Вера цокнула языком, поняв свою ошибку.
– Ну, отвечай же.
– Приказываешь?
– Хватит, Матвей, уважай старших.
– Старших?!
«Ох, господи, никогда не привыкну! Разгребая одни, создаю новые проблемы!»
– Ладно, Матвей, скажи мне, пожалуйста, где… где наши отцы?
Как дико было называть Никиту отцом!
Матвей помолчал, разглядывая ее тем самым взглядом, от которого у любой школьницы подкосились бы колени. Но Вера не была школьницей, и ее этот взгляд нисколько не взволновал. Однако насторожил.
– Чего это ты уставился?
Матвей невольно засмеялся.
– Чудачка.
– Ты ответишь или нет?
– Они все там же, – ответил он, погодя.
– Разве вагон-ресторан не закрывается после полуночи?
– Они доплатили.
– Господи, они пьют?
– Нет, на кофейной гуще гадают.
– Правда?
– Да пьют они, конечно!
Вера схватилась за голову, поворачиваясь к окну. Перед глазами стали мелькать образы пьяных мужчин, вваливающихся в купе, едва забирающихся на кровать, смеющихся, икающих, рыгающих…
Она вся задрожала от страха, зародившегося еще в далеком детстве, когда она становилась невольной свидетельницей избиения своей матери нетрезвым отцом. Это случалось не так часто, но и нескольких раз было достаточно для того, чтобы навсегда подорвать психику Веры.
– Ты что, испугалась?
Вера быстро выпрямилась, лихорадочно пытаясь вернуть самообладание. Ни в коем случае нельзя показывать слабость этому парню!
– Да нет, просто… волнуюсь за Ни… за отца.
– Как будто у них там литры самогона.
Вера не отвечала, полностью окунувшись в переживания. Она не могла контролировать свое воображение и эмоции, но могла, по крайней мере, попытаться не отражать их на лице, которого он, к счастью, сейчас не видел.
Разумом Матвей понимал, что делать ему здесь больше нечего и пора возвращаться в купе. Но неведомая ему самому сила удерживала его на месте, и он лихорадочно придумывал наималейший, наиглупейший повод продолжить беседу.
– Сколько тебе лет?
Вера обернулась через плечо.
– Что?
– Сколько тебе лет?
– Зачем тебе это знать?
Матвей промолчал, однако взгляд его был настойчивее всяких слов.
– Мне семнадцать, – буркнула она и снова повернулась к нему спиной.
– А разве в мае школьники не учатся?
Вере не понравился его тон, и вообще она уже не могла терпеть его присутствие. Сон ее спугнуло то навязчивое видение, оказавшееся очередной галлюцинацией, а возвращаться в купе ей не хотелось (ведь там уже могут быть пьяные Никита и Сергей!). Лучше она проведет всю ночь в тамбуре одна, чем в холодном поту среди этих мужчин.
– Иди спать, Матвей, – сказала она строгим тоном.
– Приказываешь? – Улыбнулся он.
Она посмотрела на него через плечо.
– Оставь меня и иди спать.
Матвей не стал возражать и придумывать новые ухищрения – он, по правде сказать, утомился за день, а эта странная девчонка не стоит того, чтобы тратить на нее последние силы. К тому же, не так уж она и хороша!
Он хмыкнул, ничего не сказав, и ушел.
Поезд тронулся.
Вера судорожно вздохнула, вглядываясь в свое отражение на окне. Сгустились сумерки и теперь уже невозможно было отличить землю от неба. Толща темноты, беспросветный мрак.
Вера хотела побыть одной, но так ли она ждала это уединение? Как только Матвей ушел, холод прошелся по ее спине, как будто невидимый дух коснулся ее кожи, заявляя о своем присутствии. Вере стало не по себе, не успела она и подумать обо всем случившемся. Она выбежала из тамбура.
Навстречу ей шла проводница. Увидев Веру, она остановилась и спросила:
– Все в порядке?
Вера кивнула, не останавливаясь. Кажется, вид у нее был действительный встревоженный, раз на нее обратили внимание.
Осторожно и тихо она зашла в купе: Матвей лежал на верхней койке. Она легла на свое место, перевернулась на бок и прижалась к стене, укутавшись плотным одеялом. Оно пахло травами, из-за чего у Веры свербело в носу. Закрыв глаза, она попыталась успокоиться, и вскоре ее дыхание стало мерным, как у спящего человека. Понемногу она стала проваливаться в дремоту (сон никак не приходил), когда сквозь забытье она услышала, как открылась дверь.
Вошедшие были безмолвными.
Вера вся напряглась, сердце бешено забилось. От волнения Веру затошнило, подмышки ее вспотели, тело задрожало.
«Они пьяные, пьяные, пьяные!» – эта мысль крутилась в ее голове, отягощая ее состояние.
Она слышала, как кто-то поднимался на верхнюю койку, но на другую.
– Осторожно, – услышала она шепот около себя. Ответа не последовало, лишь скрип матраса и хриплый выдох.
И вдруг тяжесть продавила ее койку. Чье-то резкое дыхание врезалось в ее затылок, чье-то тепло передалось сквозь одеяло и одежду…
Вера задержала дыхание.
Куда исчезли все ее инстинкты?! Почему она не вскочит, не закричит, не поднимет тревогу?!
– Вера… Вера… – Кто-то забормотал в ее волосы, а затем перекинул руку через ее сжавшееся тело.
Вера тихо вскрикнула, узнав голос Никиты. Неужели он назвал ее имя? Ее настоящее имя! Господи, он что, узнал ее? Нет, продолжала Вера лихорадочно рассуждать про себя, он не мог, он просто слишком много выпил и теперь ему мерещится бывшая, как он думал, умершая жена. Тем более, он сам не раз отмечал, как сильно «она» (ненастоящая Катя) похожа на мать.
Но почему Вера не оттолкнет его?
Почему опять забыла, что притворяется Катей?
Вера вцепилась зубами в костяшки пальцев, трепеща от нарастающего стыда и презрения к себе. Господи, да ведь она попросту не хочет его отталкивать! Ей нравится ощущать его близость, нравится чувствовать жар его дыхания на своем затылке и то, как он отзывается сотней мурашек на всем ее теле.
Она даже не замечала этот отвратительный запах перегара. Не думала она и о том, что рассудок его слишком затуманен и он лег к ней неосознанно. Она нарочно забыла о том, что он принимает ее за свою дочь.
Когда чувства ее усилились, когда томление в желудке стало перемещаться ниже, Вера с ужасом представила, как, должно, нелепо она выглядит со стороны и уже было хотела вырваться, оттолкнуть Никиту, привести его в сознание, как тот рукой увлек ее за собой на пол.
Вера вскрикнула от неожиданности, а купе озарилось светом.
– Что случилось?! – Сергей вскочил, но ударился головой о потолок. Матвей же стоял около выключателя и укоризненно смотрел то на отца, то на лежащих Никиту и Веру. Правда, Вера тут же слезла с Никиты, молясь про себя, чтобы небеса обратили ее в пепел через мгновение.
– Вы чего развалились-то? – Потирая голову, заговорил Сергей сиплым голосом.
– Кать, – Никита, щурясь, смотрел на Веру, поправляющую волосы и одежду, – что случилось, почему мы оказались на полу?
– Да это все качка! – Брякнул Сергей.
– Конечно, мы ведь на корабле! – Заговорил Матвей, наконец, своим привычным саркастичным тоном. – Да он просто лег на нее, вот и все.
– Лег?! – Одновременно воскликнули и Сергей, и Никита. Вера же вся сгорала от стыда.
– Как это так? – Голос Сергея уже подрагивал от наступающего смеха.
– Пить меньше надо, – сухо произнес Матвей, выключая свет и возвращаясь на свое место. Сергей же воспользовался моментом и расхохотался.
– Да полноте, Матвей, – он зевнул, – с кем не бывает?
– С нормальными людьми.
– Матвей!
Вера же прижимала к щекам тыльные стороны рук, пытаясь успокоить возбужденный организм. Но тело продолжало дрожать.
– Прости, Кать… – Услышала она шепот Никиты и его кряхтение, когда он поднимался с пола. – Я тебя покалечил, да?
– Нет, – буркнула Вера, не в силах обернуться.
– Покалечил, конечно… Сейчас я залезу наверх…
– И опять свалишься, – засмеялся Сергей, а Матвей лишь выдохнул: «Господи Иисусе».
– Правда, – голос Веры дрогнул, – лучше я полезу.
– Да что ты, Кать, не надо…
– Сергей прав: ты свалишься, не дай бог, на стол еще. Сам что-нибудь себе сломаешь и весь поезд на уши поднимешь.
– Это верно! – Вставил Сергей, а Матвей, как обычно, повторил вполголоса: «на уши поднимешь!» и усмехнулся.
Никита не стал больше спорить и умолк, потому что и сам не очень-то хотел залезать на верхнюю койку: он и в самом деле боялся падения.
Через несколько минут все угомонились. Вера с облегчением закрыла глаза и приготовилась ко сну, однако не чувствовала себя комфортно на новом месте. Она опасалась, что наверху ее может укачать.
Когда уже Вера расслабилась, поминутно теряя сознание, внезапно раздался храп снизу. А затем и с верхней параллельной койки.
Вера распахнула глаза. Было ясно – уснуть сегодня не получится.
На часах уже перевалило за час ночи.
Прошло десять минут, пятнадцать, еще несколько секунд, но храп не прекращался. Он все затягивался, разрастаясь, и становился чуть ли не оглушительным.
Вера переворачивалась с одного бока на другой, затыкала пальцами уши, жмурилась, считала про себя различных животных, но, в конце концов, сдалась и просто уставилась в потолок, смиренно ожидая рассвета.
– Ты спишь? – Услышала она снизу.
Вера чуть приподнялась на локтях, выглядывая.
– Нет. А ты?
То был Матвей. Он лежал на боку так, чтобы Вера видела его лицо.
– Конечно, не сплю. Ты бы смогла уснуть в тракторе?
Вера улыбнулась. Матвей же рывком спрыгнул с кровати, поднялся наверх к отцу и бросил ему в лицо свою подушку. На мгновенье храп прекратился, но так же быстро возобновился. Матвей изрыгнул ругательство, но на свое место не вернулся.
– Это невозможно! – Сказал он громко. – Ты же не спишь?
– Ну нет, конечно!
– Пойдем.
– Куда?!
– Да пошли, я тебе говорю.
– Но… – Вера поколебалась. – Как я слезу?
– Ты на Эйфелевой башне, что ли?
Вере это показалось убедительным аргументом, и она нехотя принялась спускаться вниз. Они говорили нормальными голосами, но Никиту и Сергея, похоже, невозможно было пробудить даже ядерным взрывом.
Обувшись, Вера и Матвей вышли в коридор.
– Куда мы? – Обеспокоенно спросила Вера.
– Да какая тебе разница? Там сейчас вообще невозможно находиться.
– И что? До утра осталось немного.
– И что? – Парировал Матвей. – Они неплохо так отдохнули, судя по их младенческому сну, а нам мучиться?
Вера заломила руки за спиной, нервно покусывая губы. Ей не нравилась затея Матвея, но, в то же время, она не могла с ним не согласиться.
– А если проводница…
– Да ты трусиха, – перебил ее Матвей, но не шутливо, а чуть презренно. – Все девчонки в твоем возрасте полны азарта, что ли, жажды приключений, а ты жаждешь скорее нового сериала на канале «Россия» и партию носков связать.
Он бросил в нее последний рассерженный взгляд, сунул руки в карманы и направился вдоль по коридору.
– Куда ты?
– В ресторан.
Вера бросилась за ним.
– Но тебя не пустят, он давно закрыт.
Матвей остановился, достал из кармана несколько смятых купюр и улыбнулся.
– А пару баксов?
Вера раскрыла рот.
– Откуда у тебя такие деньги?
– Это уже не должно тебя волновать.
– Но…
– Так ты со мной или носки вязать в коридоре будешь?
Вера поджала губы, пытаясь выдержать его пытливый взгляд, но потом опустила голову и пожала плечами.
– Да пойдем.
– Но нас не пустят!
– Иисусе, как же ты меня бесишь!
Конечно, ресторан был закрыт. Но Матвей был слишком настойчив (и зол из-за прерванного сна) и щедр – ровно на пятьдесят долларов. За такие чаевые официант взбодрился со скоростью света и даже надел свою рабочую форму. А на лице не осталось ни следа возмущения, вызванного поначалу вторжением Матвея и Веры. Он был даже более учтив, чем обычно. Конечно, фыркнул Матвей, когда они сели за столик, такие деньги он смог бы взять в руки только после нескольких месяцев службы.
– Ох, Матвей, как же неудобно! – Вздыхала Вера. – Подняли бедных людей вверх тормашками…
– Черт, – он посмотрел на нее изумленно, – откуда ж у тебя такой говор? Тебе точно семнадцать?
Вера, вся пунцовая, опустила глаза, сложив руки в замок на коленях.
– Нехорошо это, – прошептала она. Совесть разъедала ее, она не могла молчать.
– Расслабься.
К ним подошел официант. Вера боялась взглянуть ему в глаза, а когда сделала это, то с ужасом отвела взор к окну: глаза у молодого человека были красные, будто туда брызнули лимонную кислоту.
– Нам вина.
– Матвей! – Вспыхнула Вера. – Какое вино? Ты что! Я не пью!
– Научишься.
– Матвей! Ты и сам бы отучался от этой вредной привычки. К твоему сведению, это…
– К твоему сведению, – парировал Матвей раздраженно, – ты мне не мамаша. Так, Шардоне.
– Сию минуту. – Официант откланялся.
Вера все качала головой, окончательно забыв про то, что ей теперь семнадцать. Чувствовала она себя сорокалетней женщиной, редко испытывающей тягу к развлечениям подобного рода.
– Все это неправильно, Матвей!
– Будешь и дальше тут бубнить, я вытолкну тебя отсюда.
– Матвей, – она цокнула языком, – ну что за грубости…
– Да ты сама напрашиваешься. Расслабься и все. Кто-то сейчас сладко храпит в купе, которое, между прочим, и наше тоже. Перестань зудеть, либо уходи.
Вера замолчала. Мысль о возвращении не прельщала ее. Хотя она по-прежнему противилась затее Матвея.
Но потом она услышала внутри себя голос. Он будто не принадлежал ей и шел из самых недр ее существования: «Так бы отпиралась прежняя Вера. Ты же от нее отреклась. Так почему же сейчас сама ее воскрешаешь?».
Вера ощутила какой-то необъяснимый толчок в груди, а затем горячую дрожь во всем теле. В горле у нее заклокотало, и это ощущение, ей не знакомое, было таким острым и сильным, что она не могла не отреагировать.
– А теперь ты улыбаешься, – произнес Матвей задумчиво, как будто просто озвучил свои мысли, обращенные к самому себе, – что это за пугающие перемены настроения?
– Я улыбаюсь? – Ужаснулась Вера и, для убедительности, коснулась пальцами губ.
Матвей засмеялся.
– Ты чудная.
Принесли вино и бокалы. Вера, отбросив сковывающее чувство вины, теперь уже сидела прямо, положив руки на стол, и наблюдала за тем, как официант наполняет красивые пузатые бокалы красной ароматной жидкостью.
– Позову, если что, – бросил Матвей, жестом руки отсылая официанта прочь. Тот не помедлил, а Вера успела заметить в его глазах вспышку гнева – секундную, но такую яркую, ослепляющую. Ей стало опять не по себе.
– Он ненавидит нас, – подавшись вперед, прошептала Вера.
– Он ненавидит меня, – холодно поправил ее Матвей, поднося бокал к губам. – Пей.
Вера не возразила, но бокал взяла неуверенно. Долго разглядывая жидкость, она сначала поднесла ее к носу, вдохнула бродящий запах и закашлялась.
– Господи, – цокнул Матвей, закатив глаза.
– Просто я никогда в жизни не пила! – Встрепенулась Вера.
– А у тебя жизнь-то не особо долгая была, – усмехнулся Матвей, осушив свой сосуд. – Выпивай.
И Вера, не колеблясь более, выпила. Вино было горьким, обжигало горло и весь пищевод. Для Веры это были новые ощущения, которые она приняла уже без ужаса, а скорее с детской радостью, когда страшно, но хочется хихикать.
– И как? – Матвей улыбался, на правой щеке его углубилась ямочка.
Вера закивала: говорить она не могла.
– Оно и ясно, – он щелкнул пальцами, но когда ожидаемого им результата не последовало, он окликнул официанта. Тот явился уже с естественным выражением лица, без тени фальшивой вежливости – удрученным, сердитым. – Подлей вина.
На челюстях официанта заиграли желваки.
После того, как бедняга исполнил прихоть Матвея, он снова отослал его, но уже без высокомерной надменности, а даже с сочувствующей улыбкой, скользнувшей на его лице – Вера заметила.
– Зачем ты так с ним? – Тихо спросила Вера. – Если ты по статусу выше него, это не дает тебе права так издеваться над ним.
Матвей молча смотрел в окно – кажется, светало.
– Пей, – буркнул юноша, не отрывая глаз от окна.
И Вера, полностью отринув ум, выпила.
Следующего вызова официанта не было. Тогда Вера с облегчением убедилась, что сердце у него все-таки есть.
Они пили, и Вера, кажется, пила дальше больше, чем Матвей. Кровь ее закипела, щеки заалели, а настроение поразительно изменилось: она даже смотрела на все вокруг так, словно видела это впервые и считала даже скатерть на столе чем-то необычным и прекрасным. В ней проснулась энергия, доселе в ней не пробуждавшаяся, которая толкала ее к неопределенным действиям, к жизни – новой, полной волнующих событий и приключений.
Вера была пьяна.
В ней пробудилась так же и смелость, благодаря которой она смогла внимательнее приглядеться к Матвею.
Хоть глаза ее уже застлала легкая дымка, она все еще могла видеть его густые каштановые волосы, высокий лоб, острые скулы и подбородок, и глаза самого обычного карего цвета. Не было в нем ничего примечательного, что могло зацепить, врезаться в память. И все же он излучал такую мощную энергию одним лишь пристальным взглядом.
«Да, – задумалась Вера, подперев щеку кулаком и продолжая разглядывать парня, – Катьку бы он с ума свел. В миг бы забыла своего этого… а как его звали вообще?».
«Да он бы любую девчонку с ума свел, наверное», – продолжала Вера рассуждать про себя, – «но я бы такого сына не хотела. Уж больно норовистый, прямо как… Катя».
Это стоит признать честно, но мысли о Кате всегда угнетали Веру. И сейчас, даже нетрезвую, они приводили в уныние. Уж лучше полюбоваться мальчишкой, чем думать об ужасных отношениях с дочерью, которая не то что не любила, так даже самым малым уважением не обделила родную мать.
– Так странно, – голос у Матвея, как обычно, вкрадчивый, лился густой струйкой с его опьяневших уст, – у тебя постоянно меняется выражение лица.
– Правда? – Вера вскинула брови; язык у нее заплетался.
– Да, – он улыбнулся, откинув голову на спинку сиденья, – ты то довольная, то грустная, теперь какая-то… сердитая. И что более странно – ты смотришь мне прямо в глаза. И постоянно меняешься в лице.
Такая прямота наверняка смутила бы Веру, но не теперь, когда рассудок ее был затуманен, а реакции притуплены.
– Ох, Матвей, ты меня напоил… – Вздохнула она и негодующе покачала головой.
Матвей тихо засмеялся.
– Ты сама себя напоила. Я лишь подстрекал.
– Бессовестный.
Матвей потянулся за бутылкой, удивляясь, как быстро она опустела. Он повернулся к окну, наблюдая багряный рассвет.
– Уже утро. – Сказал он, переводя взгляд то с бутылки на окно, то с окна на бутылку.
Веру эта новость никак не тронула. Впервые находясь в состоянии опьянения, она с любопытством исследовала свои ощущения и мысли, крутящиеся в голове, но уже не навязывающиеся ей. Это были уже не те гнетущие думы, а скорее радужные образы, которые она давно отчаялась наблюдать в своей голове.
Еще ей хотелось говорить.
Постоянно.
– Я-то ладно, – рассуждала она вслух, не обращая внимания на Матвея, – но если б Катька так напилась, я бы ее…
– Какая Катька? – Нахмурился Матвей.
– Катька?.. Да… – Вера уже хотела пуститься в объяснения, как вдруг спохватилась. – Да не важно. Она меня ненавидела. И знаешь, что? Я тоже ее ненавижу. – Она засмеялась, почувствовав странное облегчение. – Тоже ненавижу. Цыганка сказала, что она далеко. Может, ее вообще нет. И ладно. А если она и есть где-то, то пусть будет сама по себе. У меня тоже нет матери. Но я же живу.
Матвей ничего не понял. Даже если бы он не пил (хотя вино не было для него таким уж крепким напитком), он все равно не понял. Речь Веры была бессвязной, заплетающейся. Матвей удивлялся не тому, что она говорила, а тому, как легко ее взял алкоголь.
– Ты уже чушь какую-то несешь. – Он поднялся. – Пошли-ка спать.
– Спать? – Сказала она, растянув букву «а». – Не, я не хочу.
– Пойдем. Иначе ты сейчас себе и мужа выдумаешь. – Он подошел к ней, потянул за руку, чтобы она встала, а потом обхватил рукой за талию так, чтобы она своей рукой обхватила его плечи и оперлась на его тело.
– А мужа у меня больше нет. Мы давным-давно развелись.
– Чудачка.
Он вел ее по коридору в купе, а она все бормотала про то, как хорошо ей теперь жить без мужа и дочери, как она рада, что вернулись ее волосы и красивое тело, как много в ней энергии и вообще, какое вкусное было вино!
Матвей не придавал ее болтовне значения, сравнивая ее с внезапно прорвавшейся канализацией. Это нормально, полагал он, и не важно, что от вина сложно потерять рассудок, ведь она впервые пила что-то алкогольное.
Современная молодежь на многое сейчас способна, и ему сложно было поверить, что она никогда даже шампанского не нюхала.
Они кое-как дошли до купе, когда солнце уже залило нутро поезда. Никита и Сергей продолжали видеть сотни снов, но теперь сопровождающиеся не оглушительным храпом, а сопением.
– Помогу тебе залезть. – Он поддерживал ее за плечи, пока она пыталась ухватиться за лесенку.
– Да ладно тебе, Матвей, – говорила она громким шепотом, – я и сама могу.
– Ага. И полетишь так же, как твой отец. Держись давай.
Вера неуклюже поднялась, ухватилась за одеяло и замерла.
– Матвей!
– Ну чего?
– Ты меня держишь за… за…
Он цокнул языком.
– За ягодицы, за ягодицы, – иронично повторял он, подталкивая ее. – Давай залезай!
Когда ему все же удалось уложить ее на койку, он и сам поднялся на свое место, с облегчением роняя голову на подушку. Матвей закрыл глаза, надеясь уснуть до того момента, когда и Вера начнет храпеть – всякое бывает.
Ждать ему долго не пришлось.
Он быстро уснул.
Кто-то постучал в дверь.
Один раз, еще раз.
Потом дверь открылась.
– Соседи, у вас сахара с собой нет, случайно?
Матвей, чей сон был очень чуток, сразу же открыл глаза и, приподнявшись, обратил внимание на человека, позволившего себе такую наглость – разбудить спящих.
– Чего вам? – Хрипло спросил он, потирая глаз кулаком.
– А-а-а! Вы спите! – Он перешел на шепот. Воспользовавшись минутой, пока Матвей еще не принялся выгонять его, он окинул беглым взглядом других обитателей купе. – А чего спите-то? Уже полдень.
Матвей никак не отреагировал на замечание человека, но лишь спустил ноги с кровати, зевая.
– Идите-ка вы за сахаром. – Посоветовал Матвей и посмотрел на него так, что тот сразу же откланялся.
Матвей сначала посмотрел в окно: была солнечная погода. Поезд стоял на какой-то людной станции. Взгляд молодого человека зацепила полная женщина с корзиной в руках, которая, судя по широко раскрывающемуся рту, что-то выкрикивала, пытаясь привлечь к себе внимание. Очевидно, в корзине находилась выпечка.
Потом Матвей посмотрел на противоположную нижнюю койку, где спал Никита лицом в подушку. Правая нога его свисала, а одеяло и вовсе лежало на полу.
Молодой человек усмехнулся, представив себе положение собственного отца, которого он, к счастью, видеть сейчас не мог. Потом он взглянул на верхнюю полку. Вера лежала на спине, ее грудь учащенно вздымалась из-под одеяла, и каждый нерв ее лица постоянно дергался. Наблюдать за ней ему пришлось недолго, потому что глаза ее внезапно раскрылись. Матвей не шелохнулся. Затем она, плотно поджав губы, приподнялась на локтях и медленно посмотрела в сторону Матвея невидящими глазами. Этот взгляд слегка взволновал Матвея: вряд ли кто-то когда-либо смотрел на него так же.
– Эй, – позвал он ее, забыв имя, – ты чего?
Лицо у нее было мертвенно бледное. По ее горлу он мог понять, что она постоянно сглатывала наворачивающуюся слюну. Пальцы ее вцепились в простыни.
– Ты в порядке? – Ему стало не по себе.
Вера, едва дыша, прошептала:
– Помогите мне спуститься.
Матвей не сразу разобрал услышанное.
– Помогите спуститься, – повторила она, осматриваясь по сторонам. В этот момент послышался протяжный стон. Раздался голос:
– Утро?..
Это пробудился Сергей.
– Отец, помоги ей спуститься, – Матвей нагнулся так, чтобы увидеть его лицо.
– А?
Матвей выругался вслух, спрыгнул с койки и подошел к Вере, протянув руки.
– Держись, я помогу.
Он опустил ее на ноги, и тогда Вера стремглав выбежала из купе.
– Что это с девочкой? – Спросил Сергей, вытирая сонные глаза.
Матвей не ответил, но повернулся в поисках воды. Тогда же признаки жизни проявил и Никита.
– Никит, – окликнул его Сергей, опустив ноги на пол, – у тебя дочке плохо стало.
Тот сразу же поднялся с койки. Вид у него был, конечно, ужасный: огромные круги под красными глазами, отпечаток подушки на щеке, помятая одежда.
– Где она?
– Выбежала. В туалет, наверное. Пойди-ка, что ли, проведай.
Никита тотчас последовал совету друга. Когда Сергей и Матвей остались одни, отец обратился к нему:
– Не знаешь, что с ней?
– Нет, – буркнул Матвей, наливая в стакан воды.
– Как спалось?
Матвей, поставив уже пустой стакан на столик, взглянув в окно.
– Лучше всех.
Около туалета уже выстроилась очередь, когда Никита подошел к нему. Среди ряда людей Веры не было. Значит, она внутри.
Он ждал около трех минут, когда она вышла. Взглянув на нее, Никита так встревожился, что подбежал к ней, опасаясь, что девочка вот-вот потеряет сознание.
– Как ты? Что с тобой?
– Тошнит… – Вполголоса ответила Вера, пряча глаза.
– Тебя рвало? Боже, ты вся дрожишь. – Он взял ее бескровное лицо в ладони.
– Отпусти, – пролепетала она, убирая его руки с лица.
Они вернулись в купе. Сергей понемногу приводил себя в порядок, а Матвей сидел на своей верхней койке и читал.
– Ну, как ты, девочка? – Обратился к ней Сергей, попивая чай.
– Девочка, похоже, отравилась, – ответил Никита, хватая свою сумку с одеждой.
– Отравилась? Это плохо! Но чем?
– Как «чем»?! – Никита повернулся к нему с футболкой в руках. – Конечно, это стряпней из ресторана. Сейчас же пойду и устрою им там…
– Нет, Никита, не надо! – Вера подалась вперед, но тут же спохватилась.
Никита украдкой посмотрел на нее, слегка удивившись, а Сергей хмыкнул. Но никто не прокомментировал ее обращение к отцу.
– Я пойду, – повторил Никита сердито.
– Вместе пойдем, – Сергей поставил чашку, поднялся с койки и погладил себя по выпирающему животу. – Меня тоже штормит слегка. Матвей, пойдешь?
– Пойду. Но в туалет. – Он положил книгу на подушку (койку он уже заправил) и спустился.
– Как хочешь.
– Вот именно, что не хочу.
Молодой человек вышел, а Никита наскоро переоделся в чистую серую футболку. Сергей уже был одет в клетчатую рубашку, но в прежние брюки, так же, как и Никита.
– Пожалуйста, – молила Вера, – не надо никуда идти, я не хочу проблем.
– У тебя уже есть проблемы – с желудком. А этот ресторанчик я сейчас мигом разнесу.
– Пойдем-пойдем, – кивал Сергей, хлопая ему по плечу, – так дело оставлять нельзя: Бог весть чем кормят, получается.
У Веры уже не осталось сил сопротивляться; у нее даже говорить сил не было. Тело ее ломило, желудок содрогался от спазмов, а голову будто стянул металлический диск. Однако она все равно сопровождала мужчин, чтобы, в случае чего, не позволить Никите разжечь скандал.
Они не дошли до кухни, когда застали в ресторане того самого официанта. Едва завидев их, молодой человек весь передернулся, сдерживая гримасу на лице. Никита рванул к нему, а Вера закрыла лицо руками.
– Чем вы, скажите на милость, кормите людей? – Никита сжал руки в кулаки, но поклялся себе не заходить слишком далеко, пока не потребуется. Сергей стоял рядом, придерживая его за плечо. Он знал его горячую натуру и боялся, как бы тот буквально не разнес здесь все.
Официант посмотрел на пунцовую от стыда Веру, затем на Никиту.
– Что, простите?
– Моя дочь отравилась ужином, приготовленным вашими поварами или кем они вообще являются там. Проведите-ка меня на кухню.
– Мужчина, – официант плотную подошел к Никите, заведенному уже до предела, – вашей дочери не от ужина так плохо.
– Неужели? – Вскинулся Никита, пока Сергей все бормотал: «Спокойно, спокойно».
– Ваши дети вчера ночью распивали здесь вино. Может, это я должен был заявиться к вам в купе, а не вы?
Никита вытаращил глаза на официанта, затем на Веру, а потом обратно. Мужчина отпрянул от официанта, ничего не ответив. Он уже не сомневался в правдивости слов молодого человека, так как вид Веры все подтверждал: она стояла с опущенной головой и заведенными руками за спину.
– Кать…
Сергей же, отняв руку от плеча Никиты, стремительно направился к выходу. Никита же, не взглянув на Катю, последовал за ним.
Когда все они оказались в коридоре своего вагона, Никита обратился к Вере:
– Это правда?
Она кусала губы.
– Правда?
Вера, не глядя на него, кивнула.
Никита вздохнул, но ничего сказал. Все-таки, он и сам вчера вел себя не самым подобающим образом. Расстроившись, что, возможно, девочка сделала это в отместку ему, он молча поплелся в купе.
Сергей уже был там.
Когда Вера и Никита вошли, они застали Сергея, громко отчитывающего сына:
– Да какое право ты имел так поступать?! Кого ты из себя слепить решил? Короля, у которого все на побегушках?
Вера взяла Никиту за руку.
– Нам лучше выйти!
– Да не надо, – махнул рукой Сергей, услышав ее. – Пусть ему будет вдвойне стыдно.
– Отец! – Заорал Матвей, отталкивая от себя Сергея. Тот, задохнувшись от гнева, уже было бросился на сына, когда Никита встал между ними.
– Довольно вам! Мы с тобой, Сергей, ничем не лучше.
Никите удалось успокоить Сергея. Матвей же продолжал сверлить отца испепеляющим взглядом. Когда Никита подошел к столу, чтобы достать необходимые ему вещи из своей сумки, Матвей шагнул к отцу.
– Пусть хоть этой ночью на побегушках был не я.
С этой фразой он покинул купе.
А через пару минут тронулся поезд. В помещение продолжала царить напряженная обстановка и мертвая тишина, которую разбавляло хлюпанье Никиты (он без кофе и дня, похоже, прожить не способен).
Вера же, наблюдая за по-прежнему разъяренным Сергеем, метавшемся то вправо, то влево, но способным вынести свою энергию в силу отсутствия достаточного пространства, попыталась разрешить ситуацию.
– Сергей, не злитесь так.
Он взглянул на нее.
– Я не злюсь.
– Злишься, – обронил Никита, поставив чашку на стол.
– А ты вдруг нет, – Сергей всплеснул руками. – Да этот негодник напоил твою дочь. Не волнует?
Никита перевел взгляд на Веру.
– Нет! Не напаивал меня никто! – Горячо возразила Вера, готовая чуть ли не в грудь себя бить, дабы доказать невиновность Матвея. – Пила я по собственному желанию, все-таки, мне уже…
Тут же она осеклась, вовремя вспомнив, сколько ей теперь лет.
Вера не знала, как выдержать два испытующих взгляда, прикованных к себе, и поэтому лихорадочно перебирала в голове возможные варианты продолжения фразы.
– Мне уже не пять лет!
Она даже зарделась, понимая, насколько глупо это прозвучало.
Но на мужчин это произвело неожиданное для Веры впечатление: они рассмеялись. Никита покачал головой, наливая еще кипятка себе в чашку.
– Пускай, Сергей. Ничего же страшного не произошло?
Товарищ его помолчал, понемногу остывая, а потом неуверенно возразил:
– Стыдно перед сотрудниками. Бедного официанта на дыбы поднять! Ясное дело, не твоей дочки эта инициатива была!
Вера хотела было выкрикнуть «моя!», но Никита смерил ее быстрым взглядом.
– Мы тоже не лучший пример своим детям показали, – сказал Никита, отвернувшись к окну.
Сергей промолчал и сел на свою койку, потупив взор на какой-то точке.
Вера вздохнула. Ей было приятно, что Никита чувствует себя виноватым за вчерашнее поведение. Конечно, чувствует. Не нужно слов, когда это понятно по взгляду. Ей уже самой не было стыдно за то, как они с Матвеем поступили. Казалось, все четверо были квиты и ни к чему здесь ссоры.