– И тогда при ИБиСе была создана Школа для детей, в которой они проходили и обычную программу, и дополнительные занятия по Океанесу. – Ольга повернулась к Элану. – У меня нет данных по этой теме.
– Секрет! – хитренько улыбнулся он. – Примерно такой же страшный, как и закон Архимеда. Кандидатам, естественно с их согласия и с одобрения родителей, вводили мутаген…
Заметив, как округлились глаза слушателей, Элан поспешил всех успокоить:
– Ничего страшного, лёгкое воздействие на гипофиз, через него идёт воздействие на гипоталамус. И всё! У человека просто эндокринная система лучше подстраивается под среду, а что до толчка развития «сверх способностей»… У вашего покорного слуги они выражаются просто в … обострённом шестом чувстве, так что ли. Этого вполне хватает. Иногда, конечно, врубается серьёзно, но в основном в стрессовых ситуациях. – Иригойкойя осёкся, явно не желая развивать тему.
– Думаю, ограничивая число погружений, совершённых эволэками, и ставя возрастной барьер, можно исключить по-настоящему тяжёлые повреждения психики, – закончила повествование Ольга.
– Поймите, мы не камикадзе, которые очертя голову бросаются на пулемёты, как рассказал мне тут, – кивок наверх, – дядька-таможенник. Процесс подготовки очень серьёзный.
– Но тогда почему столько жертв? Что заставляет Вас идти дальше, не деньги же – это точно! – Маккембл ещё не могла унять эмоции.
Элан вздохнул, лицо стало грустным и не по годам серьёзным. Как такое объяснить?
– Это книга памяти, – он достал из сумки знакомый свёрток, и, раскрыв, положил на стол. – В ней имена всех, кто сложил головы за ЖИЗНЬ на ВАШЕЙ планете. Лично никого не знаю – давно это было.
Клэр бережно взяла сокровище и раскрыла наугад. Настоящая бумага. Везти через космос нерационально, но скачивать с электронного носителя и печатать уже здесь – кощунство. Это их святыня. Страницы аккуратно ложились одна на другую, являя портреты и биографии девушек и парней, ещё совсем юных. Их лица, и серьёзные, и беззаботные, бежали перед взором сплошной чередой.
– Их так много. – Клер выглядела подавлено. Только сейчас она по-настоящему осознала, что крылось за названиями типа «газель Долгопрудовой», «буйвол Мищенко» или «краснопёр Бертнюнца».
– Они стали собой, ради того, чтобы трагедии, подобные Геррусу, не повторялись.
– Не расстраиваетесь, дорогая Клер, – Ден`Одель не впервые назвал её по имени. Голос мягок и трогательно заботлив. – Они не ушли в никуда. Кто вспомнит каких-то политиканов, делящих руины прогремевшей войны? Кто вспомнит миллиардеров, растерявших в погоне за деньгами всё человеческое? Разве что проклянёт! А они будут с нами всегда, ибо вечная жизнь не в том, сколько ты проживёшь, а в том, что ты оставишь после себя.
– Очень многие из нас не могут остановиться по простой причине – сотворив один раз Жизнь, хочется делать это снова и снова… Оставьте её себе.
Светило настырно карабкалось вверх по небосводу и уже не било прямо в окна огненной зарёй, а ночной ветер стихал, успокоенный его теплом. Кроны деревьев поменяли цвет с ярко-красного на более привычный глазу зелёный, и взгляд отдыхал, купаясь в трепещущем океане резных листьев. Компания сидела в гулкой тишине зала, погруженная в созерцание этой картины. Лица у людей были необычно задумчивые и какие-то умиротворённые. Каждый нашёл что-то важное для себя в это утро.
* * *
Многие озирались вслед парочке, беззаботно гуляющей по городу в разгар рабочего дня. Эффектная девушка постоянно приковывала к себе внимание мужчин, а иные женщины неодобрительно кривились, видя серьёзную разницу в возрасте – кавалер выглядел просто мальчишкой рядом со своей подругой. Но для них этот мир существовал только как декорация, ибо счастливые не только не наблюдают часов, но и мало что замечают из происходящего вокруг. Они шли, почти всё время держась за руки, стараясь не рвать тактильный контакт даже попадая в водоворот спешащих по своим делам людей. Молодой человек постоянно ловил в объектив свою подругу на фоне различных достопримечательностей, нередко докучал попавшимся встречным пешеходам просьбой, сфотографировать его вдвоём с девушкой. Но чаще просто использовал в качестве подставки для камеры любые доступные ровные поверхности, будь то подоконник, стол в кафе или даже крыша припаркованного авто и, просто выставляя таймер, получал желанный снимок.
Вот и сейчас он пристроил аппарат на чаше фонтанчика, тщательно выцеливая панораму площади. Круг диаметром около 500 метров был закрыт для проезда, но свободного места было не так много. Обращённые каждый к своей стороне света на внешнем радиусе возвышались гигантские небоскрёбы, смахивающие на раздутые ветром паруса яхт, своими широкими основаниями направленные в центр, Сады ступенями разрезали блеск их стекла, только усиливая рождающуюся ассоциацию. В промежутках виднелся и остальной Бессель, как и положено столице немного помпезный, но очень чистый и аккуратный, с хрустальными пиками менее высоких, чем на главной площади, зданий. Толпы народа пересекали её во всех направлениях, обтекая монумент, воздвигнутый в честь открытия планеты. Грандиозный памятник «Алкионе», кораблю, чей франко-бельгийский экипаж впервые ступил на поверхность именно в этой точке южного материка, поражал своей монументальностью. Без малого стометровое иглообразное тело было воспроизведено настолько подробно, что не сразу и смекнёшь, подивившись наличию в самом центре мегаполиса звездолёта, абсолютно тут неуместного. По крайней мере, некоторые туристы попадались на эту удочку.
Удовлетворившись проделанной работой, Элан пулей подскочил к Ольге и обнял её за талию, стараясь не помять огненный хвост кофточки. Та, в свою очередь, пристроила затянутую в перчатку руку ему на плечо, и они устремили счастливые взгляды на маленький красный огонёк, чья пульсация отсчитывала секунды. Характерный звук возвестил об успешном завершении процесса.
– Почему она так на меня смотрит? – Ольгу постоянно озадачивала реакция некоторых людей. Она хоть и многое знала, но мир человеческих чувств и поступков часто требовал от Элана исполнения роли гида.
– Ей, наверно, не нравится, что ты гораздо старше меня. – Он перехватил взгляд этой дамы и, убедившись, что завладел её вниманием, просто показал язык, тут же отхватив подзатыльник от Ольги.
– Это считается недопустимым?
Они, забрав предварительно камеру, двинулись с площади. Элану хотелось побыть в каком-нибудь менее людном месте, и морская набережная подходила лучше всего.
– В теории не приветствуется, хотя, бьюсь об заклад, такие правила чаще нарушаются, чем соблюдаются. Людям старших возрастов льстит внимание со стороны более молодых – это тешит их самолюбие, мол, не так ещё стара или стар. А молодые нередко тянутся к тем, кто повзрослее, видя в этом свою зрелость.
– Ты по своему опыту судишь, – это был не вопрос.
– Твоя проницательность пугает. Было дело. Без памяти влюбился в своего куратора, Полякову Александру Викторовну, ей было под сорок, мне шестнадцать. Как раз накануне первого погружения она взялась вести мою программу. Собственно все три раза я под её руководством… Куратор – очень важная и ответственная должность в ИБиСе, и психолог, и биолог, и просто друг для эволэка. Они должны быть не разлей вода, абсолютное доверие и искренность в отношениях. Совместная работа по многу часов каждый день, личное общение на многие темы сближают… Куратор знает о тебе абсолютно всё, а ты очень многое о нём. По-другому не получится. Если одна сторона не верит другой, то пару разбивают, так как совместная работа уже не склеится никогда, а это ставит под вопрос не только успех дела. Но если всё срослось, то на многое в их отношениях руководство института закрывает глаза.
– Можно задать нескромный вопрос?
– Да, можно, да, мы были близки.
– Эл, твоя искренность удивила ещё мистера Ден`Оделя. Можешь не отвечать на вопросы, на которые не желаешь.
– Я стараюсь быть максимально честным. Но не потому, что такой правильный, быть честным проще. Незачем запоминать свою брехню, а потом вечно путаться в ней. Кроме того, я всегда помню, кто ты, врать бесполезно! – Он обнял её за шею и поцеловал в щёку. – Ты же такая умница.
– Куратор – прежде всего биолог, во многом именно он определяет стратегию решения конкретной проблемы. Ведь эволэк не может получить к 16-17 годам достаточные знания в столь сложной области как биология, особенно молекулярная. Создание пары куратор-эволэк считаю очень логичным. – Отчеканила Ольга, и хоть попала в десятку, но реакция собеседника была несколько неожиданной.
– Нет, нет, так не годится! – Он устало вздохнул. – ЛЮДИ так не выражаются! Тебе нужно иначе говорить и завести себе определённые привычки: как есть, как сидеть, как читать, и тому подобное без конца и края. Иначе ты выдаёшь себя с головой, а мне это не нужно.
– Принято, – согласно кивнула киборг, – буду создавать свой паттерн поведения.
– Опять ты за своё? – укоризненно.
Ольга рассмеялась, да так натурально, что у Элана душа в пятки провалилась. Забыть, кто она, будет не так сложно…
– Теперь я буду твоим куратором. – Снова не вопрос, но ответ нужен.
– Да, Оля, так было задумано с самого начала. Мне нужен тот, кому я смогу вверить свою жизнь, кто действительно пойдёт до конца. Я не очень верю своему руководству.
– Ты предполагаешь в деятельности ИБиСа криминал?
– Это больше интуитивное ощущение, некой… явной ненормальности положения вещей, когда людей преспокойно бросают на амбразуру. А я хочу повоевать с костлявой старухой, есть возможность, и есть план. Посвящу тебя позже.
– Можно сделать проще – загрузить информацию. – Ольга поймала шутливый укор во взгляде. – Да, да, я помню! Походить на человека! Предпочитаешь беседы? Запросто!
Они нырнули в узкую улочку, похожую на тоннель. Два здания, в которых разместилось неисчислимое количество магазинчиков, на уровне третьего этажа объединялись галереями, образующими множество стеклянных коридоров для удобного перехода из одного торгового комплекса в другой. Реклама оставила их равнодушными – в корабле места для безделушек-сувениров нет, а вот море заманчиво искрилось под лучами полуденного солнца. Так досаждающая толкотня резко пошла на спад.
– Дело даже не в том, что передача через шунт быстрее. Тебе обязательно нужно дополнять информацию личным общением, уже просто потому, что живая беседа даёт более правильное представление о личности, чем казённые справки. – Он состроил дурашливо-официальное лицо, а-ля заправский чиновник, уверенный, что на бумагах его стола свет клином сошёлся, и начал читать декларацию. – Элан Иригойкойя, 23 года. Профессия – камикадзе. Герой боевой, трудовой и половой славы, в смысле изготовил деревянный пол в своём доме, а не ваше «ха-ха». Исполнителен, настойчив в достижении поставленной цели. Психическое состояние – шиза за гранью патологии. Характер нордический. Женат на своей работе.
Оба зашлись хохотом. Ольга впитывала в себя новую информацию, как губка, с каждым часом её поведение становилось всё более естественным.
– Тебе предстоит много узнать о людях, особенно о том, что не попадает в официальные досье по разным причинам. Игнорировать это не советую, тут спрятано слишком много подводных камней… Да и стать хорошим куратором невозможно, не зная закоулков души и разума подопечного.
– Элан, ты говоришь о моей будущей профессии, как о свершившемся факте, но, насколько я могу судить, – её голос обрёл плутовской оттенок, – не слишком много людей в курсе истинных целей твоей поездки сюда.
– Никто пока ничего не знает, а когда узнают, то уже будет поздно. Я поставлю кое-кого перед свершившимся фактом, и им придётся принять это как данность.
– А если пойдут на принцип?
– Я им сделаю принцип! Сами попёрли из ИБиСа Сашу, Александру Викторовну то есть, а мне теперь куда деваться? Тратить пару лет, нарабатывая всё с нуля? У меня возраст почти предельный!
– Её вытолкали из-за ваших отношений?
Тоннель между зданиями кончился, и солнце заставило на пару секунд сощуриться, пока глаза не привыкли к резкой перемене освещенности. Вправо и влево яркой чешуйчатой лентой многокилометровой змеи раскинулась набережная. Её склон, облагороженный множеством клумб с цветами самых разнообразных видов и деревьями, создавал неповторимый ландшафт. И Элан в который раз честно признался себе, что рукотворная природа может захватывать дух не меньше, чем дикая. Разбросанные в тени прибрежных аллей кафе выглядели очень привлекательно и заманчиво пустынно в эти часы. Ближе к ночи, без сомнения, здесь яблоку будет негде упасть – уставший от суеты рабочего дня люд потянется в спасительную прохладу.
– Трудно сказать, почему она ушла на самом деле. Официальная версия – более престижное место работы. Мощная доля правды тут есть… О будущем надо думать. Да и мы оба понимали, что нам не быть вместе – это просто глупо. Кроме того, этого требует здравый смысл – нужен человек в самом сердце цивилизации, разведчик, собственно говоря… А может… она не хотела хоронить ещё и меня…
Разговор сползал на очень болезненную тему, но избежать его не получится. Они повернули направо и быстро устроились в кафе на открытом воздухе. Кроны деревьев давали обширную тень, а почти полное отсутствие посетителей предполагало возможность спокойно поговорить. Заказали пару дежурных блюд у вежливой официантки. Многочасовая экскурсия по городу давала о себе знать, и пустой желудок уже требовал своё.
– Есть возможность вылечить эволэка?
– Едва ли. – Элан взял её ладонь. – Прилагались титанические усилия, но результат почти всегда нулевой, а если были положительные сдвиги в сознании, то неизвестно, что ещё хуже – полный съезд крыши или… такое?! Я не прошу вытирать мне розовые сопли, но завещание на добровольный уход из жизни в случае полного разрушения психики мною подписано. Мы почти все так поступаем.
Он тряхнул фотоаппаратом.
– Поведение заядлого туриста? Нет! Мне нужно помнить свою жизнь, нужно перекинуть мостик над пропастью безумия, а потеря памяти, чаше частичная – неотъемлемая беда многих погружений. Уже сейчас, глядя на подростковые фотографии, я часто толком не могу вспомнить эпизодов, в которых они снимались. И сама память тут не причём.
– Ты хочешь изменить сложившуюся практику?
– Да, Оля, надо не бороться с последствиями, а искоренить причину.
– Думаю, твоя семья не в восторге от выбора профессии.
– Мы постоянно ссоримся из-за этого, а я не могу уйти. Только дед меня понимает до конца, по-настоящему. Вы ещё познакомитесь, не стану сейчас ничего рассказывать. Сама составишь своё мнение, кто тут прав, а кто нет.
– Элан, ты не настаиваешь на своей точке зрения, предоставляешь мне право решать самой. Спасибо. – Она накрыла своей ладонью его ладонь. С минуту они так и сидели в тишине, нарушаемой лишь приглушённой суетой на кухне, да шелестом листьев.
– Не за что. Нужен свежий взгляд на вещи человека со стороны, и, по моему мнению, ты подходишь идеально. Профессионалам свойственна избыточная самоуверенность, мол, уж я то! Но если всё так здорово, то почему всё так плохо?
– У тебя большой перерыв в погружениях?
– Уже два года, пошёл третий. Они никогда не бывают меньше года – это железное правило. Теоретически, можно до двадцати трёх лет сходить раза четыре, даже пять, но обычно три – это норма. Если бросить сейчас, всё будет нормально, буду жить долго и счастливо. Собственно, собака, не позволяющая подозревать руководство ИБиСа в убийствах, именно тут и зарыта. По контракту ты должен сходить трижды, и на этом трудовая деятельность заканчивается. Перед тобой открыты многие двери, профессий масса, не обязательно лезть на баррикаду.
– А что заставляет лезть?
– А что заставляет астронавтов совершать прыжки к новым звёздам, рискуя каждый миг напороться на облако льдинок или пыли, которое при субсветовой скорости выхода разнесёт звездолёт на кусочки? Что ими движет? Никто не отыщет даже останков в бездонной тьме космоса, никто не положит букета цветов на могилу, останутся только снимки в альбоме. Но люди идут на это. Такого не объяснить словами.
– Искусственный разум никогда не превзойдёт человека, – Ольга говорила это не ради утешения. – Есть в вас что-то такое, что не заменить никакими чипами. Особая сила, зовущая идти вперёд, стоять в одном строю с друзьями до последнего вдоха, совершать немыслимые поступки. Даже если машины когда-нибудь взбесятся и обратят свою мощь против создателей, им не выиграть этой войны.
– Оля, это хорошо, что ты не ассоциируешь себя с железом.
– Ты сам сказал, что я «человек со стороны».
– Ты и есть человек, просто тебе нужно время, чтобы понять это.
* * *
Ден`Одель всё же выкроил время их проводить. В зале порта собрался десяток людей, ожидающих отправки на станцию, но лишь двое полетят на борту «Пегаса» прямо к системе Аврора-2. «Скиталец» стоял на плановом обслуживании, и гость со своей избранницей должны были улететь на нём почти через три месяца. Но, нажав на нужные рычаги, глава «FN» смог ускорить их отлёт на другом борту. Конечно, корабль стартовал не потому, что так хотелось руководителю могучей корпорации, есть предел и его возможностей. Просто это был плановый рейс в несколько систем, а он пару дополнительных мест выбить сумел.
Облачённые в лёгкие скафандры пассажиры уже прошли дезинфекцию и сидели в креслах напротив него, а Ден`Одель выглядел крайне необычно, завернутый в полиэтиленовый костюм поверх повседневного. Белоснежное и стерильное, как операционная, помещение хоть и было небольшим, но через стеклянные стены лился поток дневного света, а кондиционер извергал массы чистого воздуха – дышалось необычно легко, а многослойные одежды не досаждали перегревом.
– Не поймите неправильно, я не стараюсь от Вас избавиться, просто в курсе того, что ваша несостоявшаяся задержка вынужденная.
– Вам не за что извиняться, и спасибо. Нам действительно пора, дело не терпит отлагательств.
– Ты уж не бросай его, Ольга. – Он вдруг сделался очень серьёзным. – Если очень нужна будет помощь, вот карточка «Стар Линк». Чем смогу, как говорят.
Ольга спрятала её в нагрудный карман и снова застёгивала многочисленные молнии, а работник порта изумлённо наблюдал, с какой лёгкостью и скоростью она это проделывает, лишь следя за правильной последовательностью, но и тут всё было безупречно.
– Не брошу, – преодолев тяжесть скафандра, она шутливо придушила парня. – Обязательно свяжемся, представительство «FN» в Белограде есть.
– Да у нас там и передатчик свой.
Повисло неловкое молчание.
– Я помогаю тебе, сынок, не потому, что ты отвалил мне кучу денег, и не в оплату того долга. Просто не хочу читать новую книгу и увидеть на её страницах твою биографию. Не хочу, чтобы твой отец хоронил тебя так же, как я хоронил своего сына. Сделай, что задумал.
– Обязательно сделаю, и всё получится! Я верю! Вы его потеряли на войне?
– Да, шесть лет прошло.
– Но перемирие заключено больше двадцати лет назад.
– Оно очень шаткое, иногда бывают столкновения. – Помолчав немного Ден`Одель добавил. – Родители не должны хоронить своих детей – это неестественно.
– В мире много происходит того, чего не должно быть. Люди изменились в лучшую сторону, но ещё не настолько.
– Можно нескромный вопрос?
– Попробуйте.
– Ты русский, я не сомневаюсь, но откуда тогда такие имя и фамилия?
– Элан по-французски означает «порыв», это сначала было чем-то вроде клички. Ребята как-то к нам прилетели на стажировку, и была там девчонка-француженка, причем с самой Земли! Ну и … видела меня в разных ситуациях, ничего такого, не подумайте… Просто как-то получилось, что она назвала меня так, «порыв», видимо за особенности характера, некоторую спонтанность и неудержимость в поступках, водится за мной такое… Хе-хе… Так и приросло.
Ден`Одель только макушку почесал:
– В точку попала, вот уж действительно «порыв».
– Верно. А фамилия – это сокращённое производное от имён других эволэков, не вернувшихся из погружений. Иригойкойя: Ира, Рита, Галя, и две финки Йоханны, не сёстры, кстати, а между ними Катерина. В нашей среде такое не редкость, хотя для родителей подобные выкрутасы, как красная тряпка для быка. Мы семья, и, к сожалению, часто товарищи по оружию нам гораздо ближе, чем родня. Так-то.
Зажглось красное табло «приготовится к посадке», продублированное голосовой связью. С некоторым трудом встав с мест, отбывающие потянулись к выходу. Элан с Ольгой задержались, прощаясь со своим новым другом.
– Вы ещё услышите про свою воспитанницу, можете не сомневаться!
Крепкие рукопожатия и традиционное:
– Счастливого пути.
– Счастливо оставаться. И передайте наши наилучшие пожелания Клер.
– Непременно.
Они прошли по коридору к дверям лифта и, напоследок помахав руками, исчезли в его утробе.
Ден`Одель постоял минутку, глядя им вслед и, повернувшись, не спеша зашагал к двери, провожаемый удивлёнными взглядами персонала. Те без сомнения узнали его, но о причинах этого поступка и панибратской беседы с двумя пассажирами могли только гадать. «Удачи вам обоим», – он бросил последний взгляд через плечо и неспешно удалился.
* * *
Лифт, конечно, не был похож на то, что наш разум привык ассоциировать с этим термином. Полёт в космос, пусть и по тросу, есть полёт в космос, так что по своей сложности он мало чем отличается от корабля, но не имеет собственных двигателей. Пассажиры устраивались в сильно наклонённых креслах, и левый и правый ряд головой к продольной оси, их пристёгивали ремнями, подсоединяли силовые кабели и системы жизнеобеспечения – ходить по лифту во время движения разрешалось только в чрезвычайных ситуациях и только «вагоновожатому». Его место возвышалось над остальными почти на полтора метра и, закрытое широким блистером, занимало позицию слева от стыковочного узла – визуальный контроль переходной камеры был обязателен, не то чтобы совсем не верили приборам, но осторожность не помешает. Внутренний объём лифта был небольшим, и кресла с узким проходом съедали его почти полностью, такую минимизацию диктовала суровая необходимость экономить вес. Дюжина кофров с личными багажом, каждый килограмм по пять-семь, не больше, фиксировались на стеллажах над ногами пассажиров.
Табло ровным зелёным светом отсчитало последнюю секунду, и кабина, едва ощутимо вздрогнув, начала подъём.
Потянулись долгие часы ожидания – забраться на высоту 75 км не так просто, зато очень интересно и экономично. По мере того, как росло расстояние до поверхности, открывалась во всех деталях панорама столицы, взгляд легко нашёл и площадь с парусами-небоскрёбами, и набережную. Со стороны океана, закрывая уже заходящее солнце, надвигалась стена облаков, раскрашенная светилом во все мыслимые оттенки красного и жёлтого. Колоссальная тень надвигающейся грозы поглощала город.
– Как красиво! Жаль, что не запечатлеть такое. – Элан простонал от досады.
– Спокойно, турист, всё под контролем. Налюбуешься ещё, – это, конечно Ольга. Уже взялась исправлять его промах.
Кабинка, такая хрупкая и крошечная на вид, словно сознательно убегая от этого буйства стихии, ускорила подъём, но гонимая ветром молочная пелена врезалась в неё. Захватывающий вид в иллюминаторе сменился невзрачными серыми тонами, смотреть стало особо не на что, и Иригойкойя откинул голову и попытался расслабиться. Честно говоря, он не любил лифты, хотя те являлись обязательным элементом инфраструктуры порта. Кабина подрагивала под бешеным напором ветра, да и трос благодаря немалому сечению и невероятной длине обладал изрядной парусностью. И хотя комплекс с годами обрёл почти абсолютную надёжность, несчастные случаи бывали. Теоретически есть парашюты, способные опустить тебя на землю даже из стратосферы, и кресла ими комплектовались, как и индивидуальными тормозными двигателями. Но пробовать эту систему спасения на практике не хотелось. Опасения были вполне реальными – подъём начался при так называемом УМП, условном минимуме погоды, как говорят профессионалы. В данном случае минимум выражался в том, что кабина по расчётам покинет плотные слои атмосферы до того, как тонкая ниточка мономолекулярного троса окажется во власти необузданной стихии.
К счастью именно так и получилось. Выскочив из мглы, она снова окунулась в такие жаркие на большой высоте лучи светила. Облака, как горы из сказочной страны, плыли по своим маршрутам. Их формы менялись, словно руки невидимого художника-великана лепили из ваты причудливые воздушные замки. Непроглядную темноту под ногами постоянно пронзали колоссальные молнии. По мере того как лифт забирался всё выше и выше, стал различим и глаз, и грандиозная воронка облачных масс всего океанского циклона.
Постепенно космос отвоёвывал пространство, а планета, казалось, неудержимо падала в титаническую пропасть, бездонную и непроницаемо чёрную.
Но над головой зажглась новая звезда. Расцвеченная огнями и бликами солнечных батарей, приближалась орбитальная станция. Выглядела она более чем необычно. Цилиндрический, с очень большим удлинением, корпус, почти по середине получил заметную выпуклость для размещения термоядерного реактора. От центральной оси разбегались лучи равной длинны, метров по двести пятьдесят на взгляд, скреплённые по внешнему диаметру пустотелым ободом, в котором находилось множество помещений самого разного назначения, лаборатории, медицинские блоки и прочее. Вращение создавало в ободе искусственную гравитацию, из-за чего казалось, будто какой-то шутник запустил на орбиту колесо обозрения из парка аттракционов, да не одно, а целых пять, крутящихся в одном направлении и с равной угловой скоростью. А поскольку все «колёса» увеличивались в диаметре от носа станции к корме (самоё большое было в поперечнике метров на сто больше первого), вся конструкция ещё и смахивала на уложенную на бок пирамиду.
От носа центральной секции шёл способный растягиваться почти до километра и очень гибкий, похожий на гармошку, переход к стыковочно-перегрузочному блоку лифта – сравнительно высокая подвижность троса не оставляла много свободы для полёта инженерной мысли. Чтобы скомпенсировать силу натяжения троса, и получить объём для размещения всех необходимых механизмов, блок делали просто непропорционально большим по отношению к кабине, и оснастили собственными «маневровыми» двигателями.
В сторону кормы, сразу после «пирамиды», станция на протяжении ещё трёх километров стремительно обрастала баками для воды и кислорода, бактерий, солнечными батареями, стыковочными узлами, принимая вид шедевра авангардного, мягко выражаясь, произведения искусства.
Отдушиной в этом несуразном нагромождении смотрелись два корабля – «Скиталец» и «Пегас». В отличие от своего временного пристанища, звездолёты походили на копья с хищными наконечниками, широкими соплами фотонных двигателей, и, напоминающими не то акульи, не то дельфиньи, короткими «плавниками», разбегающимися четырёхконечной звездой, только подчёркивающими их стремительные обводы.
Элан повернул голову к Ольге, и та включила двустороннюю связь:
– Почему до сих пор не построили нормальную станцию с гравитационным колодцем Сунь Фо?
– Война! Последний конфликт с арабами продолжался почти десять лет и обошёлся очень дорого. Планета до сих пор не оправилась. Кроме того, она давно разделена на два враждующих лагеря, так что почти треть ресурсов и промышленного потенциала вышли из под контроля Бесселя. Алкиона отброшена в развитии лет на сто, не меньше, и это при условии, что кровопролитие не возобновится. Доброй воли на объединение нет, а ни одна из сторон не сможет добиться победы без того, чтобы не надорваться окончательно самой. У Бесселя большое преимущество в научно-техническом потенциале и численности призывного контингента – арабским армиям их не одолеть. Но победа будет пирровой.
– Почему халифат начал войну? Я общался с арабами, выходцами из Турции, на Измере. Нормальные люди, очень добрые, гостеприимные, не фанатики. Когда спрашивал про веру, большинство отвечали, мол, ходим в мечеть, чтобы стариков не обижать, или – так Бог один на всех, чего делить?
– Заселение планеты народами со столь разными культурами и менталитетом – вот главная ошибка. Бомба замедленного действия была заложена ещё 522 года назад, остальное – следствие, а не причина.
– Ясно.
Едва заметный толчок ознаменовал конец долгого пути. Началась откачка воздуха из лифта.
Вся кабина сразу ожила и закопошилась. Пассажиры, кто во что горазд, отстёгивались от кресел, а двое самых скороспелых, в том числе и киборг, уже болтались в невесомости. Элан с ремнями разобрался быстро, но разъём кабеля упорно не поддавался забранным в толстые перчатки пальцам. Ольга с акробатической ловкостью подлетела к нему и единственным движением освободила от пут.
– Чёрт! В невесомости сложновато! – Иригойкойя с величайшей осторожностью извлёк кофр со стеллажа, но неловкое движение придало ускорение и, врезавшись в других пассажиров, он создал невообразимую мешанину, выпутаться из которой оказалось не так просто!
– При малой гравитации ещё хуже, – это «вагоновожатый» подбодрил его. Они на пару с Ольгой ловко выдёргивали из общей чертыхающейся массы одного незадачливого «астронавта» за другим и отправляли их в полёт к уже открытой переходной камере.
– Спасибо Вам за помощь, леди! Много летаете?
– Нет, в первый раз. Честно!
– Странно, действуете очень профессионально.
– Я – A-1SL34.
На миг в кабине повисла тишина, как будто вакуум ворвался в скафандры всех присутствующих разом.
– Понятно. Ладно, слушайте все внимательно! Сейчас откроется люк в коридор. По моей команде подходите по очереди, пристёгиваете трос и, опять же по команде, летите к станции. – Он бросил озадаченный взгляд на киборга и парня. – Никакой толчеи. Первый, подойти!
Когда дошла очередь, странная пара исчезла в длинном белоснежном переходе. Он действительно был очень гибким и лёгким, застуженный вакуумом, не дающим защиты от радиации. Единственное предназначение этой километровой кишки – оградить восприимчивое человеческое сознание от стресса, вызванного выходом в открытый космос. И Элан, скользя в её утробе уже во второй раз за последнюю неделю, мысленно поблагодарил создателей этого сооружения.
Камера-накопитель орбитальной станции глотала пассажиров одного за другим, и те распределялись вдоль стен, ориентируясь на надпись «пол». Это понятие в невесомости условное, но положение тела ногами к далёкой поверхности планеты всё же давало определённое чувство комфорта. Но надпись приобретала особое значение, когда люди пользовались лифтами для перехода в «обод» одного из колец. Там, по мере удаления от оси станции, нарастающее ускорение всё сильнее прижимало человека, достигнув в конце не то спуска, не то подъёма – как посмотреть, 1 g, и кавычки от условного обозначения «пол» отпадали. Поэтому дрессировка начиналась сразу, как твоя нога ступала на любой рукотворный объект в космосе. Дверь камеры закрылась, и началась стремительная накачка атмосферы, об окончании которой возвестила вспыхнувшая гирлянда зелёных огней.