находясь на борту корабля, едва со смеху тогда не попадали. Ну вот ты сам только представь себе. Что за недотепа такой. Топором рыбу не убил, да теперь еще и гарпуном свою лодку продырявил. И мы уже стали опять ему громко кричать, пока не заметили нечто неладное.

Товарищ наш не шевелился. Нет, он все по-прежнему стоял на месте и смотрел куда-то вниз и вперед, как раз туда, где и находилась та злополучная рыба. Вот только не двигался он совсем. Руки его повисли словно плети, а голова, как нам тогда показалось, стала покачиваться. Кто-то побежал за биноклем. Но пока он бегал вперед и назад, течение воды немного развернуло лодку нашего приятеля, отчего мы, причем вот прямо все и разом, буквально застыли на месте от ужаса. Конец того гарпуна, которым он только что хотел убить странную рыбу, теперь торчал у него из спины. А сам он просто повис на этом гарпуне без движения. И это было просто непостижимо. Вот ты сам подумай только, как можно в себя самого гарпуном попасть. Не в лодку даже свою и не в ногу, а в спину. Да так еще сильно ударить, что пронзить не только все тело насквозь, а еще и обитый железом проклепанный бортик лодки.

Совершенно не помня себя от страха, мы тут же обрезали все канаты, которыми крепилась к кораблю наша сеть, подняли паруса и что было сил бросились прочь от этого места. А товарищ наш все так и остался стоять в своей загарпуненной шлюпке как прежде, недвижимый и теперь уже мертвый. И более того, потом, намного позже, некоторые матросы с других кораблей рассказывали мне по секрету, что несколько раз видели в море эту пробитую гарпуном одинокую шлюпку, в которой все так же кто-то стоял.