– Так, уважаемый, товарищ председатель, – с готовностью подхватила Людок, пардон, Люсьена Тимофевна, подобострастная секретарша партии.
– Он всегда делал на два наряда больше за смену!
– На три, уважаемый товарищ председатель, – внесла свою секретарскую правку Тимофевна.
– На три, товарищи! Мы с гордостью прибивали его на доску почета, как пример. И он висел там! Хотя и продолжал иногда привлекать наше внимание не только за то, что там висит… – председатель закашлялся, захлебнувшись собственное мыслию и упиваясь вниманием членов, – то есть, тем, что был, так сказать, примером для многих! А это, товарищи, не всем доступное счастие! Мы оказали честь! Товарищи!
И, закашлявшись вновь от переизбытка чувств, он с благодарностью взял протянутый Людком стакан и стал жадно всасывать воду.
Воспользовавшись тем, что бюрократический аппарат председателя на минутку захлопнулся и был занят иным делом, старший по цеху товарищ Лизаков, решил взять слово на себя. Ему часто намекали, что такое ответственное занятие, как брать слово, слишком тяжело для него, не совсем по его разряду ума, но он, как и все люди обыкновенные, которые спят и видят себя верхом на стуле председателей, не устоял пред соблазном и таки взял:
– Это самое, члены… – как обычно эффектно начал он, – Наши члены..То есть вы члены, – при сих словах оратор указал на сидящих перед ним членов, которые не преминули с удивлением осмотреть и себя, и соседей и снова воззриться на говорящего, который смекнув, что не с того начал, решил успокоить всех, показав на себя пальцем, – И я член. – Как будто бы это кого-то, не то, чтоб могло удивить, но и не успокоило точно.