Детям, естественно, тут же достались гостинцы, и Хилья с Лесавесимой, устроившись на коленях эволэков, сосредоточенно уплетали апельсины. Родители едва успевали очищать дольки от кожуры, не обращая внимания на сок, стекающий с лапок и мордашек удивительных крылатых созданий, пачкающий белоснежные больничные одежды.
Именно родители. Без кавычек. Элан с Ханнеле не только поделились с сёстрами-двойняшками своими душами, что, конечно, самое важное, но их связывало ещё и прямое кровное родство. Тоже, надо честно признаться, поступок довольно спорный с точки зрения морали (не людей ведь создавали!), но эволэки в большинстве своём не склонны были задумываться над такими «мелочами». Их кипучая энергия и целеустремлённость часто не оставляли времени на философские размышления по поводу извечной темы: «Что такое «хорошо», и что такое «плохо»?». Кто был там, кто познал жажду созидания, кто вдохнул жизнь в другое существо, тот поймёт и простит, а кто не был, тот им не судья…
– Они растут не по дням, а по часам! – Ханнеле с восторгом рассматривала свою дочурку.
– Да, просто стремительно, – согласилась Амма, – хотя ничего сверхъестественного в данном факте нет. В природе Земли немало птиц, птенцы которых прибавляют в росте по нескольку сантиметров каждый день.
Бестелесная девчонка уселась на пол между эволэками, а летуньи тут же принялись пробовать её на зуб. Голограмму кусать не получалось, что явно сбивало сестричек с толку, и те быстро переключились на более материальные личности. Зубы уже прорезались у обеих, и чесали они их в основном об три объекта: Ольгу, Элана и Ханнеле, так что вся троица ходила разукрашенная, словно по нескольку раз на день дралась со сворой разъярённых котов – в угаре весёлых игр Лесавесима и Хилья не всегда соизмеряли силы, но заканчивалось без травм. Ольга терпеливо сносила все шалости детишек, а эволэки держали с ними ментальную связь, и чутко чувствовали настроение своих чад, да и те тоже сознавали предел, за который лучше было не переступать. Ведь нередко случалось, что боль родителей они воспринимали не менее остро, чем свою собственную, и наоборот, сильно придушивший в задоре своё чадо родитель испытывал не самые приятные ощущения.
Но, никаких весёлых игр несанкционированный ночной визит не подразумевал, просто всем вместе спалось лучше. Наевшиеся до отвала дети уже укладывались, предпочитая в качестве постелей тела эволэков, твёрдые плечи заменяли им самые мягкие подушки, а самыми тёплыми одеялами были руки родного человека. Элан с Ханнеле лежали на полу, на сваленных одеялах, прижавшись друг к другу боками, а Лесавесима и Хилья покоились прямо на них, практически обняв, вытянутыми в стороны крыльями поддерживая тактильную связь между собой.
Элан гладил перья своей летуньи очень нежно, едва касаясь пальцами, не переставая поражаться стремительному взрослению. Хоть это и задумывалось изначально, но всё равно не укладывалось в голове: казалось, ещё вчера дочурка пусть и не без труда, но помещалась на руках, а уже сегодня её тело по размеру мало отличается от человеческого, хотя оно и тоньше, изящней, очень гибкое. И это только начало – пройдёт не больше года, и девочек будет не узнать!
Уже не сдерживая раздражения, сознание уплывало в тихую заводь беспамятства, протестуя против дальнейшего испытания на прочность. Или это Лесавесима ворчит, недовольная непрекращающимися умственными упражнениями своего папани? Ведь те не на шутку баламутили её собственное сознание, уже было успокоившееся в дрёме.
Амма забилась в уголок, слившись с обстановкой, заинтригованная происходящим, долгими часами молча наблюдала за «семейкой».
Оба эволэка часто мучились этой неразорванной связью. Дети перекидывались картинами-образами, а Ханнеле с Эланом под напором их общения переставали адекватно воспринимать окружающее. Вот и сейчас мысли и сны четырёх разумных существ слились в единый клубок, будто сеть объединила четыре компьютера, и те беспрестанно гоняли данные друг другу, да так быстро, что уже и не разобрать было, где заканчивается один индивидуум, а начинается другой. Это проявлялось в каждой мелочи даже внешне. Сёстры касались друг друга крыльями, а эволэки тут же сжимали ладони, Элан чесал загривок своему чаду, а Хилья тут же принималась расчёсывать волосы на затылке девушки, Ханнеле зевала, устраиваясь поудобней, а Лесавесима тут же чуть не рвала пасть, ёрзая на груди парня.
У них сегодня и сон был один на всех. Снились им полёты в бескрайнем небе. Четыре сгустка разума парили в вышине, чувствуя присутствие друг друга, словно и не было никакого возвращения из Великой Реки. Две пары крыльев на четверых путешественников хватило с лихвой, и они снова неслись по видимым только им воздушным дорогам…
Ольга даже не зашла в палату, наперёд зная, что рыжего плута и его подружку там не застать, а направилась сразу в детскую. Она, наконец, избавилась от «венка» коммутатора – последний из пятёрки контактёров покинул течения Океанеса, и надобности в нём уже не было, так что впервые за почти полгода девушка позволила себе полноценный душ, и уложила традиционную причёску.
Дверь тихо открылась, явив её взору картину, полную умиления: оба эволэка спали в обнимку с детьми. Присутствующая тут же Амма, кивнув ей, сразу испарилась из помещения, передав больных на попечение своей единственной настоящей подруге.
Первыми на столь ранний визит гостя отреагировали дети – они по запаху определили присутствие в комнате «постороннего». Сначала, не разлепляя заспанных глазёнок, они только подняли головы, с тревогой втягивая носами воздух, но быстро разобрались в обстановке. Лесавесима первой сменила лежачую позу на сидячую, немного с сомнением помялась и, прыгнув вверх, выполнила короткий полёт, вмиг оказавшись на руках у Оли.
– Доброе утро, соня, – лаково сказала та.
Дитё активно тыкалось мордочкой ей в лицо, требуя ласки, что тут же и получила.
Тем временем, проснулась Хилья, но столь бурной реакции не последовало: большая сестра (а она действительно была заметно крупнее серой молнии) считала своей мамой Ханнеле, что было абсолютно правильно во всех смыслах, а Элана – папой. С Лесавесимой всё наоборот, Элан для неё – отец, а вот мама – Ольга. Вот такая странная семья…
Следом зашевелились эволэки, не сразу сумев побороть беспамятство, и девушка-киборг точно знала, что не усталость тому причина. Родители сейчас путались в клубке эмоций, образов, чувств и желаний. Спаянные в единое целое со своими детьми, они каждое утро, а нередко случалось, что и днём, прикладывали титанические усилия, пытаясь выбраться из настоящего лабиринта, отделить своё собственное «Я» от сознания двойняшек.
Странно, но сёстры аналогичных неудобств, судя по всему, не испытывали вовсе! Хилья уже вовсю тормошила маму, явно недоумевая, почему та так вяло откликается – вместо волн эмоций, наполненных радостью и счастьем, ей навстречу летел ураган хаоса. Тут присутствовало всё: картины из их сна, воспоминая из прошлого, в том числе и не самые приятные, смысла которых крылатая малышка не понимала, но чувствовала их тяжёлый эмоциональный заряд, и едва переносимый страх, который Ханнеле тщательно прятала в глубинах души. А Лесавесима, соскучившись по Оле, не стала устраивать никакой побудки Элану, и тот получил возможность более плавно прийти в себя – у Хильи до него руки дошли уже в самом финале.
– Доброе утро, дорогая, – парень поднялся на ноги, сделав несколько неуверенных шагов, бережно обнял супругу, поцеловав в щёку.
– Как вы оба?
Ввалившаяся следом Доброходова выглядела не намного лучше подопечной, но задала вопрос без вступлений.
– Мы-то? Нормально! – ответил Элан за двоих. – Раз уж своим ходом сюда добираемся, значить жить будем! А Вы как?
Людмилу за глаза все называли Альтой, и не только за то, что куратор вела родословную от немецких корней, но и за железную силу воли – в таком возрасте сопровождать погружения мало кто решался, а если быть точнее, то никто вообще! Но, годы уже брали своё. Чудовищная усталость читалась в каждом слове, в каждом жесте.
– Я в порядке! – с напускной бодростью ответила женщина. – Вижу, дети тоже…
Дети, довольные визитом гостей, уже развили кипучую деятельность. Хилья рвала зубами пластиковый поднос, выражая тем самым недовольство отсутствием на оном еды, а Лесавесима дурачилась с букетом роз, явно пытаясь добраться до водички. Первую быстро удалось успокоить. Ханнеле извлекла из пищевого блока, вмонтированного в стену, завтрак, и усадила дочурку за столик, прямо как человека.
– Элан, – Ольга укоризненно склонила голову, – приучай её пить нормально!
– Ты не права, любимая, – юноша довольно уверенно пересёк комнату в вертикальном положении, сграбастал безобразницу, и так же двинулся к столу, не обращая внимания на протесты летуньи. – Стакан – это для лентяев, а мы не ищем лёгких путей!
Тем не менее, он взял бутылочку с уже приготовленной смесью, и Лесавесима жадно припала к ней, а эволэк продолжил:
– Сначала надо, не уколовшись о шипы, повыбрасывать все розы, а потом ещё и умудриться засунуть голову в графин – это куда как интересней!
Все засмеялись, наполнив комнату весёлым настроением. Необычная «детская» была очень просторна – учитывалась потребность в полётах. Она вмещала не только медблок, маленькую кухню, но и просторный, по меркам сестёр естественно, сад с цветами и даже тремя деревьями, между которыми, забранный в каменное русло, бежал ручеёк. Обстановка была очень уютная, почти что домашняя, но были и сложности.
Сёстры, наевшись, принялись ставить эксперименты. Лесавесима разбегалась по кухне, и, оторвавшись от земли, пролетала с дюжину метров, совершая посадку уже в саду. У Хильи бегать не очень получалось, поэтому она поступала иначе, забираясь на декоративную пальму, а уже с неё отправляясь в полёт, в конце траектории уморительно пытаясь тормозить лапками о скользкий кафель – она сильно прибавила в весе и инерция уже была настолько большая, что «посадочной полосы» едва хватало.
Вся компания с интересом наблюдала, как девчонки пробуют крылья.
– Ещё неделька-другая, и им тут совсем тесно будет! – воскликнула Ханнеле.
Девушка решила помочь своей ненаглядной. Встав во весь рост, она рывком поднимала Хилью на руках как можно выше, а давалось это ей ох как непросто, и та, оттолкнувшись от материнских рук, взмывала к самому потолку. Элан подхватил идею, встав рядом, и они уже на пару играли роль этаких живых катапульт, заливаясь смехом, правда, быстро сообразили поменяться ролями: парень взялся за большую сестру, а Ханнеле за гораздо более лёгкую Лесавесиму, но надолго их всё равно не хватило. Все четверо были ещё довольно слабы, да и с координацией движений у эволэков были проблемы, так что веселье продолжалось недолго. После очередного старта серой молнии девушка не удержалась на ногах, а попытка схватиться за соседа только усугубила ситуацию – на пол свалились оба, причём Элан рухнул сверху, в свою очередь ему на голову упала Хилья, не сумев ни подняться в воздух, ни хотя бы уйти в сторону. Куча мала вызвала новую бурю веселья в детской, смеялась даже Лесавесима. Хотя её смех не очень был похож на человеческий, резкий, отрывистый, но всё же смех.
Ольга, от греха подальше, тут же выдернула из кучи тел летунью, взяв её на руки – родители могли невзначай намять ей бока, и взору открылась довольно пикантная картина. Ханнеле лежала на спине, заливаясь смехом, а Элан бессовестно уткнулся ей лицом в грудь, в приступе веселья не замечая того, что у него было перед носом. Только отсмеявшись, оба сообразили, что к чему: парень рывком встал на колени, девушка механически поправила пижаму, хотя та и так скрывала что нужно, и оба от смущения стремительно налились красным цветом.
– Удачно упал, ничего не скажешь, – усмехнулся Лис, и, тут же получив несильную оплеуху, принялся оправдываться, – Да я не специально!
– За нечаянно бьют отчаянно! – не унималась Ханнеле, продолжая колотить его.
– Доброе утро всем!
Компания, оборвав веселье, но, всё ещё широко улыбаясь, повернулась на голос. На пороге стоял не кто иной, как Миненков, в сопровождении формального главы Клана Воздуха. Председатель Совета вместе с Кривошеевым не думали подглядывать (дверь всё время была открытой), но увидели немало.
Элан с любопытством следил за ними, стараясь не упустить ни единой мелочи. Оба руководителя старались не выдать своего изумления, да и первый шок уже давно прошёл, но напряжённость чувствовалась во всём. Они мялись у входа, вместо властной походки, делая нервные шажки, будто находились не в своей вотчине, а в чужом доме. Их взгляды бегали от детей к эволэкам, тоже пытливо исследуя подчинённых и созданных ими существ.
Сёстры, чуткие до эмоций, недобро встретили гостей. Хилья на руках Ольги жалась к груди, и Ханнеле тут же оказалась рядом, успокаивающе поглаживая дитя по стройной шее. Лесавесима забралась на колени к Элану, под защиту отцовских рук, и стремительно меняла окрас – пара секунд, и её присутствие выдавала только пара глаз, сияющих, как два звёздных скопления.
– Проходите, не стесняйтесь, – юноша вежливым тоном пригласил визитёров.
Те не стали отпираться, но от предложенных стульев, ровно, как и от чая, вежливо отказались:
– Мы ненадолго, спасибо.
Глава института ещё раз внимательно всмотрелся в лица эволэков, те загадочно улыбались, и неожиданно рассмеялся.
Элан с Ханнеле чуть дара речи не решились. Открытые, как и их дети, для восприятия эмпатии, они были готовы поклясться на чём угодно – Миненков доволен, очень доволен их достижением, и радуется совершенно искренне.
– Впечатляет, впечатляет! – Он даже похлопал в ладоши. – Как вы понимаете, я побывал сейчас у ваших товарищей, и то, что я вижу, наполняет меня гордостью за своих подчинённых. Вы сделали это, браво!
Он немного помолчал, не менее хитро улыбаясь. Эволэки тактично молчали – лезть поперёк наставников невежливо, и кураторы взяли слово.
– Состояние всех пяти контактёров разительно отличается в лучшую сторону от того, что обычно можно наблюдать после выхода, – согласилась Людмила Ефстафьевна. – Даже Надя Верховская, кстати, установившая абсолютный рекорд продолжительности погружения, чувствует себя вполне удовлетворительно.
Кривошеев утвердительно кивнул:
– Да, мы только что были в её палате, и не поверили бы своим глазам, не будь это уже пятым чудом, произошедшим за последние три с небольшим недели.
Они напрямую не спрашивали о способах достижения результата, но нетерпение чувствовалось, и заговорщики решили не играть с огнём, тем боле, что особого смысла скрытничать дальше уже и не было.
– Константин Иванович, Вы и Учёный Совет получите подробнейший доклад, но нам хотелось бы сначала встать на ноги, – заверила Ольга, и, получив утвердительный кивок, продолжила, – Всё же, это далось нелёгко!
– Согласен, – кивнул Миненков и обратился к эволэкам. – Есть сложности?
Элан сокрушённо покачал головой и честно признался:
– У каждой медали две стороны, есть плюсы, но есть и несомненные минусы. Мы, по сути, применили сразу пять новых методик выхода из Океанеса. Они хоть и похожи, основа одна, но и различия серьёзные. Какая лучше, а какая хуже, сказать довольно сложно…
Он развёл руками и тяжело задышал – длинные фразы пока давались не без труда, а Ханнеле подхватила:
– Но позитива больше, гораздо больше! – Она просто лучилась энтузиазмом, не разделяя сомнений коллеги.
– Вижу, вижу, – тепло ответил глава ИБиСа и хлопнул себя по бедру. – Ну, не буду утомлять вас!
Начальники уже почти вышли, но в дверях Миненков обернулся:
– Да, кстати. Вашим детишкам скоро будет тесновато в этой коморке, и мы предоставим им большой вольер, Южный-2, если быть точнее. Там будут жить все – Фелида с Фердинандом, Пина, Эфы и ваша двойня.
– А Деилеса скоро отправят? – Элан не забывал, естественно, и своего второго дитя, навещая его не менее часто, ведь понимал, что встретиться с ним после, скорее всего, уже не доведётся никогда.
– Да, через восемь недель, если мне не изменяет память…
* * *
Огромный баул личных вещей заставлял всё время идти, сильно наклонившись вперёд. Собственно, Саша и не шла совсем – тяжёлая ноша просто толкала её, и оставалось только переставлять ноги. Никто из команды, вернувшейся со Сциллы, даже не порывался помочь женщине – начальница экспедиции была не в духе, устроив своим подчинённым грандиозный разнос, и коллеги толком не знали, за что и почему.
Полякова всегда слыла довольно импульсивным человеком, легко выходившим из себя, но в последние месяцы пребывания на планете-океане она стала явно позволять себе лишнее, на что товарищи ей частенько указывали. Работе это не особо мешало – начальница быстро вспыхивала, но и столь же быстро остывала, нередко извиняясь за своё поведение, но в приватных беседах за рюмкой чая на вопросы о личных тревогах отмалчивалась. В конце концов, участники зимовки (на том полушарии Сциллы, где работала экспедиция, целый земной год лютовала зима) решили, что их командир просто смертельно устала. В этом была доля правды, и немалая.
Планета отличалась суровым нравом. Сезонные шторма играючи переносили колоссальные массы воды, и каждый выход из подводного городка был сопряжён со смертельным риском – даже на глубине шестидесяти метров волнение швыряло многотонные батискафы, словно щепки, и учёные много раз оказывались в критических ситуациях. Удары о скалы повреждали подводные аппараты, и приходилось иногда по нескольку суток сидеть в залитом водой холодном склепе, где дыхательный аппарат, пара тюбиков безвкусного пищевого концентрата, гидрокостюм, а точнее настоящий скафандр, да едва живой фонарик были твоими лучшими друзьями и единственной надеждой на спасение.
И даже счастливое избавление от мучительной смерти приносило лишь временную передышку, ибо возвращаться приходилось в подводный комплекс, чья пригодность для нормального обитания человека была весьма условной. Как ни старались люди, а сырость проникала во все без исключения закоулки крошечного поселения, до предела урбанизированного, напичканного электроникой, механизмами и лабораториями до такой степени, что даже не осталось места для нормальной кают-компании. Перевозка через космос – дело чрезвычайно дорогостоящее, и проектировщики уделили больше внимания функциональности, рассчитывая на то, что сверх всякой меры загруженные работой учёные не будут особо обращать внимание на «мелкие» неудобства, да на сравнительно короткий срок командировки. И часто получалось так, что, вернувшись из тяжёлого, полного смертельной опасности похода в пучины чужого океана, измотанные люди не имели возможности нормально отдохнуть.
Мокрые, потерявшие в весе по несколько килограмм, они не могли себе позволить принять горячую ванну – пресная вода была на вес золота. Постиранная одежда от дикой влажности и холода никак не желала сохнуть, и сушить её приходилось, сначала «прожаривая» над вентиляторами, гонящими горячий воздух из утробы аппаратуры, а потом ещё и «досушивать» теплом собственного тела.
Свежих припасов на Сцилле не было решительно никаких – биосфера для человека убийственна, да, белковая, но на этом сходства и заканчивались, и учёным приходилось месяцами давиться пусть и очень питательной, насыщенной витаминами, но исключительно однообразной пищей. Съесть домашний пирог с яблоками – Саша в шутку утверждала, что только эта мечта удерживает её от суицида. А в каждой шутке, как известно, есть только доля шутки…
Триста шестьдесят пять земных дней. Целый год беспрерывной борьбы со стихией, хищниками, усталостью, отчаянием, которое временами опустошало душу.
Саша на несколько минут задержалась в терминале питерского порта – островок зелени, небольшой садик, вызвал у отвыкшей от красот родной природы женщины неописуемы восторг, и она гладила листья деревьев, не веря собственному счастью. Она вернулась. Они ВСЕ вернулись.
До них всё было иначе – Сцилла ревностно оберегала секреты, собирая с незваных гостей кровавую дань.
Но причина Сашиной депрессии крылась в ином – Элан слишком понадеялся на её помощь.
Их тандем разорвали в самый неподходящий момент – открывшаяся на Измере дорога обещала фантастический успех, но скандал поставил крест на самой возможности реализации задуманного, и куратор с эволэком приняли тяжёлое решение. Поляковой в институт дорога была пока заказана, и она отправилась на Землю, якобы в поисках лучшей доли. Лис затаился, вроде как, довольствуясь скромной должностью инструктора, но всё было не так просто.
У обоих возникло подозрение, что близость куратора и эволэка – лишь предлог (только подопытные мыши в силу своих невеликих умственных способностей не знали об их отношениях), а на самом деле отцам-командирам по неведомой причине их открытие было нужно, как мина под подушкой. Так что временно, хотелось надеяться, что временно, пришлось разбежаться, и якобы даже прервать общение. Александра усиленно корчила из себя обиженную на всех и вся – писем непосредственно в ИБиС не писала, а с Эланом связь поддерживала, но письма доставлялись окольными путями. Подопечный, согласившись на стезю инструктора, получил возможность понаблюдать за работой эволэков со стороны. Как выяснилось впоследствии, они сделали очень правильный ход, и экс-куратор взвалила на себя роль секретного агента.
Перед ней стояла непростая задача – пробиться на самый верх учёного мира Земли, естественно в области биологии, особенно молекулярной, а уже свысока оценить деятельность руководства ИБиСа. Но всё оказалось не так и просто…
Саша работала как одержимая, и успех не заставил себя ждать, но постоянные «полевые выходы», то есть попросту командировки в иные миры, хоть и позволяли ей продвигаться по служебной лестнице, но расследование почти остановилось, попросту не было ни времени, ни сил. И это её вгоняло в дрожь.
Боязнь отстать от событий, не успеть узнать и передать нечто важное, преследовала её все эти годы. По мере того как сменялись времена года на старушке-Земле, тревога нарастала: полезными знакомствами её жизнь наполнялась слишком медленно. И хотя не её в том была вина, жизнь кочевника однозначно подразумевала именно такое положение вещей, Александра без конца попрекала себя за сделанный выбор. Может, проще было вести тихую, скромную жизнь, а немалые средства, что удалось скопить, пустить именно на шпионскую деятельность? Смогла бы она добиться нужного результата, получить подтверждения, либо опровергнуть выдвинутые опасения? Иногда ей казалось, что смогла бы…
Но, наконец, финал. Она уже доктор ксенобиологии, двери открыты, и можно действовать. Её постоянные вспышки гнева на Сцилле объяснялись именно этим – бедная женщина не могла дождаться окончания последней «ссылки». Теперь она уже не будет ежедневно рисковать на других планетах, а сможет заняться тем, ради чего учёные и ставили на кон собственную жизнь.
Собранный богатый материал открывал непаханое поле для написания научных трудов, а они, в свою очередь, открывали доступ к общению со многими видными людьми, давали надежду на получение званий, грантов, руководящий постов. А это уже иной уровень, с высоты которого хорошо видны тайны, интриги и подковёрная борьба. Можно глубже и правильней оценить перспективы развития целых отраслей биоиндустрии многих звёздных систем и вычислить опасность, если таковая грозит родному институту.
– Вам помочь?
Знакомый красивый баритон заставил Сашу резко обернуться.
Он всё же пришёл. От нахлынувшего счастья женщина забыла про все печали, и, бросив тяжёлую ношу, повисла на шее любимого человека.
* * *
Пространство вольера снова заполнилось шумом: две кошки пытались догнать Лесавесиму, но та тоже была не лыком шита, стрелой уносила ноги, ловко уворачиваясь от цепких лап каждый раз, когда, казалось, что два хищника уже настигли её. Сожрать, конечно, не сожрут, но отмутузить могут, и Элан с некоторым беспокойством наблюдал за их играми. Одни прятали острые когти и клыки, а его крылатое чудо не пускало в ход ядовитые зубы, но сердце каждый раз замирало, когда незнающие угомону дети сходились «в ближнем бою». Глаз переставал различать движения – всё сливалось в вихрь красок, из которого во все стоны летели перья и клочки шерсти, доносились то вопли восторга, то отчаянное мяуканье, в зависимости от того, кто брал верх. Заметно подросшие дети никогда не дрались всерьёз, но в играх выясняли, кто сильнее, и строили на основе полученных синяков и шишек иерархию в стае. Стае, надо сказать, очень необычной, разношёрстной по составу.
Пять рыб занимали глубокий бассейн. Кошки с Лесавесимой даже не пытались на них охотиться – метровые «угри» сами могли задать жару кому угодно, быстро продемонстрировав свои способности к самообороне, и слушались только Афалию. Девушка кормила их с рук, чесала спины и плавники, а сейчас, несмотря на раннюю весну, в утеплённом водолазном костюме, просто плавала с ними в прозрачной воде.
Пина росла на берегу озерца у самой воды, уже почти в рост человека, и была заметной фигурой. Каждый вечер, как только освещённость падала ниже строго определённого предела, она зажигала огни, и все обитатели собирались под её ветвями, даже эфы жались как можно ближе к сосне, и ночевали под тусклым светом её иголок.
Хилья всё больше времени проводила в воздухе, выражая глухое недовольство стеснённостью помещения. Ханнеле, едва встав на ноги, столкнулась с серьёзной проблемой – дочери надо было развиваться, а на волю не пускали.
Лесавесиму эта проблема коснулась в меньшей степени, но и не более того. Она практически одинаково вольготно чувствовала на земле и в воздухе, вдобавок хорошо плавала, и находила больше возможностей для самореализации, чем большая сестра. Но небо манило…
А вот кошки чувствовали себя вполне комфортно. Большая площадь вольера, насыщенная зарослями, рукотворными кручами, деревьями, позволяла им вдоволь резвиться, и Фелида с Фердинандом просто наслаждались бы жизнью, если бы не серая молния.
Крылатая непоседа серьёзно доставала кошек, довольно ленивых от природы, своей энергией. Вот и сейчас, Элан чувствовал в разыгравшейся погоне не столько стремление поиграть, сколько поставить на место расшалившуюся Лесавесиму.
– Вперёд, котятки! – Линара, сидящая тут же на скамейке, подбадривала своих питомцев. – Задайте ей!
Два барса почти зажали крылатую в тиски, но та применила очень оригинальный приём – пулей вскарабкалась по стене, и, оттолкнувшись от вертикальной поверхности, перекрутила тело в полёте и приземлилась уже за спиной преследователей. В состязаниях с кошками она всегда соблюдала джентльменское правило – не пользоваться крыльями, и сегодняшний день исключением не был. Впрочем, это было лишнее.
Фелида и Фердинанд уже махнули лапой на бесперспективную затею, тяжело дышали, умаявшись от беготни, а не пойманная ими Лесавесима, раздувшись от гордости, двинулась к сидящим рядком, как воробьи на жёрдочке, эволэкам.
– Хорошо, что не догнали, – довольным тоном прокомментировал Элан, – а то, неизвестно кто бы кому задал!
Линара не стала вступать в полемику. Хоть и любила своих кошек до головокружения, а отрицать очевидные вещи глупо – крылатые сёстры уже заметно больше её питомцев и гораздо сильнее, а со временем разница только увеличится.
Элан поднялся с лавочки только для того, чтобы тут же опуститься на колени, и заключить в объятия свою ненаглядную дочурку. Все присутствующие невольно повернули головы, любуясь трогательной сценой. Даже Афалия, сидящая, вроде бы в сторонке, на краю бассейна, обернулась.
Лесавесима и Хилья, заметно подросшие, производили неизгладимое впечатление на всех, кому только доводилось их видеть. Стройные и гибкие, они не имели ничего общего ни с человеком, ни с птицей. Гордые и сильные, словно пара драконов, сошедших со страниц книги. Только что дышать огнем не умели, да перья вместо чешуи. Но самое главное – это их глаза. У большей сестры – два океана мёда, в которых можно тонуть хоть целую вечность, у серой молнии – два скопления звёзд, словно погружённые в голубые озёра.
Ханнеле, естественно, была тут же, а её дочка, уже перегнавшая маму по росту и весу, устроилась в её ногах, не принимая особого участия в шалостях. Не то, чтобы она была неуклюжей на земле, но в способности ходить была сродни человеку, заметно уступая и кошкам, и тем более своей сестре. Зато она была рождена истинной королевой воздуха!
Вся пятёрка эволэков, несмотря на ранее утро (до завтрака был ещё целый час), собралась в вольере – этой ночью они почти не спали. Сегодня очень ответственный день, презентация перед Ученым и Попечительским Советами результатов своего труда. Нервничали все дружно, даже сейчас, так что, пузырёк с успокоительными таблетками завершал свой второй круг. Сегодня не только решалась судьба их детей, но и их собственная, и кураторов. Может и звучит немного кощунственно, но от действия должна быть польза. Эволэкам прививали глубокое понимание этой здравой мысли, и они не создавали зверушек ради собственной прихоти. Ну… во всяком случае, не только ради собственной прихоти…
И всё же, и всё же. Элан скосил глаза на своих подруг, и ясно увидел на их лицах плохо скрываемую досаду. Ханнеле тискала Хилью, и та отвечала лаской на ласку, но во взгляде девушки читалась боль, ведь не могла она, эволэк, не понимать, что именно сейчас произойдёт.
А произойдёт банальный аукцион. Именно так, коротко и страшно, мерзко и гадко, плоско и просто. Все, все без исключения эволэки ненавидели эти часы своей жизни, когда приходилось представлять своих выстраданных чад как товар на оценку толстосумам, но ничего поделать не могли. Их труд должен приносить пользу Человечеству, и точка! Так их воспитали. Наверно, это даже правильно…
Всё равно тошно… Элана вырвал из замкнутого круга невесёлых мыслей странный звук прямо у уха – доченька сосредоточенно пережёвывала воротник его белоснежного одеяния. Он отнял у неё эту игрушку, и ещё крепче сжал в объятиях, молча прося прощения, а та не понимала его угнетённого настроения. Всего минуту назад её отец светился от гордости за свою крылатую дочурку, а сейчас совсем раскис. Душа его сжалась в комок от стыда, чуть не теряясь в груди где-то под сердцем, что болезненно билось, обливаясь кровью.
Почему тебе больно?
Элан до сих пор не мог сказать, как именно происходит их с Ханнеле общение с двойняшками. Просто у тебя в голове вдруг возникает череда образов, словно много людей, выстроившись в цепочку, бегом проносят перед тобой картины мастеров, и разум успевает выхватить их красоту и безупречность исполнения, осознать заложенный смысл как каждого отдельного полотна, так и всей вереницы, связанной единым сюжетом.