Tasuta

Экспериментариум

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 9
Нет худа без добра

Анчибел встал посредине веранды и, окинув всех быстрым взглядом, обхватил себя руками.

Земля загудела, заскрипела и начала трястись, темные клубы дыма заволокли пространство: не видно было ни стен, ни окон – повсюду кипел черный дым.

– Снимаю печати воплощённого Абраксаса, бездну призываю. Über die Gemmen der Alten mit dem Abraxas Bilde.

Обездвиженная Римка видела: как сверкали огненные молнии; как пальцы Анчибела превратились в острые когти и – впившиеся в собственную плоть! – рвали ее на части; как обмякла и – словно ветхая одежда – упала под ноги его телесная оболочка.

Словно под воздействием разжавшейся пружины возникло огромное существо, покрытое густой шерстью, с рогатой головой и серыми перепончатыми крыльями.

– Воплоти желание, прими жертву! – вздымая крылья, выкрикивал Анчибел.

Он стоял посредине веранды, которая – как маленький островок – сначала содрогалась под натиском окружившей её со всех сторон адской стихии, а затем, будто оторвавшись от земли, повисла в воздухе.

– Мое желание – исполнись! – приступил к ритуалу Макс, подняв на руки несопротивляющуюся Римку.

– Смотри, слепой! Твоя подружка покидает этот мир! – недочерт держал девушку над головой, и казалось, не торопился принести её в жертву, наслаждаясь осознанием своего величия.

– Не будет этого! – вдруг крикнул Силан и, прыгнув прямо на недочерта, вырвал у него Римку.

Положив ее на пол, он мощным пинком отправил нечистого в бездну.

– Помогите! Спасите! А-а-а, Анчибел!.. – орал Макс.

Он размахивал руками и ногами, исчезая в черной пучине.

– Волей Камня-Алатырь – земля расступись. Волей Камня-Алатырь – время остановись. Волей Камня-Алатырь – не возьмет нас смерть… – выкрикнул Силан и с размаха швырнул в бездну и Лопоухого. – Сгинь и ты, Анчибел, сгинь, нечистая сила!

Грохот прекратился, вокруг просветлело…

Римка ощутила подвижность и присела.

Она с удивлением увидела, что они с Силаном летят по безоблачному небу как на ковре-самолете, только вместо ковра у них под ногами – деревянные половицы с веранды тетки Веры.

Силан сидел рядом и, улыбаясь, смотрел на Римку,

– Силан, ты снова видишь!? – обрадовалась она. – Как это?

– Так… Недочерт помог! Дурак, он, видимо, поглумиться хотел и крикнул мне: «Смотри, слепой!», – вот его желание и исполнилось… А дальше… Я сам сориентировался.

– Я знаю, куда мы летим, – улыбнулась Римка и начала декламировать стихи.

Они очень подходили к той ситуации, в которой оказались Силан и Римма.

На море-Океане,

На острове Буяне,

Меж камней – богатырь

Есть Камень-Алатырь.

Он бел-горюч и ярок,

Неостудимо жарок

Красив его изгиб,

Кипит тот Камень-кип.

Горит тот Камень-чудо,

Что лучше изумруда

Он каждый миг – живой,

Тот Камень солнцевой.

Под Камнем тем сокрыта

Мечта, что не изжита.

Спеши к нему скорей,

Коснись до тайн морей…

– Здорово, сама сочинила? – спросил удивленный Силан.

– Эх ты, мифологию знаешь, а поэтов Серебряного века… Это Константин Дмитриевич Бальмонт!

Ветер стих, и «воздушный корабль» замер, повиснув в воздухе над бескрайним океаном.

– Пора, – произнес Силан.

Он поочередно освободил Гагану с Гарафеной, после чего вытащил из кармана камушек.

Ворона без промедления схватила его клювом, а змейка привычным движением скользнула к птичьей лапе и, обвившись вокруг нее, благодарно кивнула спасителям. Гагана, захлопав крыльями, взмыла ввысь и исчезла.

– Мы успели! – засмеялась Римка и поцеловала Силана.

* * *

– Девушка! Просыпайтесь, – молодая мамаша трясла Римку за плечо. – У Вас телефон звонит-разрывается.

Звонила мама.

– Римуся, привет! Дядя Юра тебя встретить не сможет. Но дед Архипкин за тобой крестника отправил. Его Силантием зовут, он тебя прямо у вагона встретит…

Крысоволк

Я видел крыс в различном виде

В суровом, мерзостном и чистом

Одна из них, словно Овидий

Горестный

Была

Другая, словно из Авесты

Испепеленным Заратустрой

Предо мной

Как перед по – гробовому молчащим

Ницше

Явилась.

(Дмитрий Александрович Пригов. Лондон. 1999 год).

Частная психиатрическая клиника «Sunny hill» располагалась в уединённом местечке на юге Франции.

Трехэтажный особняк неоклассического стиля, с темно-серой мансардой и воздушно-голубыми стенами был в изобилии украшен ажурной лепниной. Живописные лужайки и цветущие деревья, окружавшие здание, усиливали очарование места и гипнотизировали посетителей, погружая сознание в легкое благостное торможение.

«Красота, тишина и покой», – поймал себя на мысли смуглый красавец месье Анри Адан – совладелец клиники и по совместительству председатель экспертного совета – поднимаясь по ведущей в административную часть корпуса лестнице.

«Может самому остаться здесь на недельку?», – но, вспомнив об истинном назначении «обители», он тут же передумал, суеверно произнеся про себя. – «Не дай бог никому…».

В просторной комнате, предназначенной для деловых встреч, Луиза – бессменный помощник руководителя клиники – расставляла на длинном офисном столе стаканы и бутылки с минеральной водой.

Стены помещения сплошь были увешены дипломами, сертификатами и благодарственными письмами. Одна из стен была посвящена истории становления клиники и изобиловала фотографиями как минимум её сорокалетней хроники.

Поздоровавшись с пожилой мадмуазель – для которой статус «мадам» видимо не был предначертан судьбой – месье Адан небрежно бросил на стол кожаную папку и стал прохаживаться вдоль стен кабинета.

– Боже мой, Луиза, какая вы молоденькая на этом снимке… 1979 год, – прочитал он подпись под фотографией. – Да, к сожалению, время беспощадно, особенно к женщинам… – он украдкой кинул взгляд в сторону Луизы.

Но Луиза никак не отреагировав на неприкрытое хамство молодого мужчины, продолжая заниматься подготовкой к предстоящему совещанию.

– А вот наш великий главврач, доктор Соломон Кац практически не изменился, что в двадцать пять, что в сорок, что в семьдесят…

– Месье Кацу всего шестьдесят восемь, – строго поправила говорившего Луиза. – Он более сорока лет отдал нашей клинике и науке.

Неловкая попытка «преданного слуги» защитить суверена – над которым нависла явная угроза смещения с должности даже при соблюдение внешних формальностей – насмешила акционера. Месье Адан хмыкнул и иронично посмотрел на женщину поверх очков: «Боится, что новый руководитель быстро найдет замену такой старой калоше, как она…».

Если сегодня на совещании удастся убедить остальных назначить на должность главврача племянника самого профессора – Филиппа Боне, советника по психиатрии при Президенте – гранты, дотации и прочие бюджетные прелести несомненно увеличат доходы учреждения.

При этой мысли Анри даже потер руки. Ровно год назад – под видом привлечения к работе в клинику перспективных врачей – он уже убедил совет принять на работу своего протеже. И честно сказать, молодой Жан Боне не подвел, а самое интересное – нашел общий язык и даже сдружился с месье Кацем, «Нашим доктором Крыса», как за глаза того называли все коллеги за исключением верной Луизы.

Месье Соломон Кац был действительно похож на хищного грызуна. Сухонький и сутулый, он передвигался по больнице быстрой семенящей походкой и исключительно вдоль стен, практически касаясь их накрахмаленным халатом. Массивный нос с горбинкой, нависающий над губами, большие розовые уши, высоко посаженные на лысеющей голове, и бусинки пронзительных темных глаз, спрятанные за стеклами круглых очков, прямо сказать, не придавали облику обаяния.

Кроме того, он имел омерзительную привычку при каждом удобном случае доставать из кармана маникюрную пилочку и точить, точить свои узкие ноготки на тощих длинных пальцах, после чего, отставив руку на расстояние, любоваться симметричностью острых верхушек.

Но это все ровным счетом ничего не значило по сравнению с методами его работы. Результаты лечения сложных, казалось бы, безвозвратно запущенных случаев душевного расстройства – которыми он мог гордиться – поражали своими масштабами. Именно благодаря его методу – «перекодировка сознания» – клинику знали во всем мире.

Тем временем комната совещаний постепенно наполнялась вновь прибывшими персонами, от решения которых зависела судьба старого доктора.

Потеющий от июньской жары толстяк Томас Морель, приятельски похлопав Анри по плечу, отозвал в сторону и, понизив голос, осведомился:

– Дружище, ты уверен, что эта рокировка не ударит по имиджу? Такой молодой руководитель в столь престижной клинике, специализирующейся на эксклюзивном методе доктора Каца… Ты все продумал, мы не лишимся пациентов?

– Дам тебе совет, Томас – чаще заглядывай в отчеты, – парировал месье Адан… – За последние два года тридцать процентов наших пациентов составляют жены русских толстосумов. Такие богемные алкоголички и наркоманки. Они даже на лечении умудряются флиртовать с персоналом, а Жан Боне – молодой и симпатичный, к тому же неплохо говорит по-русски… Помяни мое слово, пациентки из России просто повалят к нам. А что касается «перекодировки сознания» – ловкач Жан почти уговорил «нашего доктора Крысу» передать авторские права. Так что готовься увеличивать расценки и получать больше дивидендов… – Анри отомстил Томасу, позволив себе более фамильярно похлопать коллегу по плечу, специально сделав так, чтобы это привлекло внимание собравшихся, и громко завершил разговор. – Вот так, старина, новые времена требуют и новых подходов к бизнесу.

 

После чего, заняв место за столом, обратился к присутствующим:

– Господа, предлагаю начать наше совещание.

Профессор Соломон Кац уже сидел среди собравшихся и, заняв место с края стола, сосредоточено рассматривая свои руки.

– Месье Адан, – подала голос Луиза. – Месье Жан Боне до сих пор не подъехал, я несколько раз звонила, но телефон – вне зоны.

«Черт, еще не хватало, чтобы Жан не явился!», – разозлился Анри.

– Звоните Луиза, звоните не переставая, думаю, он застрял в трафике – сегодня понедельник…

За два дня до описываемых событий…

– Жан, пожалуйста, передвигайтесь быстрее, – пожилой мужчина нервно поправил очки на крупном носу и ткнул старческим кулачком в спину ступающего впереди человека. – Мне говорили, у вас есть русские корни, это правда?

– Правда, – недовольно ответил впереди идущий, освещая ярким светом фонаря каменные ступени крутого спуска, который уходил в темноту подземелья.

– Мы так торопимся, месье Соломон… Зачем нам так торопиться? У нас еще часов восемь в запасе…

– О, молодой человек! Что такое – восемь часов? Я планирую открыть вам тайну спасения человечества, которому – по моим расчетам – осталось существовать жалкие пару тысячелетий. Это ничтожно мало, если не торопиться, это намного меньше, чем вдох или выдох вселенной… Но сейчас я хотел вам заметить другое, я хотел сказать, что прекрасно то, что вы – русский. Именно ваш русский авантюризм позволяет вам иметь интерес заглянуть за установленный предел.

– За установленный предел – чего? Вы же сами, профессор, утверждали, что нет пределов, что все находится в постоянной трансформации и кругообороте, – парировал молодой человек.

– Пределов действительно нет, когда имеешь истинные знания. Я имел в виду тот «условный предел», который искусственно установлен для существующей цивилизации. Помните притчу о трех каббалистах?

Молодой человек по имени Жан, идущий впереди месье Соломона, остановился и, прислонясь к прохладной стене, прикрепил фонарь к ржавому крюку, вбитому между камней, может быть, лет пятьсот тому назад. Он попытался сделать пару тройку разминочных упражнений.

– Опять встали, Жан? Мы всего сорок минут спускаемся, сейчас еще один коридор, а потом – последний спуск. Вам сколько лет? Я думал, вы более спортивный.

– Мне тридцать три… Про трех каббалистов что-то слышал. Используя учение дерева Сифирот, они познали истину… Но истина оказалась совсем не такой, какую они ожидали, и с горя старцы сошли с ума.

– Правильно! – торжествующе воскликнул месье Соломон. – В этом и разгадка! Истина для неподготовленного ума может быть губительной! Вы, наконец, разминку закончили?

– Профессор, к чему все это?

– Я пытаюсь подготовить вас, дорогой Жан, к тому, что вы сегодня увидите. А упоминание о каббалистах можете расценивать как дань месту, в котором мы находимся. Вы же в курсе, что эти развалины и подземелья остались со времен тамплиеров, но мало кто знает, что их сакральные знания берут свое начало именно от приверженцев Каббалы.

Жан снял с крюка фонарь, и путешественники двинулись дальше. Чем ниже они опускались, тем труднее становилось дышать, воздух наполнялся сыростью, а стены и ступеньки становились скользкими и влажными. Скорость продвижения заметно снизилась.

– Вот так и истина просачивается в нашу жизнь не всегда желательными явлениями, – подал голос профессор, трогая пальцами мокрые камни.

– Месье Соломон, я надеюсь, что когда вы пообещали мне продемонстрировать наглядно суть вашего уникального метода «перекодировки сознания», вы не шутили, затаскивая меня в путешествие по лабиринтам этих развалин, – в интонации Жана чувствовалась ирония. – Кстати, это действительно развалины замка тамплиеров?

– Не сомневайтесь, молодой человек, у нас в округе таких развалин немало. Смею предположить, что и о тамплиерах мы осведомлены далеко не полностью, каждая тайная организация строится по принципу вашей русской матрешки, внешний контур которой – всегда дезинформация непосвященных. Достоверно лишь то, что в свое время они оказывали услуги каббалистам, не истребляли их семьи во время крестовых походов, за что каббалисты делились с ними секретами, вот, например, изготавливать спирт и обрабатывать им раны, кипятить воду, дабы избежать болезней…

– А вы, профессор – мастер интриги… Если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду с фонарем в руках блуждать по подземелью, просто поддавшись «гипнозу» вашего научного авторитета, я бы не поверил.

– А с моей точки зрения ничего удивительного – очень даже предсказуемые действия. Вы сделали точный расчет, устроившись на работу именно в нашу клинику. Вы понимали, что в моем преклонном возрасте целесообразно задуматься о приемнике, и сделали все, чтобы сблизиться со мной. А через время – заручившись моим добрым отношением и наилучшими рекомендациями – занять мое место. Надеюсь, не слишком обременительное потворство моим «чудачествам» действительно поспособствует укреплению наших отношений.

Ступени заканчивались, последняя из них была гораздо выше предыдущих.

Жан решил продемонстрировать пожилому коллеге свое возрастное превосходство и – вместо того, чтобы внимательно разглядеть поверхность каменного пола под лестницей – самоуверенно прыгнул со ступеньки вниз.

В этот момент острая боль, пронзившая ногу, помешала ему устоять на скользкой и бугристой поверхности камня, он попытался балансировать руками, но это не помогло – мужчина со стоном упал.

Фонарь откатился в сторону.

Пока Жан, чертыхаясь, пытался встать, месье Соломон, аккуратненько придерживаясь рукой за стену, медленно опустил ногу с последней ступеньки и уверенно ступил на пол.

Он дошел до фонаря и, подняв его, остался доволен тем, что прибор не повредился. Слегка передвинув клавишу выключателя, профессор приглушил свет.

– Зачем вы убавили свет? – капризно спросил Жан.

Он сидел на полу, прислонившись к стене.

– Истина приходит из тьмы, – ответил старик.

– Бросьте ваши метафоры и сделайте свет ярче – я не могу понять, что с ногой, – поморщился Боне. – Сейчас я сниму свитер и рубашку… – он начал раздеваться. – Вот, лучше порвите рубашку, ее придется использовать для фиксирующей повязки, – говорил он, надевая свитер на голое тело.

Профессор, отступив назад, уселся прямо на ступеньку – с которой неудачно «пикировал» молодой доктор – и принялся за изготовление «бинтов», продолжая свое повествование под звук рвущейся хлопковой ткани.

– Видите ли, уважаемый Жан, общепринятая картина мира, так яростно навязанная нам – имеет очень мало общего с действительностью. Человек вовсе не то, за что пытается себя выдавать. Все эти лозунги о гуманизме, о любви в ближнему и прочая лабуда – они навсегда останутся нереализованными. А все оттого, что человек куда охотнее вскармливает свой эгоизм, тем самым разобщая популяцию. Миллионы причин, мой бедный Жан, миллионы причин, лишь бы противостоять друг другу: по цвету кожи, по вероисповеданию, по политическим устремлениям, по полу, возрасту… Да и не в этом суть… Лишь бы разобщаться, лишь бы отмежёвываться. А этого достаточно, чтобы обречь себя на исчезновение лет так через тысячу или две. «Почему?», – спросите вы… – месье Соломон, разговаривая сам с собой, продолжил монолог. – А я вам отвечу. Потому, что перестает действовать высший закон формирования единого разума. Наш величайший коллега – Карл Юнг – он очень близко подошел к разгадке, он называл этот феномен – «коллективное бессознательное» – формой, являющейся продуктом наследуемых структур мозга, – с этими словами Соломон Кац вложил в руку Жана ровные и широкие полоски ткани.

– Так вот, я отвлекся… – продолжал он. – На определенном этапе из-за отказа человечества жить по единым законам – дабы, став мощным кластером, интегрироваться в процесс отнюдь не бессмысленного существования нашей планеты – мы стали ненужными существами. Никчемными двуногими, приносящими вред всему окружающему миру. Но так как гуманная мудрость Земли сжалилась над нами, не истребив за ненадобностью – нам была уготовлена участь «крысиного обслуживающего персонала». Оправдание нашего существования – служить крысам, действуя им во благо.

– Профессор, вы это – серьёзно? За всю жизнь не слышал большего бреда! – подал голос Жан, закончивший «бинтовать» лоскутами пострадавшую ногу. – По-вашему, крысы победили в тендере на право использования человечества?

– Отличное сравнение! – повеселел месье Соломон. – Надо будет запомнить такую меткую аллегорию: крысы победили в тендере. Вот, знаете ли вы, голубчик, сколько на планете в настоящее время проживает людей? Ладно, думаю, что знаете – семь с лишним миллиардов. А крыс? Крыс, к вашему сведению, на нашей планете – двадцать семь миллиардов. В основном они питаются тем, что производим мы, они плавают на наших кораблях, путешествуют в наших автомобилях и поездах, летают на самолетах, они используют все наши достижения. Уверяю вас, когда мы полетим обживать другие планеты – они поселятся там вместе с нами. Их единый разум позволяет им быть более живучими, более приспособленными к любым условиям. Эта отлаженная машина по завоеванию планеты сознательно использует нас в своих целях. Настоящие биологи знают, что крысы обладают коллективным разумом, который управляет действиями каждой отдельной особи. Эта объясняет многое: и быстроту, с которой эти грызуны расправляются с другими разновидностями; и успех в их борьбе с людьми. Крысиный коллективный разум способен видеть будущее лучше нас, а судьба отдельной особи – производящей за свою жизнь целые колонии себе подобных – вообще не имеет значения для популяции. А как четко выстроена крысиная иерархия: вожак, подчиненные, «разведчики»… Например, избранные вожаком «смертники» идут в разведку и поедают отравленные приманки. Если они распознают яд, то тут же оповещают членов крысиной стаи, а те – в свою очередь – игнорируют подкинутые ядовитые продукты. А «потерпевшие дегустаторы» отправляются в норы пить воду, пытаясь промыть себе желудок. Но тут уж, как говорят наши земляки: «Le jeu vaut la chandell!» – игра стоит свеч!

– Ерунда – вся ваша теория! Если крысы приобрели права на человека, то были далеко не одни. В том тендере принимали участие и победили: вирусы, бактерии, паразиты – наконец. Эти мелкие твари просто колонизировали пространство внутри нас! Сейчас меня больше интересует, как всё, что вы говорите, связано с вашим методом леченья? – Жан неловко проковылял пару шагов и уселся на широкую ступень рядом с профессором.

– Попытаюсь объяснить, – задумчиво ответил доктор Кац. – Развитие медицины, безусловно, интересует и крысиное племя. Они охотно жертвуют представителей своего сообщества для участия в научных экспериментах, исход которых пополняет копилку коллективного разума всей популяции, становясь инстинктами генного уровня. Допустите, что я сумел вступить с ними в контакт и – как Вы отлично пошутили – победил в тендере на право экспериментальных работ, – месье Соломон замолчал.

Жан вытащил из кармана спортивных штанов телефон и стал водить пальцем по сенсорному дисплею.

– Бесполезно, связи здесь нет, – констатировал месье Кац.

Жан убрал аппарат. «Хорошо, что «доктор Крыса» не заметил, как я проверял работу включенного диктофона…», – подумал он.

Неожиданно раздался лязгающий звук отодвигающегося засова и скрежет открывающейся двери.

Жан насторожился – из-за травмы ретироваться обратно по крутой лестнице у него вряд ли получиться – и посмотрел на старика.

Тот улыбнулся и успокаивающе произнес:

– Все в порядке, это Луиза, сейчас она подойдет, и мы что-нибудь придумаем с вашим передвижением.

– Луиза!?

Из темноты появилась Луиза. Она деловито поприветствовала рукопожатием профессора и его спутника. Направив луч яркого света на самодельную и не очень профессионально наложенную повязку на ноге Жана, помощница без слов подставила ему плечо и, обхватив молодого доктора за талию, помогла ему переместиться до вмонтированной прямо в стену подземелья двери.

После того, как дверь за вошедшими была закрыта на металлический засов, месье Соломон уверенным движением нащупал выключатель, и перед глазами Жана Боне возникло такое, что если бы Луиза хоть на секунду отпустила мужчину – он непременно грохнулся бы в обморок.

Небольшое, практически круглое помещение из серого сырого камня, видимо, служившее «прихожей», было наполнено смрадным зловоньем. А в самом его центре – как коврик на полу – находилось нечто отвратительное и кошмарное.

Огромное количество крупных крыс было выложено в форме колеса от телеги со спицами внутри. Только «обод колеса» был не ровным и подергивался то ли от непроизвольных мученических конвульсий звериных тушек, то ли от осознанных движений.

Хвосты – «спицы» обода – вытянутые к центру круга, были причудливо изогнуты.

 

Обезумевший от страха Жан даже не сразу понял причину, по которой эти чудовища не спешили разбежаться при появлении людей, а только вяло шевелили мерзкими лапками и злобно сверкали глазами, обнажая длинные грязно-желтые резцы их щетинистых пастей.

Приглядевшись, Жан Боне понял, что в средине этого круга – построенного телами тварей – находился грязный и многократно переплетенный узел, состоявших из их безволосых хвостов. Зловещий орнамент этого загаженного экскрементами сооружения казался настолько отвратительным, что Жан испытал судорожный позыв рвоты.

– О, Боже милостивый! Что это?

– Защита от дураков. Так называемый «крысиный король», за сорок лет я их штук двадцать собрал, – гордо ответил месье Кац. – Сначала больше семи-восьми особей соединить не получалось. В этой, так сказать, инсталляции – уже более сорока. Да прекратите паниковать – они это чувствуют. Возьмите себя в руки, еще раз говорю – это безобидный «флэшмоб». Люди, даже случайно проникшие через дверь, тут же убегут из суеверных соображений, так как увидеть «крысиного короля» – худшая из бед, которая по поверьям навлечет болезни и смерть на все их семьи. А мы с Луизой являемся неприкосновенными, потому что кормим «короля», и за это охранники берут нас под свое покровительство и защищают даже ценой своей жизни.

– Охранники? Какие охранники?

– Да вот присмотритесь, вот внизу, по стенам везде крысиные норы, все стены испещрены ими. Ну вот же, месье Боне, сколько любопытных горящих глаз сейчас вас рассматривает.

Жан стоял, вцепившись в Луизу и – слушая сумасшедшего доктора – не мог заставить себя даже опустить глаза, чтобы лишний раз не видеть этот кошмар.

– Месье Кац, Луиза, я устал стоять, давайте уже пройдем дальше. Я правильно понимаю, мы направляемся к двери напротив?

– Месье Боне, я должна вас предупредить, что обходя «короля», вам нужно внимательно смотреть себе под ноги – крайне нежелательно, чтобы вы его задели, – порекомендовала Луиза.

Потея от страха и проклиная себя за согласие посвятить выходной общению с профессором, Жан при поддержке Луизы благополучно добрался до следующей двери, толкнув которую, испытал спасительное облегчение.

Его глазам предстал привычный вид отлично оборудованного больничного отделения. Чистота, обилие света, вода и вентиляция – ничего не напоминало о том, что это обустроенное помещение находится под землей в развалинах старого замка.

– Вот это да! – выдохнул Жан.

Страх сменился восхищением.

Жан уселся на удобный стул и, принимая из рук Луизы чашку крепкого чая, понимающе произнес:

– Вот где – в буквальном смысле! – зарыты все гонорары и премии великого доктора Каца.

– Нам пришлось и этот участок земли выкупить – добавила Луиза. – Ужасно дорого, но крысы помогли. Соломон сделал так, что они круглыми сутками и огромными полчищами бродили именно в периметре участка, который нас интересовал, поэтому бывшие владельцы не мешкая продали землю и еще остались довольны, – Луиза хихикнула. – Наше экспериментальное отделение состоит из прихожей, где вам так не понравилось, ординаторской, где мы сейчас находимся, а так же: палаты, операционной и лаборатории с хранилищем.

Доктор Кац тем временем листал какой-то журнал, заполненный от руки ровным почерком бессменной помощницы, затем, бурча что-то себе под нос, прошел в соседнюю комнату, оставив открытой дверь.

– Луиза, срочно сюда! У Елены Ложкиной конвульсии, неси лекарство, – раздался его взволнованный голос

Луиза моментально удалилась вслед за шефом.

Обалдевший Жан Боне, забыв про больную ногу, тоже допрыгал до дверного проема, с любопытством разглядывая так называемую палату.

По периметру помещения располагалось множество медицинских металлических столов, на которых в прозрачных пластиковых кувезах лежали, сидели, спали или метались из угла в угол розовые, лишенные шерсти крысы.

Каждый из прямоугольных кувезов был снабжен табличкой, на которой было указано: имя, номер, дата рождения, диагноз и еще какие-то непонятные несведущему наблюдателю параметры.

Следующая комната, находившаяся за сплошной стеклянной стеной, видимо, была операционной – Жан понял это, увидев закрепленные на потолке бестеневые лампы.

А на противоположной стене, в неприкрытом до конца дверном проеме он увидел ряд металлических шкафов, какими комплектуют хранилища с возможностью поддерживания заданного температурного режима.

– Выйдете немедленно! Пациенты могут дать реакцию на ваше присутствие! – закричала Луиза.

Жан Боне стоял как вкопанный, читая имена на закрепленных табличках. Все имена принадлежали пациентам прославленной клиники «Sunny hill».

– Черт возьми, что это значит?!

– Минутку терпения, коллега, сейчас мы закончим воздействие на госпожу Ложкину… – приговаривал доктор Кац, ловким движением втыкая острую иглу в крепко удерживаемую сильными руками мадмуазель Луизы голову шипящего животного. – Ровно через полчаса ей надо подписывать завещание, и она не должна сопротивляться… – ввинчивая иглу поглубже в мозг зверька, приговаривал профессор. – Вот и отлично! Луиза, отнесите «мадам крысу» в её покои.

– Извините, Жан, непредвиденная ситуация, – проговорил он, снял резиновые перчатки и, взяв месье Боне за локоть, проводил обратно до стола.

– Наш разговор еще не окончен, мой друг. Да вы садитесь, сейчас все поймете. Даже хорошо, что вы сначала увидели, как это происходит, теперь объясню, на чем основывается мой метод, который – я надеюсь – вы продолжите и усовершенствуете.

Выпив чай, он открыл ящик стола и достал оттуда маникюрную пилочку, приступив к любимому занятию.

– Вы, наверное, знаете о том, что изучение устройства крысиного мозга ведется давно. Всем известно, что профессор Томас Демарс из университета Флориды создал автопилот из крысиных нейронов, сотрудники Токийского университета разработали «крысомобиль», работающий на основе прямого контакта между электродами и двигательной корой мозга. Нейробиологи из Лондона доказали, что нейроны, создающие координатную сетку при перемещении организма в пространстве – так называемые «grid-нейроны» – практически одинаковы у крыс и человека. Справедливости ради скажу, что я начал пересаживать человеческие стволовые клетки в мозг крысы на пятнадцать лет раньше, чем к этому приступил американский профессор Стивен Ропер из университета Флориды. Ну а получать стволовые клетки из так называемых «iPS-клеток» мы с Луизой начали, опередив нобелевского лауреата Синъя Яманака.

– Вы сейчас не шутите? – поинтересовался Жан

– А совместить пересадку стволовых клеток пациента человека в мозг крысы и, используя возникшую связь, управлять его поведением – воздействуя на зверька – уже не составило труда. Знаете, если бы я не был атеистом и прагматиком – наверное, мне бы в голову пришло что-нибудь про культ Вуду.

– Это невозможно!!! Какая связь?!

– Согласен, сразу вы не готовы переварить всю полученную информацию. Но когда вы почитаете все наши журналы и дневники, понаблюдаете за подопечными с обеих сторон – я уверен, что вы поменяете свою точку зрения, – продолжал Кац как ни в чем не бывало.

– Тогда почему вы не зарегистрировали все свои открытия?

– Обнародовать наше достижение категорически невозможно, если это открытие попадет в руки государства то… Проблема постоянного контроля и управления, да что там говорить – и полного порабощения – будет решена раз и навсегда. А наше «сообщество», в отличии от крысиного, вряд ли будет руководствоваться целью всеобщего блага… Поэтому – полная секретность… А те методы, на которые я имею авторские права – это та самая дезинформационная первая матрешка. Поэтому, хотите владеть истинным инструментом – вникайте в накопленный мною опыт.

– А как же пациенты, их права, разве вы ими не манипулируете?

– Да, но на то они и пациенты, изначально не я сделал их такими. А своими опытами я продлеваю им жизнь и делаю их безопасными для окружающих. В некоторых случаях воздействие оказывается ситуационно, но это за дополнительное инвестирование в мои разработки и только в частном порядке. Занятие наукой, видите ли, является дорогостоящим удовольствием! Вот, например, сегодня жена одного состоятельного бизнесмена из России – бывшая наша пациентка – категорически отказывалась подписывать свое завещание, естественно, составленное в интересах мужа, а мы помогли сделать её сговорчивей… – тут месье Соломон прервал полирование ногтей и испытующе посмотрел на Жана.