– Зато удалось ввести в строй это предприятие, – Терентьев сделал широкий жест, стараясь подчеркнуть масштабность проделанной работы. – Теперь у нас в распоряжении семь мощных комбинатов, а не шесть.
Действительно, хотя оборудование гигантских цехов выглядело немного старомодно, но рачительность не позволила поднять руку на ещё вполне работоспособные линии. Почти сто двадцать лет огромные помещения простояли здесь, на острове Возрождения. Когда-то, оправдав своё название, это пятачок суши вдохнул новую жизнь в далёкий умирающий мир, а потом долгие десятилетия стоял на консервации. Солнце, дожди и ветра нещадно трепали купола и стены, а внутри, в абсолютной тишине, заполненной инертными газами, ждало своего часа сложнейшее оборудование искусственного биологического воспроизводства.
От былой могильной тишины не осталось и следа: по цехам сновали тысячи людей и андроидов, даже сквозь стены прорывался рёв бесчисленных вертолётов, снующих между кораблями и берегом, доставляя каждый час сотни тонн грузов.
Анна Сергеевна подошла к министру на расстояние вытянутой руки и в упор спросила:
– Вы хотите очередной отсрочки?
– Я не хочу, я требую! Если до вылупления бабочки осталось всего ничего, есть смысл подождать, два-четыре дня ничего не решат! Зато удастся не допустить фатальной ошибки!
– Вы прекрасно слышали мой диалог с госпожой Поляковой, участвовали во многих заседаниях с другими работниками ИБиСа, и сомневаетесь в их компетентности?
– В компетентности – нет, ИБиС не раз демонстрировал свои способности, и, согласен, это задание не самое сложное. Но слишком многое делается «на ура», слишком много расчёта на чудо!
Императрица резко отвернулась от собеседника, смерив шагами расстояние от одной производственной линии до другой. Её манера скрывать чувства, держать злость в узде, въелась в плоть и кровь. Она, не спеша, ходила взад-вперёд с напускной задумчивостью, возилась с цветами в свой приёмной, обдавая нежные бутоны искусственным дождиком, или, как сейчас, внимательно следила за суетой рабочих. Всё это было способом сдержать раздражение, не принять в горячке решение, о котором потом придётся горько пожалеть.
В свою очередь подданные, в большинстве прекрасно осведомлённые о такой её манере поведения, не лезли на рожон, терпеливо ожидая первого шага со стороны Владычицы.
Анна сосредоточено смотрела вглубь рукотворной пещеры, грандиозным туннелем уходящей вдаль. Помещение имело столь большую протяжённость, что даже в искусственном свете не видно было конца.
– Вы меня рассердили, – она и не пыталась угрожать, просто констатировала факт. – Но, пожалуй, соглашусь с такими доводами. Верпа – вторичный продукт, поэтому он меня не особо интересует, а вот Вилиан…
Императрица снова повернулась лицом к Терентьеву:
– Отсрочка выглядит так. Вилиан совершает первый полёт, после чего ждём ещё два, нет, три дня. Посмотрим, как он себя покажет вживую. Даже если с естественным размножением выйдет конфуз, ничего фатального не произойдёт, доработаем традиционными методами. Итого, дней пять. – Анна помолчала секунду. – Но не больше. Мне меньше через пять месяцев лететь на Верховный Съезд Федерации, не хотелось бы явиться туда с пустыми руками.
– Понимаю Вашу озабоченность, Анна Сергеевна. – Максим Максимович облегчённо вздохнул. – Это милое собрание влиятельных политиков и деловых людей на самом деле больше походит на аквариум с акулами, где каждый норовит отхватить кусок побольше.
– Или выгрызть тебе печень, – невесело усмехнулась императрица. – Будь такая возможность, я бы предпочла суверенитет для Новой России. Хотя, конечно, он существует де-факто, ибо мы очень далеко от Земли, настолько далеко, что даже экономическая связь с Федерацией во многом формальна. Но скоро, не знаю вот только, к счастью, или к сожалению, всё изменится, ведь наша планета оказалась на маршруте к Еноселизе…
Оба ушли в тяжёлые раздумья. С одной стороны роль важнейшего опорного пункта, которую в уже недалёкой перспективе Новой России придётся сыграть, принесёт немало положительного: обслуживание «прыжковых» звездолётов, заказы практически для всех отраслей промышленности. Но и отрицательных последствий хватит с головой. Императорский Дом всегда вёл очень жёсткую миграционную политику, о которой теперь можно и не мечтать, ибо развитие инфраструктуры космической отрасли приведёт к наплыву рабочих из других миров, и с этим мало что можно поделать. В общество, которое с таким трудом удалось выстроить, в общество по-настоящему свободных, а потому сильных и преданных Родине людей, придётся пустить чужих. Теоретически на такие подрядные работы отбирают хороших специалистов, но ни Императрица, ни министр финансов не питали иллюзий. Где большие деньги, там встречаются большие негодяи, а где огромные деньги, там кроме моральных уродов в принципе трудно кого-то отыскать. Общество потребления на поверку оказалось тупиком, и тупиком смертельным.
– Мы не повторим судьбу прочих миров, – верно угадав ход мыслей Терентьева, со сталью в голосе сказала Императрица. – Мы не дадим этим мерзавцам превратить наш Дом в помойку для складирования человеческих отбросов.
* * *
Вилиан жил своей собственной жизнью. Куколка стремительно менялась, настоящий каскад преобразований шёл непрерывно, а примитивность была обманчивой. Какой недоумок первым назвал примитивным создание, способное за короткий промежуток времени кардинально перестроить свой организм? Ведь Он умён, по-своему, конечно. Да, он не мог построить дом, вырастить сына, посадить дерево, а потом создать водородную бомбу и взорвать всё созданное к чёртовой матери! Человек умён, но тоже умён только по-своему…
Откуда взялись в голове такие странные мысли?
«Не думая о будущем и не помня о прошлом»…Это про него. Откуда взялась строка, какой ветер принёс эту знакомую, но уже позабытую мелодию? Какие Боги поют эти берущие за душу песни, скользящие на краю сознания?
Полякова подскочила с кресла как ужаленная: эволэк дёрнулся в конвульсии, пришлось вмешаться. В вены потекло успокоительное, подопечный затих, данные на мониторах тоже постепенно перестали рваться с места в карьер, потекли так же спокойно, как раньше. Крайне не желательно вот так грубо вмешиваться в организм контактёра, но иногда приходится, тем более, куратор интуитивно понимала, что природа этого болезненного всплеска активности лежит за пределами Океанеса. Это то, что на профессиональном жаргоне называется «эхо»: прорыв человеческого «я» в Мир Великой Реки. Как моторика тела животного рвётся в этот мир, так же существует и обратная связь.
Её собственное сердце успокаивалось медленнее, чем обычно, неритмичные удары говорили сами за себя. Организм устал. Очень. Она потянулась за очередной (какой по счёту за прошедшие сутки?) чашкой кофе, прекрасно понимая, что и оно уже не поможет.
– Очень удачная мысль! – Амма как всегда «вошла» без стука. – Может цианистого калия сразу сыпануть вместо сахара? Мучаться будешь меньше.
– Тебе-то что? – без злобы поинтересовалась Александра.
– Кофе у тебя из ушей скоро потечёт, вот что. Угробишь сердце, и много чего ещё в довесок. С сегодняшнего дня переходим на натуральные соки, нравится или нет!
– Тогда буду спать на ходу, – Полякова отмахивалась, хотя чувствовала, что любимый напиток с каждым днём всё меньше и меньше добавляет сил, но сказать точно, что тому было виной, не могла.
Может Амма, неусыпно следящая и за её состоянием тоже, уменьшала «дозы», превращая крепкий напиток в подкрашенную водичку, сдобренную вкусовыми концентратами вместо натурального кофе. А может уже просто организм, отравленный неуёмным потреблением, перестал реагировать на новые порции.
– Ложись и спи, за чем встало? – девчонка-призрак раздражённо фыркнула.
– Скоро выход, – куратор кивнула на мониторы. – Сначала посмотрю за полётом, уже в первый «день» он будет охотиться. А потом не грех и вздремнуть.
– Ладно, согласна. В обморок ты ещё не падаешь.
Изображение исчезло. Александра с сожалением оставила содержимое чашки не тронутым.
* * *
Раскрывшаяся янтарная скорлупка балластом осталась висеть на листе, выпустив своего преобразившегося до неузнаваемости обитателя на волю. Вместо невзрачной покровительственной окраски, помогающей прятать уязвимое тельце от голодных хищников, взору предстало настоящее воплощение красоты и гармонии. Уже полностью раскрывшиеся белоснежные крылья с дымчатой каймой пока не очень уверенно пробовали воздух. Он висел спиной вниз, а свет восходящего солнца и ветер сушили хрупкую бархатную ткань. Тёмные стрелы разбегались от основания полотнищ, стремительно светлея к краю.
Вилиан повёл усиками, ловя единственный по-настоящему интересующий его запах. Многодневная бездеятельность была обманчивой, трансформация выжала из тела все соки, оставив самую малость на первый полёт.
Лапки отпустили ставший уже родным камыш, и он, кувыркнувшись в воздухе, первый раз в жизни попробовал сплясать с воздушными потоками захватывающий танец. Сложнейшие па давались на удивление легко, словно он до этого не жил в воде и не висел недвижной куклой, схватившись за соломинку. То были временные пристанища, чья-то злая и глупая шутка, это Вилиан понял сразу, только окунувшись в опьяняющую стихию полёта. Воздух принял его, с первого маха крыльев распознав в нём родственную душу, подставил свои надёжные плечи, позволил грациозно порхать над грязной и стылой с утра землёй.
Мир стал другим, не ограничиваясь больше пятачком водорослей перед носом. Тысячи дорог вдруг отрылись перед взором, тысячи струй воздуха наперебой звали в путь, нашёптывая песни о сказочных далях. Он больше не таился, показывая всему свету красоту и отточенность движений, и Мир аплодировал, радуясь новому чуду рождения, чуду, сделавшему его ещё прекрасней.
Александра, забыв про усталость, вопила во весь голос от восторга, прыгала, плясала. Буйство радости затмило рассудок, даже Амма, как всегда надутая, с нескрываемым сарказмом наблюдающая за её сумасшедшим весельем, не смогла испортить настроения. Куратор бросилась обниматься с бестелесной помощницей, но только пролетела сквозь неё, кубарем свалившись на пол. Конфуз лишь подлил бензина в огонь, и женщина зашлась смехом, содрогаясь всем телом, не замечая саднящих от неудачного приземления колен и локтей.
Широкая река путеводной лентой стелилась внизу, стены камышей поднимались слева и справа. Иногда Вилиан опускался к самой воде и, черпнув влаги, продолжал свой путь. Пьянящий аромат звал его всё дальше, ветер подсказывал направление. Оставив за спиной зигзаг русла, он нырнул в прореху прибрежной растительности и стал углубляться в сад. Деревья ровными рядами тянулись в бесконечность, уже уходящие в небытие цветы усыпали землю лепестками, словно миллионы крошечных бабочек лишились тут своих крыльев. Но среди всей этой красоты Его интересовали тропы.
Он не ведал, откуда пришло столь важное знание, но был абсолютно уверен, что тоненькие ручейки запахов непременно приведут его к вожделенной добыче.
Муравьи проложили бесчисленные магистрали из своего запаха. Он помогал им, не тратя времени на бесполезные блуждания, в кратчайший срок прибыть в богатое пищей место, и не заблудиться на обратном пути, говорил о том, сколько собратьев уже прошли сегодня тем или иным маршрутом, и сколько из них вернулось назад. Муравьи-солдаты, выделяя свои специфические феромоны, сообщали в колонию о силе сопротивления врага, о понесённых потерях, а Королева своей волей отправляла им на помощь новые полчища воинов, готовых безропотно отдать собственные жизни во имя процветания остальных. Этот дух коллективизма и был ахиллесовой пятой.
Вилиан как привязанный скользил над уже давно нехоженой тропой, но безошибочно выбрал верное направление – с каждым мигом аромат становился всё сильнее, всё ближе и ближе были оживлённые магистрали. Ловко прокладывая путь между бесчисленными стеблями высокой травы, он, как смерть, беззвучно крался к ничего не подозревающей колонии. Только обильный дождь мог бы помочь неутомимым труженикам спастись от бойни, но небеса безразлично взирали на иссушенную солнцем землю, и не спешили разразиться благодатными струями влаги.
Вереница муравьёв шевелилась живой красной лентой. Тысячи и тысячи насекомых спешили по неотложным делам, кто за очередной порцией съедобного груза, кто чистил дорогу от мусора, кто стоял на страже, грозно поводя огромными жвалами. Бесчисленное войско быстро и методично опустошало округу, готовясь к очередному переходу из разорённых земель в новые благодатные края, чтобы учинить разорение и там.
Именно более крупные солдаты стали объектом первой атаки. Вилиан неспешно сделал круг, нырнул к самой земле, с безупречной точностью выхватил из общей массы первую жертву, мгновенным движением челюстей пресёк все попытки сопротивления. Съёсть добычу он смог прямо на лету, упиваясь вкусом ещё трепещущей плоти.
Над тропой поплыл легко узнаваемый запах смерти. Солдаты уже определили источник опасности, поближе прижались к дороге, словно зенитные орудия силились отразить неожиданную атаку с воздуха. Куда там…
Азарт нарастал, и Вилиан практически через равные интервалы времени бросался вниз, пробивая в обороне одну брешь за другой. Потоки муравьиной кислоты отскакивали от крыльев, тела и головы, не задерживаясь на плоти, не нанося чудовищных ожогов. Он просто сильнее зверел с каждым разом, и ответные удары стали ещё жёстче, ещё стремительней, ещё беспощадней.
Разум просветлел не раньше, чем до отказа наполнился желудок. Он поднялся немного повыше, сделав пару кругов над местом боя. На взгляд бесконечная живая река ничуть не пострадала, всё так же в жутком хаосе никем и ничем не регулируемого движения сновали в обе стороны красные муравьи, уверенные, что именно их храбрость и самопожертвование помогли, пусть и с немалыми потерями, отогнать грозного хищника. Наивные. Ничего ещё не закончилось.
Вилиан поднялся выше, подальше от удушающего жара. Земля, раскалённая полуденным солнцем, щедро отдавала тепло, не обещая нормального отдыха уставшей бабочке. Макушка дерева устраивала его куда как больше. Здесь, вдали от мельтешения насекомых, укрытый плотным зонтом листвы от палящих лучей, в потоках прохладного ветра он нашёл покой на те недолгие часа, пока голод снова не сорвёт его в полёт.
Уцепившись за веточку, он повис в уже привычном положении, спиной к земле, натруженные долгим полётом крыльям отдыхали. Лёгкие порывы, даже приходя с других направлений, не разрывали его цепкой хватки: шёлковые полотнища разворачивали сытую бабочку как флюгер по ветру, минимизируя сопротивление воздуху.
Полякова, тяжело переводя дух, утирала пот, руки непроизвольно тряслись от пережитого напряжения. Сердце стучало в горле, дыхание как у дракона пылало жаром, едва не образуя облачка конденсата, хотя в операторской было отнюдь не холодно.
Буйство подопечного закончилось несколько минут назад. Сумасшедшая моторика боя Вилиана с муравьями оказалась полной неожиданностью и для куратора, и для Аммы. «Пробой» получился невероятно сильным, и только способность ИР жить миллисекундами спасла эволэка от серьёзных травм: суппорты, поддерживающие жгуты проводов и шланги системы жизнеобеспечения едва поспевали за стремительными движениями человеческого тела, в нужные моменты меняя пространственное положение.
Сложности на этом не заканчивались. Хрупкая органическая оболочка реагировала на происходящее в Океанесе с небывалой чёткостью. Поскольку удачная охота сопровождалась настоящим жором, приходилось не только внимательно следить за мощными рывками мышц, но и своевременно подкармливать подопечного настоящей пищей, ведь при «пробое» лучше всего было максимальное, насколько возможно, соответствие между действиями живого тела и его проекции в Океанесе. Замена настоящей пищи на банальную виртуалку, с последующим кормлением в более спокойной обстановке, могла бы очень сильно облегчить задачу, но куратор решила не идти по простому пути. Простота – хуже воровства! Как знать, не порвётся ли прочный на вид канат, связывающий уже абсолютно нечеловеческое сознание эволэка с человеческим телом, если он почует подвох, распробовав на вкус суррогат? Рисковать на пустом месте не стоило, и Александра включилась в бешеный пляс, заданный хищником и его жертвами.
Эти минуты показались часами. Время, словно издеваясь над несчастной женщиной, растягивало моральную пытку, с садистской жестокостью упиваясь её отчаянием и душевной болью, когда разум куратора сорвался с привычного ритма, силясь не отстать от стремительного бега событий в зазеркалье.
Выжатая как лимон, Александра откинулась на спинку кресла, судорожно ища выход из сложного положения.
– Можно попытаться решить проблему в лоб, – Амма не оставила в беде, повиснув у правого плеча, сморщила личико в раздумье. – Если ввести перед следующей охотой мощную дозу успокоительного, то наш архаровец однозначно не будет так буянить.
– Не уверена, что это удачная мысль, – Полякова повернулась к собеседнице, мокрые от пота волосы сосульками прилипли к подголовнику. – Искусственно ослаблять такую устойчивую связь…
– Столь ясный двусторонний канал действительно впечатляет, – согласилась ИР, – но меня беспокоит такое нарастание положительной связи: чем успешней развивается Контакт, тем сильнее реакция организма эволэка, и мощнее «эхо». Я регистрирую ненормальную работу многих участков головного мозга, что часто характеризуется как предвестник разрыва связи.
Разрыв связи. За невзрачным термином скрывается кошмар ухода разума эволэка из этой Вселенной. Тело, оставшись без его поддержки, всё равно умрёт, либо успокоенное навсегда уколом, останавливающим биение сердца, либо будет ещё долгие дни агонизировать, постепенно затухая из-за полномасштабного сбоя центральной нервной системы. Итог всегда один. Самое жуткое, что он непредсказуем. Иногда, вопреки плохой обратной связи эволэк неожиданно «легко» всплывает из пучин Океанеса, а иногда дело идёт, как сейчас, без сучка и задоринки, а потом настаёт роковой миг. Перегрузка достигает критической величины, и мозг, пытаясь спастись от бушующей стихии иного мира, отторгает разум. Серое вещество эгоистично предаёт то, что люди называют душой, и она, ничем более не связанная, исчезает навсегда в водоворотах ментальной реки.
Александра панически боялась потерять Элана. Хватит с неё первого раза. Лерири. Она иногда являлась во сне, всё такая же неуклюжая и рассеянная, впрочем, эти черты часто встречались у эволэков. Всё тот же грустный, обращённый в себя взгляд серых глаз. Он был у неё таким всегда, Полякова отметила это уже при первой встрече, словно девушка заранее знала уготованную ей судьбу. Они всегда встречались во сне на смотровой площадке горы Кукушкино гнездо, откуда открывался незабываемый вид на долину реки Белой. Бурные течения с бесчисленными порогами дали название реке, а бесконечные сады цветущих яблонь только добавляли белого цвета. С огромной высоты казалось, что долина живёт своей жизнью, отгородившись от праздника весны, вся засыпанная снегами. Они никогда не были там вместе наяву, но во сне почему-то встречались именно тут. Девушка молча стояла спиной к ней, облокотившись на перила, а Александра, дрожа от волнения, спускалась на последнюю ступень, и замирала как истукан. Ни разу она не решилась сделать ещё один шаг навстречу, ни разу не позвала. Почему? Нет ответа. Лерири сама оборачивалась к ней лицом, почувствовав приход наставницы. Так они и стояли, застыв сфинксами, не роняя ни слова, глядя друг другу в глаза, пока наступившее утро не вырывало несчастную женщину назад в реальный мир, оставляя только дымку воспоминаний, смятую постель, и резкую боль незаживающей душевной раны.
– Что решила? – Амма вырвала Полякову из круговерти воспоминаний.
Принимать решения всегда тяжело. Взгляд куратора последовательно сосредотачивался то на затихшем за стеклом эволэке, то на мониторах, там снова и снова проигрывались кошмарные минуты «пробоя».
– Пока никаких уколов. Посмотрим на следующую охоту. Если состояние стабилизируется, канал пережимать не будем. Вряд ли случиться что-то непоправимое, даже если обратная связь станет ещё, хм, «лучше»…
– Я буду на чеку, – пообещала девчонка, – по первой команде вколю ударную дозу.
– Хорошо, – согласилась Александра. – Но, почему-то я уверена, что дальнейшего развития не будет.
Вечер выдался душный, приближалась гроза. Далёкие раскаты обещали не только прохладу, но и настоящее испытание для крошечных созданий. Те спешно возвращались в тёмные туннели колонии, таща напоследок всё, что плохо лежит. Рабочие уже принялись тщательно замуровывать входы, большая семья готовилась встретить удар ливня.
Вилиан тоже знал о приближении грозы, и не терял времени, напав на караван: бригада рабочих как раз тащила в гнездо добычу – кусок дурно пахнущей падали. Атаки следовали одна за другой. Упорство муравьёв в достижении цели снова сыграло на руку хищнику, а природная безмозглость насекомых и отсутствие у них инстинкта самосохранения только облегчали задачу. Тактика оставалась незатейливой – круг, пике, и добыча бьётся в челюстях, ещё два кружка, чтобы съесть бедолагу, и снова к земле.
Насытившись, бабочка устремилась вверх, прячась в спасительной кроне. Тяжёлые капли падали вниз. Первые и ещё редкие только поднимали крошечные облачка пыли, будучи не в силах пропитать влагой перегретую почву. Но скоро на исстрадавшуюся от засухи землю обрушился настоящий потоп. Твердая корка чернозёма не успевала впитывать массы воды, и вся местность стремительно покрывалась большими и малыми лужами. Пирамида муравейника казалась чуть ли не единственным островком в бескрайнем море, спасая своих обитателей от верной смерти, принесённой природой.
Вилиана проливной дождь не особо тревожил. Плотная масса зелени гасила энергию падающей воды, а плохие адсорбирующие свойства тела и крыльев не позволяли промокнуть по-настоящему серьёзно – дождевые капли, прорвавшиеся сквозь естественный зонтик из листьев, скользили, не задерживаясь, и тут же срывались вниз к недалёкой уже земле.
Куда больше неприятностей доставляли ураганные порывы, чья мощь сотрясала деревья до самого основания. Летать в такую непогоду он не мог, и оставалось только цепляться изо всех сил, да ставить крылья по ветру так, чтобы их парусность была минимальной.
А дождь и не думал уходить. Он то чуть накрапывал, то, собравшись с силами, снова обрушивался на сад, захлёстывая его упругими струями. Только в сумерках круговерть воды и ветра резко пошла на спад, тучи, расступившись, явили промокшему до нитки миру садящееся за горизонт светило.
Вилиан так и остался в своём надёжном убежище на ночь, хватая ставшую вдруг такой доступной влагу прямо с ветки, чуть шевеля крыльями, просыхающими в лучах заката.
Если бы Александра курила, то сейчас было самое подходящее время, чтобы расслабиться и попыхтеть, кутаясь в дым сигареты. Но дурной привычки жечь собственные лёгкие за ней не водилось, а расслабляться ещё было рано.
– Вы в очередной раз доказываете, что везение лучше, чем ум! – Амма в последние дни вела себя более раскованно.
Острячка пока сдерживалась от серьёзных шалостей, но по мере того как становилось ясно, что проект удался на славу, её отношение к куратору быстро скатывалось от вежливой обходительности к более привычной стервозности. Вот и сейчас, переход с «ты» на «вы» сопровождался небольшой пока порцией глумления над умственными способностями людей.
– Согласна, ты просто живое воплощение этой аксиомы, – Полякова едва заметно кивнула, не собираясь оставлять укол без ответа. – Если сосчитать число желающих отформатировать вставшие на бикрень электронные мозги, то твоя столь продолжительная карьера в ИБиСе входит в противоречие не только с теорией вероятности, но и просто со здравым смыслом.
– Вы, люди, слишком часто всё делаете на авось! – не сдавалась пленница логики.
– Это называется интуиция, раз. Я оказалась права, два, – куратор последовательно загнула большой и указательный пальцы правой ладони. – Состояние Элана стабилизировалось, нарастания «пробоя» не произошло. Тебе уже давно пора смириться с тем, что человек от природы наделён качествами, недоступными самому совершенному ИР.
– Особенно ярко выражены лень и стремление бессмысленно тратить время! – отрезала Амма, пнув ногой воздух, словно убирая с пути мешающий предмет, и, заложив руки за спину, уставилась в потолок.
Александра ничуть не обиделась, тем более что сознавала: доля правды в этих словах есть. Но интересовал её иной вопрос:
– Кто ты на самом деле?
Девчонка стала ещё более пристально изучать безупречно ровную поверхность над головой и ещё больше насупилась.
– Только не надо гнать пургу про то, что ты стандартный искусственный разум. – Полякова внимательно наблюдала за реакцией Аммы, хотя и понимала, нахалка может состроить любые эмоции на лице, она не человек, и на мимике её не поймать. – Многие твои действия не влезают ни в какие ворота программных условностей вообще.
Шутница-озорница не стала утруждать себя разъяснениями. Тайну она хранила свято. Можно было смело ставить голову на отсечение, что даже руководство ИБиСа не знало истинной природы этого чуда в розовых перьях. Пытать программистов института тем более было без толку, те хоть и слыли заслуженно асами своей профессии, но лишь беспомощно разводили руками. Их попытки влезть в самое нутро души Аммы всегда наталкивались на яростное противодействие. Чертовка запускала в ответ самые изощрённые вирусы, на которые только была способна, начисто убивая операционные системы «мозголомов», жгла их модемы, сводила с ума сети. После каждой виртуальной битвы на поле боя оставались горы «искорёженной» техники, убытки исчислялись десятками тысяч рублей, а горе хакеры потом неделями пахали круглые сутки, приводя в порядок невообразимый хаос, оставшийся в наследство от собственного неуёмного любопытства.
Начальство рвало и метало, будучи не в силах найти управу ни на подростков, ни на мозговой центр предприятия. Сама жизнь вызывала почти в любом человеке инстинктивное послушание перед старшими. Сначала этому учат родители и воспитатели, потом учителя в школах, преподаватели в ВУЗах, командиры в Армии.
Но в ИБиСе всё иначе. Словно оправдывая свою специфическую деятельность, институт порождал жизнь из первозданного хаоса и ужаса. Сборная команда Новой России по фатализму и меланхолии подчинялась только кураторам, доводя своим пофигизмом всех и вся до регулярных свиданий с легендарным дедом Кондратием. Но если сотня эволэков была воплощением неуправляемого хаоса, то Амма, будучи единственной персоной из свой касты, старалась за сотню сразу, причём исключительно из нежелания выглядеть белой вороной в столь дружном коллективе. Её гонор превратил размеренную жизнь начальствующего состава в форменный ад, ибо недюжие способности сочетались в умнице с обострённым самомнением, переходящим часто грань патологии. Слёзные мольбы начальства во все существующие министерства с просьбой, поменять нахалку на что-нибудь с более покладистым характером, разбивались как волны о бетонную стену. Гробовая тишина и информационный вакуум порождали массу версий, причём безымянные авторы, соревнуясь с соперниками по устному народному творчеству, выдавали теории одна оригинальней другой.
Есть железное правило – раз скрывают, значит, есть что скрывать. И хотя Амма не единожды давала понять на практических примерах, что любопытные носы будет давить асфальтоукладчиком, охотников за секретами не становилось меньше. После очередного неудачного штурма бастиона, посчитав потери и поохав, осаждающие успокаивались только для того, чтобы проанализировать причины разгрома и лучше подготовиться к новому приступу. А электронная дьяволица с нескрываемым презрением наблюдала за их мышиной вознёй, походя выстраивая ещё более мощную оборону. А поскольку лучшая оборона – это нападение, то осаждающие часто не имели даже возможности начать атаку. Собравшись в назначенный час в условном месте «мозголомы» обнаруживали свои «войска» в небоеспособном состоянии: компы заражены такой дрянью, что на её фоне сибирская язва сродни банальному гриппу.
Правда, иногда всё было куда как проще. Амма быстро сообразила, что электронное противодействие – не единственный способ борьбы с надоедливым любопытством двуногих примитивов, и в ход пошло физическое воздействие. Любимым приколом стало заполнение компьютерной комнаты водой, причём «ватерлиния» располагалась метрах в полутора-двух с половиной от пола, в зависимости от настроения шутницы. Пожарные магистрали находились в её прямом подчинении, так что закачать без шума и пыли в любое помещение многие сотни тонн Н2О не представляло никакой сложности. Пришедших в полночный час «на сходку» хакеров поджидало мгновенное гостеприимное распахивание дверей, после чего им только и оставалось, что наслаждаться водным аттракционом. Затем следовала грандиозная раздача призов и подарков от начальства, которое в грубой форме и принудительном порядке на сто восемьдесят градусов меняло половую ориентацию компьютерных корифеев.
После двух лет неутихающей войны, проиграв вчистую все сражения, «мозголомы» подписали акт о безоговорочной капитуляции. Не то, чтобы в ИБиСе стало от этого спокойней…
– Лучше поспите, – Амма решила отделаться от разговора самым незатейливым способом. – Я разбужу Вас на «утреннюю охоту», посмотрим, как он будет пробиваться в муравейник.
– Не хочешь рассказывать – как хочешь. – Александра ещё сильнее откинула спинку кресла, придав ему почти горизонтальное положение.
Утро выдалось пасмурным и довольно жарким. Перед самым рассветом снова разразилась гроза, добавив ещё влаги в и без того перенасыщенную ею почву. Вода была везде, на земле, под землёй. В воздухе стояло удушливое марево, заставляя живых существ воздерживаться от активности. Муравейник не стал исключением. Окружённая со всех сторон большими и малыми лужами колония разорителей ушла в глухую оборону, питаясь богатыми припасами и дожидаясь более погожего времени. Все входы были тщательно закрыты, на поверхности не было даже часовых – скоро ожидался новый натиск воды и ветра. Насекомые словно пользовались метеосводками и, зная расписание дождей, строили свою жизнь в соответствии с погодой.
А вот Вилиан ждать не мог. Ночь сожгла все запасы, и голод снова звал на охоту. Он кружил по саду, но превратившиеся в безымянные болотца тропы были безотрадно пусты. А запас времени таял, с юга снова надвигалась свинцовая стена туч, раскаты грома подстёгивали к кардинальным мерам.