– Меня, наверное… Уже не спасти. Но я… Не хочу, чтобы ты тоже… Здесь умер. Если найдётся какая-нибудь возможность тебе выбраться… Хоть какая-то возможность довести дело до конца, я… Тоже готова отдать за это всё, что у меня есть.

Она посмотрела на Астара. И от этого взгляда хотелось бежать. Ну нет, это уже слишком! Он не собирается помогать им сбегать, наоборот… Теперь он сделает всё, чтобы вылечить девушку! Вдруг её ещё можно спасти? Вдруг…

«Я реалист… Люди умирают, такое случается» – некстати всплыли в голове свои собственные слова. Как он мог… Как он мог такое сказать?

Волна эмоций накатилась с жаром, выжигающим в сознании всё. Доктору стало невыносимо находиться здесь, невыносимо видеть эти глаза… Глаза обречённого человека. И он бросился прочь.

Выбегая из стерильного бокса, он хотел только одного – уйти как можно дальше. Мысли путались, в голове поселился один только жар.

Но вдруг, за поворотом коридора, Астар Претович встретил своего нанимателя. Без охраны, совершенно одного и отчего-то в приподнятом расположении духа. Как странно… Что он тут делает?

При виде начальства доктор быстро взял себя в руки. По крайней мере создал видимость.

– Смотрю, Вы уже побывали у наших важных пациентов, Астар Претович? – спросил мужчина.

– А? Да… Только что от них. Вот думаю, какой стратегии лечения придерживаться. С девушкой особый случай…

– А разве Вам нужно выбирать? – собеседник даже удивился, – Постановление Совета Двенадцати крыльев №913 обязывает Вас начать их лечение с ампутации крыльев.

– Как? – доктор не сразу нашёл слова, – Но ведь… И Максу? Он же здоров.

– Он долгое время контактировал с больной, – мужчина выдохнул, обезоруживающе улыбнулся, и положил доктору руку на плечо, – Поверьте мне. Так будет лучше.

***

Були посмотрела на часы лишь раз, на секунду оторвавшись от готовки. Не было ещё и шести утра… Она встала два часа назад. И за неимением лучшего занятия, решила пойти и попытаться что-нибудь приготовить. Круглосуточная доставка привезла ей продукты, женщина достала из недр кухонных шкафов свою старую, потрёпанную поваренную книгу, и принялась за дело.

В последние дни она совершенно забросила работу. Да даже не думала о ней… И к вящему удивлению, почувствовала себя только счастливее. Ей хорошо спалось, она высыпалась, и даже с учётом того, что проснулась сегодня в четыре утра, чувствовала себя как никогда бодрой и отдохнувшей. А ведь она, казалось, забыла, какого это.

Дети ещё спали блаженным сном в комнате наверху. Они гостили у неё уже третий день, а Були казалось, что они жили здесь всю жизнь. Ради них она вновь училась готовить, играть в детские игры, и эти лишние, казалось бы, хлопоты, оказывались такими приятными. Она всё время боялась, что её семейную жизнь сожрёт быт… А сейчас этот же самый быт спасал её от сжирающего одиночества.

Она готовила суп. Ну по крайней мере пыталась. Но морковка не хотела резаться, лук выбивал огромные слёзы, бульон не желал закипать, да и вообще… Удивительно, а ведь когда-то она хорошо готовила. Но это было так давно, что уже успело стать неправдой.

– Эй, это моя идея!

– Нет, я первый предложил!

– Завались, это я сказал в самом начале! – послышался приближающийся спор.

Зевая и потягиваясь, близнецы вошли в кухню и дружно, в один голос сказали:

– Доброе утро, тётя Були.

Обычно, когда люди встречают близнецов и общаются с ними долгое время, начинают убеждаться в их непохожести. Були наоборот… Хоть Бен и Стен были совершенно разными, женщина не раз отмечала, какими же они были похожими друг на друга. Вместе, не сговариваясь говорили одни и те же фразы, у них были одинаковые жесты… Один начинал предложение, другой его заканчивал. И эта очаровательная связь двух братьев казалась женщине по истине… Волшебной.

– Доброе утро, – она отложила морковь и вытерла руки о фартук, – Вы почему так рано встали?

– Да это всё Бен не даёт мне поспать!

– Потому что Стен достал меня уже с этим вопросом.

– Та-а-ак, – протянула она, и все трое уселись за стол, – Что случилось?

– Ну… – Стен чуть прикусил губу, и даже взгляд опустил, – Короче… Я всё думаю о бабушке. Она же по нашей вине сейчас в больнице. И…

– И?

– И я так решил, что раз мы виноваты в том, что она заболела, то нам её и лечить.

Такой удивительный порыв взять на себя ответственность показался Були особенно очаровательным. Но всё же…

– Её лечением занимаются лучшие врачи, в Первой городской больнице. Думаю, они с этой задачей справятся лучше, чем…

– Да я не об этом, – Стен махнул рукой, даже не дослушав, – Нам надо как-то привести её в сознание. Врач говорил, что она всё слышит, но только ответить нам не может. Я спросил у Бена…

– Да, – брат кивнул головой, – Я читал, что разговоры с родственниками, знакомые звуки или запахи могут привести человека в чувство.

– Во-о-от, – подхватил Стен, – А что, если правда поможет?

Були непонимающе тряхнула головой:

– Погоди. Что именно поможет.

– Да печенье же! – мальчик даже всплеснул руками.

– Печенье?

– Ну… – Бен остановил порыв брата, – Наша бабушка всегда пекла нам шоколадное печенье, когда мы прилетали к ней в гости. И Стен подумал, что бабушка почувствует запах печенья, решит, что мы нашлись, и очнётся.

Женщина не знала, что ответить. С одной стороны хотелось сказать, что это так не работает, но с другой… Разве можно отказать этим милым мордашкам? А вдруг и правда поможет. Но…

– Есть одна проблема, – чуть сконфузилась Були, – Я не умею печь печенье.

Ребята с таким удивлением переглянулись между собой, словно только что рухнул один из их мировых устоев.

– А я думал… Все бабушки умеют печь печенье, – прямодушно сказал Стен.

– Эй! – брат пихнул его локтем в бок, – Это не прилично.

– Да нет, нет, ничего, – женщина заулыбалась, стараясь сгладить неловкость, – Я не бабушка, поэтому и не умею печь печенье. Я ещё даже не мама.

В последней фразе оказалось больше горечи, чем хотелось.

– У-у-у, – протянул Стен, – Это Вам тогда крупно не повезло.

Бен буравил брата суровым взглядом, и тот, прочистив горло, исправился:

– Кгхм… Но я думаю, у Вас ещё всё впереди. И Вы будете очень классной мамой.

Женщина вскинула на него взгляд… Где-то затеплился огонёк надежды:

– Правда?

Мальчик улыбнулся ей самой лучистой улыбкой:

– Конечно! Я же ребёнок, мне виднее.

Дети рассмеялись, и Були вместе с ними. Но что-то в этой короткой фразе заставило женщину надолго потерять покой. Она будет хорошей мамой… Раз даже ребёнок так говорит, то значит, так и будет.

Искать рецепт печенья пришлось в интернете. После получаса споров и пререканий был выбран наиболее похожий вариант, и ребята принялись за дело. Они, конечно, дружно сказали, что будут только помогать, но по итогу… Помогала здесь сама Були.

Братья так ловко справлялись с тестом, придавая ему сложную консистенцию, а женщина лишь с улыбкой посмотрела на свой неказистый, недоваренный суп. Всё-таки порой, выросшие в семье дети могут куда больше, чем живущая без семьи женщина.

– Блин, слишком жидкое получается, – прорычал с досады Стен, вытаскивая руки из салатника с тестом.

– Муки добавь, – не отрываясь от смазывания формочек, сказал Бен.

Були нежно улыбнулась:

– Вы прям, заправские кондитеры.

– Да нет… – смутился мальчик от похвалы, – Просто бабушка всегда так делает, когда у неё слишком жидкое получается.

Раскатывали шоколадное тесто все трое, по очереди. Сначала доверили Були, как самой старшей, но, когда выяснилась, что «бабушка делает не так», скалка, как знамя победы, перешло к близнецам.

– Эх, тётя Були, – с силой катая скалкой пласт теста, заметил Стен, – А я думал, что взрослые всё умеют.

– Брат, ты когда волнуешься, всегда таким хамом становишься! – даже прикрикнул на него Бен, – Простите его, тётя Були. Он не со зла, правда…

– Да я не обижаюсь, что ты, – рассмеялась женщина.

Она действительно не обижалась. Каждый раз, когда два этих сорванца превосходили её в чём-то, она чувствовала лишь укол грусти по упущенным возможностям. Но уж точно не обиду… Она вообще не знала, как можно обижаться на детей.

– Да, я правда не со зла… – Стен тоже немного сконфузился, – Я просто… Ну… Вот мама наша ещё ни разу нам не сказала, что она чего-то не знает. Или не умеет. Как будто бы она и прям всемогущая.

Були усмехнулась мягко:

– Все мамы такие. Они такими и должны быть, чтобы у детей всегда было, на кого положиться.

– А-а-а… – протянул мальчик многозначительно, – А я-то думал, что все взрослые так умеют.

Женщина со вздохом поднялась со стула, подошла к близнецам и положила им руки на плечи:

– Открою я вам, ребята, страшную тайну. На самом деле нет на свете никаких взрослых. Есть только выросшие, запутавшиеся дети, которые так же в этой жизни ничего не понимают, но от них ещё и весь мир резко начинает что-то требовать.

Глава 19. 21 сентября. 10:02.

Плохо, когда дурные новости сообщаются рано утром. Если ты узнаёшь что-то плохое вечером, то можешь лечь спать, и на следующий день решение приходит само. А вот если узнать плохую новость утром… Или даже ранним утром… Вообще беда. Приходится ходить с ней весь день, и каждая лишняя минута давит на тебя твоими же собственными мыслями. А они иногда бывают ой какими тяжелыми.

По-осеннему медленно поднималось солнце. Часы в новенькой, дорогой ординаторской тикали… На нервы. Ужасно бесили. Доктор никак не мог понять, кто же всё-таки прав. И что здесь происходит.

Да, ему показалось странным, что в новый корпус больницы пригласили работать только его. Хотя сюда должны были набирать как минимум целый штат врачей. И почему именно его? Он имеет дело с АЛЬВИ-вирусом, но в таком случае был бы полезнее в исследовательском центре, а не здесь. Ещё вчера, когда он вытаскивал с того света Эстена Рима, у доктора Гести не возникало таких вопросов. Но сегодня… Они появились.

Особенно непонятно было желание начальства отрубить крылья Максу и Лие. Ну ладно, хорошо Лие – она больна. Пока не умерла, вдруг операция поможет. Но Макс… Он же здоров. Конечно, стоило взять дополнительные анализы, но лаборант из больницы куда-то делся, не вышел на работу, а без него… Брать пробы – только зря переводить время и материал. В основной корпус больницы обращаться с этими анализами не позволяет инструкция – там «чистая зона». А больше, на всём втором уровне не было больниц. Конечно же, выход можно было найти, но Астар почему-то медлил.

Что же всё-таки происходит? А если всё, что ему рассказали ребята – правда? И их действительно хотят лишить крыльев, чтобы они просто не смогли отсюда сбежать, когда придёт время? И о каком деле они говорили? Какое дело они должны довести до конца, что ради него Лия готова пожертвовать своей жизнью?

Кстати, магнитные ключи от ремней Астар Претович всё-таки поискал. Не нашел… Вот это тоже было странно. Учитывая то, что у Лии пулевое ранение в крыле, как ей проводить перевязку, если доктор не сможет до него добраться?

С каждым часом сомнения одолевали всё сильнее. Но больше них его глодало чувство вины… Он испортил жизнь Лие Скорент. Обрёк её на верную смерть, но ничего не добился, и никакого лекарства не нашёл. Теперь она умрёт… Просто так. Её имя даже в науке не останется.

«В конце концов… Не уволят же меня, если пациент сбежит без моего ведома? Я здесь не охрана. И если так, то…» – он не стал заканчивать мысль.

Доктору и самому казалось, что он давно уже принял решение, но эти несколько часов раздумий и раскачки были ему необходимы. Просто чтобы убедиться, что пути назад уже нет. Пускай его и изначально не было… Зачем бы там Астара не пригласили сюда работать, раз провидение даёт ему шанс исправить ошибки, нужно за него хвататься.

По спине пробежали одобрительные судьбоносные мурашки. Значит, он в кои-то веки сделал правильный выбор.

Пружинисто поднявшись с дивана, доктор быстрым шагом направился в бокс. Парень с девушкой всё также сидели на одной кровати, и завидев гостя лишь подняли на него злые взгляды. Ну да… А как они ещё могли отреагировать на его побег несколько часов назад? Имеют право злиться.

– Слушайте, – наплевав на все меры предосторожности, доктор опустился на кровать Лии, снял очки и спустил на подбородок медицинскую маску, – Я уже, если честно, окончательно запутался. Мне просто хочется, чтобы всё это закончилось побыстрее. Но… Если вам срочно, кровь из носа, надо бежать, я могу это устроить. Правда… Это будет гораздо сложнее, чем ваш побег из 23-й. И выбраться сможет кто-то один.

– Макс, – Лия сказала сразу, что парень не успел даже раскрыть рта, – Макс полетит. Что нужно делать?

– Эм… – доктор немного помолчал, – Вот тут начинается самая неприятная часть. Раз ты соглашаешься остаться в больнице, тогда я должен ампутировать тебе крылья.

Астар Претович ожидал бурной реакции, криков и обвинений, но ребята просто молчали. Оба были шокированы таким предложением, и пока они не успели тут же отказаться, доктор проложил:

– Это необходимо. Я встретил сейчас своего нанимателя, и он почти приказал мне отрезать вам обоим крылья – это странно. Что бы здесь ни происходило, я не хочу в этом участвовать, и потому… Короче, план такой. Лия, я везу тебя в операционную на каталке с длинной простынёй. На нижний ярус каталки прячем Макса. Когда операция закончится, я положу твои крылья на ту же каталку и повезу их в крематорий. Там есть окно, Макс сможет вылететь.

– Это… – девушка сглотнула ком в горле, – …единственный выход?

– Боюсь, что да.

Лия повернулась к Максу, но прежде, чем успела что-то сказать, парень схватил её за руку и обнял ладонь своими пальцами:

– Лия… Не надо. Я не хочу, чтобы ты жертвовала из-за меня самым дорогим. Ты… И так уже…

– Макс, – нежно, и немного потеряно отозвалась она, – Если меня всё равно не спасти, то какая разница, умру я с крыльями или без? А если это поможет вытащить тебя отсюда, то ты сможешь завершить начатое. Лети к Мейду Йовичу, приведи его к лаборатории. Я уверена, он придумает, что делать. И ты не получишь срок из-за меня.

– Но…

– Я… – она резко перебила его не начавшуюся фразу, – Я сама… Хочу этого. Пусть всё… Так и кончится. Я заварила эту кашу, я тебя в неё втянула. И я, как обещала, сделаю всё, чтобы тебя из всего этого вытащить.

Она помолчала немного. Потом, посмотрев ему прямо в глаза, добавила совсем тихо:

– Мне… Уже всё равно. А у тебя впереди целая жизнь. И с родителями ты так и не поговорил. Ты просто не можешь умереть до этого момента.

Макс выдохнул… Опустил голову и произнёс очень серьёзно:

– Ты тоже.

Когда их взгляды снова встретились, он сказал ей прямо в глаза:

– Ты тоже не умрёшь до этого момента. И вообще не умрёшь. Я обещаю тебе.

Она лишь мило, грустно усмехнулась. Она знала, что это была ложь, но не стала возражать.

А может, подумалось Астару, что это вовсе не ложь, а вера. Вера в лучшее. Вера в то, что жизнь побеждает смерть. А если кто-то так отчаянно во что-то верит, предмет его веры просто не может быть обычной ложью.

***

Операционную подготовили за пару часов. Полчаса из которых Астар собирал медсестёр и санитаров по всему корпусу – в итоге набралось не так много народу, но для проведения одной операции вполне себе хватит. Перед началом доктор отчитался своему нанимателю, и тот похвалил его за предусмотрительность, с самой добродушной улыбкой. Разве люди могут так радоваться, когда кому-то отрезают крылья? С каждым часом доктор Гести всё больше убеждался, что не хочет во всём этом участвовать.

Каталку врач подготавливал сам, под предлогом того, что все санитары заняты. Лия тоже уже успела провести необходимую подготовку, а Макс даже соорудил на своей кровати подобие спящего человека из подушек и одеяла. Слишком старый приём, но до сих пор работает.

Дальше Астару на какое-то время пришлось их оставить. Ему тоже нужно было готовиться к ампутации.

Девушку привезли к операционному блоку в половине первого. Она была бледна, и едва держалась на ногах. Уже в полной экипировке, доктор ждал её рядом с холодным операционным столом.

Она вошла… Поддерживаемая медсестрой, со слабым отчаянием глянула на стол, разложенные инструменты, скальпели и зажимы… Её взгляд остановился на дуговой пиле, и девушка ещё больше побледнела.

– Проходите, ложитесь на бок, крыльями ко мне, – сказал доктор.

За маской и толстым слоем хирургической экипировки, он чувствовал себя немного дистанцированным от всего, что здесь происходит. Словно это было не с ним. Но всё-таки, хотелось удалиться ещё больше. И он обратился к девушке на «Вы», казалось бы, чтобы поддерживать легенду при персонале, но на самом деле ему самому было так легче.

– У…угу, – она слабо кивнула и забрала локоть из заботливых рук пухленькой медсестры.

Эти несколько шагов ей предстояло сделать самой.

А доктор размышлял, что же хуже. В 23-й Небесно-парковой хирурги проводили ампутации пациентам, когда те ещё не пришли в сознание. И что же тяжелее… Очнуться и осознать, что у тебя нет крыльев, или же самой идти на операционный стол, как на плаху, точно зная, что за этим последует.

Она шла, не останавливаясь. Медленно, но ни на секунду не задержавшись. Она знала, если остановится хоть на мгновение, дойти уже не сможет… Пусть ты и думаешь, что умираешь, пусть тебе и всё равно… Лишаться самого дорого, когда ты ещё жив, когда ты ещё дышишь, очень трудно. Особенно после того, как долгое время за это боролся.

– Готова? – спросил врач невпопад, когда девушка поднялась по ступенькам и села на операционный стол.

Как будто к этому можно быть готовой.

– Да… – отозвалась она пространно, пустыми глазами смотря в стену, – В конце концов… Это всего лишь крылья.

Это всего лишь крылья… Всего лишь крылья. За которые она боролась последний месяц. Которые так не хотела отдавать, ради которых готова была сесть в тюрьму, если её поймают. Это всего лишь крылья… Это всего лишь поражение в одном шаге от победы.

Девушка легла набок, и два белоснежных крыла свесились с операционного стола. По-хорошему, все операции на спине стоит проводить только, если пациент лежит на животе, но… Это не тот случай. Просто пилить крылья в горизонтальном положении не удобно.

– У нас… Ещё нет анестезиолога, – доктор взял в руки шприц с новокаином, – Поэтому ты будешь в сознании во время операции, но боли не почувствуешь.

– Хорошо, – она подтянула колени к груди и обняла их руками, – Так даже… Лучше.

Нет, на это невозможно было спокойно смотреть! Доктор ощущал себя средневековым палачом, к которому привели на казнь измученную пытками ведьму… Оказавшуюся праведницей.

И как ему с таким чувством работать? Сейчас, делая ей уколы обезболивающего, хотелось только одного – всё бросить и улететь отсюда к чёрту. Как можно дальше… Настолько, насколько возможно.

За одно только девушке можно было сказать спасибо – она не плакала. Когда нервные окончания в спине были полностью заблокированы, и она перестала чувствовать боль, то как будто расслабилась. Её глаза были сухими и пустыми, лицо бледным и отрешённым.

А вот доктору хотелось рыдать. Когда он взял в руки пилу, то ощутил её холод даже сквозь резиновые перчатки. Он приложил лезвие к основанию крыла… Полетели перья, звук разрезаемой кости был самым адским из тех, которые доктор только мог слышать.

А девушка не двигалась. Она лежала безвольной тряпичной куклой, и только постукивала пальцами по столу, словно в голове её вертелся навязчивый мотив. Стоило остановить её, чтобы не мешала, но… Доктор просто не смог.

С мягким шелестом отрезанное крыло упало на пол. Из-под ног Астара его тут же утащили медсёстры. В горле врача встал такой огромный, такой горький ком, что он сколько ни пытался, так и не мог его проглотить.

– Доктор, – начала девушка, когда он зажимал открывшиеся вены и артерии, – Знаете, я тут подумала… И решила. Что нужно сказать Вам это сейчас… Спасибо.

– Что? – он застыл так резко, едва не выронив зажим из рук.

– Спасибо, – повторила она, не оборачиваясь.

Она лежала к нему спиной, и он мог видеть лишь часть её щеки и волосы, но смотрел не на них. Он смотрел на кровавый обрубок крыла, и слышал… Благодарность. Так резко рознилось увиденное с услышанным.

– Но… За что? За то, что я…

– Нет, не за то, что Вы делаете сейчас. Хотя и за это тоже, – туманно отозвалась она, чтобы медсёстры ничего не заподозрили, – Я хотела сказать спасибо просто за… Шанс, что ли.

– Какой шанс?

– Ну… Жить. Знаете, из-за того, что Вы сделали, моя жизнь резко сократилась по продолжительности, но… За последний месяц столько всего произошло.

Она улыбалась… Астар не мог в это поверить. Эта девушка, с обрубленным крылом, свернувшаяся клубочком на операционном столе – улыбалась!

– Я побывала на земле, – начала перечислять она, и в голосе её сочились нежные, медовые интонации, – Я давно об этом мечтала. Я увидела васильки… Настоящие, представляете? Не на картинке, а в живую. Они всё ещё цветут, хотя уже кончается сентябрь. Я… Видела рассвет, я слышала дождь. Мне кажется, за этот неполный месяц я сделала куда больше, чем некоторые люди за всю жизнь.

Доктор пилил, но ни он, ни она уже не слышали этого адского, режущего звука. Всё сознание и врача, и пациентки сосредоточилось на её тихом, слабом, но всё же таком нежном голосе:

– И знаете… Всё это благодаря… Вам. То есть, если бы не Вы, ничего этого уже не было бы в моей жизни. Конечно, Вы могли отрубить мне крылья сразу, как только началась первая лихорадка, и выздоровев, я отправилась бы домой, навеки проклиная жизнь, которая у меня осталась. Ведь без полётов это… Не жизнь. Так, существование. N-ное количество бессмысленных дней до смерти. А так… Мои жизненные часы резко сократились, но в то же время наполнились куда большим смыслом. И приключениями… Которых мне так не хватало.

Трудно было даже дышать. Под плотными пластиковыми очками упорно пытались проступить слёзы, но доктор как мог, удерживал их в себе. Если заплачет, он не сможет видеть, что делает, а он должен ещё закончить. Ради Макса… Ради Лии… И ради себя, чтобы хоть немного исправить всё то, что уже натворил.

– Знаете, – она мягко рассмеялась, – Макс обвиняет Вас в моей смерти, а мне хочется благодарить Вас за жизнь. Парадокс, правда?

Действительно, парадокс… И как она может такое говорить? Он почти убил её, а она… Благодарна? На то, чтобы осознать это, ушло достаточно времени.

Так всё-таки, могут ли люди быть благодарными? Их спасаешь – они проклинают, их убиваешь – они благодарят. Астару неожиданно показалось, что он совершенно не понимает людей. И всё же… Эти слова… Как будто что-то вернули. Что-то разорванное начало по ниточке, по волокну соединяться в его сердце. И кровь прилила к лицу, и руки стали теплее.

Когда он допилил второе крыло, оно с монументальным шелестом бухнулось на пол. Оставалось лишь вырезать из спины девушки два окровавленных, белых обрубка.

***

Макс просидел на нижнем ярусе каталки всю операцию. Согнувшись в три погибели, и всячески стараясь не дышать, он закрыл голову крыльями… А хотелось так закрыться от всего мира. Каталка стояла в предоперационном блоке, и потому парень не слышал, что творилось в самой операционной – за стенкой с широким, толстым стеклом. Иной раз и хотелось выглянуть, но он боялся. Нет, не того, что его заметят… А того, что он там увидит.

Её крылья… Всё-таки она их лишилась. Столько борьбы, столько упорства. Такая отчаянная надежда, и вот… Она отдала их, чтобы спасти его. Ну что за… Раздражающий альтруизм?

«Посмотри, у меня чистые крылья!» – вспомнил он тот самый день. День, когда простился с ней в первый раз.

«Просто крылья… Самое дорогое, что у меня есть. И я не хочу их терять». Что-то вроде этого она говорила. Макс уже не помнил слов… Но помнил эмоции.

Сколько раз после этого он мысленно с ней прощался? Каждый день в её квартире, потом в доме Рока, когда она потеряла сознание. И вот теперь… Она столько раз умирала в его страхах, но ещё хуже было то, что всякий раз наяву она оказывалась жива. Она обманывала смерть, и парень с каждым разом боялся всё больше и больше лишь одного… Вдруг в следующий раз не получится? Вдруг смерть всё-таки победит.

Операция закончилась. У парня к тому моменту совершенно затекли и ноги, и крылья, но он всё равно не шевелился. План их держался, мягко говоря, на сплошной удаче, но верить в лучшее хотелось до последнего.

Открылась дверь. Макс услышал, как Лию переложили на другую каталку и увезли прочь. Санитары пошли мыть операционную. А доктор Гести, потому что это был только он, больше некому, бухнулся на кушетку в предоперационном блоке, и… Просто сидел молча. Не двигался.

О чём он может думать? Времени же совсем нет.

К парню приблизились чьи-то шаги, и судя по звуку, наверх положили крылья. Кто-то уже хотел толкнуть каталку к выходу, но доктор быстро и устал сказал:

– Оставьте. Я сам отвезу в крематорий.

– Ладно, – неизвестные пожали плечами и ушли обратно.

А доктор поднялся и наконец толкнул каталку к выходу.

Фух… На этот раз обошлось. Макс намеренно блокировал все мысли о том, что было сейчас в операционной. Нет, хватит… Он старался думать только, как доберётся до Мейда Йовича, и что ему расскажет. Как они полетят в лаборатории, арестовывать всех этих гадов, и как он вернётся за девушкой сюда. А она обязательно его дождётся. Она не умрёт до того момента.

Новая каталка не тряслась, а нежно лавировала по поворотам. И с каждым новым всё сильнее колотилось сердце. Вот сейчас… Вот уже совсем скоро крематорий.

– Доктор Гести! – чуждый окрик раздался в конце коридора.

Врач замер, и каталка вместе с ним. Нет… Не останавливайся! Сейчас совершенно не время!

– А… Здравствуйте, – доктор перехватил ручки поудобнее, и покатил каталку перед собой уже много медленнее, – Ещё раз.

– Вы что, сами везёте крылья? – изумился незнакомый голос, когда оказался совсем близко.

– Ну… Да, – Макс по интонации чувствовал, какая в Астаре Претовиче была неуверенность и напряженность, – Просто понимаете, Лия Скорент… В какой-то степени дорогой мне пациент.

– Доктор, – снисходительно протянул незнакомец, – Вам ли придаваться меланхолии? Вы – герой. Нет, даже лучше. Вы – врач. И спасаете важных людей. Потому не стоит брать на себя роль санитаров. Эй, там!

Незнакомец крикнул в пустоту, но в ту же секунду в коридоре зазвучала третья пара шагов.

– Отвезите крылья в крематорий и сожгите.

– Угу, – отозвался грубый, незнакомый голос, и кто-то порывисто толкнул каталку вперёд.

Макс едва удержался.

– Что-то… Тяжелая.

– Просто… Просто новая! – голос доктора был на грани дрожи, – Наверное, стыки ещё не притёрлись.

– А… Ну да, – отозвался тот грубый тембр, и каталка вновь покатилась вперёд.

Первый пришедший ещё что-то говорил доктору, но Макс так стремительно удалялся, что не смог разобрать ни слова больше. Что ж… Дело усложнялось.

По крайней мере его всё ещё везут в крематорий – это хорошо. Там, он прикинул, что сможет незаметно выбраться и выскользнуть. Ну или не незаметно. Всё равно он успеет убежать. Он сможет… По-иному просто не может быть. Он должен справиться.

Пока парень соображал, каким образом лучше выбраться из-под простыни, каталка зарулила в дверь с небольшим порожком. Остановилась… И слышно было, как открывается толстая, чугунная дверь кремационной печи. Вроде бы самое время… Вот сейчас.

Но парень не успел ничего сделать. В одно мгновение кто-то с ярой силой схватил его за крыло и вытащил наружу. Огромный, шкафоподобный санитар держал его широкими ручищами, как безвольную марионетку. И парень, только заглянув ему в глаза, осознал ужасную правду… Он знал, что Макс сидит в этой каталке. И ему дали приказ его убить.

Оставшиеся секунды растянулись в вечность. Страх оголил мысли, они стали чётче. За маской почти ничего было не разобрать, но парень вдруг увидел, как его убийца… Улыбается. Он запоздало среагировал, попытался брыкаться, вырваться, но это было просто… Бесполезно.

Не обращая никакого внимания на его попытки сопротивляться, санитар перехватил парня поудобнее… За шею. И приподняв над полом, упёр в стену рядом с открытой печью.

В глазах потемнело. Макс почувствовал себя шариком… Надувным шариком, в одном месте которого чья-то рука перекрыла воздух. А он рвался наружу, упирался в закрытую шею, разрывал лёгкие. Парень пытался царапаться… Хоть как-то оторвать от себя его руки. Но не получалось.

В этот момент в его сознании не осталось ничего. Даже паники. Был только животный инстинкт изначальной борьбы… Или тебя убьют, или ты убьёшь. Третьего не дано. Лишь бы хватило сил нанести удар.

В узком пространстве зрения всплыла чугунная дверка. Очень… Очень тяжелая. И парень, схватив её одной рукой у основания, вложил все силы в то, чтобы притянуть её к себе. С размаха, дверца врезала санитару по спине и отчасти по затылку… Ещё какое-то время тот стоял, будто осознавая, что произошло. Потом его руки стали медленно разжиматься, и убийца плавно осел на пол.

Макс выбрался. Отлетел в другой конец комнаты, и только там позволил себе обернуться. И потереть болящую шею. Дыхание всё ещё было хриплым и сжатым, он пытался как-то наладить его, но боялся задерживаться здесь даже на секунду.

Согнувшись пополам, он добрался до окна, распахнул его и бросился вниз. Падал ещё несколько метров… Пока мозг окончательно не заработал, а лёгкие не вспомнили свою основную функцию. Только тогда он смог полететь. Прочь, не оглядываясь, сломя голову и со всех крыльев. Теперь главное – добраться до министра.