На изнанке чудес

Сон льется медленно, с неохотой, затягивает глубже, уносит всё дальше в бесконечность, растворяя прошлое и стирая будущее. Марта увязла в глухом болоте. Надо бы выбираться, да тяжесть не дает. Из трясины тянутся к горлу желтые паучьи пальцы. Напрасно она пытается кричать. Звуки тонут во мгле. Не двинуться, не шелохнуться. Склизкие комья водорослей залепляют рот.

Удушье наступает резко – и столь же резко проходит под лучами живительного света, прорвавшегося сквозь пелену кошмара.

Вдох – выдох. Мучениям конец.

Марта очнулась, когда Киприан склонялся над нею с чашкой травяного отвара. Рыжие кудри, полный ласки взгляд. Как тут не влюбиться? Он не был похож на мужчин, которых она встречала прежде. А напоминал скорее ангела, сошедшего с небес.

С другой стороны свет масляной лампы заслонила Юлиана. Она увидала у Марты на шее цепочку с круглым кулоном и сообщила, что какой-то неведомый Грандиоз тоже носит амулеты от сглаза. По спинке дивана прошел черный кот. Пересвет чиркнул спичкой, чтобы разжечь камин. И неожиданно стало так уютно, что Марта ужаснулась: ей на глаза наворачивались слёзы размером с океан.

– Ну, ты чего? – послышался голос Пелагеи. – Всё хорошо. Невзгоды позади. С нами ты в безопасности.

Она не проспала на чердаке слишком долго, как того опасалась Пелагея. И целительные прикосновения Киприана возымели силу уже на лестнице. Когда-нибудь Марта расскажет свою историю, а пока что пусть отдыхает. Никто в целом мире не посмеет нарушить ее покой.

На бревенчатых стенах дрожали отсветы пламени. Пелагея толкла в фарфоровой ступке цветки зверобоя и калины, тихонько напевая под нос. Ей не спалось.

Мрак шумел за окном свирепыми ударами ветра. Пересвет снова забрался в библиотеку и дремал у полки с мифами, укрывшись стёганым одеялом с чердака. А на летучей кровати, которая по-прежнему не желала парить вровень со столиком, ворочалась Юлиана. Она видела, каким огнём зажегся взгляд той девушки при виде Киприана. Сердцеед этот Киприан, вот он кто.

Стоило ей подумать о сердцеедах, как летучая кровать поплыла вниз. Вот досада! Неужели сломался очередной винт?! Но нет, дело было не в винтах. Просто кое-кто наглый и рыжий воспользовался одной из своих суперспособностей.

– Пойдем, что-то покажу, – нависнув над Юлианой, шепнул он.

Лес повздорил сам с собой и был не в духе. По ветру, на фоне полной луны, беспомощно пролетела ворона. Следом за вороной унесло летучую мышь. Юлиана поёжилась и нарочно отдавила Киприану ногу.

– Вытащить меня на холод было не лучшей из идей.

– А ты глянь, – сказал Киприан. Он подвинул Юлиану так, чтобы она видела луну, и пристроился позади, точно тень.

– Лунная дорога! – поразилась та.

Столб бледного света пересекал небо и спускался прямиком к окну, высвечивая ставни в цветочек. Но сам по себе он представлял бы довольно обыденное зрелище, если бы не одно обстоятельство: по лунной дорожке медленно и величаво шествовал кот Пелагеи.

– Вот уж точно обормот, – фыркнула от смеха Юлиана. – Перепутать лунную дорогу с обычной! Только он на такое способен.

– Знаешь, – проговорил Киприан, без предупреждения обняв ее за плечи. – Мне вдруг вспомнились верхние миры.

– Всегда было интересно, почему тебя сослали сюда. Да еще и в дерево превратили. Расскажи, а? – попросила Юлиана.

Киприан нахмурился и оперся руками о балюстраду. Эхо давних событий в Энеммане, краю Сияющих Звезд, только сейчас настигало его в средних мирах. Здесь время текло совершенно иначе. Сшивая два слоя, игла судьбы проткнула их в разных местах и соединила так, что образовалась складка. Его прежняя, вечная жизнь в Энеммане ничем не отличалась бы от жизней других Незримых, если бы не вверенная ему душа.

– Я был призван ее охранять. Но она отказалась от меня. Совет старейшин решил, что вина моя, и вынес приговор об изгнании.

– Жалеешь?

– Ничуть, – улыбнулся он, щурясь под порывами ветра. – Теперь я оберегаю тебя. По правде, встретить вас с Пелагеей было настоящим благословением. Пелагея помогла мне стать человеком. А ты… Твой облик запечатлен в моей памяти навеки.

7. Энемман. Тайна Теоры

Сердце заходится в чудовищном ритме. Почти невыносимо колет в боку.

«Как ты спасёшь мир, если не можешь спастись от себя самой?»

Непривычные ощущения. Прежде ей никогда не случалось бегать так быстро и испытывать эмоции, о которых рассказывал дед Джемпай. Он говорил, что в средних и нижних мирах страх вплетается в кружево жизни подобно красному зазубренному стеблю инириса.

Во мраке мелькают причудливо изогнутые колонны. Прикоснешься к таким – шершавым, точно наждачная бумага, – будешь тосковать три дня и три ночи. Откуда Теора знает? Да просто знает, и всё.

Слипшиеся на лбу пряди, пот, застилающий глаза… Нет, это не может происходить наяву. Сон, всего лишь кошмарный сон. Но Теора продолжает бежать. Страх чужд ей с самого рождения. Тогда почему она боится? Почему волны страха накатывают одна за другой, подобно гулкому прибою в неистовый шторм? Ведь в Энеммане нет никого, кто смог бы ей навредить.

Бесшумная тень, безликий противник, неумолимо следует за ней по пятам. Теора замедляет бег – и тень замедляется вместе с нею. Когда кажется, что опасность миновала, тень резко выныривает из-за поворота. У нее очертания человека, но лица не разглядеть. Она пугающе черна, как птицы из нижних миров.

Вместе с внутренней дрожью возникает безумное желание развернуться и кинуться ей навстречу.

Но если тень догонит, случится непоправимое.

Зацепившись за выступ, Теора падает. Тело пронизано сотнями колючих молний. Руки содраны в кровь. У нее всего одна попытка. Соки текут по жилкам листа и клокочут в стволе могучего Шима. Слёзы льются ручьями, которые трудно сдержать. Если Теора не сможет подняться, ей не место в краю Сияющих Звезд.

Она вскакивает и вновь устремляется вперед. Но на пути вырастает высокая стена. Карабкаться бесполезно – она гладкая, как чаро-камень шингиит. Теора ощущает спиной ее пронизывающий холод.

Тень настигает столь неожиданно, что сердце пропускает пару ударов. Страх испаряется. Его полностью вытесняет чувство беспредельного, исступленного восторга. С ног до головы Теору охватывает совершенно невозможное блаженство.

– Значит, так ты решила избавиться от меня? – шепчет на ухо проникновенный голос, от которого хочется немедленно растаять. – Нет ничего глупее, чем пытаться сбежать от собственной тени…

Рассветные лучи раскраивают сон на части. Он становится разноцветным витражным стеклом, зернистой мозаикой на дне глубокого бассейна. Он бледнеет, выцветает – но к Теоре еще не скоро вернется покой.

– А ну вставай, лежебока! У брата Денрера сегодня Час Встречи! – крикнула Антея, просунув голову в круглое окошко. Две смешные косички свесились по бокам. – Ты ведь не собираешься прийти на торжество без подарка?

Теора села на кровати с широко распахнутыми глазами. Солнце над чашей стояло уже высоко. Почему только ее никто не разбудил?

– Ну вот, ты опять как малиновый закат, – пробурчала Антея. – Признавайся, что снилось?

– Да так, ерунда, – смущенно отмахнулась Теора и спрятала лицо в ладонях. Щёки пылали жаром. До чего же неудобно! Всё, что ты чувствуешь, тотчас отражается у тебя на лице.

– Ты пропустила завтрак, – заметила подруга. – Давай, подзарядись хорошенько. Я подожду снаружи.

Антея вместе с косичками исчезла в окне, и Теора вновь откинулась на подушку. Кристально-чистая голубизна неба над головой была сродни чистительному бальзаму бабушки Медены. Достаточно раз взглянуть – и ум становится прозрачным, как вода из источника. Ни забот, ни тревог.

Теора постаралась втянуть воздух как можно глубже, напитаться им до краёв. По утрам все в ее семье пили небо большими глотками. Такова была традиция и необходимость. Если кто-нибудь в Энеммане ею пренебрегал, то неизменно попадал в рабство к своим желаниям.

Голод и жажда обретали над ним власть. Он сооружал крышу над домом-чашей, потому как солнце, дожди и ветра начинали доставлять немало беспокойств. Но что самое главное, переставала действовать защита Незримых.

Теора так и не смогла представить себе, каково это – подвергаться атаке злых мыслей день ото дня. Без защиты, без возможности прибегнуть к помощи покровителя. Ее собственный Незримый еще скрывался в пятне яркого света, которое везде следовало за ней, точно большой летающий щит. Но Час Встречи уже не за горами. А пока стоит принарядиться и раздобыть подарок для брата Антеи. Сегодня вечером его будет чествовать весь Энемман.

Теора облачилась в повседневное платье с широким подолом из нескольких слоев жемчужно-белого шифона, закрепила на затылке длинные вьющиеся пряди и обула туфельки цвета слоновой кости. Водяное текучее зеркало отразило налитые соком губы, большие доверчивые глаза и чересчур уж яркий румянец.

– Бледней, – приказала ему Теора. Но румянец даже не подумал сходить.

Оставалось надеяться, что это не аллергия на вчерашний укус буко-шмеля. Он жил в пузатой банке из-под джема, сердито жужжал, когда при нём обсуждали новости, и в основном жалил слегка. А Теору он жалил лишь в одном случае: если с треском проигрывал в степные шашки. Но кто же виноват, что Теора славится фатальным попаданием в дамки?

Она завязала пояс бантом и выглянула в коридор. Родители ушли из чаши ни свет ни заря, наколов записку на шип хватайдерева:

«Готовься танцевать под дождём. Предсказатель не ошибся. Тучи движутся с запада».

Теора одобрительно хмыкнула. Может, в средних мирах дождь и причиняет неудобства, но для жителей Энеммана каждый ливень событие редкое и исключительное. Едва коснувшись кожи, капли превращаются в драгоценный бисер.

В смежной комнате, откинувшись на спинку воздушного кресла, с открытыми глазами дремала бабушка Медена. Дед Джемпай постоянно шутил, что женился на ней именно из-за глаз. На лекциях в школе искусств она запросто дурачила профессоров. Пока те были уверены, что Медена внимательно слушает, она видела десятый сон.

Прокравшись на цыпочках мимо бабушкиной комнаты, Теора вышла во двор. По траве, в сопровождении своего мерцающего пятна, нетерпеливо кружила Антея. Совсем скоро в световых пятнах Теора сможет видеть Незримых заступников так же чётко, как и людей.

– Наконец-то! – обрадовалась Антея и подскочила к подруге. – Ты уже придумала, что подаришь Денреру?

Та покачала головой.

– Ничего на ум не приходит. А как насчет тебя?

– У меня тоже ноль идей. Жаль, наши надзиратели играют в молчанку. У них наверняка идей пруд пруди.

– Зато как только нам исполнится семнадцать, сможем засыпать их вопросами. И тут уж они не отвертятся, – рассмеялась Теора. – Кстати, слышала, обещают дождь. Наберем бисера полные карманы.

– Ух, и наделаем украшений! С тебя золотая проволока.

– Ясное дело!

Они наперегонки побежали на луг. Ветер гнал по небу невесомые облачка, раздувал подолы платьев и норовил растрепать причёски. Стрекозы с радужной сеткой на крыльях носились невозможными зигзагами.

Теора финишировала у валуна второй. Но кроме нее всё равно никто бы не сумел поймать солнечный луч. Очутившись у нее в ладонях, луч мгновенно истончился, затвердел, заблистал чистейшим золотом – и Теора намотала его на катушку.

– Первая тебе, раз ты так отменно бегаешь. – Улыбнулась она во все зубы. – А вторая – моя.

Ухватив следующий луч, как веревку для скалолазания, Теора переплавила его в проволоку и даже не поморщилась.

– В средних мирах твоему дару цены бы не было, – прокомментировала Антея.

– Правда?

– Ага. У них золото в ходу. Да там за пару мешков золота глотку перерезать могут! Отец рассказывал.

– Не может быть! – потрясенно проговорила Теора и механически скрутила в проволоку очередной луч. – А что еще рассказывают о средних мирах?

К валуну подлетела девушка в ярко-розовом платье – одна из тех, кто танцует у праздничных костров после захода солнца.

– И мне, и мне, пожалуйста, – задыхаясь от бега, попросила она. – Нужно к вечеру диадему сплести.

Теора не глядя протянула ей катушку и уставилась на подругу с приоткрытым ртом.

Примерив на себя роль сказительницы, Антея поняла, что эта роль ей более чем подходит. Она выдержала многозначительную паузу и продолжила драматичным шепотом:

– Еще говорят, будто люди в средних мирах не защищаются от злых мыслей. Они принимают их яд, как лекарство, и почти всё время враждуют между собой. А мысли – невидимы!

– Вот так небылицы! – не поверила танцовщица в розовом. Теоре тоже слабо верилось. Чтобы коварная черная мысль с гигантскими перепончатыми крыльями и хоботком, как у мухи под лупой, вдруг оказалась невидимой – каким же немилосердным должно быть мироздание!

Воинство дождевых туч наплыло из-за горизонта без предупреждения. Почувствовав кожей первые капли, танцовщица едва не взвизгнула от радости и сорвала с плеч лёгкую накидку. Плясать голышом ей бы и в голову не пришло. Но почему бы не избавиться от лишней одежды?

Когда Теора с Антеей опомнились, девушка в розовом уже кружилась, как сумасшедшая. От нее на землю во все стороны сыпался искрящийся бисер самых разных цветов.

– Не отставай! – позвала Антея. И Теора, вскочив с валуна, тоже принялась танцевать.

Проводив тучи на восток, все трое перевели дух. Вымокли только платья. Да и те скоро высохнут под солнцем.

– Гляди, сколько бисера! – вымолвила Антея. Крупинки размером с пятую часть ногтя горели на широких листьях изумрудом, рубином и синим турмалином. Если нанизать их на проволоку, которую сотворила Теора, любое украшение выйдет на славу.

Они ползали по лугу на коленях еще несколько часов, испачкались в соке диких соцветий, покрылись испариной, а энергии всё равно хоть отбавляй. Потом танцовщица убежала к своим.

Антея критически оглядела запасы бисера и проволоки.

– Сделаю брату ожерелье, – сказала она. – Присоединяйся. Церемония вот-вот начнется. Не хочу пропустить.

Сколько Теора ни твердила, что за чужими церемониями подглядывать плохо, Антее как с гуся вода. Она по жизни чересчур любознательна и терпеть не может сюрпризов. Ее любимое слово – «сама». Сама узнаю, сама добьюсь. Сама решу, как поступить. Когда взрослые пытались ей что-либо навязать, она убегала к зарослям Мысли.

Незримый всегда был рядом в виде светлого пятна и ограждал ее от напастей. Но Антея хотела сама. Она не откровенничала ни с кем из друзей, поэтому мало кто знал об ее истинных чувствах. Теора даже не догадывалась, насколько подруге осточертел ее извечный «надзиратель».

Не пройдет и недели, как Теора встретится с Незримым лицом к лицу, переберется из родительской чаши в новую, просторную и начнет самостоятельную жизнь. А пока они с Антеей только и могут, что украдкой наблюдать через занавешенное тюлем окно, как лучится от счастья брат Денрер.

В комнате, где всего час назад на диване одиноко лежал костюм с золотыми вставками, теперь было не протолкнуться. Собрались бесчисленные старшие родственники Антеи – все без исключения долгожители – и горячо жестикулировали. При появлении светлого пятна они замерли, а Денрер преклонил колени (надо полагать, для него пятно приобрело человеческие очертания). Он заговорил, но слов было не слышно.

– Пафоса моему братцу не занимать, – сказала Антея. – Наверняка сейчас толкает напыщенную речь.

– Куда толкает? – не поняла Теора. Она то и дело озиралась. Вдруг застукают?

Антея потянула ее за рукав.

– Давай, смотри. Если нас и застанут врасплох, наказывать не будут, – уверенно сказала она. – Всё-таки праздник.

Солнце клонилось к закату, внимание многочисленных дядюшек и тётушек было целиком приковано к Денреру. Кому какое дело до двух подглядывающих девиц?

Нехитрая маскировка – зеленые пахучие ветви кустарника мариники – позволяла видеть, что творится внутри. Сначала родственники читали Денреру напутствия. Потом подходили и обнимали, похлопывая по спине, словно прощались навсегда. Кое-кто даже всплакнул.

– Надо же, сколько эмоций! – прошептала Антея, которая на дух не переносила слез.

– Подумать только, – поразилась Теора. – Наконец-то Незримый стал осязаемым!

– Но не для тебя же. Чего разволновалась? – насмешливо скривила губы Антея.

– Всего чуть-чуть осталось ждать, – сказала Теора. – Каких-то семь дней. Ах, как бы я хотела вновь увидеть его лик!

Она поняла, что проговорилась, и залилась краской. Но, к счастью, подруга не обратила внимания на ее слова. Антея была занята тем, что подсчитывала дни. Действительно, выходило, что через неделю наступит день рождения Теоры, а там и ее собственный.

Увидеть Незримого еще раз… Так люди иных земель мечтают приехать к морю, зачерпнуть в ладони белоснежную пену и почувствовать теплый бриз. Теора грезила Часом Встречи с тех пор, как десять лет назад ей довелось соприкоснуться с тайной.

В тот день она убежала из родительской чаши к зарослям Мысли только потому, что накануне бабушка Медена рассказывала, как одна непослушная маленькая девочка без разрешения вышла за порог и наткнулась на скверную Мысль. Мысль была размером с обеденный стол, перебирала десятью уродливыми лапками и жутко шевелила слоистыми перепончатыми крыльями.

– А крылья были как у мухи Михоры? – спросила Теора.

– Как у мухи, – подтвердила бабушка.

В Теоре проснулся чисто исследовательский интерес: как же выглядит муха Михора размером с обеденный стол? И она чуть не поплатилась за свое любопытство.

У зарослей Мысли (куда детям Энеммана ходить строго-настрого запрещено) она застала Незримого за тренировкой. Тот выманивал грязные мыслишки и рубил их сверкающим мечом – одну за другой. Сделаться россыпью сияющих зерен при появлении Теоры ему не удалось. Он замешкался – что Незримым, вообще-то, не свойственно – и пропустил коварную черную Мысль, которая, недолго думая, полетела прямо на Теору.

У Мысли имелся хоботок, быстрые блестящие крылья и не меньше сотни ножек, которые бесполезно болтались под грузным сегментированным туловищем. О том, что Мысль коварна, Теора догадалась сразу. Иначе зачем бы ей столь ехидно и мерзко скалиться?

Никто не знает, что случилось бы, успей Мысль добраться до Теоры. Но сверкающий меч Корут в руках заступника вовремя рассек негодяйку пополам. И только тогда Теора сообразила, что Незримый принадлежит ей, а она – ему. И он призван охранять ее от таких вот страшилищ, обитающих в темных зарослях. Он был весь в драгоценных одеждах, с лицом неизъяснимо прекрасным и взглядом, способным воскресить из мертвых.

Зачищая меч после тренировки, он смотрел на нее с укоризной и серьезностью. Но даже эта его мимолетная хмурость показалась Теоре лучезарной. Она еще не понимала, что произошло нечто такое, о чем впоследствии пожалеют оба. То, что она смогла увидеть Незримого до Часа Встречи, было плохим знаком.

Перед тем как снова скрыться в сияющем облаке, Незримый настоятельно просил никому не рассказывать о случившемся. Особенно родителям, поскольку считалось, что первая встреча должна состояться в день совершеннолетия. Теора пообещала. Ослушаться его не хватило бы духу. Он был грозен и строг, но вместе с тем внушал обожание и тоску по бескрайним, подернутым дымкой небесам.

С тех пор Теора бережно хранила эту маленькую тайну. И Антея не раз замечала на лице подруги беспричинную, мечтательную улыбку.

8. Достать звезду

Солнце скатилось уже совсем низко, когда на мшистый валун у чаши села отдохнуть стрекоза. Антею от окна было не отлепить.

– Даже не верится, – прошептала она. – Брату семнадцать. Как быстро летит время!

– Он проживет еще триста лет, если… – Теора заговорила и тут же осеклась.

– Правильно. Если не пропадет в одном из нижних миров. Не хочется его вот так отпускать.

– Но ведь с ним будет с Незримый! – возразила Теора.

Антея покачала головой.

– Незримые не могут уберечь от всех бед. Кроме злых мыслей и жадных людей, существует много другого…

О том, какие же еще опасности могут подстерегать в иномирье, услышать не довелось.

– Прячься! Идут! – шепнула Антея и на корточках отползла за округлость чаши. Из дверей цепочкой выдвинулась сияющая процессия во главе с Денрером и его покровителем. Закатившись за горизонт, солнце послало ввысь прощальные лучи. Поплыли над лугом ароматы ночных цветов, небосвод из темно-синего сделался черным, и на нем, подобно огням маяков, зажглись огни ближних и дальних звезд. До подруг донеслись голоса гостей.

– Астрономы говорят, в созвездии дальних Сирен появилась какая-то новая ближняя звезда. Фиолетовая! – заметила престарелая родственница Антеи, которой недавно стукнуло двести восемьдесят. Она шагала легко и смеялась, как девчонка.

– Если наш Денрер спасёт фиолетовый мир, я буду им гордиться, – ответил старик с белой окладистой бородой и улыбнулся. Если сосчитать все его зубы, выяснилось бы, что их ровно тридцать два. Старику почти сравнялось триста.

Крадучись за процессией, Теора и Антея не заметили, как очутились среди костров.

– Ой, я забыла браслеты, – сказала Теора. – И платье грязное, просто жуть.

– Пустяки! – уверенно заявила Антея. – Всем подавай виновника торжества. Наш внешний вид никого не заботит.

После вечерней зари им обеим следовало надеть нарядные платья, звенящие браслеты из камня незерита и явиться на праздник костров. Иначе его еще называли праздником Воссоединения и устраивали всякий раз, когда кто-либо из жителей Энеммана встречал своего Незримого.

Нынешней ночью чествовали Денрера, длинноволосого парня-непоседу, которого вечно тянуло на подвиги и свершения. Возможно, именно от брата Антея «заразилась» тягой к самостоятельности и стремлением делать всё в одиночку.

Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что неудачная попытка забраться на башню Карему грозит если не гибелью, то полной инвалидностью. А это считалось даже хуже смерти. Зато если мышцы и сила воли не подведут, она достанет звезду, попадет в мир по ту сторону небес и докажет, что на многое способна и без Незримого. К чему ей сияющий опекун с мечом, отражающим мысли? Он будет лишь путаться под ногами. Да, конечно, Антея слышала о братской любви, которая зарождается между Незримым и его подопечным. Но какое ей дело до чувств? Проявление эмоций – удел слабых. Победы и поражения – эти суровые уроки жизни – вот истинное предназначение сильных духом.

Она не любила праздники Воссоединения. Истории о спасении миров казались напыщенными и неправдоподобными. Теора слушала их с восторгом, а вот Антея утверждала, что всё до последнего слова – вздор и чепуха. Правда, не прилюдно. При посторонних она предпочитала держать рот на замке.

С высоты птичьего полёта луг был похож на крохотную вселенную. Устремляясь к усыпанному звездами небу, змеились зеленые, синие, оранжевые и малиновые струи огня. Под ними трещали ветки и сучья деревьев из зарослей Мысли. Люди собирались – каждый у своего семейного костра. Взрослые вели тихие разговоры, среди молодых бурлило веселье. Старики сидели на широких цветастых покрывалах и играли в «энни-менни», стараясь силой мысли сбить с доски фигурки соперников.

В стороне от людей бесформенными субстанциями парили в воздухе Незримые. Теора присматривалась к ним в надежде на чудо, но так и не смогла отличить среди них того, кто спас ее десять лет назад.

Зато спаситель видел Теору, и даже слишком хорошо. Испачканное платье, пылающие алым щеки и волосы, белые, как свет дальних звезд, – всё в ней было прекрасно.

Залюбовавшись, Незримый Теоры пропустил начало торжества. Денрер вышел на середину луга, поклонился четырем сторонам света и произнес заученную на зубок речь, после чего настало время танцев.

Древняя ритмичная музыка, сотканная из звуков дюжины струнных, духовых и ударных, уносилась ввысь, к разноцветным россыпям ярких звезд, уходила глубоко под землю и кружила гостей пира в своем неудержимом водовороте. Лишь Незримые держались поодаль светлой стеной, величественные и безмятежные.

Вволю натанцевавшись, Теора улеглась на покрывало возле костра. Дед Джемпай легонько ткнул ее пальцем в бок.

– Что, с ног валишься? А наряд-то теперь не отстирать. Вот намучается Тертея!

– Да ладно тебе ворчать! – сказала бабушка Медена. – Погляди лучше, как старшие отплясывают. Нынешняя молодежь Тертее с Шеоредом и в подметки не годится.

Музыка стихла столь же внезапно, как и началась. Зазвучала едва слышная, исконная музыка лугов, наполненная треском цикад, гудением мух и шелестом травы. Покрывала переместили к центральному костру и уселись в круг.

Теора расположилась между Антеей и Денрером, дед Джемпай занял почетное место героя и рассказчика рядом со стариками из рода Менехов, Севров и Линеоров. Семья Теоры принадлежала к славному и очень древнему роду Нейлов, но молодой наследнице это ровным счетом ни о чем не говорило.

Всех спасителей миров называли по-особому. Например, деда звали Джемпай – спаситель Мередона. Отца Теоры, грозного бородатого Шеореда – спасителем Переннии. Хрупкую, но волевую Тертею – спасительницей Ангрии.

Денрер, пунцовый от танцев и священного напитка, тайком поведал Теоре, что собирается стать спасителем долины Ревий. Там, как утверждалось в книге Земель, беззащитные маленькие люди соседствовали с хищными и жестокими варварами.

Теора хотела ответить, что укрощать варваров занятие не из лёгких. Но тут дед Джемпай начал свой вдохновенный рассказ о спасении Мередона. Теора слышала его сотни раз, и всегда находила для себя что-то поучительное, чего не скажешь о подруге, которая намеренно пропускала слова старших мимо ушей. Если Антея чего-то не хотела, заставить ее было практически невозможно.

Пока Джемпай в красках расписывал свои приключения в Мередоне, ей вспомнился недавний разговор с Теорой. Изучив книгу Земель вдоль и поперёк и посоветовавшись с астрономами, Теора решила спасти край под названием Вааратон.

«Он не такой большой, как тот, что достался деду. И, похоже, не столь сложный. Думаю, справлюсь. Но что насчет тебя?»

«Родня с детства твердила, будто нет ничего лучше, чем сорвать одну из ближних звезд и перенестись в какой-нибудь мир, чтобы избавить его от бед, – вздохнула Антея. – Может, поэтому я сидела днями напролет за изучением миров. Вааратон мне по душе. Отправлюсь с тобой».

«Но что если звезда будет всего одна?»

Антея передернула плечами. Она верила в свою неуязвимость, полагалась на удачу и была убеждена, что всё пойдет по плану.

– Делай свое дело. Наряжайся, жди Незримого. А я сделаю свое. Моя судьба – на вершине подвижной башни.

– Башня Карема? – вздрогнула Теора. – Нет, даже не вздумай! Если ты сорвешься и упадешь…

– Да-да, – нетерпеливо перебила Антея. – Знаю. Хотя бы ты не читай мне нотаций. Если выживу, наши пути обязательно пересекутся.

На равнине серебрились чаши. Костры давно погасли. Ночь дышала прохладой и терпкими ароматами растений. В глубоком небе, залитом чернильной тьмой, мерцали звёзды.

Местный астроном Леррис нацелил телескоп на планету с шестью кольцами, которая одиноко висела в безжизненном космосе. Пристроился у окуляра и принялся созерцать. Ближние звезды немного ему мешали, но что поделать? У природы ничего лишнего не бывает.

Только он так подумал, как одна из ближних звезд – ярко-желтая, по цвету точь-в-точь плод кислого нерта, – оторвалась, словно плохо пришитая пуговица, и стремительно полетела к земле, оставляя позади неясный исчезающий след.

– Вот так-так! – удивился астроном. – Неужели и у природы есть от чего избавляться? Что стряслось с этой звездой? Неужели погиб один из миров? И большой ведь был мир…

Буко-шмель вернулся из дежурного полёта, залез в банку и, сварливо пожужжав, отправился на боковую. А Теора лежала в полутьме, пытаясь разглядеть рисунки на стенах своей комнаты. Сон никак не шел. Сбоку, через окно, в чашу вливался свет. Мягкое сияние разноцветных ближних звезд на безоблачном небе замедляло ход мыслей. Серебряные крапинки дальних напоминали о бесконечности вселенной.

Почти с самого рождения Теора знала: ближние звезды – это миры, где дела идут неважно. Как только в мире устанавливается равновесие, ближняя звезда гаснет и превращается в дальнюю.

Но если миссия спасения терпит провал, крушение неизбежно. И тогда ближняя звезда навсегда покидает небосвод. А на ее месте остаётся выцветшая пустота. Одни звезды исчезают, другие появляются. Так было и будет всегда.

Теору терзало смутное беспокойство. Что имела в виду подруга, милостиво позволив ей ждать Незримого? Почему судьба Антеи – на вершине башни? Неужели она задумала отказаться… Нет. Сущий вздор! Отрекшимся от Незримых не удавалось спасти даже захудалый мирок. Как правило, они сами нуждались в спасении. Антея умная. Она не станет действовать наперекор многовековым обычаям.

Зеленая звездочка Вааратона подмигивает Теоре с небес, словно намекая: после воссоединения с Незримым всё пойдет как по писаному.

«Поймаешь звезду – и она увенчает кольцо бриллиантом, – звучит в голове голос матери. – А когда мир будет спасён, бриллиант обретет силу».

Жизнь Теоры – огранённый алмаз. Ей не нужно бороться за выживание, потому что Энемман – край вечного достатка. Она ничего не знает о тьме, потому что защищена. Шеоред часто повторяет: за клумбой нужен глаз да глаз, иначе вырастут сорняки – забот не оберешься. Если сорная трава вырастет в душе, любая трудность в чужом мире покажется непреодолимым препятствием. А измученным жителям чужого мира перво-наперво нужен свежий взгляд со стороны.

«Береги свой ум, – наставляет Шеоред. – Прочерти межу, установи пограничные пункты и ни под каким предлогом не пропускай внутрь злые мысли».

Теора готова следовать любым советам. Лишь бы приблизиться к недостижимому совершенству, лишь бы хоть немного стать похожей на того, с кем вскоре предстоит объединиться.

Глубокой ночью, прислонившись к гладкой стене чаши, на улице караулил Незримый. От его длинного одеяния во все стороны исходило свечение. Прямые волосы, затянутые в тугой хвост, ниспадали на плечи, а в ножны был надёжно вдет отточенный меч Корут. По ночам в зарослях стояла мёртвая тишина. Но следовало быть начеку. В тишине чёрные мысли копили силу.

Незримому ничего не стоило пройти чашу насквозь. Он существовал вне пространства и времени, однако при желании мог легко брать в руки предметы и даже становиться подобием человека.

Теора была далеко не первой его подопечной. Он посетил многие миры и много чего повидал. Однажды рожденный из воздуха и лучей Антареса, он жил на протяжении вечности, нисколько не старясь и не страшась смерти. Увядание и болезни не имели над ним власти. Возможности Незримых, их бесспорное совершенство и сила пленяли воображение смертных и приводили их в трепет. Но при всём своем великолепии Незримые умудрялись считать себя слугами людей.

От созерцания его отвлекли шаги. Сперва шаги, а затем грубый голос.