– Просто… – Катерина опустила глаза и, согнав какую-то мысль, улыбнулась, – навеяло.
– Что? – Вырвалось у Веры. Женщина посмотрела на нее с приподнятыми бровями, а Вера же повторила. – Что? Что навеяло?
– А это его дочь, – быстро вставил Сергей, – Катя.
– О, – женщина улыбнулась, – тезка?
– И более того, – пробормотала Вера, но никто ее не расслышал.
Вера смотрела на Катерину так пристально, что той стало не по себе. У нее появилось внезапное желание спрятаться за кого-нибудь от этой пары глаз.
К счастью, в это время к ним присоединился Матвей. Он подошел к Вере, коснулся ее плеча и, когда та кивнула ему, он слегка кивнул ей в ответ, как будто бы они умели общаться мысленно. Затем он перевел взгляд на Катерину.
– А это… – Сергей вздохнул и понизил голос, лишившийся торжественности. – Это мой сын, Матвей.
Катерина, окидывая его взглядом, удовлетворенно улыбнулась.
– Очень приятно познакомиться! Я представляла вас иначе.
– Навряд ли отец говорит обо мне на каждом сеансе. – Мрачно отозвался Матвей, сунув руки в карманы своих бардовых брюк.
Сергей кашлянул в кулак, метнув в сына многозначительный взгляд, от которого тот, однако, уклонился.
– Сеанс? – Никита изогнул бровь. – Что за сеанс?
– Катерина мой психолог, – вздохнул Сергей.
– Психолог? – Бровь Никиты была готова заползти на затылок.
– Отбросьте стереотипное мышление, Никита, – вкрадчиво произнесла Катерина, – и примите тот факт, что в психологах нуждаются не только девочки-анорексички или душевнобольные.
– Люди, скорее нуждающиеся в психиатрическом диспансере, нежели в услугах психолога, – парировал Матвей, разглядывая стену позади Катерины.
– Прошу вас, – извиняющимся тоном заговорил Сергей, – не обращайте внимания на его язык. В жилах у него течет ядовитый сарказм, серьезно.
– Я заметила, – улыбнулась Катерина, без стеснения смотря на Матвея.
Вера узнала этот взгляд. Это был не простой интерес, сверкавший в ее маленьких, все так же хитрых глазках. Она увидела эту кроткую улыбку, легкий румянец на щеках.
На Матвея смотрела юная девушка в теле взрослой женщины.
И понять это могла только Вера, ведь никому и ничего не было известно.
– Послушайте! – Воскликнул Сергей. – Давайте же не будем стоять тут, на выходе. Я предлагаю нам завершить этот чудесный вечер ужином в ресторане. Катерина?
– Я только за, – улыбнулась она, неохотно отрывая взгляд от Матвея, отвечающего ей не очень благосклонным взором.
– И я не против, – выпалил Никита, но тут же посмотрел на Веру, готовый услышать ее протест. Но она, к его огромному удивлению, молчала. Она даже не обратила на него внимание – оно было всецело обращено к Катерине.
– В таком случае, – Сергей сцепил ладони, – вперед?
– О, только не в ваш средневековый замок, – сказала Катерина, предугадав его намерения.
– Почему же?
– Я перепробовала там все меню, – она рассмеялась, Никита подхватил. – А вообще, к чему так далеко ехать? Рядом с Мариинским театром есть очень много прекрасных мест, не хуже вашего ресторана.
– Не обижайте меня.
– И не думала, – Катерина взяла его за локоть, когда он подставил его ей, и они первые двинулись к выходу. Никита поравнялся с ними, последними же шли Матвей и Вера.
Когда взрослые вышли, Матвей взял Веру за руку, напугав ее.
– Ты знаешь ее?
Вера заморгала, глядя то на его руку, то ему в глаза.
– Матвей, мне…
– Ты ее знаешь?
Вера вздохнула. У него было странное выражение лица, заставившее ее затрепетать.
– Да, – выдохнула Вера, – знаю.
Матвей плотно сжал губы, опустил глаза и отпустил ее руку, позволяя ей двигаться дальше.
Через несколько минут они уже прибыли в ресторан, напоминающий старое английское кафе своим интерьером и теплым светом ламп. Потолки были не слишком высокими, столики казались слишком маленькими для больших компаний, а стулья не слишком удобными. И все же, место это было таким очаровательным, что мелкие недочеты, сперва попадающие в глаза, улетучиваются через мгновение.
Вера в ресторан влюбилась сразу. Здесь пахло терпким козьим сыром, благородным вином и дорогими сигаретами, дым которых выпускали алые губы богатых, одиноких женщин, занявших столики в самых глубинках зала. Здесь играл джаз, носились неугомонные официанты, всеми силами зарабатывающие чаевые, гремела посуда и смеялись гости, наслаждающиеся вечером и жизнью.
Вера опять почувствовала то блаженство, тот радостный душевный подъем, не объяснимый точно, но окрыляющий, стирающий в голове всякие мысли, еще накануне омрачающие все настроение. Она опять вкусила жизнь и ей показалось, что она такая сладкая, такая опьяняющая и что насытиться ей просто невозможно.
Маленькая пышная официанта с искренней лучистой улыбкой бодро поприветствовала своих гостей, усадила их за самых крупный столик с диванчиком пастельного тона, отдала им меню и откланялась, предоставляя им время для выбора.
– Только послушайте, – Никита улыбнулся, – «Морской волк двадцати пятиминутного копчения или запеченный в пергаменте с травами». Надо же!
Сергей хмыкнул.
– Не смейся, а попробуй. Поверь, оно того стоит.
– Как ужасно, – прошептала Вера, в голове которого вспыхнули не самые аппетитные образы от одного лишь названия блюда.
– Ну, Катенька, не реальный же это волк в пергаменте, – утешил ее Никита, перелистывая страницу.
– Сыровяленый свиной окорок, по-вашему, звучит соблазнительнее? – Вставила, в свою очередь, Катя.
Мужчины поддержали ее смехом.
Матвей листал меню с безучастным видом, как скучающий пассажир электрички бессознательно читает газету в пути, дабы убить время. Вера понимала, что особого удовольствия от вечера он не получает, но не понимала, зачем же он, тогда, пошел с ними. Навряд ли он побоялся отца и, уж тем более, не разделял симпатию отца к Катерине настолько, чтобы пойти против собственного настроения.
– А как рёбрышки Новозеландского ягненка с… – Начал было Сергей, когда вдруг Вера вскрикнула, затыкая уши:
– Довольно, хватит! Как это отвратительно, как ужасно даже слышать!
Матвей молча посмотрел на Веру, положив меню на стол. Сергей и Никита виновато опустили глаза в книжку, а Катерина, ничуть не тронутая восприимчивостью Веры, беззаботно улыбалась и листала меню.
– Я вспомнила свою маму, – произнесла она вслух, как бы объясняя свою улыбку.
Вера напружинилась.
– Маму? – Она подалась вперед.
– Да, – Катерина передернула плечами, не взглянув, однако, на Веру. – Она тоже не ела мясо. Сколько я ее помнила, она не ела мясо никогда.
– А сколько вы ее помнили?
Все сидящие за столом посмотрели на Веру, но только Катерина задержалась на ней недоуменным взглядом.
– В смысле?
Вера молча ждала ответа, не став повторять вопрос.
Катерина, словно уловив в чертах лица Веры что-то знакомое, резко вздохнула и вернулась к меню.
В это время к ним подошла официантка. Из основных блюд заказали антрекот из говядины с соусом из зеленого перца (Сергей), тунец гриль с кардамоном и соте из овощей (Никита). Вера решила, все-таки, попробовать крем-суп из тыквы с сыром горгонзола. Матвей остановился на буррате с томатами и базиликом.
– Что-нибудь на десерт? – Спросила пышка с крупными веснушками, украсившими все ее кругленькое румяное личико.
– Это позже, – махнул рукой Сергей.
– А вы? – Девушка посмотрела на Катерину. – Что желаете?
Катерина томно вздохнула, даже слегка наигранно, закрыла меню и протянула его официантке, говоря:
– Язычки ягненка с пюре из сельдерея.
Вера вздрогнула.
Матвей расхохотался.
Официантка ушла, а Сергей сердито уставился на сына.
– Тебе смешно?
Успокоившись, Матвей облокотился на спинке стула и, бросив в отца дерзкий взгляд, ответил:
– Да. Мне смешно.
Сергей слегка прищурился.
– Я тоже посмеюсь. Завтра. Когда буду устраивать очередного официанта.
Матвея резко отодвинулся на стуле, поднялся с места и бросился прочь. Вера, недолго думая, последовала за ним.
– Матвей, – она остановила его на пути к выходу, обогнув его так, что он чуть не врезался в нее, – постой.
– Уйди, – сказал он негромко.
– Тихо, тихо, – она положила руки ему на плечи, – не поддавайся отцу. Ты так хорошо держишься, не срывайся.
Он весь напрягся. На скулах его играли желваки, сам он был готов вскипеть.
– Давай вернемся. Ты заказал такое вкусное блюдо. Ты ведь голоден? Я удивлена, приятно удивлена. Я люблю сыр. Ты, видимо, тоже?
Так она увлекла его в обратную сторону, взяв его за локоть одной рукой, а другой успокаивающее поглаживала плечо.
– Не понимаю, зачем ты это делаешь, – он остановился и посмотрел на нее.
Вера отняла руки и обвела глазами зал.
– Просто… если ты уйдешь, я не продержусь там одна.
Он наклонился к ней.
– Так уйдем вместе.
Вера посмотрела на него. Рассматривая радужку его темно-карих глаз, она почувствовала странное томление в животе и трепет в груди. Это были неведомые ей ощущения или, по крайней мере, забытые. Забытые настолько, что она уже отвыкла от них.
– Я не могу, – мягко сказала она.
– Из-за нее? – Он выпрямился.
Вера кратко кивнула.
– Кто она тебе? – Матвею не было нужно даже произносить ее имя, как и Вере, чтобы содрогнуться от неприязни.
– Потом, – шепнула она, глядя в сторону их столика, – я тебе все расскажу, если захочешь. Тебе. Только не уходи, ладно?
Матвей вздохнул, сунул руки в карманы и двинулся обратно. Вера, чье сердце облегченно опустилось, пошла за ним.
Когда они вернулись на свои места, Катерина первая спросила:
– Все в порядке? – Она слегка вытянулась, обращаясь к Матвею.
– Более чем, – ответил он сухо, не смотря на нее.
– Извинись, – буркнул Сергей, насупившись.
Матвей бросил в него колкий взгляд, но промолчал. Тогда началась эта немая схватка – кого чьи глаза испепелят быстрее. Вера, спохватившись, заговорила:
– За что ему извиняться, Сергей? Будьте благоразумны. Хотя бы вы, – добавила она негромко, понимая, что этим задевает Матвея, уверенного в том, что девушка находится на его стороне.
– Может быть, – хлопнув в ладони, вступил Никита, – не будем портить этот прекрасный вечер? К тому же, ссоры плохо влияют на пищеварение. Верно? Сергей, расслабься ты, – он постучал ему по спине, заставляя того выпрямиться, – ни себе, ни людям, что ж ты за человек такой?
Тот улыбнулся, но отступил лишь ради Катерины, наблюдающей за всем как бы безучастно, но с явным интересом, проявляющимся на ее губах и в глазах, лукаво сверкающих.
– Никита, – Катерина оперлась подбородком на кулак, – а чем вы занимаетесь?
– Графический дизайнер, можно и так сказать.
Вера обратила внимание на его смущение и напряглась.
– То есть, вы с Сергеем не из одной области, верно?
– Нет, но… в последнее время я частенько задумываюсь о предпринимательстве. Хотя навряд ли готов к этому сейчас.
– А сколько можно ждать? – Перехватил Сергей. – Тебе не двадцать, чтобы мешкать.
– А что, я слишком стар, чтобы открыть собственное дело? – Возмутился Никита шутливо.
– Конечно. – Лаконично ответил Сергей. – С тебя, рыжий, уже давно сыпется песок.
– Что?! – Никита рассмеялся, готовый отвесить другу оплеуху. – Ты несносный, впрочем, как обычно.
– А если серьезно, нужно всегда помнить, прежде чем пускаться в вековые размышления и пустые сомнения, лишь только отнимающие время, что самый лучший момент начать – это сейчас. И не завтра.
– Потому что завтра не существует, – произнес Матвей.
Вера посмотрела на Матвея, но его затуманенный взор потупился на какой-то точке в столе. Ей нестерпимо захотелось остаться с ним наедине и поговорить. Она знала, верила, надеялась, что им есть, о чем поговорить.
– Вы философ? – Улыбнулась Катерина.
– Он бездельник, – махнул рукой Сергей. – Человек, потерявшийся в этом мире и с чего-то решивший, что должен быть архитектором.
– Эта тема закрыта уже давно, – отрезал Матвей.
– Никогда она не будет закрытой, – металлическим тоном процедил Сергей.
– Да хватит вам уже, – всплеснул руками Никита. – Я уже настроился на судака, заткните рты – оба!
Вера не сдержалась и положила руку на руку Матвея, которой он вцепился в колено. Он посмотрел на нее, а она кивнула, как бы отвечая на его немое рычание: «Все в порядке, спокойно». Было в этом прикосновении что-то заботливое, материнское. Вере хотелось погладить его по густым волосам, поцеловать в затылок и сказать: «Если хочешь, я буду твоей опорой, плечом, жилеткой, отдушиной, кем хочешь». Внезапно, в самый этот миг, а возможно, что и намного раньше, в театре, она увидела эту связь между ними. Наблюдая за всем этим безумием, она поняла, что в том мире, в котором, как она думала, Вера была одинока, рядом с ней находился Матвей. Именно сейчас она почувствовала, что только они, они вдвоем, обособлены ото всех.
«Тяжелая пища для долгих размышлений, но у меня еще будет время», – подумала Вера, убирая руку, когда убедилась, что Матвей остыл.
– Архитектор – это прекрасная профессия. – Возразила Катерина. – Сергей, вы опять за свое? Кажется, вам не достает очередного сеанса.
Никита недоуменно воззрился на друга, но тот не обделил его вниманием.
– Скажу так: самое худшее, что родитель может сделать для ребенка, это запретить ему быть собой. Знаете, каждый из нас ждал от своей матери… или отца поддержку, а что вместо этого? Непонимание, ущемление, принуждение…
– А вам самой это пришлось пережить? – Перебила ее Вера дрожащим голосом.
Женщина учащенно заморгала.
– Что-то… что-то вроде того.
– «Вроде того»?! – Вера изогнула бровь, усмехнулась. – Вроде того!
Никита смущенно покашлял, пытаясь воззвать к дочери, но та словно бы забыла о его присутствии.
– Неужели вам с матерью так плохо жилось?
– Что происходит? – Засмеялся Сергей, а Никита был готов свернуться, как ёжик, от неудобства, в которое его вогнала Вера. Он чувствовал, но не мог даже признаться себе в том, что стыдился ее поведения.
К счастью и облегчению многих, пришла официантка и подала еду – сначала Никите и Сергею, через пару минут – Матвею и Вере. Последней же свой заказ получила Катерина – огромную керамическую тарелку с язычками ягненка и пюре из сельдерея.
Вера изо всех сил сопротивлялась с острым желанием зажать пальцами нос или вообще пересесть за другой столик. Единственное, что ее удерживало – это теплый кремовый суп красивого оранжевого цвета. Помешав его длинной металлической ложкой, она заметила в нем серо-зеленые кусочки.
– Ой, что это? Плесень? Здесь ведь должен был быть сыр, нет?
– Это и есть сыр, – сказал Матвей, – «горгонзола».
– Никогда не пробовали? – Поинтересовался Сергей, вооружаясь столовыми приборами.
– Нет. Но как же его есть – взгляните, здесь одна плесень!
Никита и Сергей рассмеялись, Матвей сказал:
– Ты не думай, а пробуй.
Вера поднесла полную ложку к носу и, вдохнув выраженный, однако слегка перебитый пряностью тыквы, запах, запустила ее в рот.
Никита и Сергей с улыбками ожидали ее реакцию и, когда лицо Веры исказила гримаса, они залились смехом.
– Горгонзола! – Торжественно воскликнул Сергей.
Пустились в разговоры.
От горячей, вкусной еды поднялось настроение, закипела живость, хотелось смеяться и болтать о глупостях.
Вера, привыкшая к терпкому вкусу благородного сыра, вся разрумянилась и обмякла. От сытного ужина ее клонило в сон, но навязчивая мысль, которую ей еще не удалось обдумать, стучалась ей в голову, и она содрогалась.
И хоть глаза ее застлала сонная пелена, она не могла не следить за Катериной.
Сейчас, когда она была достаточно уязвима (к тому же, Сергей заказал бутылку вина и пару бокалов они уже отпили), Вере представилась прекрасная возможность рассмотреть ее тщательнее.
На лице ее Вера не видела сильного отпечатка зрелости, напротив, ее кожа казалась матовой, пусть и покрытой дорогой косметикой, ресницы были густыми и длинными, а губы полными и алыми. И все же, если приглядеться поближе, можно было заметить и морщинки в тех местах, где они должны быть, можно заметить, что и жилки на шее уже давно отвердели, да и блеск волос не такой яркий, как десять лет тому назад.
Да, это была та самая женщина из ее снов, Вера не сомневалась. И сюжеты этих самых снов совпали с так называемой реальностью – она психолог. Да, Вера ясно видела перед собой каждое из видений, одно за другим. Вера не знала, как успокоить свое дыхание и сердцебиение, но состояние ее было паническим.
Ведь если все совпадает, то перед ней сидела…
– Я отойду в уборную, – предупредила Катерина, грациозно поднимаясь со стула.
Через пару минут Вера, недолго думая, пробормотала:
– Мне тоже надо.
Матвей посмотрел ей вслед с негодованием, размышляя о чем-то, что было самому ему не понятно.
Когда Вера вошла в уборную, Катерина стояла перед зеркалом. Она сразу поймала взглядом ее отражение, но не обернулась, хотя выражение ее лица резко изменилось. Можно было подумать, что она испугалась ее.
Вера подошла к ней и встала рядом, глядя на собственное лицо, вдруг снова кажущееся ей чужим.
– А вы, – начала она непринужденно, – Катерина, давно в Петербурге живете?
Заправляя кудрявый локон за ухо, она сказала неуверенно:
– Да нет… не то, чтобы давно…
– Как долго? – Резко перебила Вера.
– А в чем дело? – Она издала нервный смешок.
– Вы же, наверняка, не отсюда, – продолжала Вера. – Вы из маленького городка, в паре тысяч километров от Петербурга, так?
Катерина смотрела на Веру, а брови и подбородок ее наморщились, как будто она была готова заплакать.
– И фамилия Фомичёв вам так знакома, потому что она принадлежит вашему отцу.
Катерина обернулась к ней. Ошеломленно воззрившись на Веру, она прошептала:
– Откуда ты знаешь?
Внезапно Веру охватил резкий импульс, и она, схватив Катерину одной рукой за плечо, а другой рукой за шею, наклонила ее к раковине. Женщина сопротивлялась, но Вера все же успела, откинув ее волосы в сторону, заметить на обнаженной шее крупное родимое пятно.
Отпрянув от нее, словно ужаленная, Вера врезалась в стену. Катерина, поправляя волосы и платье, воскликнула:
– Это что такое было?! Совсем с ума сошла?!
У Веры затряслись руки.
– Катя! Катя, я тебя нашла!
Женщина вытаращила глаза, вцепившись рукой в раковину.
– Катя, это ты, – продолжала Вера говорить сорванным голосом, – я тебя нашла, наконец-то, нашла!
Тогда Вера поняла, что один большой квест, который ей был задан в начале игры, пройден. Все закончилось. И нет больше места для бесплодных опасений, страхов осторожности. Что ей скрывать, зачем врать, зачем прикидываться? Вот она, Катя! Осталось только убедить ее, что перед ней стоит она, Вера.
И она рванула к Катерине, захватывая ее в крепкие объятия. Та немедленно оттащила ее от себя, вскричав:
– Да что с тобой?!
У Веры все пульсировало внутри. Она понимала, что приоткрыла завесу слишком сильно, и теперь ее настоящая личность видна достаточно четко. Назад пути нет. Если в глазах Кати она теперь сумасшедшая – то пусть. Это уже не исправить. Она потеряла в своей жизни слишком много минут, в которые она могла повести себя правильнее, чем получалось. И что ж сожалеть об этом?
– Катенька, доченька, – голос ее заклокотал, готовый сорваться в плач, – это я, это мама, смотри на меня, смотри!
Она похлопала себя по щекам, кивая, как умалишенная, пытающаяся убедить здорового человека в том, что не бредит.
Катерина успела открыть лишь рот, когда из кабины вышла одна женщина, в ужасе уставившаяся на картину, представшую перед ней. Через мгновение в уборной ее уже не было, да и Катерина, явно напуганная разыгранной сценой, поспешила исчезнуть.
А Вера назрела, подобно фурункулу, готовому прорваться. И, полностью отдавшись вихрю, захватившему ее, она выбежала из туалета.
– Никита, ваша дочь явно ненормальная! – Обойдя стол, но не сев на свое место, заявила Катерина. – Послушали бы вы, что за чушь она несла мне в уборной!
Никита обернулся, встречая вернувшуюся к этому моменту Веру. Она растерянно смотрела на всех присутствующих, краем глаза замечая обративших на них внимание других гостей, и не знала, что делать. Истерика ее была слишком сильной, чтобы успокоиться так быстро. Она не могла услышать свой внутренний голос, разум ее онемел, и вся она превратилась в сосуд с кипящими эмоциями.
– Зачем ты делаешь это? Ты же знаешь, кто я! Ты узнала меня, ты веришь, не лги!
Катерина громко усмехнулась, но ничего не ответила, лишь покачивая головой. Никита весь сжался, сгорая от невыносимого стыда.
– Катя… – Попытался он воззвать к ней, но был перебит.
– Я не Катя! – Вера топнула ногой. – Посмотри на меня, увалень, какая я Катя?! А еще мямлил что-то про любовь! Не узнаешь меня, а? Не узнаешь?
Вера прильнула к нему, схватив его за воротник рубашки, и едва не ударилась лбом о его лоб.
– Никита, успокойте свою дочь, иначе нас сейчас выгонят! – Приказала Катерина.
– Я ему не дочь, – процедила Вера, отпрянув от Никиты. – Взгляни-ка в глаза своему отцу, который ни разу за двенадцать лет не написал тебе даже письма!
На все это в полном молчании и хладнокровной невозмутимости смотрел Матвей, откинувшись на спинке стула и сложив руки в замок на животе. Сергей же наблюдал за этим с вытаращенными глазами и открытым ртом, пытаясь вставить хотя бы слово.
Вера была в бешенстве. Почему так происходит, если все должно закончиться?! Она дошла до конца, она выполнила задание, она сделала то, что от нее требовали эти самые «сверхъестественные силы», ее околдовавшие. Разве этого недостаточно, чтобы все прекратить и вернуть ее обратно, в прежнюю реальность?
Вера смотрела то на Катю, то на Никиту, пока у нее не заболели глаза. И сил доказывать что-то, бороться за что-то, взывать к кому-то у нее не осталось.
Вера упала на колени, схватилась за голову и заплакала. Это все, на что она была способна.
К ним уже подоспели официанты и менеджер, крайне возмущенные их поведением. В тот момент, когда менеджер потребовал объяснений, Матвей поднялся со стула, подошел к Вере и, подняв ее на ноги, повел к выходу, игнорируя всех присутствующих в ресторане.
Там, на улице, где дул сильный, но не холодный, ветер, юноша отвел ее подальше от здания, к мосту. Он схватил ее за плечи и, встряхнувшись, спросил:
– Кто ты?
Вера, еще не овладев собой, открыла рот, но ее челюсть задрожала.
– Кто ты? – Настойчиво повторил Матвей. – Как тебя зовут? Кто ты на самом деле?
И Вера, обессиленная, напуганная, растоптанная, растерзанная, вновь зарыдала.
– Они мне не верят! Мне никто не верит!
– Успокойся! – Он встряхнул ее снова. – Перестань, хватит!
Вера глубоко втянула воздух носом и медленно выдохнула ртом. Струйка воздуха врезалась в грудь Матвея, почти не дышащего.
– Они думают, что я сумасшедшая, – хриплым голосом произнесла Вера, не смотря на Матвея. – Я точно не вернусь обратно и уж точно не покажусь на глаза Никите. Господи, что я наделала…
Матвей отпустил ее. Возможно, он держал ее именно потому, что боялся, как бы она не свалилась на землю. Вера же, обхватив себя руками, отвернулась от молодого человека. Он приготовился услышать очередные стенания, но этого не случилось. Над головами у них пролетел вертолет, оглушая их своим мотором. Когда, наконец-то, между ними образовалась желанная тишина, Матвей сказал:
– Ты просто добавилась своего. То, что они подумали, не твоя проблема. Но иначе тебя судить им было сложно. Ты действительно вела себя как припадочная.
– Ты тоже так думаешь, прекрасно, – она горько усмехнулась. Он увидел ее профиль.
– Откуда тебе знать, о чем я думаю? – Сказал он просто и пожал плечами.
Вера, спустя пару минут, повернулась к Матвею и спросила:
– Ты хочешь знать правду?
Он не ответил.
– Тебе интересно знать, что происходит?
Он снова не отреагировал.
Вера сделала к нему шаг, опершись о перила, и сказала:
– Никита мой бывший муж, Катя моя дочь. Меня зовут Вера, мне сорок лет, и я ненавижу свою жизнь. Вот так. А теперь думай, что хочешь.
Вера перегнулась через перила, устремив взгляд в воду, в которую ей нестерпимо хотелось спрыгнуть. Она прислушалась к волнам, как они разбивались о каменные стены, слышала, как завывал время от времени вечер.
Стояли сумерки, именуемые белыми ночами. Романтики сегодня они, к сожалению, не создавали.
Прошла вечность, когда Вера услышала, как Матвей встал с ней рядом.
– Иногда мне кажется, что я сплю, – сказал он. – Иногда кажется, что я живу бессознательно, и это лишь существование, на которое я обременен. Этот мир, видимый, понятен лишь как следствие непроявленного. Иллюзорная форма, в которую я помещен. Я здесь, но я не осознаю, где. Это тупое созерцание, наблюдение, называй, как хочешь. Но нет чувственного переживания этой жизни, жизни в кавычках.
Он взял паузу, дабы выстроить из очередного потока мыслей следующие предложения:
– Все, что происходит во вне, кажется, не касается меня по-настоящему. Я не обращаю внимание на отца большую часть времени, но иногда я взрываюсь, и в эти самые моменты кажется, что я близок к пробуждению, но по-прежнему его не достигаю. Каждый день случаются такие моменты, когда в голове мелькает мысль, что вот, это случится сейчас, но…
Оба они увидели приближающийся катерок, наполненный туристами. Это были китайцы. Завидев на мосту Матвея и Веру, они дружелюбно помахали им руками, ожидая того же бурного приветствия в ответ. Вера, погруженная в себя, смотрела на них невидящими глазами, а Матвей, вместо того, чтобы помахать им, снял с себя пиджак и бросил с моста так точно, что он упал прямо в протянутые руки китайцев, встречающих «подарок» овациями.
– Ты что это?.. – Вера вздрогнула.
– Да какая разница?
Вера взглянула на Матвея, смотрящего в воду, и спросила:
– Зачем ты мне это все рассказал?
Он посмотрел на нее.
– А зачем ты мне все рассказала?
– И что же, ты не вернешься?
– Мне некуда.
От маленького мостика Матвей и Вера побрели дальше, пока не вышли к каналу Грибоедова. Там они не задерживались, а поскольку большую часть своего бесцельного пути они разговаривали, то уже через несколько минут пара вышла на Невский проспект – место, где особенно остро чувствовалась пульсация города.
– Я не люблю это место, – признался Матвей, заметив, как восторженно Вера встретила центр Петербурга.
– Почему?
– Слишком много народу.
– Так куда же пойдем?
Матвей пожал плечами и взглянул на свои наручные часы.
– Время…
– Не говори, – перебила она живо, – не надо… И какое это теперь имеет значение?
Через дорогу выступали уличные музыканты. Вера узнала песню Виктора Цоя, и ночь перестала казаться ей такой ужасной.
– Может, останемся?
– Будешь ночевать около собора?
Похолодало. Кожа Веры покрылась мурашками и, чтобы хоть как-то себя согреть, она растерла кожу на руках.
Матвей на секунду пожалел, что так безрассудно поступил, поделившись пиджаком с китайцами, а не с Верой.
– Тогда поехали.
– Куда?
– А какое это имеет значение?
Вера упросила Матвея не пользоваться метро, но все-таки растратиться на автобус. Тот не долго колебался, к тому же, то место, куда они направлялись, автобус как раз-таки проезжает.
Вера сидела у окна, не думая о том, что Матвею пришлось заплатить за обоих, и принялась наблюдать. Все, что случилось с ней не так давно, осталось позади, вне этого транспорта, где-то далеко, в каком-то ресторане под названием, которое она никак не могла припомнить теперь.
Да, она сказала, что ничего уже не имеет значение, но это было не совсем правильно.
Ее положение все еще необъяснимо.
Если ничего так и не разрешилось, то что делать?
Ничего не делать?
Отдаться потоку, и пусть ведет, пока она не свалится вниз с обрыва и не разобьется о скалы?
Между тем, они уже зашли в один старый дом на тихой темной улочке, поднялись на третий этаж и зашли в квартиру.
– Можешь не осторожничать, – сказал Матвей, хоть и негромко, – все равно никого не разбудишь.
Когда они проходили мимо одной двери, она неожиданно открылась, чуть не сбив Веру с ног. Из комнаты вышел здоровый лысый мужчина с голым пивным пузом, в спортивных штанах и рваных тапках. Он производил не слишком приятное впечатление на Веру, и она даже съежилась от его близости. От него несло перегаром.
Пытаясь разглядеть в темноте лица Матвея и Веры, он спросил:
– Э, кто это?
– Я, к сожалению, не привез вам кисель, Егор Палыч. Вы же мне эту оплошность простите?
– А-а-ах, Матвей Сергеич! В темноте-то и не признаешь. Что это вы, разве не в театре с отцом были?
– Были.
– Так что ж сюда приехали-то?
Вера даже удивилась, как звучал его голос – явно не принадлежащий человеку такого сомнительного внешнего вида.
– Долгая история.
– А это, – мужчина включил свет, заставив и пару, и себя сощуриться, – ваша спутница, а? Хорошенькая.
– Она не пьет кисель, Егор Палыч. Мы пойдем, – Матвей взял Веру за руку и повел к комнату напротив.
– А-а-а-а, – тот затряс указательным пальцем и сипло засмеялся, – ну-с, мешать не буду! Доброй ночи!
– Сладких снов, Егор Палыч.
Когда они оказались одни в маленькой комнатке, видимо, спальне Матвея, Вера громким шепотом воскликнула:
– Ты здесь живешь?
– Да, – спокойной ответил Матвей.
– С этим человеком?!
– Да. А в чем дело? Егор Палыч очень интересный собеседник, когда пьет что-то покрепче киселя.
Вера в растерянности смотрела на Матвея, снимающего с себя часы и бабочку.
– Но… почему? Почему ты не живешь с отцом?
Он лишь улыбнулся.
Комната была маленькая, но с высоким потолком и огромным окном – кажется, единственным источником света.
– Садись, – он кивнул на кровать, больше похожую на больничную койку.
Вера села, стараясь не задерживаться взглядом на каких-нибудь частях комнаты, дабы не смутить Матвея.
– Ты устала, – сказал он, упершись руками в подоконник, – можешь ложиться.
– А где же ты будешь спать?
– Я не хочу спать.
Силы Веры иссякли и сопротивляться было трудно. Вместе с ним исчезла и вежливость, а потому она упала щекой в подушку, подперев колени и подложив под щеку ладони. Закрыв глаза, она, встречая сон, забормотала:
– Не знаю, почему, но ты такой добрый. Спасибо тебе.
– Я? Добрый? – Он усмехнулся.
– А как иначе? Ты разрешил мне переночевать у тебя.
– Переночевать? И куда же ты собираешься утром?
Вера зевнула. Веки ее были настолько тяжелыми, что, казалось, их не смог бы открыть даже Геркулес.
– Пока никуда. Вообще-то… вообще-то, я…
И мысль ее растворилась в неге, что заволокла ее сознание. Матвей услышал ее мерное дыхание, увидел, благодаря падавшему сквозь окно лунному свету, как вздымалось ее плечо, как иногда подергивалась нога.
Пока она спала, он переодел брюки в домашние штаны и, сев в маленькое старое кресло, у которого пошатывалась ножка, принялся смотреть то в окно, то на Веру, о чем-то размышляя.
Вера проснулась, когда в нос ей ударил резкий запах одеколона. Она вскричала, когда перед глазами у нее предстало круглое лицо того лысого мужчины, улыбающегося во все свои неровные зубы.
– Доброе утро! Ой, ну что так визжать-то?!