Впрочем, старичок, собиравшейся ещё что-то сказать мертвенно-бледному Василий Фёдоровичу, вдруг осёкся. И не просто так – через мгновение мальчик вскочил со скамьи, где прежде сидел, и с нечеловеческой силой полетел на Анастасию, крича: «лгу-у-унья!». Существо быстро хлопнуло в ладоши, и мальчишка в мгновение ока упал навзничь на холодный мрамор.
– Что же вы это? – через секунду после спросил исподлобья старичок, – торопитесь и убираете чтение? Бедняжка, теперь пуст, как чистый лист. Однако ж я не глупец – знаю, что вы делаете и зачем. Но вынужден уведомить вас, Бог «справедливости», что объективная реальность теперь начнёт сильно искажаться. Вы дошли до допустимого предела, дальше – пропасть. Даже интересно как далеко Вы готовы пойти ради спасения и уничтожения всего и вся.
– А вы? Всё также продолжите наблюдать? – спросила Анастасия, чуть подрагивая.
– Моя роль ещё недоиграна. Я приду к Вам, когда солнце для Вас вновь погаснет. Теперь же прощайте.
Отчуждение.
«Мир изменился навсегда,
Убери книги из жизни –
В людях исчезнет на века
И добро, и зло – нет укоризны!
Алый рассвет не разгорится,
Потухнет солнце и тогда:
В Бездне проснётся – застучится,
Оно ждало как никогда…
Комнатный свет красным
Заполнится – начнёте вопить.
Тьмы тишина гамом
Повалит – возжелаете убить.
Что же? Всё отрицаете?
Бросьте праздность – взгляните:
Нет души – засыпаете,
Сна нет – вперёд – бегите!», – плакал мир и мирозданье, рыдал и Истинный и Ложный Бог, но и волны чувств сошли на нет – коль нет книг, то нет и смысла как скорбеть, так и чего-либо желать.
Василий Фёдорович, поморгав пару раз, начал что-то мычать, упал на четвереньки и бросился галопом прочь. Мальчик, валяющийся на мраморном полу, поднялся, усевшись на ноги, поморгал да зевнул, посмотрел на Анастасию и сказал ей:
– Отринул я от себя книги, когда остался совсем один во Тьме, и мне теперь ясно, чего ты пытаешься добиться. Но разве это справедливо, о Нечто? Это честно?
Анастасия наклонилась к нему и тихо-тихо прошептала тому на ухо:
– Где Пётр Эрсте? Где ваш вожак?
– Прошу не нужно, – захныкал мальчишка, глупея на глазах: расширились зрачки, растрепались вдруг волосы, неестественная бледность залилась краской, а взгляд стал заискивающим и сонно-равнодушным, – там, где всё началось, – прошептал он, плача и улыбаясь одновременно, – в лесу, у Бездонного Озера, – пролепетал мальчишка из последних сил, теряя силы на сложную осмысленную речь.
– Привет! – крикнул он у уха существа, задорно вставая и бесцельно рассматривая мраморные колонны.
Анастасия поднялась. Нужно было торопиться, чтобы отыскать Бездонное Озеро, до того, как все жители города не превратятся в человеческих «животных». Направляясь к выходу из девятиэтажного здания, в дверях она столкнулась с парой людей: бывшим и нынешним градоначальником. Они мило беседовали, их диалог, случайно услышанный существом, звучал так:
– Да нет, ты не понял! Они это всё, понял?
– Да, понял, понял, – пролепетал Василий Фёдорович, видимо всецело принявший новую власть и теперь приспособлявшийся под них, – Они круто там всё, да?
– Да-да, круто-круто, понял? Они там всё.
И оба искренне рассмеялись до слёз, бесцельно куда-то идя. Поздоровались с мальчишкой, окончательно обрётшем жизненные силы. И трио вместе, произнося бессмысленный набор ровным счётом ничего не значащих фраз, принялись ждать лифта у одной из стен, игнорируя табличку «не работает», висящую там по меньшей мере года два.
Мир снаружи тоже изменился. Во-первых, золотая надпись «третьего не дано», превратилась в лаконичное «не» – простое и понятное. Во-вторых, на улицах вывалило население: были те, кто ползал на четвереньках, пытаясь проглотить траву, те, кто во всё горло кричал: «Всё! Где? Там!», те, наконец, кто, ревя и улюлюкая, колотил других по известным только ему причинам. В-третьих, обновилась природа: солнце будто бы застыло на месте, ознаменуя эпоху вечной праздности; ветер весело приплясывал, немного пританцовывая и пуская иных в пляс; трава, так и не определившись боится она или преклоняется, встала по стойке ровно, ни на что не реагируя.
– Желаю я научить вас принятию, – говорила Анастасия, вышагивая между безликих и деградирующих, – есть вещи в мире, кои должно принять, которые являются истинами в последней инстанции. Вы не сможете отринуть от себя правила комнаты и Тьмы, ибо так устроено мирозданье. Вы не сможете отказаться от Нечто, ибо тогда следует перестать мыслить вообще. Вы не сможете закрыть окно иллюзий, ибо тогда всегда будете в него смотреть, а это неотличимо от того, чтобы в нём жить. Вы не сможете сбежать от осознания, ибо оно приходит в жизни каждого.
Потому учу я вас принятию. Как долго будете вы отрицать отрицаемое, чтобы, наконец, понять, что перед вами истина. Ваша жизнь, пускай и может быть вечной, ограничена пределом рассуждений. Нельзя мыслить вечно, оттого научитесь принимать. Едва ли самые безумные из всех самых безумных только отрицают!