Верст. Позывной «Верст»

12 Новый день. Новые хлопоты

1.

Серафима уже давно научилась «спать, стоя», а здесь в ее распоряжении были прямо-таки апартаменты, Ольгины, разумеется, но она всю ночь в отличие от Ольги так и не сомкнула глаз. Кроме того, остались ночевать гости, и Серафима уступила «апартаменты» Коню с супругой. Но дело даже не в том: тревожило ее больше не физическое состояние парня, хотя он вчера и ее порядком напугал. Хуже всего было его стойкое нежелание жить, – возможно, это и не так, не именно это и услышала из его уст, и в этом Серафима увидела не браваду, а, именно, стойкое решение умереть. Возможно, Ольга и есть ключ к решению, но его еще надо подобрать. Таблетки и травы помогут только в том случае, если он начнет бороться, и не с ней, а со своим нежеланием.

2.

Следом за Серафимой во дворик спустился Алексий.

– Не спится, гляжу?

– Я к этому давно привыкла, и редко, когда сплю круглую ночь.

– А они? – Алексий сдержанно кивнул головой в сторону лежанки.

– А что они? У них организмы молодые, им полноценный сон нужен. Ты вот что? Пошли Константина, когда встанет, к Стаценке. Дело, понимаю, опасное, но надо. Могу, конечно, и травками парня полечить, но боюсь, маловато будет травок.

– Неужели так плохо?

– А у кого контузия проходила легко?

– Все-таки контузия? – Хотя Алексий и сам в этом не очень-то понимал и сомневался, но ради, не знает, чего и спросил?

– Самая что ни на есть. Ранений нет – и то ладно. Так ты пошлешь Константина?

– Это кому я так понадобился? – Константин уже был на нижней ступеньке.

– Отправляю тебя в аптеку. Слетаешь?

– Сегодня летают только ракеты, а нам приходится только ползать, но тоже быстро.

– Тише ты. – Испугалась Серафима. – Молодежь разбудишь.

– Молодежь? – Ну, и голосина! – А, эти? Пожалуй, что на свадьбу денежки копить надо. – Как ни прикладывала Серафима палец к своим губам, разбудил-таки Ольгу, а, проходя мимо, еще и не преминул ущипнуть ее за бочок. – Ну, как, годится в женихи?

– Ага, сейчас проснется, – и замуж выйду. – Быстро, однако, учится отвечать ему в тон.

– Замуж? А я – как?

Но Ольга ловко увернулась от нового щипка. – Старый, и вредный больно.

– Ну вот. Все вы такие, – стоит только подвернуться молодому, да красивому …. Эх, пойду, поплачусь Алексию в жилетку.

– Рясу слезами не залей. Туча снова заходит, – негде сушить будет.

– Эта? Эта мимо пройдет. – Со знанием дела оценил небо Константин. – А следом – наша будет, – это уж как пить дать. Пить ему дай, – видишь, лоб снова вспотел. Смотри, – женихаться откажется, – придется на меня соглашаться.

– Лучше в монастырь уйду. – Во! Как отбрила, да еще и язык показала.

«Странное какое-то чувство. Он слушал их веселую перепалку, но слышал только ее смешливый говорок, хорошо слышал, и, даже, через рясу, ощущал ее руки, – и было от этого так легко-легко, что полетел бы. На Днепр. Или вот так бы лежать и лежать, НО.

3.

– Сейчас к Стаценке идти?

– И завтракать не будешь?

– Ольга совсем аппетит отбила, – буду теперь сорок ден поститься. Ну, я пошел. Э, нет, надо этого америкоса еще раз допросить.

– Зачем так спешно?

– Надеюсь русских встретить, а что я им скажу?

– Где же ты их встретишь? А, вообще-то допрашивай, – лишнего не будет.

Допрос, естественно, снова походил на разговор глухого и немого, но пленник старался, – выторговывал себе жизнь, – и картина окончательно вырисовалась.

Толи брат, толи сын этого, Крамаря обретается где-то в России. Чем-то там его обидели. Вот и сговорились они с батькой полк чеченский расстрелять из HIMERS по наводке телефона какого-то офицера, возвращающегося из отпуска.

Джон, – оказывается, его, действительно, Джоном зовут, – сильно сомневался. Начались дожди,– спутники ослепли, – но начальство требовало результативной работы. А уничтожить целый чеченский полк – такая удача. В, общем, уговорили его. Три HIMERS с полным комплектом вышли на заданную позицию. Ждать пришлось недолго, и связь установили легко, а дальше было делом техники, – Джон ударил полным залпом из трех HIMERS. Когда сразу же после этого пропала связь этого Хромаря.

– Крамаря? – уточнил Константин, – да-да, Крамаря с кем-то, они заподозрили, что что-то – неладно, – и на машине выехали на разведку.

Когда впереди показались все еще горящие машины, у Джона затряслись руки. Это он так сказал. Искомый полк был несколько дальше, а здесь были другие чеченцы, что должны добивать полк, который, кажется, называется какой-то «Ахмат».

– А к нам, зачем пошли?

– Алекс увидел свежие следы, и сказал, что надо проследить.

– Алекс?

– У него длинное имя. Я его так звал. Теперь это не имеет значения, – его снайпер убил первым.

– Ну, да, теперь это не имеет значения. Надо бы ….

– Алекс еще сказал, что тот телефон еще работает, но чтобы установить его место, нужна другая аппаратура.

– Кто все-таки этот Алекс?

– Гриша сказал, что очень хороший хакер.

– Откакался, получается, этот какер.

– Ну, что скажешь, Константин?

– Я так думаю, что свои их и угробили. А этот парень, как бы, и навел их Хаймерсы. И телефон его еще действует. Когда вернусь от Стаценки, поползаю еще раз по этой балке. Надо бы до «Ахмата» дойти, но больно большой крюк получается.

– Знаешь, где их найти?

– А чего знать? В сосновом бору они и обосновались.

– Полк?

– Какой полк? Батальон, как понимаю.

13.Никак, не хотелось Серафиме уходить

1.

– Нет, сначала мне нужно лекарство, а с остальным уже потом разбирайтесь.

– Потом – так потом. – Но вернулся Константин с загадочным и довольным видом:

– Лаптевые, однако, мне полагаются.

– Чего такой довольный-то? – Незлобиво проворчал Алексий.

– А задержись я на четверть часа, и не видать бы мне Стаценки, как своих ушей. Да и Игнат Стаценко, к тому же, помог, – позвонил вдогонку, она и вернулась. А у меня еще и другая новость есть. Встретились все-таки мне ребята из «Ахмата». Они-то и сказали мне, что позавчера ушел на задание, и не вернулся ихний командир разведки. Конечно, они его уже похоронили, было, а когда я им рассказал, и обрисовал парня, так, они так обрадовались, так обрадовались, что хотели тут же к нам рвануть, но комбат приказал выполнять прежнее задание, а за парнем он сам приедет завтра, или послезавтра. И одну плохую новость принес. Захарьиной снова ночью плохо стало, – еле отходили.

– Ну, значит, первую порцию парню сама выпою, а остальные Ольге придется, пока не вернусь. Часы-то у вас есть?

– У Ольги были. А долго поить надо?

– Ну, надеюсь, к четвертому сеансу обернусь. Поить строго через четыре часа. Вот и считайте.

2.

Никак, не хотелось Серафиме уходить, но приходится. Захарьину тоже спасать надо. И здесь откладывать нельзя. Удалось ей парня, пожить еще, уговорить. А, поскольку согласие и пожить, и снадобье принимать, каким бы горьким оно не было, получено, надо сделать все возможное.

– В общем, Ольга, смотри и запоминай. Я, конечно, коротенько тебе все расписала, но, как и сколько вливать – это ты должна запомнить.

Я высыплю сейчас две капсулы, а ты будешь давать по одной. – Где таблетки? – Серафима сходила на кухню, и вернулась с графином не лишку красивого зелья. – Антонина ничего не перепутала?

– Сказала, – то, что ты заказывала. Да у Стаценки на него от других спроса, как бы, с последнего раза не было.

– Ладно. Верю. Давай капсулы.

Она разорвала одну за другой облатки обеих капсул, высыпала на ложку и тщательно растолкла их другой ложкой.

– Нормально. Если попадутся большие кристаллы, нужно хорошенько растереть и осторожно высыпать ее в отвар. Немного побурлит, но так и должно быть.

– Это все он должен выпить? – Засомневался Константин, но Серафима успокоила. – Все. Оно, конечно, горькое, но горилка редко сладкой бывает, а пьют.

Константин наклонился к чашке, понюхал, – и сморщился:

– Сомневаюсь что-то.

– Не тебе и даю.

Удивительно, но парень послушно выпил.

– А теперь поспи.

Впрочем, его и не надо было уговаривать, – глаза сомкнулись сами.

Серафима пристально смотрела на парня, о периодически посматривала на часы. – Должно бы уже начать действовать. Странно. Нет, уже начинает ….

Константин – мужик не робкого десятка, но, увидев, как начинаются подергиваться то нога, то рука …. – Словно эпилепсия у него.

– Похоже. – Согласилась Серафима, и тут же скомандовала. – Ноги держи.

Какие ноги, какие руки, если у парня все это по отдельности, и такие фортеля выбрасывают, что хоть сейчас его в брейк-данс отдавай.

Навалился Константин на ноги, а Серафима голову удерживает – Ой! Не сказала я, чтобы другие одежды припасли. Сейчас его в жар бросит. Но так и надо. Лучше всего, когда лекарство через кожу выходит. Выходит, конечно, вода, а снадобье остается.

Минут пятнадцать прошло, когда Серафима тяжело проговорила. – Все. Можно не держать. – У парня еще подергивались то нога, то рука, но это уже не пугало никого.

– А что дальше?

– Сон, Ему нужен сон, а потому упреждаю: не будить, ходить на цыпочках, и голос поубавить. Последнее Константина касается.

Странно. Парень разом, как-то обмяк, но широко открыл глаза. То, что они переходили с одного на другого, говорило, что он жив, но тело, которое только что едва не разбрасывало их всех, а теперь лежало безжизненно, оповещало совсем о другом. О другом, да все о том же: закрыл парень глаза, и, как бы, не дышит больше.

Константин опасливо ослабил хватку. Так и есть, никаких сомнений, – пациент скорее ….

– Он, что, того?

– Надеюсь.

«Это что еще за дела?». – Константин опасливо глянул на Серафиму. Ему редко приходилось видеть сумасшедших, да она на таковую, как бы, и не похожа.

– На что надеешься? – Константин даже заикаться начал. – На то, что умер?

– А, ты вот о чем? Да, нет, надеюсь, что память к нему вертается. Выгляни на улицу, посмотри, что там за шум?

Константин тоже слышал шум за дверью, и чьи-то разговоры, но не удержался от вопроса. – И каждый раз так? – И вдруг понял, что и сам вспотел, удерживая парня.

– По-разному бывает. Да, я редко это и практикую. Тяжелая – эта процедура, хотя пока еще никто не умер. С одной капсулой будет легче, да и отвар немного иной. Мне бы сейчас здесь остаться, но и Захарьину нельзя без помощи оставлять. Справитесь без меня? Я тоже так думаю. Я постараюсь скоро вернуться.

14. Одно к одному

1.

Оказалось, скорее, чем предполагала. Константин – за ручку двери, а в дверь – кто-то скребется.

– Вилюй в дверь скребется. Дружка-то теперь нет, – вот он и скучает. – Дотумкал, было, Константин. Ан-нет, стоит на пороге Захарьин Георгий, лицо перекошено, и в глазах – смертная тоска, – еле-еле узнал его, – слезы по щекам размазывает:

– Нет ли у вас подходящей домовины? – И, увидев за спиной Константина Серафиму, заголосил:

– Преставилась моя Геля. Еще вечером преставилась.

– Как это случилось? Вроде бы отпустило ее?

– Отпустило. – Согласился Георгий. – Пошли мы на огород картохи копнуть, да огурцы собрать, а за тыном эти стоят: «Матка, яйки, млеко».

– Немцы?

– Какие немцы? Эти, – как их? – с вилами на рукава х придуриваются. Не знаю я. Меня увидели: «Горилку неси, а, иначе, мы тебя призовем». Это меня-то, призовем, если еле хожу. Пришлось за горилкой в погреб лезть. А вылез – гляжу, Геля в борозде валяется, и никого рядом нет. До дому-то доковыляли с нею кое-как, а там она и преставилась. А я и не знал, что ты здесь. Бежать-то без толку было, – не спасла бы ты ее, только и ты бы напрасно мучилась. Так, нет у вас домовины?

– Так, они у вас на хуторе что ли? – «Дуплетом» воскликнули Серафима и Алексий.

– Когда к вам шел, не видел никого, а есть ли они, или нет, того не знаю.

2.

Он проснулся, словно кто-то в голове щелкнули выключателем, и все-все услышал.

Ольга увидела, что он, как бы, проснулся, но глаза не открывает.

– Есть хочешь?

Никакой реакции. Спит, что ли? Но глаза открыты. Такие красивые голубые глаза. Как у немцев. Так, вот оно что? Он – немец, – потому и не понимает вопросов.

Ольга не поленилась, и сходила за дверь к Серафиме. Объяснила свои сомнения, но Серафима сказала более чем уверенно:

– Русский он, или украинец, но говорит по-русски. Я с ним еще утром говорила.

«Она – ведьма?», – и Ольга пожалела, что дала скороспелое согласие.

– Я ему поесть предлагала, а он – ноль внимания.

– Бывает. А мы через часик его травкой напоим. Хочешь его покормить, – ты ему мяса постного дай.

«Мяса?».

Ничего проще. Серафима для нее отложила хорошие куски, сказала: «За стол не идешь, так, потом одна поешь».

Гости рано поднялись, и ушли, не позавтракав, а мясо осталось, – вот оно и пригодится.

Ольга сбегала на кухню за мясом, и снова с ногами взгромоздилась на лежанку.

– Ешь. – Ольга поднесла маленький кусок к его губам. Сначала он, – как показалось, – изобразил удивление, потом открыл рот.

Первые кусочки он жевал лениво и неуверенно, потом уже ел жадно, почти давясь заячьим мясом.

– Хватит пока. – Остановил Ольгу жесткий приказ Серафимы. – Как бы, не вырвало. – И подала Ольге уже знакомую чашу. – Горькая. Постарайся всю выпоить.

«Сказала тоже, постарайся. Один глоток, – и он начал мотать головой, словно лошадь. А как ему скажешь, если он по-русски – ни гу-гу?».

Странно. Гу-гу, оказывается. Снова подошла Серафима, сказала что-то негромко, – и он всю чару – за один присест. Правда, она еще подушку под голову подложила.

– Ну, вот и молодец. Спать хочешь?

– Нет. – Головой помотал. А сам, так, полусидя, и уснул. Спал, правда, недолго.

И снова голова светлая, и последний разговор за дверью – как воочию.

«Вот и еще одна смерть мне в вину. Если бы не я, то жива бы была эта Геля», – А в глаза бросились забытые на табурете капсулы, кое-как дотянулся до коробки, высыпал содержимое в трясущуюся ладонь, и поднес ко рту.

Две капсулы просыпались наземь, но если они такие сильные, то и четырех хватит, – решил он, и, не раздумывая больше ни секунды, высыпал содержимое в рот.

«Яд насущный!», – Скривился он от горечи, и, толи таблетки сразу подействовали, толи еще от чего, но он почувствовал, как быстро проваливается в Бездну. И уже не слышал, как забилась в истерике Ольга, как все мгновенно сгрудились у лежака.

И, конечно, не увидели, как Джон, воспользовавшись суматохой, попытался улизнуть.

15. А дела-то утрясаются

1.

– Далеко ли намылился? И не попрощавшись? Ай-я-ай! Не хорошо, однако.

Невдомек было американцу, что Константин «следит за ним даже затылком».

Джон, – или как там его? – безразлично, казалось бы, ожидал своей судьбы. Казалось бы, но от взгляда Константина не ускользало, как тот из-под слегка опущенных век высматривает пути для бегства.

И вдруг сорвался места.

Он так не понял, как все произошло, но ноги вдруг взлетели выше головы, и страшный удар по затылку навсегда отбил всяческое желание убегать.

– Ну, чего ты дурашка? Плохо тебе тут было?

А и верно. Чудно это было Джону. Совсем чудно. Он видывал, как содержат пленных в СБУ. Того он и здесь ожидал, а тут угощенье на любой вкус. И горилка. Крепкая. После второй стопки он уже еле на ногах стоял, и еще более еле языком ворочал.

– А ты закусывай, всем, что на столе есть. – Тот, чье имя он не смог выговорить видел, что пленник пытается что-то сказать, но его язык уже не слушается.

И после того, как отвели его на мягкую подстилку, тут, и вообще, не до бегства стало. Он еще пытался осмыслить поступки этих людей, сидящих за большим, сколоченным из широких досок, столом, но глаза уже слипались.

Это он хорошо запомнил, хоть голова и гудела и с похмелья, а теперь и от удара.

– Договорились? Больше останавливать тебя не буду. Пуля остановит, как Алекса и Крамаря. Чик, – и нет человека. А пока сиди, подумай о будущем, скоро обедать будем.

И переключил внимание на Серафиму. – Парень-то как?

– Не знаю. Спит. Желудок промывать ему не буду. Нечем, да и нет смысла. Пусть все будет, как есть. – Категорично заявила Серафима, и горестно вздохнула. – Он сам выбрал этот путь.

– Сам-то – сам, но свой ведь. И эти, из «Ахмата», обещали приехать.

– На все воля божья. – Она, честно говоря, и сама не знала, что делать. Она пыталась снять блокировку мозга. Не получилось. Ни один мозг не может выдержать пять капсул подряд. Да и желудок – тоже. – Но далеко не отходите, – столько капсул съел, что я даже не представляю, что с ним будет.

«Ой-ой! Так уж и не знала?». Ноги-то большой беды не представляли, – и не такое удерживал. И руки Ольга с Алексием сдержали, как бы. Так, ведь, сейчас он головой биться начал, и такой дикий вой издавал, что у Константина везде волосы дыбом вставали. Хорошо, что недолго это продолжалось, и переодевать его снова не пришлось. Не выходило сейчас лекарство через кожу.

Когда все закончилось, Константин, уже несколько привыкнув к тому, как парень мгновенно переходит от жизни к «смерти», и обратно, отпустив ноги парня, и почти вопросом прошептал: «Пойду, на лавке посижу».

На Серафиму было тошно смотреть, но она слабым голосом прошептала. – Посиди, только далеко не отходи.

Но Алексий другого решения придерживался. – Серафиме отдохнуть надо. Если еще и она свалится, то и нам хана придет. А мы по очереди подежурим.

2.

Все: и бессонная ночь, и смерть Захарьиной, и … – Серафима, как упала на неразобранную кровать, – так и проспала до вечера. И очнулась от того, что снизу доносились молодые голоса и веселый ….

– Из «Ахмата» приехали?

Поискав глазами зеркальце, не нашла, наспех причесалась, и торопливо ступила на лестницу.

А там? А там ….

***

Ольга и парень, скрестив ноги, восседали на лежанке, а остальные сидели, кто на что успел.

– Не поняла? – И она другое поняла, – что крикнула чуть ли не в голос.

– А, Серафима? Как спалось? – Ольга без остановки высыпала на нее свой щебет. – А его зовут Андрей, и Константин нашел его телефон, – он каким-то чудом зацепился за ветку, и не упал в воду. Мы попытались позвонить его маме, но телефон тут же разрядился. Надо где-то найти зарядку.

– Тише ты, Трындычиха. – Чувствуя, как грудь начинает переполнять счастье, улыбнулась Серафима. – Все буки забила. Как ты себя чувствуешь, … Андрей?

– Хорошо. Наверно, как после той операции на мозге, что сделала тетя Вера. Легко-легко, словно огромный камень из головы вынули. Спасибо вам. И Оле. И всем большое спасибо. – Парень торопился выговориться, хотя, язык его кое-где спотыкался.

– Что за операция? – «Да еще на мозге? Парень-то совсем молодой». – Ты не ошибаешься?

– Нет, у меня много лет сильно болела голова. Сначала я никому не жаловался: ну, болит, – и болит. Не все же время? Потом боли уже еле терпел. Тогда мама и обратилась к своей знакомой, и та сказала, что промедление смерти подобно. И меня положили на операцию.

– А что за операция?

– Что у меня было, и что со мной делали, я не знаю, только, когда меня вывели из наркоза, было точно такое же чувство, – словно, сейчас встану, – и полечу. А сейчас вот вы. – И повторился. – Огромное спасибо вам. И Оле. И всем спасибо.

– Ну, спасибом не отделаешься. – Константин – снова в своем репертуаре. – Я еще на вашей свадьбе хочу погулять. – Но, вспомнив про Серафиму, заторопился. – Пойду-ка, Митрия сменю. Совсем в своей норе заплесневеет.

– А тетя Вера где? – Серафима толи не заметила «репертуара» Константина, толи специально увела от «скользкой» для парня темы.

– Тетя Вера? Недавно они с дядей Сережей поженились, и уехали на Север. Точного адреса не помню. И мог бы узнать, но телефона у меня нет. – И только сейчас до него дошло, что он куда-то звонил перед тем, как потерял память.

– Что я могу сказать? Моя благодарность ей за то, что она сделала. Но что она значит? Сегодня ровным счетом ничего. Скажу только, возможно, именно то, что было раньше, и спасло твой мозг от того, что ты сделал. Так что, будь добр, больше подобного не повторяй.

– Хорошо. Обещаю. – Кротко ответил Андрей.

– А с этим что решили? – Серафима увидела, как жмется в углу американец.

– А, чего с ним решать? – Константин ответил внятно и громко, что американец не мог не услышать. – У него два пути: либо сдадим «Ахмату», либо станичникам. Думаю, он выберет первое, а вздумает снова бежать, – Митрий свое дело знает, да и я не промахнусь, если что. А запирать его не хочу, да и негде.

И «этот» услышал и понял. Понял, или нет, конечно, Константин не знал доподлинно, – Джон клятвенно заверил,– и на том спасибо. Да, если подумать, так, и бежать-то ему нет ни какого резона – всюду ведь, виновным могут посчитать.

Клятвенные заверения и обещания – это, пожалуй, не из этой жизни. И прошло-то всего два дня.

Константин с Джоном, загруженные под завязку, возвращались с рынка, который уже на следующий день перекочевал подальше от переполненной трупами станицы, – смерти – смертью, а жить и выживать, все равно, надо. Вот и они. Туда – свой довольно-таки богатый улов, а обратно – хлеб и специи, – соль заканчивается, сахар, ну, и на что деньги останутся.

Возвращаются, стало быть. Только с последнего мостка и сошли, – и вдруг Ольга едва не сбивает Константина с ног. – Вам Андрей навстречу не попался?

«Какое навстречу? Разве что, ветром пронесло?».

Наверное, эта мысль не только мелькнула, но и озвучилась, по ходу дела, потому что Ольга тут же набросилась на него с кулаками. – Ничего смешного здесь нет. Я всего лишь на десять минуток и отлучилась. Возвращаюсь, а его на месте нет.

– На каком месте?

– На скамейке. Воздухом подышать его вывела.

– Так, может?

– Нет его в туалете, и вокруг дома обежала, и кричала – нигде нет.

– А где он может быть? А лоботряс где? Он за нами, было, увязался, но перед крайним мостком обратно побрел.

– Не видела я его. Наверное, не дошел до дома. Где-нибудь промышляет. Скучно ему теперь без Счастливчика.

– Не выдумывай лишнего. Особливо-то он и не скучает. – И крикнул зычно. – Вилюй? Где ты, Лоботряс?

– А тот мэн что говорил?

Константин удивленно глянул на Джона, и вдруг все понял. – Коня на рынке встретили. Так он и шепнул нам, что Гришку, когда сюда шел, встретил. Гришка что-то и про нас спрашивал. И правда, не он ли Андрея выкрал? А что? Вполне может быть. Так ведь и не нашли мы его в протоках.

Уж, лучше бы он этого и не говорил, – Ольга так заголосила, что Константин свою ношу едва в воду не выронил.

– А Алексий где?

– Ушел с Дмитрием могилку посмотреть. – Ответила Ольга сквозь слезы, и, как-то, тоскливо проговорила. – Тоже что-то долго не возвращаются.

– Так, и Лоботряс, поди-ка, с ними?

– Может, и с ними. – Сквозь слезы проговорила Ольга. – А, может, и нет. Как они мимо меня проходили, я не видела, но лай Вилюя слышала.

– Так, может, и Андрей с ними ушел?

– Ты думаешь? – И в Ольге затеплился огонек надежды, но тут же и угас. – Нет, они уже ушли, а Андрей на скамейке сидел. А вы что-то о Крамаре говорили?

– Вряд ли это? Андрея в карман так запросто не положишь. Ты рядом машину не видела? И не слышала.

– А зачем машина? – Ольга была настолько расстроена, что не могла толком сообразить, зачем она, действительно нужна. – Андрей и не собирался никуда ехать.

Но Константин уже обшаривал чутким взглядом все возле скамейки.

– Нет, следов борьбы, как бы, нет. Все на месте стоит. Ты бы сбегала к Алексию, пока мы вещи заносим. А ты откуда?

Вилюй!

Ольга уже свернула за угол, но, услышав громкое восклицание Константина, вернулась. И ее встретил, точно, Вилюй. Весь в череде и катышках репья.

– Ты где был? – Ольга присела перед псом, и начала, было обирать с шерсти липучки, но Вилюй вывернулся и тут же направился по тропе.

– Куда это он?

Пес преданно оглянулся на Ольгу, но упорно продолжил движение.

– А ну-ка, пошли, посмотрим. – И, оставив на скамейке покупки, уверенно ступил на тропку.

Радость переполняла Вилюя, когда он увидел, что к нему подходят все трое.

И было, отчего. – Жив ли, мертв ли, но Андрей безжизненно лежал под кустом ракиты под охраной пса.

Ну, конечно, жив. Константин услышал протяжный стоп парня, стоило только легонько нажать на руку.

Константин и сам бы легко поднял его, но Джон уже бросился ему на помощь.

Сработались, однако, Константин с Джоном, да Андрею помощи, как бы, и не потребовалось.

Не успели его разложить на траве, как он открыл глаза. – А вы чего?

– А ты чего? – Обиженно удивился Константин. – Зачем под кустом спать улегся? Или с горки скатился? – Но сразу же и понял, что скатиться с горки можно только в репьях и череде, а на Андрее этого добра почти не было.

Андрей недоверчиво глянул на великана, смешно сморщил лоб, и растерянно вспомнил. – За березку хотел удержаться и упал.

– Поскользнулся, или запнулся?

– Я и не понял. Солнце по глазам резануло. Я и зажмуриться не успел, как меня куда-то повело, – влево, кажется. Я хотел за ствол березки ухватиться, но промахнулся.

Андрей, – честно признаться, – даже и не пытался вновь обрести равновесие, и пришел в себя, когда увяз во встречном кусте. И подняться не спешил, постепенно обретая внутреннее равновесие.

Да так и уснул. Впервые за все часы сна на этом острове – безмятежно, и даже счастливо.

– Ты же утонуть мог. – Мало того, что Ольга никак не могла унять противную дрожь во всем своем, – скажем прямо, – слабом теле, так и от горьких ее слез спасения нет.

С языка Константина, конечно, готова была сорваться колкость насчет того, чему утонуть нет никакой возможности, но сдержался, и только усмехнулся. – Не утонул же. Ты чего на протоке-то потерял?

– Решил на Днепр посмотреть, да не судьба, видно.

– До реки так и не дошел? – Константин подошел к воде. – Повезло тебе, – куст удержал. Тут рядом с водой всегда скользко. Не успеешь и моргнуть, как в воде окажешься.

– Не дошел, да тут, как бы и не река, как оказалось. – И все еще виновато добавил. – Не таким я Днепр представлял. Днепр ли это?

– Можешь не сомневаться – Днепр. Когда совсем оправишься, дойдем и до большой воды. – Успокоил его Константин. – А ты будь ласка – не ходи пока к воде один. – Он подозрительно посмотрел на Ольгу. – Нет, пожалуй, и вдвоем не ходите. Мы лучше, когда вернется Алексий, на втором этаже вам с Ольгой солярий устроим. И Днепр там – как на ладони.

– Чего- чего? – Удивилась Ольга. – Где?

– А где Анисим любил с Богом беседовать. Поднимем наверх кресла, что в прошлом месяце нашли. Три, пожалуй, не поместятся, а для двух места с лихвой хватит.

А Алексий-то тут как тут. – Что за шум, а драки нет? Чего это Ольга, как прирезанная, кричала?

– Лягушку увидела. – Ответил Константин, старательно заслоняя рукой свое расплывшееся в усмешке лицо. – Ты уже свободен?

– Свободен. Какие вопросы?

– Помнишь, мечтали на второй этаж кресла поднять? Сделаем?

– Не вопрос. Пошли.

Так и вышло. И оба кресла уместились, да еще и место для стула Джону нашлось. Нашлось, но он предосудительно нашел себе место возле Константина, и в «солярии» появлялся редко. Да и дело для них нашлось – бревна-то так и не уложены, как следует – не погноить бы, случаем.

Да и Ольге со своим подопечным на пару вольготнее. Так все дни напролет и «прощебетали» о своем – «о женском». Да еще и вечера прихватывали. Одно плохо. Немощь так и не оставила Андрея: то круги пред глазами, то дрожь по всему телу, то голова раскалывается. А и у Серафимы, как назло, «забот полон рот». – Потерпи, Андрей. Хотя бы два дня потерпи. Стаценка другие таблетки и растворы для уколов обещала доставить.

Боль перетерпеть можно, а вот как перетерпеть свою немощь, особенно, когда проходится к помощи посторонних ему людей. И, все же, ему пришлось и в этом переломить себя.

– Ну, что? Поладили с американцем?

– Вроде бы поладили. Старается, – зарабатывает на хлеб насущный. – И Константин машинально посмотрел наверх. Естественно, увидел он только «голубков». – Силенок, конечно, у него маловато, но все бревна мы уже сложили, осталось навес кой-какой над штабелем сгоношить. Только боюсь, напрасная это работа. Серафима опасается, что в станице вот-вот мор начнется. Скоро, так, и нам надо будет пристанище искать. – И снова взгляд на «солярий» бросил. – Чего-то и из «Ахмата» не торопятся сюда? Не случилось ли что случаем?

– Не понял. Ты что-то надумал? – И Алексий уследил новый бросок Константина наверх. – За американца опасаешься?

– За всех. За нас троих тоже. – И, помолчав, добавил, как бы, не к месту. – Завтра крест на куполе будем ставить с утра, а потом решили Андрея до большого Днепра выгулять.

– А чего, именно завтра?

– Он сам попросился. Рвется к большой воде, да и сам понимаешь, что тело воды просит. Одними обтираниями не обойтись.

– Это уж – само собой.

Редко, какая птица …, и Андрей к их разряду не относится.

Он слышал неспешный разговор Серафимы и «монахов», и от этого его стремление к большой воде становилось все нетерпеливей и нетерпеливей. Его, конечно, тянуло на Днепр, – «настоящий» а не такой, как здесь – в островах и протоках, хотя, и здесь вода щедро расплескивает искры в просветах между кронами деревьев, весело струясь между островами. И птицы с их оглушающим щебетом водятся, но тянет, увидеть, долетают ли они до середины Днепра? Но на самом Днепре Андрею еще не скоро удастся побывать, – ноги все еще слабы, и голова временами кружится до тошноты, но нет былой рвоты, и то хорошо, – заверяет Серафима,– дело идет на поправку, а «жирок» накопится.