Хроника смертельной осени

– Переживу, – кивнула Анна. – Жики, ты слышала? Может быть, я смогу танцевать!

– Обязательно сможешь! – воодушевленно заявила Жики. – И очень скоро, вне всяких сомнений.

– Совершенно согласен с вами, мадам, – кивнул Крестовский. – Ты восстановишься и, несомненно, мы еще увидим тебя на сцене Гарнье….

С этого вечера для Анны началась новая жизнь. Дмитрий вернул ей надежду, отсутствие которой убивало ее все предыдущие месяцы, отсутствие которой – первое, что она ощутила, очнувшись после комы. И отхлынуло гнетущее отчаяние – что она никогда – самое страшное слово – никогда больше не выйдет на сцену…

Февраль 2011 года, Москва

– А-а-а!!! – Аликс казалось, что внутри нее сидит кровожадный зверь и, вгрызаясь ей в спину раскаленными зубами и когтями, рвет с упоением ее внутренности. Схватки настолько участились, что она не успевала приходить в себя и восстанавливать силы. Слезы текли по ее щекам. «Когда же это кончится… И кончится ли когда-либо?.. Как больно, господи, как больно… За что мне все это?..»

Чудовище слегка ослабило хватку, и Аликс попыталась вздохнуть – осторожно, чтобы не потревожить злобную тварь и не спровоцировать на следующее нападение. Вздох получился конвульсивным – скорее отчаянный стон, и василиск^[12] снова пробудился и изготовился к броску – она почувствовала его движение в себе. Оно пыталось вырваться на свет божий – дитя, зачатое с единокровным братом.

– Александра, – она услышала голос врача, хорошо знакомый, но далекий. – Александра, ты меня слышишь?

Она пыталась открыть глаза, но ничего не видела – слезы текли, не переставая, и тогда она почувствовала, как врач вытирает ей веки. Влажный туман перед глазами немного рассеялся, и она увидела его лицо.

– Александра, – врач говорил громко и четко, – мы можем сделать тебе блокаду – хочешь? После укола в позвоночник станет легче.

– Хочу, – прохрипела Аликс и, закусив губы, завыла от очередной скрутившей ее схватки.

– Делаем эпидуральную анестезию, – распорядился врач, и сестры вокруг засуетились и забегали. Через несколько минут, которые для Аликс тянулись часами, ее перевернули на бок – дальше она не чувствовала ничего, кроме продолжающейся схватки, по сравнению с которой даже болезненный укол в позвоночник показался ей комариным укусом. Спустя короткое время ощущения стали непонятными – словно страшного зверя усыпили, а ее собственное тело поместили в панцирь…

– Ну вот… – акушерка коснулась ее руки. – Скоро, девочка, уже совсем скоро.

Уже совсем скоро на свет появится этот чудовищный ребенок – кто может родиться от такого близкого родства? Если б она узнала раньше, что Олег ее брат… Если б только она узнала раньше…

– Потуги, доктор, – услышала Аликс, и волна опустошающей боли захлестнула ее, несмотря на анестезию.

– Тужься, – приказал врач, и она вытолкнула из себя этого монстра, с первого раза освободившись от преступной жизни, которую она инициировала по простоте душевной, и носила в себе девять месяцев – три месяца – в радости и любви, а шесть – в позоре и тоске… Он закричал мгновенно и крик этот ударил Аликс в самое сердце.

– А ну-ка, кто у нас здесь? – акушерка взяла ребенка на руки. – Ах ты, боже мой…

– Что? – спросила Аликс, еще не веря, что все закончилось. – Что случилось? Он – неполноценный?

– Неполноценный? – удивилась акушерка. – Да сколько я работаю – такого красивого младенца вижу в первый раз… Ах, какие у нас глазки! Ну-ка, мамочка, смотри, кто у тебя?

Акушерка поднесла орущий комочек прямо к лицу Аликс. Та напряженно вглядывалась в него, не понимая, что от нее хотят.

– Ну! – настаивала акушерка. – Кого родила – мальчика или девочку?

– Какая ж это девочка? – прошептала Аликс. – Это мальчик… Боже, до чего похож…

Она отвернулась. И в этот момент почувствовала, как ребенка кладут ей на грудь. Аликс затрясло.

– Уберите его с меня! – завизжала она. – Уберите немедленно!

Аликс не хватало воздуха. Ребенок лежал на ней и мешал дышать.

– Мамочка, да ты к груди его приложи, – сказала акушерка. – И все сразу будет хорошо. Я помогу.

Она подтянула Аликс немного повыше на подушку и, уложив ребенка ей на руки, помогла ему взять в крошечный ротик грудь матери. Аликс сжалась от ужаса. На нее смотрели светло-голубые глаза Олега, внимательные и вдумчивые – разве что не щурились близоруко. Мальчик хлопал золотистыми ресницами и старательно сосал грудь, словно вечно этим занимался…

– Доктор, ну как там она? – Анастасия сидела в этом роскошном помещении уже почти двадцать часов – ровно столько продолжались у дочери роды. Ей приносили поесть – это был очень дорогой, элитный роддом. Его оплатил Виктор, отвергнув все их возражения. Он тоже приезжал, но смог пробыть недолго, ему пришлось уехать на работу, и Анастасия маялась в одиночестве, коротко вздыхая на его звонки:

– Пока никак…

Но наконец Анастасия услышала крик младенца и поняла, что все кончилось. Врач появился, уставший, вытирая салфеткой пот со лба. Вид у него был нельзя сказать, чтобы очень довольный – но удовлетворенный.

– Доктор, ну как там Шурка? – спросила Анастасия.

– Все, родила. Мальчик. Великолепный ребенок – девятка по шкале Апгар^[13].

– Что это значит?

– Это значит – сразу после рождения он закричал так, что у медперсонала чуть перепонки не полопались, и заехал мне ногой в ухо – до сих пор болит, – врач демонстративно потер якобы ушибленное место. – Что, в общем, удивительно, учитывая затяжные роды.

Анастасия не смогла сдержать улыбки, но потом с тревогой в голосе спросила: – Значит, с ребеночком все в порядке? Вы же знаете, доктор, наши обстоятельства…

– На первый взгляд, более чем в порядке. Но мы понаблюдаем ее и младенца еще дней пять. Сделаем дополнительные тесты. Но мне кажется, все хорошо. Правда, меня смущает ее отношение к младенцу.

– Что? – испугалась Анастасия.

– Сначала она вообще не хотела к нему прикасаться.

– Кошмар, – прошептала Анастасия. – Так я и знала.

– Не волнуйтесь. Акушерке удалось приложить ребенка к материнской груди. Мы всегда стараемся так сделать – это значительно повышает детский иммунитет и помогает сближению матери и младенца.

– И что?

– Она его кормит, – весело сказал врач. – Все хорошо.

– А можно ее увидеть?

– Да, через минут десять ее отвезут в комнату вместе с ребенком. Хотя я бы сегодня подержал малыша в перинатальном боксе. Пусть мать отдохнет и придет в себя – физически и морально. Как вы считаете? Ей только будут приносить его для кормления.

– Я полагаюсь на ваше мнение, доктор, – признательно сказала Анастасия.

– Тогда посмотрите на малыша, и мы его унесем – на сутки, не больше. А вот и наш красавец!

Санитарка выкатила из родовой кресло, в котором полулежала совершенно измученная Аликс с ребенком на руках. Он уже поел и теперь спал, прижимаясь щечкой к груди матери. Анастасия с удивлением отметила взгляд дочери, неотрывно устремленный на младенца – в нем смешались нежность и грусть.

Анастасия склонилась к дочери и поцеловала ее в висок.

– Поздравляю тебя, – прошептала она.

Аликс чуть качнула головой:

– С чем, мама? Что его ждет? Бедненький… – она коснулась губами лба сына.

– Не говори глупостей, – Анастасия старалась, чтобы ее голос звучал как можно убедительней. – Врач сказал – прекрасный, здоровый малыш.

– Я же не о здоровье, – прерывисто вздохнула Аликс. – А что будет со мной?

– Не думай о плохом. Все будет хорошо. Ты теперь мама.

– Да, – в словах Аликс сквозила горечь. – Мама. Не должно было так все закончиться.

– Ничего и не закончилось, – возразила Анастасия. – Ты еще будешь счастлива. И твой малыш тоже.

– Спасибо, – шепотом ответила Аликс. – Правда, он красивый?

– Очень! Самый красивый мальчик в мире. На тебя похож.

– Нет, – был печальный ответ. – Он как две капли воды похож на Олега.

– Тебе показалось, – испугалась Настя. – Клянусь – тебе просто показалось…

Аликс не ответила, но послушно отдала ребенка медсестре и позволила увезти себя в комнату. По дороге Анастасия спешно набирала телефон Виктора, чтобы сообщить ему, что все позади. Он пообещал приехать сразу, как только сможет.

Стояла глубокая ночь. Аликс уснула мгновенно, едва коснувшись головой подушки. «Ну вот я и бабка», – не без досады констатировала Анастасия, тоже проваливаясь в сон. Ей снился голубоглазый парень, в очках, в сером костюме – он целовал ей руки. «Заяц, – повторял он, – я люблю тебя, заяц…» Ее сердце вновь таяло от нежности, когда он гладил ее по голове и касался губами шеи: «Настя… Настя…»

Когда Виктор разбудил ее, часы на стене показывали половину восьмого утра. Чтобы не мешать все еще спавшей Александре, они вышли в коридор.

– С Сашей все в порядке? – спросил Виктор, опуская маску. – А с ребенком?

– Все вроде бы нормально. Я боялась, она его не примет. Но обошлось. Она уже его кормила.

– Это хорошо, – задумчиво кивнул Виктор. Помолчал пару минут. А потом решительно начал: – Настя… Я хочу жениться на ней.

– Я знаю, – тихо ответила Анастасия.

– И что вы думаете? – спросил он, затаив дыхание. Она смешалась.

– Какая разница, что думаю я? Важно, что думает она.

– А что она думает?

– Вы меня спрашиваете? – удивилась Анастасия. – Как, однако, странно…

– Мне важно ваше мнение. И ей важно ваше мнение. Если вы это не одобряете…

– Виктор… – она дотронулась до рукава его белого халата. – Я была бы так рада, если б она ответила вам согласием. Рада. Но…

– Но?..

– Вы представляете, что вы на себя взваливаете? – вздохнула Анастасия.

– Подумаешь, – не сдавался Виктор. – Сколько детей воспитывается неродными отцами. Да взять саму Сашеньку, простите, Настя…

– Да, вы правы… Но это не обычный ребенок. Он сын садиста и убийцы – вдобавок от инцеста – вы понимаете, чем это чревато? Что из него вырастет?..

– Самое важное – воспитание. Я, например, без матери рос, и ничего.

Анастасия покачала головой:

– Так-таки и ничего? Вы уверены? Сколько вам лет, Виктор? Тридцать два? Тридцать три?

– При чем тут мой возраст? Ну, тридцать три.

– И вы до сих пор один. Может быть, именно потому, что вы так рано потеряли мать.

– При чем здесь я? – упрямо повторил Виктор. Ему не нравилось направление, которое принял их разговор, и он попытался вернуть его в прежнее русло. – Я не знаю, отчего у Рыкова-младшего поехала крыша, но генетических отклонений у него нет. Ведь так? Папаша его – вполне вменяемый…

Анастасия усмехнулась, и Виктор смутился.

– Ну, почти нормальный. Может, конечно, с матерью что-то не так…

– Да уж, – кивнула Анастасия. – В гневе она совершенно теряла над собой контроль. Однажды кислотой в меня плеснула. Слава богу, не попала. Скорее всего, там патология с ее стороны. Она, конечно, была психопаткой…

– Скорее всего. Она абсолютно хладнокровно помогала сыночку ликвидировать последствия первого убийства… Это о многом говорит. И, тем не менее, я считаю, если этого ребенка воспитывать в любви и добре, то все будет хорошо. Главное, чтобы Саша согласилась выйти за меня.

– А что скажут ваши родные? – спросила Анастасия. – Вы же из грузинской семьи, и у вас свои традиции.

– Отец отнесся нормально. А бабушка… Бабушка неодобрительно сказала «Вах!». Но когда я их познакомил, повела Сашу на кухню готовить то ли лобио, то ли сациви… Она добрая…

– Ну, дай бог, дай вам бог, Виктор…

Середина марта 2011 года, Москва, Следственный комитет

Мигель ничуть не удивился, столкнувшись около хорошо знакомого кабинета с Антоном. Они пожали друг другу руки и, поскольку до назначенного времени оставалось еще минут десять, уселись в коридоре. Каждый старался не смотреть другому в глаза, страстно желая, чтобы этого, другого не было здесь, чтобы не приходилось разговаривать с ним, создавая видимость былой дружбы. Но реальность была такова – оба сидели под дверью следователя, понимая, что нужно бы что-то сказать, а то молчание уж слишком затянулось…

– Как Анна? – спросил в итоге Мигель, стараясь, чтобы голос его звучал максимально равнодушно.

Антон смотрел прямо перед собой.

– Плохо, – ответил он. – Очень плохо.

– Она не захотела меня видеть, – сказал Мигель.

– Я знаю, – откликнулся Антон без всякого злорадства. – Меня она тоже не хотела видеть.

– Но тебе удалось? – Мигель наконец нашел в себе силы повернуть голову и посмотреть на Ланского. Тот сделал неопределенный жест.

– Удалось – громко сказано, – признался Антон. – Жики заставила ее поговорить со мной. Наверно, ей долго пришлось настаивать.

– И что теперь?

– Она уехала, – коротко ответил Антон. – В Париж вместе с Жики.

Мигель не собирался рассказывать Антону, что прекрасно знает, где находится Анна, и более того, уже пытался встретиться с ней – правда, безуспешно. Конечно, если б его поездка в Париж и визит на улицу Жирардон оказались бы более удачными, то, вероятно, он не преминул бы доложить об этом Антону. Но пока хвастаться было нечем, и поэтому он только спросил:

– Ты ей звонил?

– Нет. Это ее право – не видеть меня, если не хочет. Захочет – она знает, как меня найти. Лучше глянь-ка, кто пожаловал…

Мигель посмотрел направо и увидел бредущего по коридору Орлова. Тот выглядел скверно – небрит, неряшливо одет, и, как показалось испанцу, не совсем трезв.

– Ты что тут делаешь? – сквозь зубы спросил Мигель.

Орлов не ответил, даже не поздоровался, а только коротко взглянул на них и постучал в дверь с табличкой «Старший советник юстиции следователь по особо важным делам Сергеев В.В.»

– Заходите, – услышали они и Орлов скрылся за дверью.

– Думаю, нам тоже пора, – Антон встал. Он не стал стучаться и зашел в кабинет. Мигель последовал за ним. Орлов уже расположился на одном из стульев у стены. Антон и Мигель сели напротив.

– Спасибо, что откликнулись на мое приглашение, – Сергеев вынул из стола пухлое дело и начал, не торопясь, развязывать тесемки папки. Антон удивился про себя – неужели дела еще ведутся на бумаге? Он был уверен, что все давно уже хранится на цифровых носителях. Тем не менее, перед следователем оказалось вполне традиционное дело, и он, наконец, тесемки развязал и принялся в нем копаться. Пауза становилась невыносимой. Первым не выдержал Мигель.

– Господин следователь, вероятно, хотел нам что-то сообщить? – в его голосе явственно звучала ирония. Но Сергеев счел за благо ее не заметить.

– Да-да, – буркнул он. Тут снова распахнулась дверь, и на пороге появился хорошо знакомый всей троице капитан Глинский. Вернее – майор Глинский. На его кителе – кстати, Мигель подумал, что он впервые видит этого длинного опера в форме – красовались новенькие майорские погоны. «Не иначе, специально для нас в форму вырядился», – едко заметил про себя Мигель.

– Здравствуйте, господа, – Глинский занял место за столом.

– Ну вот и славно, – сказал Сергеев. – Наконец все собрались. И я хотел бы вам сообщить плохую новость.

– Ничего хорошего я и не ожидал здесь услышать, – буркнул Орлов.

– Не думаю, что вы ожидали услышать настолько плохую новость, – язвительно отозвался Сергеев.

– Неужели меня снова упекут в СИЗО? – поинтересовался Орлов. – Это становится доброй традицией.

– Такая новость была бы недурна, – не удержался Мигель.

– Прекрати, – с досадой одернул его Антон, – хватит уже. И так натворили дел.

– Вот именно, – признательно кивнул Виктор. – Поэтому вам лучше внимательно послушать, сделать выводы и принять меры предосторожности.

– Даже так? – покосился в его сторону Мигель. – И что же случилось?

– Неделю назад из тюремной больницы в Крестах бежал ваш друг – Олег Рыков, – отчеканил следователь. – Ну, или бывший друг – так наверно, точнее…

Воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем часов на стене. Все трое – Орлов, Ланской и Кортес – пытались осмыслить услышанное, что, однако, оказалось сложно.

– То есть, как? – Антон первый обрел способность говорить. – Как сбежал? Он же…

– Нет, – опередил его Глинский. – Сергей Булгаков Рыкова не убил. Только покалечил.

– Наш Серж полон сюрпризов, – ядовито протянул Мигель. – То Анна вдруг оказалась жива, после того, как мы все ее в душе похоронили, а теперь – и этот упырь. Прямо мастер воскрешений.

– Неуместная ирония, – размеренным голосом произнес Антон и добавил: – Почему нам сразу не сказали, что он жив?

Следователь не удостоил его ответом, а Глинский не удержался от сарказма:

– Извините, что не отчитались перед вами, господин Ланской! Как-то недоработали, исправимся. Рыкова поместили в тюремную больницу в Крестах. Все считали – а врачи подтверждали со всей определенностью, что он останется овощем или вообще не доживет до суда. Он так хорошо там лежал, в тюремном лазарете…

– Ага… – хмыкнул Сергеев. – Пока однажды утром к нему не зашел санитар и не обнаружил камеру пустой. Ваш приятель словно испарился.

– Прелестно, – желчно вставил Орлов. – И что теперь?

– Теперь вам следует быть особенно осторожными. Мы не стали приглашать сюда ни Астахову, ни Королеву, говорить им или нет – полагаю, вы решите без нас.

– Ни в коем случае! – Антон взволнованно встал. – Случившееся может стать для них обеих слишком большим стрессом. Как вы считаете? – он обвел взглядом остальных. – Тем более, Анны нет в Москве. Теперь, наверно, это и к лучшему.

– Что касается Королевой – вам решать, – кивнул Сергеев. – А что с Астаховой? – спросил он Орлова. – Вы сможете позаботиться об ее безопасности?

Орлов поднял на него тяжелый взгляд.

– Хватит глумиться надо мной! Вы прекрасно знаете, что у нее теперь другой защитник…

– Я не слежу за вашей личной жизнью, господин Орлов, – сухо сказал Сергеев.

– Завтра увижу Булгакова и передам, – Глинский обращался к следователю, но его прекрасно слышали все. – Не хотелось сообщать ему по телефону, потому что…

– Ах да, вы же… – следователь спохватился, проглотив слово «друзья». – Ну да, конечно, конечно…

– И что, вы думаете, Рыков теперь будет делать? – спросил Ланской.

– Мы полагаем, у него есть надежный помощник, – мрачно сообщил следователь. – И что Рыков уже покинул страну.

– Как это возможно? – Мигель в недоумении свел черные брови. – Вы знали, что он попытается сбежать из России и не смогли ему помешать?

– Все произошло слишком быстро. Конечно, мы сообщили на все посты на воздушных, сухопутных и морских выездах из страны, но уверен, ему удалось проскочить. Скорее всего, по поддельным документам. И, думаю, он изменил внешность. Конечно, пластическую операцию сделать не успел бы. Но есть масса других способов.

– На какие шиши? – вдруг поинтересовался Ланской. – На все это нужны деньги, и немалые. Откуда они у Рыкова? Наверняка все его счета арестованы, разве не так?

– А это отдельная история, – начал Глинский, но примолк, выжидательно посмотрев на следователя. Тот помедлил мгновение, а потом разрешающе кивнул – мол, говори.

– Спустя несколько часов после побега Рыкова, со счетов компании, в которой он работал до ареста – а как вам известно, это крупная транснациональная корпорация – со счетов этой компании исчезло пять миллионов евро.

– Сколько?! – не сдержался Мигель. – Ни х… себе! Да, гениально, нечего сказать… Вы уверены, что это он?

– Движение денег отследить не удалось, – продолжил Глинский, не удостоив его взглядом. – Как корова языком слизнула. Но это точно его рук дело. Пять миллионов евро. Да… С ними он не пропадет. А фальшивые документы в нашей стране сделать, к великому прискорбию – раз плюнуть.

– Piece of cake, – обронил Орлов, уставившись в окно. Низко в небе с карканьем металась стая воронья, растревоженная городским шумом. – Рыков говорил «Piece of cake» – его любимая присказка. Раз плюнуть…

– Ну, не знаю, что он там говорил, – с раздражением отозвался Сергеев. – Но вы, господин Орлов, должны быть особенно осторожны, учитывая его исключительную привязанность к вам. Если ему не удалось выехать, то он может продолжить начатое. И конечная цель, уважаемый, это вы! – он в упор смотрел на Орлова, но на лице того ни один мускул не дрогнул.

– Плевать. Мне все равно. Пусть приходит. Я вырву ему…

– Ничего вы ему не вырвете, – чуть презрительно перебил его Глинский. – Если уж вашему другу Булгакову не удалось…

– Он мне не друг, – огрызнулся Орлов, и взгляд его наполнился злобой. – Он неудачник и идиот.

– Я б так не сказал, – проворчал Виктор. Не так давно он присутствовал на скромной свадьбе Сергея и Катрин. Майору до чертиков захотелось объявить об этом, и он еле сдержался.

– Неудачник и идиот, – упрямо повторил Орлов. – Да еще руки у него черт знает откуда растут. Урода этого не смог прикончить. Уж я бы не промахнулся.

– Где ж вы были раньше? – в усмешке Виктора сквозила неприкрытая ирония.

– Где вы были полгода назад? Когда Рыков похитил Катрин? Что-то я вас не видел в Репино. Булгакова видел. Видел, как он вынес ее из коттеджа, еле живую. Руки его видел в крови – а вот вас там не оказалось…

Орлов взвился:

– Я хотел поехать с вами! Вы меня не взяли!

Глинский поднял брови:

– И что? Небо – бескрайнее, места хватило бы всем. Было б желание. Впрочем, я не собираюсь с вами спорить. Какой смысл? Если ваша женщина предпочла вам другого – это, в первую очередь, ваша вина. Наши доблестные органы правопорядка здесь ни при чем.

Орлов не ответил, но побагровел от гнева – казалось, еще немного и его хватит удар. Виктор наблюдал за ним не без удовлетворения. Ну что ж! Каждому в этом мире воздается по заслугам. Правда, воздаяние порой запаздывает, медлительное оно какое-то…

Покинув кабинет следователя, Мигель, махнув рукой Ланскому, быстро удалился, бросив его с Орловым, насупленным и исполненным неприязни ко всем вокруг. Антон повернулся к нему:

– Послушай…

– Что? – Глаза Орлова были совершенно больные.

– Мне жаль, что все так получилось, – начал Антон. – Мне, правда, жаль.

– Что тебе жаль? – спросил Орлов, скривившись. – Тебе жаль, что вы с Кортесом набили мне морду? Так не жалей. Этот полицай, мать его, по-хорошему прав. Я сам во всем виноват.

– Мне жаль, – повторил Антон. – Мне жаль, что все так закончилось.

– Закончилось? – переспросил Андрей удрученно. – Ты действительно полагаешь, что все закончилось? Этот кровосос на свободе. Думаю, теперь нам всем мало не покажется.

– Я не боюсь за себя, – произнес Антон. – Я боюсь за Анну и Катрин. Он не успокоится.

– Позаботься об Анне, – тихо ответил Орлов. – Кроме тебя – кто?

– Да, – Антон наклонил голову. – Кроме меня – некому. А Катрин?

– С ней – Булгаков, – с болью проговорил, а вернее, простонал Орлов. – Что я могу?..

– Не сомневаюсь – можешь, – твердо сказал Ланской. – Когда придет время – помни, ты перед ней в долгу.

Орлов кивнул и протянул Антону руку. Тот сжал ее на прощание, и, думая, что, наверное, они виделись в последний раз, отправился на работу. От всего происходящего веяло таким невыносимым холодом, над всеми ними витала смерть, такая неотвратимая и беспощадная, что Антон физически ощутил ее стылое, смрадное дыхание…

…Оставалось самое неприятное. Виктор не спал ночь, обуреваемый сомнениями, как сказать Аликс, что Рыков, ее единокровный брат, бывший любовник и отец ее сына, жив и, более того, бежал из тюрьмы. Майору с трудом верилось, что тот, слиняв из питерских Крестов, вернется в Москву. Скорее всего, пройдет через пропускной пункт на границе с Финляндией. И даже рискнув вернуться, сомнительно, что он отправится к той, которую так безжалостно обманул.

Виктор ни на секунду не допускал мысли скрыть от Аликс, что Рыков на свободе. Он видел, что Александра старается избегать разговоров о брате, но не сомневался, что мысли о циничном предательстве того преследуют ее – такие раны не заживают сами по себе. И лучше прижигать их сразу, а не бередить напрасными сожалениями и чувством вины. Какая вина? Не признайся Аликс, что следила за своим парнем, и видела, как тот вошел в дом Ланских – и находился там во время покушения на Анну Королеву – как знать, может до сих пор они бы собирали за Рыковым женские трупы. Она положила конец его преступлениям – как если бы пристрелила Рыкова собственными руками.

Не придумав ничего путного, он выложил ей все, как есть. Она даже не побледнела, а посинела. Хорошо, рядом стояла мать, а то Аликс рухнула бы на пол в прихожей. Анастасия удержала ее, подхватив под локоть, и отвела в комнату. Виктор продолжал топтаться у входной двери, не зная, что делать дальше – то ли бежать на работу, то ли разуться и пройти за Аликс и Анастасией. Но его никто не звал.

Наконец Настя вышла из комнаты, притворила за собой дверь.

– Пусть спит, – сказала она. – Господи, Виктор, что же теперь будет?

– Я не знаю, – признался он. – Его ищут, но…

– Но что?

– Думаю, он уже выехал из России.

– Вы уверены?..

Виктор почувствовал досаду – но не на Анастасию, а на самого себя.

– Как я могу быть уверенным? Как с этой мразью можно вообще в чем-то быть уверенным?.. Он непредсказуем и опасен.

– И что дальше?..

Они молчали несколько минут, а потом она нерешительно спросила:

– Виктор, у вас, наверное, остался телефон отца Олега… и Шурки. Я хочу ему позвонить и сообщить, что у него родился внук.

– Вы считаете, это разумно? – засомневался Глинский.

– Мне кажется, Лев имеет право знать, – ее голос звучал нерешительно. – На него столько свалилось. Я считаю, все, что случилось с его семьей – это возмездие. Но он уже заплатил сполна, и жизнь его разрушена: с работы выгнали, жена умерла, сын – маньяк-убийца в розыске… Пускай знает, что у него есть внук.

– А если Рыков-старший сообщит сыну, что у того родился сын? Я, Настя, вовсе не уверен, что они не поддерживают никаких контактов. Или что сынок не попытается связаться с папашей в один прекрасный день. Что в этом случае придет в его безумную голову?

– Вы считаете это настолько опасным? Какова вероятность, что Олег узнает?

Виктор пожал плечами:

– Трудно сказать. Если решите сообщить, то надо предупредить Рыкова-старшего, чтобы ни в коем случае не проболтался своему отродью про ребенка. Надеюсь, у него хватит благоразумия.

– Надеюсь, – кивнула Анастасия. – Так вы дадите мне телефон?

– Дам, – решительно ответил Виктор, – хотя, может быть, мы совершаем ошибку…

Тут Анастасия прислушалась.

– По-моему, Шурка зовет, – она приоткрыла дверь в комнату.

– Мама… Витя ушел?

– Он здесь, – Анастасия кинула на Виктора встревоженный взгляд.

– Пусть зайдет, – и он метнулся к ней, но Анастасия схватила его за рукав: – Куда в обуви?! Там же ребенок грудной!

И он стал торопливо скидывать тяжелые зимние ботинки.

Аликс свернулась калачиком на кровати, укрывшись теплой шалью с кистями. Ее щеки были влажны, и слезы блестели в неярком свете торшера. Уже спустилась ночь – а Виктору нужно было ехать в отдел, разгребать запущенные дела. Но пока он не мог оставить ее одну.

– Витя, – она протянула руку. – Сядь рядом.

Он послушно опустился подле Аликс, коснувшись спиной ее бедра.

– Я хочу попросить тебя, – чуть слышно сказала она.

– Что угодно, – откликнулся он.

– Ты не мог бы пожить у меня? – еще тише сказала она. – Хотя бы недолго. Мне страшно.

Виктор молчал, ошеломленный ее просьбой. Близкие отношения, возникшие между ними на короткое время, естественным образом сошли на нет в последние месяцы беременности Аликс, а после родов она ни разу не попросила его остаться ночевать – словно перестала видеть в нем мужчину. Но он все же старался быть рядом, смирившись с ролью друга. Конечно, его обижала отстраненность Аликс, но он пытался оправдать ее усталостью и поглощенностью маленьким сыном. «Это пройдет, – уговаривал он себя, – однажды она вспомнит обо мне, и все будет хорошо» Но интуиция опера недоверчиво посмеивалась над его надеждой. И вот – она просит его пожить у него. Еще недавно он не стал бы брать эту долгую, невыносимую паузу…

– Прости, – она потянула шаль на голову, чтобы он не видел слез разочарования. – Прости. Иди… Ты иди…

Что ж он молчит, идиот! К кому ей еще обратиться, кто, кроме него, сможет защитить ее от безумного братца?

– Конечно, милая, – он погладил ее по плечу. – Конечно, я поживу с тобой и малышом. Вам нечего бояться. Я останусь так долго, как ты захочешь.

– Правда? – она снова открыла заплаканное лицо. – Это тебя не сильно обременит?

– Совсем не обременит, – улыбнулся он. – Совсем.

– Хорошо, – она тоже наконец улыбнулась. – Ты сейчас поедешь на работу?

– Да, милая, – он рукой отер ее слезы. – Но утром я заеду домой и привезу кое-какие вещи… если не возражаешь.

– Конечно. Я сегодня разгребу шкаф и выделю тебе место. В нем такой, знаешь, бардак. Ах да! Ты не мог бы машину завести и погреть пару минут, когда на работу поедешь? – спросила она. – А то аккумулятор сядет. Холодно.

– Конечно. Где ключи?

– Там, – она махнула рукой в сторону комода и зевнула. – Спать хочу.

– Конечно, – он склонился, чтобы поцеловать ее в золотисто-рыжий висок. – Спи, милая…

Ключи валялись на хрустальном блюдце вместе с несколькими серебряными кольцами и браслетами. Цепочка одного из браслетов попала в верхний ящик комода и застряла в нем, мешая тому закрыться. Виктор немного выдвинул ящик, пытаясь высвободить цепочку, но что-то привлекло его внимание, и он не спешил этот ящик закрывать.

Фотографии – а вернее, обрывки фотографий. Каждая карточка разорвана на несколько кусочков, достаточно крупных, однако, чтобы Виктор разглядел счастливые глаза Аликс, стройную фигуру ее высоколобого спутника, их переплетенные руки. Он никогда не видел, чтобы она смеялась так, как на этих разорванных фотографиях – весь верхний ящик оказался забит ими. Виктор осторожно вытащил цепочку от браслета и прикрыл комод.

Середина марта 2011 года. Аэропорт Шереметьево, Москва

– Я могу вам помочь? – девушка в униформе появилась неожиданно, и он вздрогнул. Стоявшая рядом с ним молодая женщина в светлой норковой шубке кожей ощутила эту дрожь и незаметно сжала его ладонь. Он высвободил руку и улыбнулся продавщице в ответ.

– Благодарю, я уже нашел, что мне надо, – он взял с полки Courvoisier Extra. Коньяк переливался янтарным цветом с оттенком красного дерева.

– Прекрасный выбор, – девушка явно обрадовалась состоятельному покупателю. – Еще что-нибудь?

– Дорогая, – обратился он к спутнице. – Тебе взять хорошего вина?

Та покачала головой – больше всего ей хотелось стремглав выбежать из магазина и спрятаться до вылета в туалете, чтобы случайно с кем-нибудь случайно не столкнуться. Наверняка их ищут! А он рискует делать такие дорогие покупки. Как можно быть столь неосторожным! Она чувствовала, что ее нервы начинают сдавать.

– Я выйду… Дима, – она чуть не назвала его настоящим именем, но вовремя спохватилась. В ее больших серых глазах металась отчаянная паника.

– Конечно, – кивнул он и, эскортируемый продавщицей, отправился к кассе. По дороге он все же прихватил бутылку белого Sancerre – это она сейчас говорит, что ей ничего не надо, трясется от страха, как глупая овца, а когда они прибудут на место, ей захочется снять стресс… И совиньон придется в самый раз.