Чуждая его естеству боль, словно лихой зверь, попавший в западню, пыталась вырваться из груди Сларгарта, не давая ему покоя. Больше он не мог терпеть несносную муку, которая, казалось, навек загнездилась в его теле, лишая сил и отравляя разум. Никто из братьев не замечал, как день за днём угасал его внутренний огонь. Никто даже и не думал, что настанет тот час, когда Сларгарт потеряет свою суть и больше не сможет вести за собой странников. Этот час настал, и они его пропустили.

Он оставил своих братьев без сомнений и сожаления. Ему некуда было идти, но он знал, где хотел бы оказаться. Его манила Белая пустошь. Там, в ослепительной западне, осталась та, которую он чуть не погубил. От часа к часу он представлял, как она растерянно смотрит по сторонам, не находя крова и защиты, как слеза скатывается с её тёмных, подобных ночному небу, глаз. Мысленно он повторял за ней каждый её неуверенный шаг, проходил многомильные расстояния по бескрайнему однообразию в напрасных поисках выхода.

«Я должен быть рядом с ней», – снова и снова проговаривал он самому себе. Эта фраза была вопросом и ответом, сомнением и утверждением – всё зависело от текущего момента, и к чему он был готов в этом текущем моменте. Постепенно, твёрдое убеждение взяло верх над всем, что могло заставить его передумать и вернуться к своим. Сларгарт не собирался останавливаться – он прекрасно знал, что рано или поздно под его ногами земля изменится и ослепительное светлое сияние окажется знамением того, что он близок к заветному.

Пространство вокруг становилось скуднее. Шум ветра остался где-то далеко позади. Едва уловимые звуки плавно поглощала давящая тишина. Холодный воздух ощущался как ледовые оковы. Когда Сларгарт вошёл во владения Пояса Вуньягун, ему довелось встретить суровое сопротивление плотного холода, отталкивающего его назад. Не желая возвращаться туда, откуда он так отчаянно сбежал, Сларгарт упорно и терпеливо пробирался, пытаясь пересилить невидимую силу, разрывающую его купол. Когда защита его вечного убежища была пробита, Сларгарту довелось на себе ощутить неприязнь стихии, против которой он необдуманно выступил. Его лицо до крови ранили тысячи мелких льдинок, выступающих невидимой стеной между ним и его целью. Чтобы продвинуться вперёд, ему нужно было сделать резкий рывок через сверхусилие, затем ещё один, и неизвестно сколько таких же изнурительных рывков, смысл которых рассеивался при каждой новой попытке. Утратив возможность видеть, идти и полноценно дышать, Сларгарт сдался и позволил себе упасть, добровольно отдаваясь смерти.

Ложная надежда взяла над ним верх. От ложной надежды он испытывал искреннюю радость. Желанная смерть была так близко, но так далеко для него. Отец даровал им сверх того, на что они могли рассчитывать, но пожалел для них смерти. Сларгарт вспомнил это, потеряв радость и ложную надежду в один злосчастный, но честный миг. Ждать радикального освобождения не имело смысла.

Где-то за пределами Пояса Вуньягун могла быть Белая пустошь. Усмирив хаотичный поток своих мыслей, Сларгарт подумал, что окружающее пространство могло его обмануть, а Пояс Вуньягун – оказаться ловушкой Белой пустоши. Эта мысль оказалась настолько сильной, что он в неё сразу же поверил.

Его терзали противоречия. Белая пустошь – первое творение Альель, и в её пределах смерти дан шанс настигнуть Сларгарта. Немного терпения, и он мог рассчитывать на желанную свободу от несносного бремени собственного существования. С другой стороны, ему хотелось ещё раз встретить ту чарующую незнакомку, лишившую его рассудка и покоя, чтобы вывести её за пределы Белой пустоши, не зная и не понимая, для чего.

Желание смерти оказалось слабее. Он жаждал соприкоснуться с прекрасной женщиной, уловить её печальный взгляд, и, возможно, услышать её голос. Отец даровал ему немыслимые для обычного смертного возможности, но сын Альель не мог рассчитывать на встречу и возможность остаться с той, к кому будут обращены его самые мощные чувства. Странники были созданы для одиночества. Вопреки воле Отца Сларгарт нашёл женщину, которую больше не мог забыть, но даже случись второе чудо и она пошла бы за ним, во всех пределах Лальдируфф для них двоих не нашлось бы убежища.

Сларгарт не желал думать о будущем. Отдав последние силы, он смог преодолеть свалившее его препятствие и выбраться из злосчастного Пояса Вуньягун. Ему пришлось преодолеть большие расстояния и пересекать суровые края, в которых странникам не доводилось бывать за всё время их скитаний. Ему пришлось пережить жестокие бури и выкарабкиваться из смертельных капканов, созданных враждебной природой тех мест, которые были едва ли не на каждом шагу. Ему пришлось растерять остатки чистого разума на пути к желаемому. От былого следопыта, гордости Альель и славного брата вечных странников ничего не осталось. Сларгарта поработил морок, водивший его по кругу.

И ходил бы он по кругу вечно, не появись на его пути Белая пустошь. Пройдя несколько миль по ослепительно белоснежной земле, Сларгарт оживился. Когда всё вокруг него слилось в едином сиянии, а белая пыль мирно осела под его ногами, он с надеждой обернулся по сторонам. На востоке, у самого горизонта виднелась крутая скала. Острый пик её, подобно зеркалу, отбивающему солнечные лучи, отсвечивал причудливыми бликами.

Чем ближе он подходил к скале, тем слабее становились дразнящие его утомлённый взор блики, но там, на самом верху, был человек.

«Это она!», – ликовал Сларгарт.

Восхождение к пику посылало Сларгарту новые сложности. Поверхность скалы была неустойчивой. Прежде чем подняться на несколько заветных метров, он резко срывался, падая камнем вниз, но всегда чудом хватался за надёжные выступы. Его решимость была непобедимой, а желание оказаться наверху придавало силы. На месте его восхождения оставались кровавые отпечатки, как след воли, доступной даже не каждому наивысшему духу.

Его воля, ожидания и надежды не имели смысла, в который Сларгарт так усердно вкладывался. На пике никого не было. Он оказался первым, кто ступил на кристально чистый снег, переливающийся яркими цветами, которые так манили случайного путника, отбрасывая в даль причудливые блики. Да и кто мог оказаться до него в том месте, которое на самом деле было одномоментной иллюзией Белой пустоши.

Её не было – была только его боль.

Высота открывала потрясающие виды очевидно несуществующего. Усмирив себя, Сларгарт безрадостно рассмотрел все пределы Белой пустоши, не найдя того, что искал. Ему пришлось признать горькую истину, что его удел – вечные испытания, ради которых его с братьями Отец привёл в этот мир. Он больше не мог выполнять волю Альель. Желание смерти оказалось сильнее.

Попросив у Отца прощения, Сларгарт поспешил броситься со скалы вниз, ибо даже под влиянием сильнейшего морока он понимал, что Альель ему ответит. Он не стал ждать, дабы не услышать от Отца гневный запрет.

Глава 11. Отчаяние

«Дух из пустоты освобождённый,

Сам себя создавший,

Нас на вечный путь пославший,

Дел великих зачинатель,

Жизни и смерти утвердитель,

Судьбы повелитель,

Справедливости и порядка вершитель!

Отец мой, Альель,

Обрати на меня взор свой!

И прости, что просьбою моей,

Нарушен светлый твой покой!»

Обращение Вугго звучало яростно. Он всегда общался с отцом один на один. Альель откликался на его просьбы, давая всё, в чём высказывал нужду его сын. Никто из его братьев не мог общаться с Отцом так открыто и призывать Альель в любое время.

Вугго надёжно хранил свою особенную тайну. Отправляясь на охоту, на самом деле он уходил как можно дальше от всех и прятался в самых потаённых местах, коих было полно в Лальдируфф, чтобы на короткие мгновения побыть наедине с Отцом и просить у того пищи для себя и братьев. Великий добытчик и славный охотник в последний раз отлавливал и убивал живое существо давным-давно, ещё в начале их пути, когда странствия открывали им новые горизонты, а сами странники были совсем другими.

Однажды, когда они столкнулись с голодом, Вугго и Мигурнок отдав остатки своей пищи братьям, отправились на поиски пропитания. Блуждая по безжизненным пустошам, они не находили ничего, что могло победить голод, словно во всех пределах Лальдируфф всё умерло и только странники, лишённые смерти, тщетно страдали без внимания и поддержки Отца. Бесконечное перемещение земель Лальдируфф постоянно отводило от них поселения, у которых странники могли бы просить помощи. Испытав все возможные, мыслимые и немыслимые попытки прорваться, Вугго впал в отчаяние. Тогда и произошла их ссора с Мигурноком, после которой они никак не могли примириться.

Бросив брата, Вугго несколько дней шёл без остановки, не зная, как ему дальше быть. Внезапно, на его пути встретился огромный по меркам Лальдируфф серый валун, на котором многовековая борьба со стихиями оставила свой след в виде образовавшейся небольшой пещеры. Там мог спрятаться даже самый крупный из великанов. В этой пещере Вугго впервые обратился за помощью к Альель. Рыдая, как младенец, он просил Отца послать им пищу. Снова и снова он повторял слова своей просьбы, пока не утратил сознание. Тогда Альель впервые откликнулся и послал ему девять оленьих туш, ровно сложенных рядом с валуном. Это было подлинное чудо. В тех краях никогда не водились олени. Когда силы вернулись к Вугго, он без радости и надежд решил выйти из найденного им убежища и вернуться к братьям ни с чем. Увидев дар Отца, он принял обратно свою веру в то, что они выйдут из мучительной западни и отыщут утерянный ими путь к дому. С тех пор Вугго перестал охотиться сам, добывая пищу отчаянными обращениями к Альель, который всегда его слышал.

Отыскав уединение между временным пристанищем странников и поселением Гаргонтов, Вугго принялся рьяно просить у Отца помощи не только для них с братьями, но и для тех, кто были такими же детьми Альель, но отказались исполнять волю Отца. Гаргонты появились на землях Лальдируфф задолго до Вугго и его братьев. Это были первые странники, которым Отец недодал терпения, но отмерил куда больше свободной воли, чем своим следующим детям. Долгий и изнурительный путь пробудил в них снедающее чувство неповиновения и отторжения от Альель. Отец не стал их удерживать и оставил без своей поддержки на том месте, где они с проклятиями отказались от его слова. Так Гаргонты оказались покинутыми в непригодных для достойного существования краях, имея только то, что было исконно их – то есть ничто.

Призывая поддержку отца и молвив нужные слова, Вугго терпеливо ожидал отклика. Альель молчал. Ничто не выказывало его присутствия рядом.

«Отец, услышь меня!», – снова просил Вугго, – «Не оставляй меня без любви своей! Узри, сколь велика рана духа моего поверженного! Ощути боль мою несносную! Прими слёзы мои, как доказательство правды! Вера покинула меня, уведя за собою мои силы и волю! Так не оставляй же ты меня одного в несчастии, что точит меня, как вода точит ледник Люггнор! Я пропадаю, как Люггнор! Коль гнев твой на Гаргонтов непоколебим, так пошли же пищу мне и братьям моим! Не омрачай мой образ перед ними!».

Альель не отвечал. В горьком отчаянии Вугго расплакался и в истеричных мольбах третий раз обратился к Отцу:

«Коль я накликал на себя твой гнев, то накажи меня, но не отворачивайся от братьев! Дай пищу им! Я не посягну на их добро!».

Альель не отвечал.

Оставив все свои надежды, Вугго обречённо возвращался к братьям. Он не знал, что будет говорить им, но понимал, что ответить ему придётся, особенно после данного им громкого обещания. Он был готов раскрыть особенную тайну, хранимую от всех, и обличить свой ложный образ в знак принятия наказания за неведомые ему проступки, которые отвернули от него Отца.

Но внезапное чудо спасло его от предстоящего позора. Недалеко от их временного пристанища он увидел растерзанные куски мяса, разделённые на справедливые доли. К искреннему недоумению Вугго, Отец его не обделил.

Глава 12. Правда

– Мы обречены, – сквозь слёзы, произнёс Вугго.

Тогда он в последний раз обнимал своего любимейшего брата, с которым они, дружно пройдя сквозь годы и события, делили и радость, и горе.

Мигурнок страдал ничуть не меньше, но ему удавалось сохранять присущую ему бодрость и весёлый нрав. Аккуратно похлопав брата по спине, он решил по-своему побороть настигшую их двоих меланхолию. В его скромных запасах оставалось немного того чудного питья, от которого они могли сразу же и надолго уйти в забытьё. Отдавая дань уважения, он предложил Вугго сделать первый глоток.

– Ты устал, – тихо сказал он, – это поможет тебе отыскать силы там, где всё есть в изобилии.

Вугго брезгливо отверг предложение брата. В отличие от других, он уходил в забытьё один единственный раз, после чего долгое время стыдился и презирал себя за то, что проявил слабость, поддавшись соблазну. Тех, кто без тени сомнения отправлялись туда, он жестоко порицал и желал для них сурового наказания от Альель.

– Как смеешь предлагать мне это?! – завопил он.

– Поверь мне, сейчас тебе необходимо побыть там, а не здесь, – спокойно ответил Мигурнок.

– Ты причиняешь мне большую обиду.

– За тебя говорит твой страх. Позволь мне избавить тебя от всего, что разрушает тебя. Мы стали уязвимы. Нам нужно скрыться в месте, где нас не найдёт ни одно зло, ни одна печаль, ни одна опасность, и исцелиться, пребывая в глубоком покое.

– И оставить братьев в беде, когда им так нужна моя помощь?! У меня достаточно сил и я постараюсь вытащить всех нас из этой западни, чего бы мне это не стоило!

– Никому от тебя не нужна помощь. Твои старания ничего не значат.

Сказав эти жестокие слова брату, Мигурнок, сам того не желая, посеял семя вражды между ними. Для Вугго единственно важным было признание ценности его жизни и поступков. В этом крылась основная движущая сила его существования. Случайно и необдуманно обесценив устремления брата, Мигурнок потерял надёжного друга, заимев в лице Вугго злейшего врага, который с момента их раздора веками не давал ему покоя.

Вугго часто отвергал правду. Со временем правда стала обходить его стороной, передав упрямца под покровительство болезненного вымысла.

Он не знал, что его первую обращённую к Альель просьбу услышал Мигурнок. Чувствуя вину перед братом, он следовал за Вугго, чтобы уловить подходящий момент для их примирения. Услышав горький плач и душераздирающие мольбы брата, он обрёл ниспосланное Отцом озарение, которое повернуло к иному направлению жуткую историю их опасного положения.

Для всех было загадкой, как Мигурноку удавалось добывать все необходимые травы, коренья, плоды и неведомые для чужого понимания ингредиенты, из которых он варил свои удивительные напитки. Правду знали только сам Мигурнок и Альель, даровавший ему тайные знания и самое первое питьё, благодаря которому дух Мигурнока мог на время покинуть тело и вселиться в избранное им живое существо, а при нерастраченных силах – сотворить любую живую форму.

Впервые, необыкновенное пристанище он нашёл в теле дряхлой старухи из небольшого поселения, находившегося далеко за пределами Лальдируфф. Тогда Мигурноку недоставало необходимых навыков и опыта для того, чтобы он мог грамотно владеть моментом. Его разум не затмил разум старухи. Его воля не подавляла волю старухи. Это была его первая и последняя ошибка.

Дряхлая старуха оказалась куда сильнее всех известных ему противников. Единственная, среди обычных людей той местности, она обладала знаниями, которые веками были сокрыты от остальных, и пользовалась ими далеко не во благо. Со всех окрестностей, где слышался гул её имени, просить её помощи стекались мрачные страдальцы. Галга всегда давала просимое, но никто не знал, что взамен она забирала всё остальное, оставляя просящим только то, за чем они пришли. Чаще всего потери были несоизмеримо ценнее добытому, и люди навсегда оставались с тем, что, как позднее выяснялось, было им не так уж и нужно. Редкие смельчаки, громко сокрушаясь, признавали свою глупость, приведшую их на порог Галги, желая оградить от такой же ошибки тех, кто к ней собирался, но мрачные страдальцы не слышали чужих рыданий, выстраиваясь в длинные очереди к старухе, творящей умопомрачительные чудеса.

Галга сразу же поняла, что в её сознание внедрился неизвестный ей разум. Разгневавшись от необыкновенной наглости паразита, она погрузилась в глубокое состояние временной остановки жизни, дабы войти в сакральное, доступное только ей место и изгнать из чертогов своего сознания непрошенного гостя.

– Кто ты, погань?! – злобно спросила Галга, пытаясь поймать Мигурнока.

Имея ничтожный опыт самозащиты, и зная об опасности только из рассказов Вугго и Сларгарта, Мигурнок назвал своё имя, полагая, что честность и открытость избавят его от ненужного конфликта со старухой, в теле которой он обрёл случайный приют.

После того, как им было произнесено его имя, Мигурнок почувствовал мощное, моментально лишающее сил удушье. Впервые он ощутил таинство умирания.

– Не смей! – раздался голос Альель, – Это мой сын и ты его не тронешь!

Галга остановилась. Смертельное удушье отпустило Мигурнока, но он был слишком слаб и не мог ничего предпринять. За него говорил Отец.

– Ступай к Чёрной Впадине и собери там всё необходимое!

Повинуясь указанию Альель, Галга побежала выполнять то, что было ей велено. Разогнав пугающим мороком десятки просящих страдальцев, которые последовали бы за ней, куда бы она не пошла, старуха направилась к древнему лесу, в котором жили истинные друзья её тёмного духа. Посмеиваясь над ней, они всё же проводили Галгу к Чёрной Впадине и показали ценнейшие дары того страшного места.

Галга покорно исполнила повеление Альель, не прося ничего взамен. Для нужд Мигурнока, она сорвала веточку с недозрелыми ягодами сюммора, листья вигурния и вырыла целый клубок корней горькой мавшицы. Всё это она оставила на пне сизой ели.

Как только Галга сделала своё дело, дух Мигурнока покинул её и вселился в молодую полярную сову, сидящую на ветке соседнего дерева.

– Возьми добытое и лети к Лальдируфф! – приказал Альель.

Мигурнок думал, что Отец обращался к птице, но приказ был дан именно ему. Немало времени ему понадобилось для осознания, что настал момент, когда всё зависело от его действия.

Он понял – чтобы повелевать совой, ему нужно представить себя ею, и всем своим существом поверить в это. Второе оказалось самым сложным. Свыкаясь с мыслью, что он и есть сова, Мигурнок тратил драгоценное время. Ягоды сюммора и листья вигурния вяли на глазах. Вера ничего ему не дала.

Вместо веры, его основным и мощным импульсом к движению стало желание как можно скорее вернуться в своё тело. Это желание дало огромную силу, с которой он мог повелевать птицей. Тогда Мигурнок понял – взаимодействуя с другим живым существом, он может получить своё, если сам применит силу и жёсткое давление.

Управляемая им сова схватила то, что было оставлено Галгой, и подобно стреле полетела к северо-западу. Разглядев чужие просторы свысока, Мигурнок поразился. За пределами Лальдируфф всё было иначе. Намного интереснее. Намного красивее. Намного лучше. Тем не менее, он с радостью приближался к родным краям. Тогда Мигурнок понял, что как бы далеко его не занесло, он будет знать путь к дому и обязательно найдёт Лальдируфф.

Долетев до юго-восточного побережья Лальдируфф, недалеко от поселения Гунгов, сова сбросила на берег всё, что осталось от сюммора, вигурния и мавшицы. Оказавшись дома, Мигурнок освободил птицу от своего духа и вселился в белую медведицу, которая была совсем близко и неуклюже охотилась за проворным тюленем.

Не теряя времени, Мигурнок решительно взял контроль над медведицей. Так он добрался на близкое, но безопасное расстояние к братьям и доставил в место, навечно лишённое плодородия, диковинные ягоды, коренья и листья, с помощью которых он мог создавать чарующее питьё. Спрятав добытое добро в укромном месте, Мигурнок, наконец, вернулся в своё тело.

Со временем, хорошенько приноровившись, он добывал гораздо больше разнообразных растений, плодов и трав. Управляемые им животные моги уводить его далеко за обозримые пределы северной местности. В одном из таких путешествий он впервые ощутил тепло, дарованное самим воздухом. Оно показалось ему не таким приятным, как жар, доносящийся из костра, однако, по возвращении домой, Мигурнок снова и снова вспоминал странное чувство, к которому он оказался не готов.

Однажды, услышав горький плач Вугго и его душераздирающие мольбы, обращённые к Альель, Мигурнок обрёл озарение, которое коренным образом изменило историю их бесконечного странствия.

Используя дарованные ему возможности, Мигурнок решил стать добытчиком пропитания, заменив собою брата. Его дух вселился в оленя–вожака и повёл небольшое стадо оленей в скользкую впадину, где их ждала неминуемая западня. Оставив беззащитных оленей в опасном положении, сильный к тому времени дух Мигурнока создал свою первую и любимейшую живую форму. Это был огромный чёрный волк, с силой медведя и скоростью барса. Именно этот волк и был охотником, добывающим пищу странникам. Именно этого волка позднее пытался убить Вугго. Такова была правда.

Осчастливив брата, Мигурнок надеялся на примирение, которое должно было вернуть их былую с Вугго дружбу, но этого не случилось. При первой же встрече, Вугго набросился на него и едва не растерзал на глазах у братьев.

– За что ты так к нему суров? – растерянно спросил Гальягуд.

– Ему не место рядом с нами! Он недостоин и крошечной доли вашего уважения! Он недостоин нашей любви!

– Почему же? – спросил Вуррн.

– Мигурнок – вредитель! Я окончательно убедился в этом, как только мы столкнулись с бедой! Вместо помощи он предлагает своё дрянное питьё, сбивая нас с толку!

– Можешь ли ты уверенно заявить о том, что пострадал по вине Мигурнока? – спросил Силгур.

– Уверенно – не могу! Но я уверен, что он вредитель!

– Сейчас я вижу только твою разбухшую до безобразия обиду, и меня это огорчает, –сказал Муниярд, – мы все имеем гордыню и неплохо с ней ладим, а твоя гордыня стала твоею же владычицей.

– Сейчас я не вижу в тебе любящего брата! – разгневался Вугго, – Твоя мудрость уступила отрицанию. Сегодня ты закрываешь глаза на безумные поступки брата, а завтра защищаемый тобою брат тебе же их безжалостно выколет!

– Такую расправу мне можешь учинить разве что только ты, но никак не Мигурнок, – засмеялся Муниярд.

Все братья оказались оппонентами Вугго в принципиально важном для него споре. Конфликт набирал новые обороты. Желая добиться своего, он втянул в пучину раздора всех, кроме Рарона. Братья не имели никакого отношения к его размолвке с Мигурноком, но каждый из них желал высказать свою точку зрения.

В отличие от Мигурнока, Вугго нуждался в поддержке. Его нутро давно зачахло и требовало живительной подпитки одобрения и принятия его позиции, но братья предали его доверие, встав на сторону его новоиспечённого врага. Не в силах терпеть унижение, обнажённые перед теми, кому он исконно слепо доверял, Вугго вырвался из круга предателей, в неуёмном стремлении уйти неведомо куда – лишь бы спастись от убийственного разочарования.

Его остановил Рарон.

– Тебе не скрыть от нас своей неутолимой жажды обрести безоговорочную любовь всех без исключения, – сказал он сурово, – но этого никогда не будет. До недавнего времени мы жили дружно, и всем нам было хорошо в тёплой компании, которую даровал нам Альель. Девять братьев, любящих и оберегающих друг друга. Мы могли мирно дойти до нашего дома. Плечом к плечу. Без ссор и затаённых обид. Но так не бывает и так не должно быть. Просто потому, что не должно. Мы с этим смирились, а ты противишься, мучая самого себя. Тщетно сопротивляясь неудобной для тебя данности бытия, из мелочного чувства мести, ты пытаешься уязвить кого-нибудь из нас, чаще всего – своей придурью, и, главным образом, неизвестно за что. Но и этим ты ничего не добьёшься. Даже при наличии новых обстоятельств, данность бытия останется прежней. Теперь Мигурнок знает, что его любят только семь братьев, а ты заблуждаешься, что тебя не любят восемь братьев. Сама любовь и нелюбовь не влияет на ход событий – это мы толкаем их, чаще всего, в пропасть. Угоди в пропасть или обойди её стороной – ты не изменишь данность бытия. Случай сменяет случай, но главное, как и всегда, останется нетронутым. Ты не любим всеми, кто встречается на твоём пути. Даже Праотец нашего Отца – Создатель и Хранитель того самого бытия не оставил за собой права быть любимым и признанным всеми. Он отказался от очевидного блага, чтобы быть равным каждому из нас. Он создал бремя нелюбви, чтобы мы не забывали о том, кто мы есть.