Дома Ленка уже не плакала, хотя нос всё ещё болел тупой давящей болью, от которой глаза наполнялись влагой. Хоть Ленка старалась не произносить ни звука, но всхлипы выбивались против её воли.

Мягкой марлечкой мама умыла личико дочери, кровь всё ещё шла. Тогда она намочила новый кусочек марли, уложила дочь на диван, подложив подушку под голову, чтобы она её не запрокинула, и уложила мокрый холодный компресс ей на переносицу. Возможно марля покрывала весь нос, но холод Ленка чувствовала только на переносице. Ниже был лишь один большой кусок боли. Из-за компресса обзор перед ленкиными глазами был закрыт, но она услышала, что мама включила телевизор.

– Можно я лягу на другую сторону? – спросила Ленка маму, когда та вновь вошла в комнату.

– Ну, давай, бедовый ты мой ребёнок. – Она помогла переложить подушку, подержала компресс, пока Ленка вновь улеглась, постелила ей под голову полотенце, чтобы вода с компресса не капала на диван и подушку, и вновь положила ей на нос холодную ткань. На этот раз салфетка показалась Ленке ещё холоднее, чем в первый раз.

– Холодно, – произнесла голова с розовыми бантиками, взглядывая на маму своими серыми глазёнками из-под марли.

– Я лёд добавила, из морозилки. Так кровь быстрее остановится.

***

Ленка неспроста попросила перелечь на другую сторону дивана. Ведь в новом положении ей должно было быть хорошо видно экран телевизора. Мама взяла в руки газету с телепрограммой, сверилась с наручными часами и переключила тумблер телевизора, ища нужный канал. На втором канале шли мультики. Лена лежала, терпела боль и слушала мультики. Да именно слушала, так как из-за компресса на носу экрана всё равно не было видно. Тайком, еле заметным движением, Ленка сдвинула компресс ниже. Но не рассчитала силы, и он сполз на подбородок. Мама быстро заметила это и поправила марлю.

На диван запрыгнул Филька. Подошёл к подушке, аккуратно обнюхал марлечку на лице юной хозяйки, чихнул, поморщился, потерся головой о заплаканную щеку и улёгся на подлокотнике над ленкиной головой.

Через минутку Ленка вновь попыталась незаметно сдвинуть компресс. Мама вновь подошла и поправила. По щеке то и дело скатывалась очередная капелька растаявшего льда. Ленка изредка поглядывала в бок, чтобы узнать, что делает мама. Но и мама, занимаясь своими делами, то и дело смотрела на дочь. Поэтому Ленка решила выждать. Когда мама утратит бдительность, вновь сдвинуть компресс. А то один мультик уже закончился, а она так и не увидела, что там было. И как только подвернулся, как думала маленькая девчушка, удачный момент, тут же быстренько пальцем подтолкнула марлю с переносицы. Мама сделала замечание.

– Зачем ты его сдвигаешь?

– Мне мультик не видно.

– Значит уже ничего не болит?

– Болит.

– Вот и лежи тогда. Руки по швам. Не трогай компресс.

– А как же мультик?

– Будешь вредничать, вообще выключу.

– Мам. А как ты узнала, что я упала?

– Я не знала.

– Но когда мы поднялись, ты уже в коридоре стояла.

– Я плач услышала. Почуяла, что это «моё» плачет. Вот и вышла.

– Понятно.

Леночка повиновалась. Лежала смирно. Но всё равно нашла новый способ улучшить себе обзор. Если дёргать бровями, переносицей или губам, как бы кривляясь и строя рожицы, то компресс незаметно сам двигается вниз к подбородку. Правда шевелить лицом было больно, особенно носом. Но зато мама ничего не заметит, ведь руки Ленка не поднимала. А по телевизору начался новый мультфильм, который Ленка теперь могла спокойно посмотреть с начала до конца без просьб, споров или оправданий.

Когда сборник мультфильмов закончился, заплаканные глаза ещё были красными, но без слёз, нос чуть припух, но уже без крови и боли. И Лена вернулась к своим игрушкам и пластинкам, довольная тем, что всё-таки посмотрела мультики, как и хотела с самого утра.

Помню только хорошее

– Дина, Дина, очнись! Диночка, солнышко, доченька, очнись!…

Какой знакомый голос. Но такой грустный. Почему она плачет? Ведь со мной всё хорошо. Мне так легко и весело. Да и как может быть не весело. Ведь я на море, в ефп… в енвф… в енвфпатолии! Вот. Получилось!

Сегодня мы с Данькой были на пляже. Перед входом на него поставили красивую афишу. Данька сказал, что там написано про вечерний концерт. На пляже будут петь, все кто захочет. А называется он «Вечер песни 1985». Я цифры еще не знаю. И буквы не все. Но решила поверить брату на слово, ведь с концертом ему нет смысла обманывать.

Утром, по дороге на пляж, мы зашли к маме в столовую. Она здесь моет посуду днём, а вечером гуляет с нами у моря. Она и работает, и отдыхает. А мы с Данькой только отдыхаем. Хотя дома мама работает на заводе. А здесь временно, только пока мы на море. Утром мама дала нам деньги на мороженое. Даня купил нам обоим. Он старше и смелее меня.

Мы гуляли по пляжу и видели на песке мертвого дельфинёнка. Он был похож на большую рыбу. Я побоялась подойти ближе. А Данька подходил, и даже палочкой потыкал, вдруг он еще живой. Но он сильно и противно пах. Это было грустно. И Данька повёл меня в сквер на детскую площадку.

Пока я была на качелях, он дошел до лотка на колесиках и купил нам газировку. В маленькой фигурной стеклянной бутылке. Называется «Пепси-кола». Она такая вкусная! У нас дома такую не продают. Вот вернемся домой, я в группе всем-всем расскажу, какую вкусную газировку пробовала на юге. И воспитателям, и нянечке, и девочкам в нашем дворе, всем-всем.

– Доченька…

Опять этот грустный голос. Он так далеко от меня. Как за туманом. А еще чей-то грустный всхлип. Тоже знакомый. Очень знакомый. Но я не знаю кто это. И почему они плачут?

А я вот не плачу. Хотя на детской площадке упала и сильно коленку поцарапала. Было очень больно. И я уже хотела заплакать. Но тут увидела в траве между каменной дорожкой и кустарником что-то блестящее. И знаете, что это было? Часики! Красивые, на железном браслетике. С моей руки они спадывали. И циферки не видно было из-за капелек воды внутри. Но красивые. Я показала их Даньке. Он положил их в карман своих шорт, потому что у меня кармашков нет. А когда мы пошли на обед в столовую к маме, то и ей показали. Мама заулыбалась, когда их увидела. Она всегда так улыбается, когда я нахожу что-то хорошее или красивое. А я часто нахожу. Папа говорит, что я внимательная.

Пока мы кушали, мама мыла тарелки, а в окошечко в стене люди все подносили и подносили грязную посуду, кто на разносе, а кто стопкой. А я смотрела на них с другой стороны. Поэтому и ела медленно. А Данька быстро поел и убежал. А я осталась. Зато пока Дани не было, мама достала мою находку – женские часики, которые до этого положила возле остывающей огромной плиты. И пока я пила чай, стекло на них стало уже не таким мокрым, как раньше. И стали видны и циферки, и тонюсенькие стрелочки, и буковки. Мама сказала, что там написано слово «Чайка». Это так часы называются.

– Мама прости….

– Ты не виноват…

Снова эти грустные голоса. Откуда они? Из-за них мне тоже хочется плакать. А я не хочу плакать. Я же на юге, на море. У нас моря нет. Только реки и озера. И сосны. Много сосен. Они такие высоченные. А здесь таких нет. Я видела несколько пальм. А сосен нет. Зато моря столько, что если бы я сама не видела, то ни за что не смогла бы себе представить.