День 6
Степан Николаевич, начальник полиции, сидел в своём кабинете за письменным столом угрюмым, подперев кулаком подбородок. Щёлкал кнопкой настольной лампы. Но лампа не включалась: что-то там внутри давно сгорело, но выбросить было жалко – добротная старинная лампа с зелёным абажуром, оставшаяся, наверное, ещё от первого начальника.
День с утра не задался. Убийство! Нападение на полицейского! Надо звонить в краевой центр, докладывать, что не выполнил приказа. А ведь звонил следователь по особо важным делам, приказал следить за убитой. Что же такого она наделала? Теперь начнётся!
В кабинет быстрой, пружинистой походкой вошёл лейтенант Виталий Звонарёв. Невысокого роста, полноватый, с дурацкими, на взгляд майора, усиками, но с горящими глазами настоящего сыщика. Было видно, что ещё витает в облаках романтики прочитанных детективов, но парень толковый, далеко пойдёт.
– В 8.25 позвонили из Дома культуры. В парке нашли убитую женщину. Опознали в ней Оливию Куприну, учительницу русского языка и литературы.
– Во, бля, началось. Пришла беда – отворяй ворота! Ну, что ещё? По глазам вижу – что-то неординарное.
– По предварительным данным, со слов дворника, который нашёл жертву, её убили вилами в живот…
– Что!? – майор вскочил, палец зацепился за выключатель лампы. Лампа обрушилась на пол. Зелёный абажур хрустнул, как скорлупа яйца, и развалился на три больших осколка. Лампочка, серая от пыли, щёлкнула и тускло загорелась.
– Я послал дежурный наряд. Они оцепили место преступления.
– Бля! Маньяка нам только не хватает! – майор распахнул окно кабинета. Прохладный, свежий ветер охладил пылающее лицо. Влетела большая муха, села на письменный стол. На улице устало тарахтел трактор, с надсадой тянул огромный прицеп с берёзовыми дровами, запахло соляркой.
«Берёзовые дрова. Обещал жене купить. Вечером – обязательно в баню. Потом рюмочку водки – морозной, и солёные грузди с лучком», – майор сглотнул слюну, внезапно наполнившую рот, надел фуражку и кивнул лейтенанту. – Поехали.
Полицейский уазик, скошенный на правый бок – всякий раз, подпрыгивая на ухабах и ударяясь о брезентовую крышу, начальник полиции вспоминал, что водитель говорил о замене рессоры – въехал в парк. Степан Николаевич приказал выключить сирену и мигалку, посмотрев на серый трёхэтажный дом с флагом на крыше. Посмотрел на часы – начало рабочего дня. Начнут звонить. Хотя, наверное, уже весь посёлок знает.
Убитая лежала лицом вверх. На белом платье остались грязные следы от земли, травы. Лицо, колени, грудь выпачканы землёй. На животе красное пятно и след от удара вилами.
– Оливия Куприна, – подтвердил Степан Николаевич. – Моя дочка у неё училась.
– Ударили в живот, похоже, вилами, – сказал лейтенант Звонарёв, склонился над убитой. – Она упала лицом вниз. Потом труп перевернули на спину. Я думаю – убийца хотел рассмотреть лицо жертвы. Убили ночью. В десяти метрах столб с фонарём. И вот ещё, – кивнул на подол платья убитой, – посмотрите.
Степан Николаевич увидел, что левый край подола задран вверх до талии…
«Нет трусов!?» – Степан Николаевич удивлённо посмотрел на лейтенанта и озадаченно сказал: – Это что – у молодых мода такая? Или изнасилование?
– Не похоже, – лейтенант задумался, словно что-то вспоминал из того времени, когда учился на юридическом. – Уверен – нет.
Осмотрелся по сторонам. Заметил под кроной раскидистой берёзы скамейку. Прошёл туда. Принёс маленький кусочек белой ткани.
– Что нашёл? – спросил майор. По глазам лейтенанта видел – тот нашёл важную улику.
Звонарёв внимательно осмотрел платье убитой и сказал майору:
– На скамейке, за гвоздь зацепился кусочек ткани. Он от платья убитой.
– И о чём это свидетельствует? – спросил майор, хотя уже понимал, что произошло на скамейке.
– Убитая с кем-то встречалась. С кем-то знакомым, с кем добровольно вступила в половой контакт. Потом они разговаривали. Убитая быстро пошла по этой тропинке. А он ушёл в другую сторону.
–Вернулся и убил?
– Нет. Там следы самоуверенного человека. След подошвы от дорогих ботинок. А рядом с убитой… похоже на след галош. Такие в деревне все носят.
– Переобулся?
– Нет. Тот след уходит… Подождите! – воскликнул лейтенант и побежал к скамейке, что кособоко стояла в кустах сирени в шагах пятидесяти от места преступления.
Майор посмотрел в след убегающему лейтенанту, почему-то вспомнил любимый мультик своей дочери «Следствие ведут колобки». Улыбнулся – чем-то лейтенант напоминал персонаж этого мультика.
С улицы в парк свернула синяя «Газель». Приехали криминалисты.
– Да выключи ты люстру! – крикнул Степан Николаевич. – Хочешь, что бы сюда весь посёлок сбежался!
–Следы галош за этой скамейкой! – крикнул лейтенант майору и криминалистам и, вернувшись, добавил: – Кто-то прятался за скамейкой и наблюдал за жертвой, оттуда хорошо просматривается место, на котором убитая вступила в половой контакт…
– Трахалась! – рассмеялся молодой криминалист – высокий, похожий на суслика с выпученными глазами и большими передними зубами. – Любовный треугольник, убийство из-за ревности.
Пожилой криминалист – седой, в очках, с горбатым вислым носом, отвесил молодому подзатыльник и одёрнул тихо, но строго:
– Ты, стажёр, за языком следи. Делай, что положено. А я посмотрю, чему тебя там учили.
– Товарищ майор, – обратился лейтенант Звонарёв. – Надо узнать, с кем Оливия Куприна встречалась, и кто носит дорогие импортные туфли. Подошва очень приметная.
– Да знаю, с кем она встречалась, – ответил майор. – Бери машину и вези ко мне в кабинет Круглова. Знаешь такого?
– Знаю.
В кабинете начальника полиции воздух стоял жаркий и влажный, как в бане. Солнце грело через окно. Линолеум на полу раскалился. Даже кактусы на подоконнике сморщились. Степан Николаевич вытер платком пот с лица.
– Круглов Андрей Максимович? – спросил майор.
– Степан Николаевич, вы же меня с детства знаете, – сказал Круглов.
– С детства, – кивнул головой майор. – Но так для протокола надо.
– Для протокола? – Круглов привстал, снова сел. Стул заскрипел. Потёр кулаки друг о друга.
– В убийстве ты, Андрей … Максимович, подозреваешься.
– Да ты что, дядя Стёпа! – Круглов вскочил. Лицо пошло красными пятнами, словно брызнули красным кетчупом. Бритая голова заблестела. Широкие ноздри расширились так, что стали видны в них торчащие волосы.
Степан Николаевич, глядя на Круглова, подумал: «Что ж ты так испугался? Спортсмен, чемпион края по боксу. Под два метра, вес под сотню, а боишься. Ещё не знаешь, в убийстве кого тебя обвиняют… что-то в прошлом у тебя не чисто. Знать – то я тебя знаю с детства. А вот только, что ты делал три года в краевом центре, а потом вернулся при больших деньгах».
– В убийстве Оливии Куприной. Есть показания свидетелей, что ты… вы, гражданин Круглов Андрей Максимович, встречались с ней 10 июля в 23.30 в парке у Дома культуры. Вступили с ней на скамейке под берёзой в близкие… интимные отношения. И вот это…
Майор достал из ящика письменного стола прозрачный пакет и показал Круглову:
– Вот это нашли у тебя кармане пиджака.
– Что нашли? – Круглов понял, что нашли у него в кармане пиджака. Подался вперёд, сжал кулаки.
– Трусы убитой. Оливии Куприной, которую ты убил!
– Степан Николаевич! Да зачем мне убивать её?!
– Улики – вещь серьёзная. Ты не скрывай ничего. Расскажи, как всё было. Но учти: у меня глаз намётан, сразу пойму, если врёшь.
День 5
Вечером Круглов подъехал к дому Оливии на чёрном «Мерседесе». Вышел с большим букетом белых роз. Из подъезда выскочила чёрная кошка. Хотела перебежать дорогу, но Круглов топнул ногой и цыкнул на неё. Бабушка, сидящая на лавочке у подъезда, съёжилась, выронила клюку. Кошка испуганно припала к земле. Круглов отбросил животное ногой и вошёл в подъезд.
– Тьфу, бес такой! – бабушка погрозила кулаком в след Круглову. – Пусть ночью тебя перекосит.
Оливия встретила Круглова в нарядном белом платье.
– С днём рождения! – поздравил Круглов и поцеловал Оливию в щёку. – Пусть исполнится всё, о чём ты мечтаешь! Такая красивая, прекрасная девушка должна быть счастливой!
– Спасибо. – Оливия в ответ поцеловала Круглова в щёку, почувствовала притягательный аромат его духов и покачнулась от внезапного головокружения. Круглов придержал Оливию за талию. И голова ещё сильнее закружилась от его крепких рук. В голове пронеслось волной видение: он подхватывает её на руки, несёт в спальню. А там всё так откровенно – застелено новым красивым бельём…
Но Круглов провёл Оливию к столу, помог сесть на стул.
Стол был уже накрыт. Круглов вынул из пакета бутылку итальянского красного вина, бутылку элитного коньяка и поставил их на стол. Выложил коробку шоколадных конфет. Поставил в вазу букет цветов. Оливия по-детски покраснела, как старшеклассница на первом свидании. Но в отличие от старшеклассницы, она знала, чем закончится день рождения и сама этого хотела. И стыдливое ожидание разливалось приятным теплом по телу. «Правильно ли я выбрала нижнее бельё? – пронеслось в голове. – Не слишком ли открытое? Подумает, что я заранее… Нет! Я решила!»
Круглов налил в бокалы красного вина. Зажёг три свечи в бронзовом старинном подсвечнике – Оливия как-то упоминала, что он достался ей в наследство от прабабушки, которая была дворянкой, жила в Санкт-Петербурге и встречалась с… «С каким-то знаменитым поэтом, – Круглов наморщил лоб, пытаясь вспомнить. – Да, не важно. Важно то, что сегодня ночью, как тот… поэт, я буду обладать желанной женщиной, о которой мечтал с одиннадцатого класса».
Оливия подняла бокал. Свечи ярко горели. Свет через хрустальный бокал и вино заиграл бликами на груди девушки, смело приоткрытой глубоким вырезом. Круглов невольно посмотрел на грудь. Увидел золотую цепочку с янтарным кулоном в виде сердечка. Вспомнил, что впервые увидел этот кулон, когда Оливия проводила в школе вечер того… известного поэта. Но тогда грудь была не так открыта… «А ведь она сама хочет! – в глазах Круглова вспыхнули радостные огоньки. – Это платье с открытым декольте, дышащая волнением грудь – Круглов незаметно скосил глаза в открытую дверь спальни – красивое покрывало!»
Ладони от волнения вспотели, но Круглов осадил своё желание: «Оливия хочет романтики! И не в её постели, хотя она приготовила её. Тогда, вечером, возвращаясь в одиннадцатом классе из школы после секции бокса, он присел на скамейку в парке. Сквозь листву берёзы виделись звёзды, и все они напоминали кулон на груди Оливии. И захватила фантазия, буйными красками рисуя, как он сидит на этой скамейке с Оливией, как они обнимаются, целуются и происходит то, от чего всё тело задрожало…»
Под тосты за именинницу, за любовь, выпили бутылку красного вина.
– Оливия, – взволнованно сказал Круглов. – Помнишь, ты читала нам стихи… Изумительные стихи! Прочитай. Но не здесь. Пошли в парк. Ночное небо! Звёзды! Шесть лет я мечтал услышать эти стихи.
Оливия растерянно посмотрела на Круглова. Взволнованные вином желания Оливии были ежу в спальне, на чистых простынях.
«Он хочет сделать мне приятное! Послушать под звёздным небом стихи, вернуться домой…» – девушка взволнованно задышала. И Круглов понял, что его мечта вскоре осуществится, там – на той скамейке, где он мечтал!
Оливия читала стихи. Круглов слушал. Ночное небо сверкало звёздами. Круглов краем глаза заметил, что по тропинке в их сторону идёт какая-то женщина в белом платье. В руках держит вилы.
«Что за дура так поздно шляется по парку с вилами в руках? – с раздражением подумал Круглов. – Всё испортит. Спугнёт Оливию».
Но женщина в белом увидела Круглова, видимо узнала, потому быстро свернула с тропинки и торопливо прошла за кустами сирени в сторону Дома культуры.
«Оливия не увидела, – облегчённо вздохнул Круглов и узнал женщину в белом. – Куда Брагина пошла ночью? Да ещё с вилами?»
Оливия закончила читать стихи, Круглов сделал шаг навстречу, крепко обнял девушку и поцеловал в губы. Долгим, страстным поцелуем. Оливия обмякла в его руках. Он посадил её на скамейку. Сердце заколотилось, как тогда – в одиннадцатом классе во время смелых, отчаянных фантазий. Оливия всем телом почувствовала страстное сердцебиение Андрея, её Андрея! «Как Онегин и Татьяна! Она ждала, ждала…» – встрепенулось сердце девушки…
Круглов не был робким парнем, Оливия не была его первой девушкой. Напористо, страстно целуя, он положил Оливию спиной на скамейку. Левая рука крепко обнимала девушку, а правая жаркой ладонью поднялась по её ноге, поднимая подол платья. Платье за что-то зацепилось…
«Гвоздь! – поморщился Круглов. – Надо сдвинуться правее».
Ладонь остановилась на животе девушки. Круглов подождал миг, когда ведомая желанием Оливия приподнимет бёдра, стянул с неё трусы и машинально сунул себе в карман… Звёзды качались на ветвях берёзы…
– Как мне стыдно, – задыхаясь, одёргивая подол платья, прошептала Оливия. Вскочила со скамейки.
Круглов встал, крепко обнял и снова стал целовать, сминая ладонью грудь девушки, перебирая пальцами кулон с сердечком.
«Я сделал это!» – самодовольно улыбнулся Круглов.
Оливия, словно что-то почувствовала, отстранилась от Круглова, взглянула в глаза.
Но, наверное увидела там не то, что хотела увидеть.
– Продолжим день рождения, – предложил Круглов и взял девушку под руку.
– Потом…потом… Приходи завтра… – Оливия убрала руку и быстро пошла к своему дому.
Круглов развернулся и пошёл в сторону Дома культуры. На земле остались видны следы от его дорогих ботинок.
В кустах рядом зашуршало: Круглов вспомнил чёрную кошку, что метнулась ему под ноги, когда он шёл к Оливии. В приметы не верил, конечно, смешно думать, что из-за неё Оливия так резко переменилась и отказалась продолжить день рождения дома. Ничего страшного, приду с букетом цветов и – где-то в шкафу лежит подарочное издание её любимого поэта, специально привёз из Москвы – и продолжим праздник тела и мечты. Но вместо кошки на дорогу выскочил невысокий сутулый парень с огромными детскими глазами. Увидел Круглова, отскочил от него, как от чего-то страшного, и бросился в кусты. Круглов узнал в нём Ваньку-дурочка.
«А этому что не спится?» – Круглов презрительно усмехнулся. Поднялся по высокому крыльцу Дома культуры, потянул на себя двери – они скрипнули, но не открылись. Постучал кулаком. Послышались шаги и нарочито грубый женский голос сердито спросил:
– Чего надо, полицию вызову!?
– Валентина, это я – Круглов. А ты что так поздно? От мужа прячешься? Хочешь, я с ним поговорю, пальцем больше не тронет?
– Сама разберусь. Иди к Оливии, что ж ты её оставил одну? Или успел проводить до дому и ко мне пришёл. Утешиться или радостью поделиться?
– Ну, что собачишься. Ты же меня с пятого класса любишь. Открывай.
– Не открою. Завтра с утра в Клубе проверка, из края приедут. Мне позвонили: срочно надо полы вымыть, прибраться.
– Мне уходить?
– Я завтра ночью сторожу в Клубе.
Круглов услышал, как Валентина развернулась и быстро побежала по лестнице на второй этаж.
«Сердится, но ласкается, как бездомная собачонка, – улыбнулся Круглов. – Самой красивой девчонкой в школе была. И первой – моей. Целуешь – и, словно туда – в юность переносишься, когда всё ещё было впереди. Может, от того и тянет меня к ней. А она, чтобы привязать к себе, выдумала, что дочка от меня. Хорошо, что не пустила. Мне на сегодня Оливии хватит. Зачем смешивать удовольствия».
– Говоришь, Ивана Меньшова ты встретил? Точное время помнишь? – спросил майор.
– Ивана Меньшова? – Круглов повёл головой и посмотрел на Степана Николаевича. – А-а! Ваньку-дурочка! Минуты через три. На половине пути от скамейки до Клуба. Я подумал – Ваньку подростки гонят, любят они над ним поиздеваться, хотел пригрозить им, но никого не было.
– А в руках у Ивана Меньшова ничего не заметил?
– Нет. Он ещё ладони так на меня наставил, словно хотел оттолкнуть.
– А в Клуб зачем ходил?
– Когда на скамейке с Оливией сидели, нет, она тогда ещё читала, шагах в десяти жена Брагина – Валентина прошла. Я и зашёл в Клуб, спросить, может от мужа прячется. Но Валентина дверь не открыла. Я пошёл к своей машине.
– Где машина стояла?
– У дома Оливии. Рядом с железным гаражом. С голубятней на крыше.
– Шёл обратно по той же тропинке?
– Нет, по тротуару. Мимо ночного ларька. Там хорошее пиво продают. Захотелось бутылочку холодненького выпить. И вот ещё что. Не хотел говорить. Незадолго до убийства я в парке видел Валентину Брагину. В руках она несла вилы. Я тогда подумал – зачем ей вилы? Но убить она не могла. Я когда… это… с Оливией расстался, сразу в Клуб пошёл Валентина там была.
– Вижу, честно всё рассказал, – Степан Николаевич посмотрел в глаза Круглова, тот не отвёл взгляда. – Отпускаю тебя под подписку о невыезде. Из посёлка никуда не уезжай, понял?
– Что ж тут не понять.
– И для протокола. Официально предупреждаю, что допрашивался ты по уголовному делу в качестве свидетеля. Вот прочитай свои права и обязанности. Прочитал? Права и обязанности понятны?
– Да, – ответил Круглов.
– Тогда поставь свою подпись на протоколе допроса, возле галочки. Можешь идти.
Круглов встал и вышел из кабинета. Степан Николаевич подпёр кулаком подбородок, посмотрел на вершину горы Крапивиха.
В кабинет вошёл лейтенант Звонарёв, достал из портфеля бумаги и протянул майору.
– Мои предположения подтвердились, – сказал с гордостью, и майору даже показалось, что тоненькие усики лейтенанта вздёрнулись кончиками вверх. – Вот заключение экспертизы. Смертельное ранение в область живота нанесено тяжёлым предметом с четырьмя острыми концами, предположительно сельскохозяйственным инструментом – вилами. Вот здесь ещё. Незадолго до смерти имела половой контакт…
– Понятно. Я допросил Круглова. Вот прочитай протокол. Что скажешь? – спросил майор.
– Убийца не Круглов. У него нет мотива. А вот что там делал в момент убийства Ванька-дурачок…
– Иван Меньшов, – поправил майор.
– Да, Меньшов, надо проверить.
– Вот и проверь. Только ты с ним… деликатнее. Потом найдёшь Валентину Брагину. Привезёшь ко мне в кабинет. Надо допросить её. И пусть вилы свои прихватит, такие, с жёлтой ручкой.
– Хорошо, – ответил лейтенант и быстро вышел.
– Ничего хорошего, – вздохнул Степан Николаевич, – надо начальству докладывать.
Не успела за лейтенантом закрыться дверь, как вбежал дежурный – взгляд, словно за ним гнался маньяк.
– Николай Степанович! Товарищ майор! Тут такое! Позвонили! В клубе, в подсобке, где хранятся вёдра, швабры, нашли Валентину Брагину. Мёртвую! – выпалил как скороговорку дежурный.
– Не тарахти ты! Наряд выслал?
– Вас ждут. Там такое!
– Что такое? Ну, что ты пялишься на меня как в фильме ужасов?
– Ещё хуже, – лицо дежурного побледнело. – Вилами её убили! Маньяк у нас!
– Ну, бля! – Степан Николаевич вскочил со стула. Стул отлетел к стене, ударился спинкой о стену. Китель майора полетел на пол. – Вот зараза! Поехали.
Валентина Брагина лежала в подсобке среди ведёр с надписью «1 этаж», «2 этаж», «Туалет». На батарее висели тряпки. С полки упали и рассыпались моющие средства. Перемешались с кровью. Убитая прижимала руки к животу. Пальцы были в крови. Открытые, остекленевшие глаза с ужасом смотрели на дверь.
– Товарищ майор, – обратился Звонарёв и показал на дверь. – Смотрите, замок сломан. Его выбили ударом ноги из коридора. Брагина кого-то увидела, бежала – ведро с водой и швабра остались в коридоре – спряталась в подсобке. Но её нашли и убили. Убийца высокого роста, нога сорок пятого размера. След от подошвы на двери. Если судит по высоте отпечатка, то рост убийцы, предположительно, метр восемьдесят пять. Мужчина.
– По высоте и размеру ноги похож на Круглова, – заметил Степан Николаевич.
– Это не Круглов. У Круглова – метр восемьдесят, нога сорок третьего. И след подошвы отличается. Это не пижонские туфли Круглова, это … след армейских или туристических ботинок. И я проверил показания Круглова. Он стоял на крыльце, но не входил. Хорошо, что вокруг глинистая почва и вчера прошёл дождь. Подошва у Круглова приметная.
– А с тем следом, что нашли за скамейкой, не сходится? – спросил Степан Николаевич.
– Нет. Тот, кто следил за Оливией и Кругловым был невысоким. И след от галош тридцать девятого размера. И тот косолапил. А здесь шаги уверенные, широкие. И надо обладать силой, чтобы с первого удара выбить такую крепкую дверь.
– Значит, убийца – мужчина высокого роста, крепкого телосложения…
– Товарищ майор! Посмотрите! – лейтенант Звонарёв наклонился над мокрой тряпкой, лежащей у порога. – Эта тряпка висела на батарее у двери. Когда дверь выбили, тряпка упала на порог. Вот след ноги убийцы, а вот этот отпечаток – след женской туфли. С убийцей была женщина. Предположительно, молодая – туфли молодёжные. По нашей грязи в таких не походишь. Убийца и девушка приехали из города. Но что они делали ночью в Клубе?
– А в наш универмаг таких не завозили? Туфлей и армейских ботинок?
– Проверю.
В пустом коридоре раздались звонкие шаги.
– Я же приказал никого не пускать! – нахмурился Степан Николаевич.
Лейтенант выглянул в коридор.
– Это криминалисты.
Молодой криминалист-стажёр заглянул в подсобку, увидел убитую, рану на её животе и гордо объявил:
– Посмотрите, что я нашёл в фонтане, – протянул вперёд руки в резиновых перчатках и продемонстрировал вилы с рукоятью, выкрашенной жёлтой краской. – Здесь нацарапана фамилия «Брагин». Можно считать – я раскрыл преступление!
– Это вилы Брагиной, – присмотревшись к рукояти с надписью, сказал Степан Николаевич. – Она всегда брала их с собой, когда сторожила в Клубе. Я как-то спросил: «Зачем?» Она ответила, что однажды ночью в Клуб ввалились пьяные парни, чуть не изнасиловали. Да и домой, по тёмным улицам, с вилами спокойней идти. Вот как вышло: её же вилами её и убили.
– А где Захар Никифорович? – спросил майор у стажёра.
– Здесь я, – ответил криминалист. Он запыхался и держался за грудь. – Не могу, как мой стажёр, сигать по лестницам.
– Захар Никифорович, ты поверь эти вилы на причастность к двум первым преступлениям: к убийству Екатерины Раскреповой и Оливии Куприной.
– Проверю, Степан Николаевич. Сколько лет служу, такого ещё не видел. Как думаешь – маньяк?
– Кто знает? Насмотрятся ужастиков, в компьютеры наиграются – и крыша съехала, ответил майор и обратился к Звонарёву. – Поговори с людьми из домов напротив Клуба, может, кто что-нибудь видел.
Майор хотел зайти в кафе, что находилась по пути в отдел полиции, поесть вкусного плова, который готовили приезжие узбеки, но вспомнил распростёртую на полу в луже крови Валентину Брагину и аппетит сразу пропал.
«Это же, каким извергом надо быть, чтобы женщин в живот вилами! – майор сжал кулаки. Пальцы хрустнули. Костяшки побелели. – И смертную казнь для таких отменили».
– Степан Николаевич, погоди! – услышал майор голос с южным акцентом. – Мимо проходишь. Сегодня плов из молодого барашка. Заходи.
– Да когда тут обедать! Слышал, наверное, про убийства? – ответил майор.
– Как не слышал? Все слышали. Не спеши. Я вчера, темно было, барашка привёз. Шаги слышу. Двое идут. Мужчина. Высокий. И девушка. Не просто шли. Скрываясь, шли.
– Подробнее описать сможешь?
– Извини, Степан Николаевич. Темно было. Заметил только – мужчина и девушка. Молча прошли.
– Спасибо, – поблагодарил майор хозяина кафе, сердце забилось увереннее, появился след, надо за него ухватиться. «А ухвачусь, не выпущу!» – Степан Николаевич прищурил глаза. – А, пожалуй, зайду на обед. Из молодого барашка, говоришь, плов.
– Из молодого, вкусного! Заходи, Степан Николаевич. Для меня ты всегда гость дорогой.
После обеда лейтенант Звонарёв доложил, что очнулся Подлесный, и Степан Николаевич поехал в больницу. Она находилась на косогоре перед кладбищем. Три дня назад больницу обнесли новым забором ещё из светлых досок. Майор недобрым словом помянул того, кто построил больницу в этом месте. Дорога одна и больным в палатах, наблюдающим почти каждый день похоронные процессии, не прибавляется оптимизма. И по такой раздолбанной дороге легче пройти пешком, чем доехать на машине. «Не удивлюсь, если какой покойничек встанет из гроба, чтобы дойти пешком до кладбища, эта же тряска с ума сводит», – Степан Николаевич обматерил районное начальство, дорожников. Яблоки, апельсины, которые майор прихватил с собой для больного, несколько раз выскакивали из пакета и раскатывались по полу.
– Здравствуй, Денис, – поздоровался майор, входя в палату. – Как самочувствие?
«Сколько же сюда кроватей натолкали? – подумал Степан Николаевич, боком протискиваясь между кроватями. Задел и чуть не уронил капельницу. Но вовремя удержал.
Денис Подлесный лежал у окна. Открытая форточка занавешена марлей. В ручке окна висит липкая лента. К ней прилипло несколько жирных мух. Ёрзают, противно жужжат.
«Ну, бля, душегубка, – выругался про себя майор. – На всём экономят». Подошёл к окну, сорвал липкую ленту и выбросил в окно.
– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил Подлесный. – Мочи не было на них смотреть. Врачи сказали – жить буду, ничего серьёзного. Только вот встать пока не могу – голова кружится.
– А ты лежи. Я поговорю. Переведут тебя в палату получше. Видел, кто тебя ударил?
– Нет. Со спины ударили. Я по вашему приказу следил за Раскреповой. Она с Санькой Тихониным на сеновале уснула. Потом слышу звонок сотового телефона. Раскрепова слезла с сеновала и пошла в сторону Клуба. Не пойму, как это вышло, но недалеко от клуба, там, где заросли сирени, я её потерял. Затаился. Мимо прошли Круглов и Оливия Куприна.
– Ты не за скамейкой под сиренью прятался? – спросил майор.
– Нет, за трансформаторной будкой. Потом прошла Валентина Брагина. С вилами. Вы знаете, она ходит сторожить, и после того случая вилы носит. В Клуб зашла. Открыла своими ключами. Через десять минут пришёл Круглов. Постучался. Но Валентина его не пустила. Он ушёл. Купил в ларьке бутылку пива. Через пятнадцать минут вижу, из пожарной двери вышла Раскрепова…
– Точно она?
– Да. Она была. Только почему-то не в белом платье, а в спортивном синем костюме и кроссовках. Я тогда подумал – может это не Раскрепова? Присмотрелся. Точно она! Пошла по переулку, помните, тот узкий, что ведёт к реке? По мосткам, у запруды, перешла через речку. Там березняк начинается. Вот тут меня по голове ударили. Очнулся в больнице.
– Екатерина Раскрепова… – задумался Стапан Николаевич.
– Точно она!
– Вот в чём дело, Денис. У нас три убийства. Убили Екатерину Раскрепову…
– Убил тот, кто ударил меня по голове.
– Не торопись. Убили Оливию Куприну и Валентину Брагину. Всех троих убили вилами в живот. И в одну ночь.
– Маньяк? Точно не наш. Заезжий, из города. – Подлесный пригладил редкие волосы на большую залысину на лбу.
– Похоже. Особенно с Раскреповой. Её нашли утром во дворе дома Тихониных. Она лежала голой на столе для разделки свиней, вся в цветах и крапиве.
Денис Подлесный ошарашено уставился на майора. Голова закружилась, и он застонал.
– Ты не волнуйся так, – сказал Степан Николаевич, – отдыхай. Если чего ещё вспомнишь, звони.
– Я сотовый потерял, – признался Денис. – Там, в лесу, обронил.
– Твой сотовый был в руках Раскреповой. Как крест держала его в руках на груди, – сказал Степан Николаевич. – Вспомнишь, медсестру попросишь позвонить. Отдыхай.
Майор заметил, что Подлесный сильно побледнел, когда услышал о своём сотовом телефоне в руках убитой. Подумал: «Что-то ты, Денис, не договариваешь? Может, и не помнишь от удара по голове? Или помнишь, но не хочешь говорить?»
В коридоре, у кабинета майора, сидел Брагин. Невысокий, ссутулившийся, в грязных штанах и куртке, пятнистого армейского покроя. Сучил маленькими ногами в галошах. Сморкался и вытирал нос рукавом куртки.
– Заходите, Владимир Егорович, – пригласил Брагина, только что вернувшийся из больницы майор. Отставил стул для посетителей подальше от своего стола: от Брагина несло перегаром.
– Степан Николаевич, – захныкал Брагин, заглядывая в глаза майору, – горе у меня – Валеньку убили. Как же так? За что? Варенька сиротинкой осталась.
– Сядь! – прикрикнул майор на соскочившего со стула Брагина. – Я вызвал тебя на допрос в качестве свидетеля.
– Да что же я могу?
– Сядь! Предупреждаю о даче ложных показаний. Вот здесь распишись. Да не здесь. Видишь галочку? Здесь. Сядь! Хорошо думай, прежде чем ответить. Где ты был седьмого июля с двадцати двух часов до часа ночи?
Брагин зашаркал ногами, пальцами затеребил нижнюю губу.
– Вечером, после «Вестей», там про Украину показывали, я пошёл к Клавдии Уткиной, купил бутылку. Валентина дочку спать уложила. Потом Валентине завклубом позвонила, сказала, что с утра проверка из края. Она побежала полы мыть, прибираться.
Брагин надолго замолчал. Вцепился пальцами в сиденье стула.
– А ты? – поторопил майор.
– А чо я? Я сначала не поверил, подумал… она того… с Кругловым встретиться хочет. Покричал. Но она стукнула меня вилами, ну, ручкой от них, по голове. И ушла. Тут я сообразил. Позвонил заведующей Клубом. Она и сказала про комиссию. Ну, я выпил бутылочку, и спать пошёл. А утром-то, вот. Узнал, о горе. Валеньку мою убили!
– Прочитай протокол, распишись. Да куда ты опять тычешь! Вот здесь распишись. Иди и подумай.
– А чо теперь думать?
– Да не пил бы ты, на работу устроился, не пришлось бы Валентине на трёх работах горбатиться, ночью сторожить. Иди!
– Мерзкий человек, – сказал лейтенант Звонарёв.
– А ведь хорошим работником был. На руднике на доске почёта висел. А как работы не стало – спился. У нас таких сейчас половина посёлка.
– Степан Николаевич, – сказал лейтенант, – вы обратили внимания на галоши Брагина? И размер совпадает, и косолапит.
– Обратил. Но галоши – это не доказательство. У нас в посёлке половина жителей ходит в галошах. Вот тут на столе отпечатки пальцев Брагина остались. Пусть криминалисты снимут. И сравнят с теми, что на скамейке нашли. Совпадут, тогда всё расскажет. Хотя – майор покачал головой – зачем ему убивать Оливию? Я уже не говорю о Раскреповой. А Валентину убил высокий, сильный мужчина.
– Трезвый он тихий, а как выпьет – дуреет. Жену бил. У соседей от него пряталась. Есть у меня версия. Когда Валентина пошла ночью в Клуб, Брагин мог за ней проследить.
– Проследил, убедился, что жена пошла мыть полы.
– Степан Николаевич, я говорю об убийстве Оливии…
– Ты хочешь сказать?
– Вы заметили, что Оливия и Валентина были в белых платьях?
– Притянуто за уши, – засомневался майор. – Не узнать жену в шаге от себя. Убили Куприну в живот, а не в спину.
– Послушайте мою версию. Брагин следит за женой. В парке теряет её из вида. Но через несколько секунд видит женщину в белом платье на скамейке с Кругловым. Принимает её за жену. То, чем они там занимались, приводит его в бешенство. Круглов уходит. Оливия идёт по тропинке. Фонарь на столбе светит ей в спину. Брагин выскакивает, ударяет вилами. Оливия падает лицом вниз. Брагин её переворачивает, видит, что это не Валентина.