Юрий Андропов. На пути к власти

Изучение рассекреченных архивных документов бывшего спецотдела ЦК ВЛКСМ позволяет утверждать, что в 1942–1944 гг. «Могикан» (позывной Андропова) создал системную организацию подпольной работы в оккупированных финляндскими войсками районах Карело-Финской республики. При его непосредственном участии были отобраны, подготовлены и направлены на подпольную работу десятки человек. В их числе Мария Мелентьева, Анна Лисицына, Анастасия Звездина, Любовь Туманова, Павел Удальцов, Сильвия Паасо, Федор Исаков и др. Марии Мелентьевой, когда началась война, было 17 лет (родилась 24.01.1924 г.), она закончила восемь классов Пряжинской средней школы. По направлению Пряжинского райкома комсомола девушка работала санитаркой в эвакогоспитале № 1123 в прифронтовом рабочем поселке Сегежа. Там она встретилась с Анной Лисицыной (1922 г. рождения), которая после окончания библиотечного техникума работала библиотекарем в Сегежском районном клубе. Девушки, знавшие финский язык (Мелентьева – карелка, Лисицына – вепсянка), были привлечены Ю.В. Андроповым к подпольной работе. Известно, что спецподготовка М. Мелентьевой началась в декабре 1941 г. по поручению Андропова (см.: Шлейкин, 2014: 55).

Комсомолка Любовь Туманова была направлена в разведшколу. Девушка в начале войны работала осмотрщицей вагонов на станции Кемь, записалась в народное ополчение. В разведшколе она освоила специальность радистки. Радистку-подпольщицу Сильву Паасо зачислили в спецшколу в 17 марта 1942 г. Вместе со своим будущим мужем Павлом Удальцовым она прошла полный курс обучения. В августе 1943 г. С. Паасо в качестве радистки группы подпольщиков была заброшена в Шелтозерский район. Группа успешно работала до конца ноября 1943 г. (Беломорская трибуна. 2012. 26 июля. С. 3). «Сима» (подпольный псевдоним Сильвы Паасо), прозванная «снайпером эфира», в своих воспоминаниях о военных годах рассказала следующую историю. Вызвали ее, слушательницу медицинских курсов, к Андропову. Он сразу спросил, знает ли она финский. «Да, говорю, знаю, я же финка. «А еще что умеешь?» Спортсменка я, на лыжах хорошо хожу, так ему и отвечаю. Он говорит: «Как ты смотришь на то, чтобы поступить в спецшколу, где тебя научат работать в тылу врага?» Я говорю, согласна, согласна. А он: «Что же так быстро соглашаешься, посоветуйся с мамой». Так он меня благословил на подпольную деятельность. Я научилась в школе бросать гранату, стрелять со всех видов оружия, работать с рацией. И вот, уже получив одно из заданий, я оказалась в Сегеже. И вдруг встречаю там своего друга Пашу Удальцова, который стал потом моим мужем. Его после ранения Андропов взял завхозом [в ЦК ЛКСМ. – Ю.В.]. После всех заданий мы встретились в гостиничном номере. Я приготовила нехитрый ужин, а потом мы стали петь. Мой Паша петь любил. И вдруг запел Андропов. Это было так неожиданно и так красиво. А потом Юрий Владимирович взял связку книг и ушел в свой номер. Паша уверил меня: не сомневайся, прочтет все за ночь» (Неразгаданный Андропов: Электронный ресурс). По свидетельству современников, Андропов имел красивый голос (особенно он любил романсы «Я встретил вас, и все былое…», «Вернись, я все прощу»), играл на гитаре, сочинял стихи.

В проведении подпольной работы на оккупированной противником территории Андропов поддерживал постоянную, по его словам, «тесную связь» с разведотделом Карельского фронта. Конструктивная совместная работа сложилась с политотделом пограничных войск НКВД КФССР (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 47. Д. 42. Л. 148). ЦК ЛКСМ постоянно взаимодействовал со спецшколами НКВД и ЦК КП(б) КФССР. Летом и осенью 1942 г. началось активное агентурное изучение оккупированной территории и тыла противника: режима, установленного оккупационными властями в каждом районе, мероприятий финской власти и военного командования, отношения местного населения к этим мероприятиям, расположения и численности военных гарнизонов в населенных пунктах, передвижения воинских частей.

Деятельность руководителя комсомольского органа в КФССР осуществлялась в постоянном и непосредственном личном взаимодействии Андропова с руководством ЦК ВЛКСМ: первым секретарем ЦК ВЛКСМ Н.А. Михайловым, секретарем ЦК по военной работе А.Н. Шелепиным, зав. спецотделом О.А. Сысоевой, зав. военным отделом Д.В. Постниковым. Они были главными адресатами секретных материалов, на которых остался автограф Андропова. В работе с документами был установлен режим строжайшей секретности. Только руководители ЦК ВЛКСМ, непосредственно занимавшиеся военной работой, имели доступ к информации о подпольной деятельности в Карелии в тылу противника. Ответственным сотрудникам аппарата ЦК ВЛКСМ без специального разрешения запрещалось ознакомление с документами спецотдела. Сотрудники самого спецотдела получали документы для работы в начале рабочего дня под роспись, в конце каждого дня сдавали их на хранение в несгораемом шкафу. Документы, подготовленные спецотделом для рассмотрения на заседаниях бюро и секретариата ЦК ВЛКСМ, не включались в протоколы заседаний этих органов (которые сами по себе имели секретный гриф). Фиксировались лишь названия и шифры документов (номер, дата) с указанием: «в папке о/р» – т. е. особых решений. В спецотделе было установлено круглосуточное дежурство сотрудников.

По сложившейся практике Ю.В. Андропов был обязан регулярно докладывать в ЦК Компартии республики о подпольной деятельности на оккупированной территории. Однако в Москву направлялась гораздо более обширная и конфиденциальная информация, для этого использовался специальный секретный шифр. С целью конспирации и предотвращения утечки оперативной информации о многих деталях работы на «невидимом фронте» не знали даже партийные руководители республики. Любая утечка информации могла обернуться ценой жизней многих подпольщиков. Однако зав. оргинструкторским отделом ЦК Компартии республики И.В. Власов, вопреки правилам конспирации и необходимости строжайшего соблюдения секретности информации о подпольной деятельности в оккупированных районах, настаивал на утверждении секретарей подпольных райкомов комсомола. На бюро ЦК КП(б) республики 16 апреля 1942 г. он сделал представление по утверждению секретарей подпольных РК комсомола: Лебедеву Н. – секретарем Петрозаводского подпольного горкома комсомола, Дудкову Д. – Заонежского райкома, Мелентьеву М. – Сегозерского райкома (НА РК. Ф. 2730. Оп. 1. Д. 12. Л. 25). В спецотделе ЦК ВЛКСМ, по условиям конспирации, подобная практика утверждений категорически запрещалась.

В процессе организации карельского комсомольского подполья Андропов выделил два этапа: 1) подготовительный период, 2) проведение активной подпольной работы. Переход ко второму этапу, по его расчетам, начался в августе 1942 г. В условиях подготовительного периода были добыты необходимые образцы документов финской оккупационной власти: паспорта, пропуска, продовольственные карточки. Эти документы размножались и использовались подпольщиками и партизанами в тылу противника. Была организована подпольная связь, явочные квартиры, подготовлена экипировка, вооружение. Кроме того, на случай возможного прорыва фронта и оккупации прифронтовых районов ЦК ЛКСМ подготовил резерв из 94 подпольных работников (в том числе 23 карела), были определены секретари подпольных РК в Лоухи, Кемь, Беломорск (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 187. Л. 13–14, 23–24).

Занимаясь подбором подпольщиков, Ю.А. Андропов привлекал к работе людей, которым доверял. Кого-то предварительно брал на работу в аппарат ЦК комсомола, присматривался. К подпольной работе были привлечены сотрудники центрального комсомольского органа республики: Андрей Эртэ, Татьяна Щербакова, Александра Семенова, Нина Лебедева. По воспоминаниям бывшей подпольщицы Марии Бультяковой, ей предложили поработать в аппарате ЦК ЛКСМ инструктором по школам. В июле 1942 г. девушке исполнилось 17 лет. Однажды состоялся разговор с Андроповым – Марии было предложена подпольная работа секретарем Сегозерского райкома комсомола. Андропов предупредил: о состоявшемся разговоре никому ни слова. Он лично разработал легенду для Марии, вместе ее обсуждали: сельская девушка возвращается домой с оборонных работ, с рытья окопов. Отстала тайно и незаметно от группы, чтобы разыскать сестру, которая живет в Медвежьегорском районе. Андропов предупредил: руки девушки, возвращающейся с тяжелой физической работы, должны быть в мозолях – для этого надо рубить дрова, грести на веслах и т. п. Он поручил работникам ЦК поработать с финским языком (Мария в школе в Ругозере изучала финский язык). Проверял знание финского секретарь ЦК по пропаганде и агитации Петр Ихалайнен. Однако план неожиданно изменился – М. Бультякова отправилась в составе группы в Паданы Сегозерского района. Так пожелали партийные руководители, занимавшиеся подпольем (см.: Шлейкин, 2014: 79–80).

Секретарей подпольных райкомов для оккупированных районов подбирал лично Андропов. В их числе: секретарь подпольного Заонежского РК Дарья Дудкова, секретарь Шелтозерского райкома Ульяна Догоняева, секретарь Прионежского РК Нина Лебедева. Готовилась группа подпольщиков для отправки в тыл врага: Мелентьева, Семенова, Рягоева, Якхонен, Яккола, Питкянен (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 133; Д. 187. Л. 14). С целью конспирации на бюро ЦК ЛКСМ их не утверждали. Подобная конспиративная практика работы была признана правильной и поддержана спецотделом ЦК ВЛКСМ (Там же. Д. 188. Л. 41). По характеристике Андропова, секретарь подпольного Олонецкого РК А. Семенова, позывной Софья (до оккупации секретарь Питкярантского райкома комсомола) «имеет смелый и решительный характер», владеет финским и карельским языками, знает условия района, ее родственники проживали на территории района. Другой член группы Уткина – «смелая, преданная девушка», уроженка Олонецкого района, карелка, владела финским и карельским языками (там же. Д. 186. Л. 111). Их задание заключалось в создании подпольного райкома комсомола в тылу врага – подробное содержание задания и легенду для подпольщиков разработал сам Андропов. По свидетельству ветеранов «невидимого фронта», по строжайшему указанию Андропова всю информацию надо было держать только в голове, не оставлять следов – никаких списков, документов.

Изучение биографических данных подпольщиков позволяет констатировать не только кропотливость Андропова в работе по подбору подпольных кадров, но и смелость его как руководителя: за каждого он отвечал персонально. В ноябре 1941 г. Андропов добился перевода в распоряжение ЦК комсомола из Управления связи республики знаменитого карельского лыжника, чемпиона СССР по лыжам Аате Питкянена. Из Наркомата внутренних дел был востребован сотрудник милиции Николай Бределев, из Беломорского горкома партии – Александра Антипина.

Финка Кирсти Эло, 1922 г. рождения, работала в Беломорском горкоме комсомола. Ее отец и мать до войны были репрессированы и находились в заключении в пермских лагерях ГУЛАГа. Отец К. Эло, красный партизан в годы Гражданской войны, находился в лагере с 1937 г. Однажды Андропову пришло письмо из Соликамска Молотовской (ныне Пермской) области от заключенной одного из лагерей ГУЛАГа Керту Кулмала, которая разыскивала свою дочь – Кирсти Эло. В письме от 12 октября 1942 г. мать писала, что от ее единственной дочери не получала никаких известий уже более пяти месяцев. В конверт было вложено письмо для дочери. В этом письме, подписанном «Папа и мама», сообщалось: «Папа находится в 12 километрах от меня на другой командировке [удаленный лагерный пункт – лесоповал, рудник и пр. – Ю.В.]. Мы очень рады, что ты, наша дорогая дочурка, так энергично пережила эти долгие пять лет без родителей, и мы уверены, что ты таким темпом будешь дальше жить <…> Я уверена, что, когда кончится эта несчастная война, мы еще увидимся с тобой <…> Мы здесь работаем изо всех своих сил, помогая Красной Армии. В 1918 году мне было как раз тоже 17 лет и я помогала красным партизанам в борьбе против финских буржуев. Папа твой тоже был красным партизаном и ты, дорогая дочь, хорошо знаешь это. И если бы мы были на воле, наше место было бы там, где мы были в 1918 году» (цит. по: Шлейкин, 2014: 88). 2 декабря 1942 г. на лагерный адрес была отправлена телеграмма: «Эло Кирсти здорова. Находится в командировке. Приезде сообщим. Карфинцекамол. Андропов». В это время не было точной информации о судьбе К. Эло, направленной на задание летом 1942 г. в составе петрозаводской группы подпольщиков, так как связь с группой прервалась. Судьба девушки так и осталась неизвестной. Есть информация, что Кирсти Эло, выполняя боевое задание, пропала без вести в июле 1942 г.

Финн Аатэ Питкянен родился в Канаде, 1913 г., окончил техникум. В 1931 г. приехал в СССР, его родители и сестра остались в Канаде. Финн Павел Маунумяки, 1922 г., родился в Финляндии, родители уехали в Канаду. В 1931 г. семья приехала в СССР. Отец был репрессирован органами НКВД в 1938 г. В сентябре 1941 г. Маунумяки стал курсантом спецшколы ЦК КП(б). Финн Эрнст Аалто родился в США, 1915 г., в СССР приехал в 1932 г., закончил институт иностранных языков в Ленинграде. Финн Илмари Кайнулайнен, 1922 г., был родом из Финляндии, финка Хельми Яккола родилась в США. Дорэс Копра также родилась в США в 1923 г. в семье финского рабочего, прибывшего в СССР в 1932 г. До войны Дора училась в средней школе в Пряже, свободно владела английским, финским и русским языками. Ее приняли в спецотряд НКВД, в годы войны стала опытной разведчицей и квалифицированной радисткой, командиром разведгруппы. Сильва Паасо родилась в финском городе Кеми. Ее отец Калле Паасо, финский коммунист, вынужден был бежать с родины в Советский Союз. 8-летняя Сильва с матерью оказались в СССР в 1932 г. В 1937 г. не стало отца.

Все они были рекомендованы Андроповым на подпольную, разведывательную и диверсионную работу. Надо было обладать смелостью, чтобы отправлять в тыл противника недавних иммигрантов финского происхождения. В этой связи совершенно беспочвенны и оскорбительны приведенные выше обвинения бывшего партийного руководителя Карелии Г.Н. Куприянова по поводу «большой хронической трусости» Андропова. Одновременно несостоятельны куприяновские и его партийного окружения ироничные замечания о девушках-подростках «пионерского возраста». В 1944 г. Куприянов рапортовал в Москву об успешных действиях в годы войны: «Мелентьева доставила в ЦК КП(б) финский паспорт и пропуск, в которых мы тогда очень нуждались и никак не могли достать другим путем. Пропуск и паспорт были размножены и используются сейчас нашими подпольщиками, работающими в тылу врага» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 292. Л. 33). В данной фразе следует сделать одно уточнение: документы противника Мария Мелентьева доставила в ЦК ЛКСМ, выполняя задание Андропова, о чем доложила в оперативном донесении на его имя. Именно такие девушки-комсомолки подросткового вида выполняли ответственные поручения в тылу противника, рискуя собственной жизнью. Зачастую им удавалось это сделать гораздо эффективнее: они меньше привлекали внимание контрразведки и оккупационной администрации, нежели взрослые мужчины из партийного подполья. В этом проявилась особенность карельских условий подпольной деятельности, если сравнивать с другими оккупированными регионами страны (Украиной, Белоруссией и пр.).

На Андропове лежал тяжелый груз ответственности за людей, которых он лично отбирал, готовил и посылал на смертельно опасные задания. 3 января 1943 г. в сообщении Михайлову об отправке подпольщиков в тыл врага Андропов написал: «С замиранием сердца ждем от них сообщений» (цит. по: Шлейкин, 2014: 97). Не для красного словца он упомянул про «секретарские седины» (там же: 99). По свидетельству очевидцев, Андропов поседел за два года войны. Подпольщица Нина Лебедева вспоминала, как их группа (Петр Тупицын, Федор Исаков и др.) после выполнения задания в оккупированном Ведлозерском районе из тыла противника на гидросамолете была переброшена в Пудож. Когда подпольщики 28 августа 1943 г. возвращалась в Беломорск, их встречал Андропов. Он обнял ее, а сам шепчет: «Жива! <…> Ты понимаешь? Жива!» (там же: 84; РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 188. Л. 85).

Для подпольной работы привлекались молодые люди, хорошо владеющие финским и карельским языками: финка Кейхо Сало, 1920 г., финка Анна Тервонен, 1919 г., карелка Ульяна Догоняева, 1919 г., карел Илья Тукачев, карел Иван Яковлев, финн Павел Маунумяки, русская Дарья Дудкова, 1922 г. В задание для «ходки» в тыл врага включались сбор разведывательных и агентурных данных о противнике, о мероприятиях финского командования, а также получение финских документов (паспорта, продовольственные карточки, пропуска на право передвижения по району, на въезд в города, населенные пункты и выезд), финских газет. Кроме того, «ходокам» (связным ЦК ЛКСМ, в их числе назывались Татьяна Щербакова, Кирсти Эло, Николай Бределев, Александра Антипина, Анастасия Звездина, Клавдия Лонина, Иван Яковлев, Анна Лисицына, Павел Маунумяки) поручался сбор информации о положении населения и настроениях народа в оккупированных районах КФССР. «Ходоки» информировали об установленном финской администрацией порядке выдачи паспортов. Так, стало известно, что в Ведлозерском районе сначала проводилась перепись, затем учтенные граждане приглашались на собеседование в специальную комиссию. В данной комиссии фиксировали не только рост, но и другие параметры, в том числе цвет глаз и волос. Цвет паспорта, выдаваемого так называемому «родственному» населению (карел, финнов, вепсов), отличался от паспорта остального населения (русских, украинцев, белорусов и пр.) (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 188. Л. 62). Подробные справки о полученной информации Ю.А. Андропов регулярно направлял в ЦК ВЛКСМ.

В ходе подготовительного этапа была подготовлена группа в количестве 21 подпольщика (секретари райкомов, заместители, связные). Секретари РК прошли специальную подготовку в течение 1,5 месяца, связные – 2 недель по линии НКВД КФССР и разведотдела Карельского фронта. Весной 1942 г. спецшкола ЦК КП(б) при штабе Карельского фронта в Беломорске насчитывала 110 курсантов (НА РК. Ф. 2730. Оп. 1. Д. 12. Л. 1). Однако в подготовке подпольщиков по-прежнему изучение военного дела занимало незначительное место. Программа курсов в апреле – июле 1942 г. включала 512 ч., в том числе история ВКП(б) – 120 ч., история Финляндии – 30 ч., русский и финский языки – 100 ч., партийное строительство – 40 ч., советское строительство – 40 ч. На специальные дисциплины отводилось незначительное время: тактическая подготовка – 40 ч., топография – 15 ч., рукопашный бой и гранатометание – 12 ч., военно-химическое дело – 15 ч., военно-инженерное дело – 40 ч., парашютное дело – 30 ч., огневая подготовка – 30 ч., практика работы – 15 часов (НА РК. Ф. П-219. Оп. 1. Д. 9. Л. 12).

В 1942 г. удалось организовать ряд «ходок»: в январе в Прионежский район была направлена группа «ходоков»: Николай Бределев (командир группы), Аате Питкянен, Александра Антипина, радистка Феоктиста Серова. А. Питкянен и Н. Бределев побывали в Петрозаводске (финны назвали оккупированную столицу КФССР Аänislinna – «Онежская крепость»). 17 февраля 1942 г. А. Питкянен был утвержден инструктором ЦК комсомола Карелии по работе среди молодежи, находящейся в тылу противника (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 14. Д. 826. Л. 38). В апреле он вместе с К. Эло отправились в Петрозаводск, Н. Матвеев и Л. Стаппуев были направлены в Сегозерский район, П. Маунумяки и И. Яковлев – в Шелтозеро, М. Мелентьева и А. Лисицына – в Житноручей Шелтозерского района, А. Звездина – в Олонецкий район^[2] (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 14, 156).

После возвращения с задания разведчики готовили и представляли непосредственно Ю.В. Андропову подробные донесения об итогах выполнения разработанного им задания. Так, оперативное донесение Марии Мелентьевой, датированное 31 августа 1942 г., содержит подробное описание похода М. Мелентьевой и А. Лисицыной в июле – начале августа 1942 г. В нем сообщалось, что девушки организовали три явочные квартиры, собрали сведения об оккупационном режиме, расположении огневых точек и оборонительных сооружениях противника и установили контакт с местным населением. В донесении М. Мелентьевой об итогах разведки в Шелтозерском районе сообщались не только важные сведения о расположении военных объектов противника, переданные в штаб Карельского фронта, но содержалась также информация, которую просил Андропов: выяснить положение и состояние населения в Шелтозерском районе, значительную часть которого составляли вепсы и карелы. По информации Мелентьевой, все русское население без исключения было эвакуировано финнами в Петрозаводск в концлагеря. В донесении отмечались факты насилия над гражданами: оставшееся в оккупации население (в основном старики, женщины, дети) сгонялись на принудительные работы в лес, на строительство дорог. По карточкам работающим выдавался хлеб – 250 г на день мукой – вепсам, карелам, финнам одинаково. Сахару полагалось 750 г в месяц, маргарина – 250 г неработающим и 500 г работающим. Финская оккупационная власть произвела реквизицию урожая. Колхозы объявлялись распущенными, но лошадей содержали в одном месте. Пользование землей предоставлялось на условиях аренды с установленной оплатой.

В донесении Марии Мелентьевой сообщалось, что в финских газетах «Свободная Карелия», «Раннее утро», «Маленький вестник» писали, что в СССР люди умирают от голода, Ленинград взят, через две недели возьмут Москву. Финская администрация открыла школу на финском языке с преподаванием Закона Божьего, который преподавали финские попы в военных мундирах и с оружием. В школе дети подвергались телесным наказаниям: за малейшие проступки их избивали, били линейками по рукам и ушам, ставили на колени. В ряде мест финны пытались крестить детей, но встретили недовольство местного карельского населения. Учителей из этнических карел и вепсов насильно собирали и направляли на курсы переподготовки, в том числе в Финляндию. Мария Мелентьева отмечала, что молодежь Шелтозера, которой осталось очень мало, в большинстве своем ожидала прихода Красной Армии (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 165–173; Д. 187. Л. 65–71).

При возвращении с задания Анна Лисицына погибла. В тексте донесения Марии Мелентьевой этот эпизод звучит буднично: «<…> в 6 утра вышли на реку Свирь, где прождали до 12 ночи. В 24.00, построив плот, начали переправу, но плот разбило течением и мы вынуждены были вернуться на правый берег р. Свирь. Решили форсировать реку вплавь. При переправе Лисицына Анна Михайловна утонула. Мелентьева переплыла на левый берег р. Свирь, добралась в расположение части 276, откуда была доставлена в штаб 7 армии» (там же. Д. 186. Л. 173). За этими сухими строками оперативного донесения стоит эпизод героического самопожертвования 20-летней вепсской девушки Анны Лисицыной ценой своей собственной жизни ради того, чтобы ее боевая подруга доставила важную информацию и документы: группа возвращалась из родного села Анны Лисицыной, ее мать и родня отдали свои документы (финские паспорта, пропуска на право передвижения по территории района, продовольственные карточки, обрекая себя на голодное существование), они согласились помогать подпольщикам^[3]. Документы, выданные финской оккупационной властью, были необходимы для изготовления аналогов и использования их в работе в тылу врага. 18-летняя Мария Мелентьева с трудом добралась до берега. Пять суток без одежды и обуви, без пищи ей пришлось бродить по лесам и болотам. Окоченевшая, исцарапанная колючками и изъеденная комарами, на шестые сутки она вышла к своим. По отчету партийного руководителя Карелии Г.Н. Куприянова, Мелентьева «доложила ЦК КП(б) о выполнении боевого задания» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 292. Л. 35). Однако партийное руководство к этому не имело никакого отношения. За выполнение данного задания 2 сентября 1942 г. Ю.В. Андропов направил ходатайство о награждении М. Мелентьевой и А. Лисицыной государственными наградами. 11 октября приказом командования Карельского фронта Мария Мелентьева и Анна Лисицына (посмертно) были награждены орденами Красной Звезды.

Итогом подготовительного этапа в организации подпольной работы стало создание подпольных райкомов комсомола во всех оккупированных районах. Для обеспечения их деятельности формировались боевые дружины (3–5 человек). Задача дружин заключалась в проведении боевых действий диверсионного характера. В числе первых была создана такая группа в Шелтозерском районе в августе 1942 г. В ее состав входили финны Э. Аалто (командир) и И. Кайнулайнен, карел И. Тукачев. Группе было поручено проведение активных действий по уничтожению предателей. В частности, группа побывала в родном селе А. Лисицыной Житноручей (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 187. Л. 15; НА РК.Ф. 2730. Оп. 1. Д. 72. Л. 2). Осенью 1942 г. оформилась Калевальская боевая дружина ЦК ЛКСМ (командир карел Михаил Филатов).

Переход к новому этапу подпольной деятельности в тылу противника был связан с выделением ЦК ВЛКСМ дополнительных целевых финансовых и материально-технических средств для ее обеспечения. В августе 1942 г. Ю.В. Андропов представил в ЦК ВЛКСМ смету расходов ЦК ЛКСМ КФССР, связанных с выполнением заданий в тылу противника. В нее включались затраты на следующие мероприятия: обучение секретарей подпольных райкомов на случай оккупации прифронтовых районов (6 человек), содержание ходоков – связных при ЦК ЛКСМ (зарплата для 6 человек), подготовка подпольщиков (5 человек), обмундирование для ходоков (21 человек), питание ходоков (21 человек, включая боевые дружины), передвижение, ночлег ходоков (6 человек, боевые дружины – 15 человек). Общая смета расходов составляла 105 925 руб. Решением секретариата ЦК ВЛКСМ смета была одобрена и утверждена (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 6. Л. 15 а, 30). Выделение целевых финансовых средств позволяло направлять деньги близким и родственникам подпольщиков во время их командировок в тыл противника. Об этом свидетельствуют письма, полученные в ЦК комсомола республики.

19 октября 1942 г. был получен запрос с фронта от красноармейца Х.Е. Дудкова по поводу его дочери: «С 23 июля от нее нет писем. Жена пишет, что получила от нее 10 тысяч рублей, но адрес не указан». В ответном послании сообщалось: «Дудкова Дарья Харитоновна находится в длительной командировке. По прибытии известим» (цит. по: Шлейкин, 2014: 82). 26 ноября 1942 г. письмо с подписью Андропова было отправлено в Ленинград И.С. Тулину, мужу Татьяны Щербаковой, секретарю подпольного Шелтозерского райкома комсомола. Ответ содержал обычную формулировку военного времени: «Тов. Щербакова находится в длительной командировке. По прибытии известим» (там же: 83). Пришел запрос Андропову от жены Николая Бределева: «Последнее сообщение о его существовании я получила 8 августа 1942 года. Теперь же четвертый месяц не знаю о нем ничего <…> Деньги, посылаемые Вами, я получаю регулярно, за что Вас сердечно благодарю. П. Белова. Вологодская область». 3 декабря дан ответ с подписью Андропова: «Н.А. Бределев находится в длительной командировке» (там же). Подпольщик погиб при выполнении задания в январе 1943 г. 10 декабря 1942 г. поступил запрос от жены В.М. Новожилова, направленного в мае 1942 г. в партизанский отряд. Ответ: «ЦК ЛКСМ сообщает, что тов. Новожилов находится в длительной командировке. Он жив и здоров. При возвращении сообщим Вам. Андропов» (там же).

В октябре 1942 г. Ю.В. Андропов направил зав. спецотделом О.А. Сысоевой заявку на выделение 11 видов вооружения и снаряжения для проведения спецработы в тылу врага: автоматов – 20 штук, пистолетов – 10, раций – 1, часов отечественных – 5, фонарей электрических – 50, зажигалок – 50, сапог и валенок – 40 пар, ватных фуфаек и брюк – 40 пар, плащ-палаток – 10, финских ножей – 30 штук, сухой спирт. Как свидетельствуют документы, по заявкам получали далеко не все, что запрашивали: автоматов по данному перечню было выделено всего 3, часов отечественных – 2, не получили ни одного пистолета, фонарей электрических и зажигалок также не дали вообще (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 187. Л. 93). Отдельные виды вооружения и снаряжения выделялись благодаря непосредственной поддержке и помощи заведующего военным отделом ЦК ВЛКСМ Д.В. Постникова, в том числе за счет средств Красной Армии. 4 марта 1942 г. Постников сообщил Андропову: в Разведуправлении Генштаба добыл две рации и запас питания к ним, часы, у десантников получил фонари и компасы. Он написал: «Фонари вам в подарок. Распределяй сам, но только не начальству. Дай партизанам <…>» (цит. по: Шлейкин, 2014: 69).

Переход к новому этапу подпольной работы в тылу врага был связан с организацией специальной подготовки комсомольских работников в составе отдельных специализированных групп. При спецшколе ЦК КП(б) в Беломорске 20 марта 1942 г. было создано комсомольское отделение. Целью определялась 3-месячная подготовка кадров «коренной национальности» (карел и финнов) (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 14. Д. 52, 56). В конце 1942 г. в спецгруппе комсомольских подпольщиков обучалось 18 человек. Андропов постоянно контролировал процесс подготовки, присутствовал на занятиях. Тематический план спецподготовки включал практику работы в условиях подполья (20 часов лекций и 20 часов семинаров – всего 40 часов), изучение конспирации, легализации, составление легенды – 10 часов лекций, ознакомление с разведывательной работой – 6 часов лекций, с методами работы финской контрразведки – 12 часов лекций. Почти половина занятий отводилась истории ВКП(б) на финском языке – 50 часов лекций, а также истории революционного движения в Финляндии – 4 часа. Данное условие не обсуждалось: темплан спецподготовки утверждался первым секретарем ЦК КП(б) КФССР Куприяновым Г.Н. (РГАСПИ. Ф. М-1. Оп. 53. Д. 186. Л. 135–136).

В своих докладных записках и справках в адрес Н.А. Михайлова Андропов анализировал состояние и условия подпольной работы в тылу врага, нередко критически оценивая собственную роль в качестве руководителя. Накопленный опыт позволил Андропову настойчиво ставить вопрос и доказывать руководству ЦК ВЛКСМ необходимость учета специфики Карело-Финской республики, отличия подпольной работы в условиях Карелии от других территорий (Белоруссии, Украины, Брянской, Орловской, Смоленской, Калининской, Ленинградской областей). Это было связано с объективными обстоятельствами в Карелии: относительно низким количеством населения, оставшегося после эвакуации на оккупированной территории (около 86 тыс. человек, в основном женщины, старики, дети, почти половина которых составляли этнически родственные финнам народы – карелы, вепсы, ингерманландцы), преобладанием мелких сел и деревень, основная часть русскоязычного населения (русские, украинцы, белорусы и др.) были выселены в концентрационные (переселенческие) лагеря, включая Петрозаводск. В конце 1941 г. оккупационные власти провели перепись жителей сел и городов. Отсутствие партизанских баз в тылу противника, рейдовый характер деятельности партизанских отрядов в карельских условиях заставили отделить подпольную работу от деятельности партизанских отрядов.