Tasuta

Лайка

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– А я, собственно, как раз по поводу концовки этого сна, – неожиданно для Ронни, твердо сказал он, хотя в душе Никита был просто ошеломлен сам содержанием сна Ронни: это был его сон, который ему привиделся во время первого визита Агаева на базу перед Новым годом. – Вы готовы выслушать спокойно про то, зачем я напросился к вам?

Ронни налил на лед в своем стакане немного бурбона, подлил сверху еще немного воды и все залпом выпил. Потом медленно поставил стакан на стол и, снова пристально взглянув в глаза Никите, кивнул утвердительно головой.

– Про вас я знаю все, но я пришел не к вам. Мне нужно попасть к вашему боссу – к Марку Морану. – Никита с каким-то чувством внутреннего напора и яростного азарта впился в ответ в глаза Ронни своим взглядом так, что тот даже отшатнулся от него, увидев в глазах гостя странные фиолетовые блики. – Вы же ничего не знаете, чем на самом деле занимается мистер Моран, не так ли?

– Так… в общих чертах: он занимается математическими вычислениями для нашего правительства… Поэтому у него такая охрана…

– Все это чушь. Хотите, я вам расскажу, чем на самом деле занимается твой босс?

И Никита коротко, но довольно доходчиво, за двадцать минут изъяснил Ронни про операцию с астероидом и про то, на кого на самом деле работает Марк и, соответственно, сам Ронни.

– Ну и хорошо, – спокойно ответил хозяин дома, когда Никита огласил о конечной цели астероида. – Если исчезнут Россия и Китай – на земле наконец-то станет спокойно и мирно.

Никита не стал переубеждать своего собеседника.

– У тебя найдется здесь иголка. Было бы лучше, если бы имелся скарификатор – это такая штучка…

– Я знаю, что это такое, и он у нас есть: моя мама делает то ли аппликации, то ли еще что-то с тканями и пользуется им – принести?

– Если вас не затруднит. И прихвати лейкопластырь, пожалуйста.

Вскоре Ронни уже выкладывал из деревянной шкатулки какие-то разные куски ткани, наперстки, подушку с иголками и, наконец, достал скарификатор. Для Никиты так и осталось загадкой, как мать Ронни использовала его не по назначению для своих рукоделий.

– Залепи лейкопластырем подушечку среднего пальца на левой своей руке, – попросил Никита – тот послушно исполнил его желание. – Теперь возьми скарификатор и проколи мой палец. – Никита протянул свой средний палец левой руки Ронни.

– Ой! – вскрикнул тот, с усилием нажав кнопки прибора.

– Вот именно – ой! – Никита горестно усмехнулся и сдернул пластырь с пальца Ронни.

– Что за ерунда! Почему с моего пальца течет кровь, а на твоем пальце нет даже царапинки?

– Вот то же самое произойдет с Землей. – Никита выпил до дна воду со своего стакана и на оставшийся лед сверху подлил виски. – Пролетая в конце сентября между Марсом и Землей, астероид столкнется с метеоритным облаком. Спутники связи выйдут из строя, а сам астероид замедлиться буквально на чуть-чуть, но этого хватит для того, чтобы в назначенный день войти в атмосферу земли не над Евразией, а над США. – Никита сделал паузу. – Марк Моран и его «отцы-устроители» думают, что они могут все, но на самом деле это далеко не так… Вся восточная часть США сгорит в страшном огне, а потом вздыбиться океан: одна волна прокатиться через весь материк, а другая дойдет до Европы и побережья Северной Африки. От США и Канады, а заодно и Мексики, не останется ничего… Все будет наоборот, Ронни: вы исчезнете, а Россия, Китай и Индия останутся. Конечно, и там будут некоторые жертвы из-за череды землетрясений, но это по сравнению с Америкой – сущие пустяки. Лет через пять климат придет в норму, и тогда действительно на Земле воцариться настоящий мир, но только без США. Вас это устроит?

Никита замолк, пристально наблюдая за Ронни. Тот, прижимая свой проколотый средний палец большим, смотрел опустошенным взглядом в окно, где рваные тени от деревьев в лучах заката, словно призраки шевелились по газону по обоим берегам речки в такт дуновениям ветра.

– Для меня самое сложное втолковать тебе все это, – продолжил Никита. – Согласись, что твой разум изо всех сил противиться воспринять мои слова за правду, так? – Ронни остался неподвижен. – Конечно, можно было попытаться разыграть спектакль, но мне неохота подбирать слова для того, чтобы красиво солгать и пожалеть твой разум… Ронни, скажи мне, ты веришь мне?

– Я думал, что все треволнения остались позади, – как-то хрипловато прошептал он в ответ после долгого молчания. – В юности я так хотел быть полицейским… И вот, прослужив в армии, окончил полицейскую академию и стал офицером. У меня был друг, с которым служили в армии вместе, вместе учились в академии и после, уже когда стали работать, он был моим постоянным напарником. Он был свидетелем на моей свадьбе… Потом, когда по-дурацки мы попали в бестолковую передрягу в Чикаго с бандой, по сути, мальчишек-латинос, его убили, а меня тяжело ранили… Семья моя развалилась, а я почти стал алкоголиком: всю пенсию пропивал… И тут мне сделали предложение: стать помощником некоего вундеркинда – стать по сути ему отцом и матерью, а также последним барьером охраны на всякий случай. Я согласился: мне предложили такие деньги за, казалось бы, совсем нетяжелую работу… Я бросил пить, купил этот дом, обеспечиваю своего сына, мать на старости лет не может нарадоваться на меня, правда, ворчит по любому поводу… Я получил покой, и эти прошедшие десять лет были для меня раем…И вот вы предлагаете мне – безо всякой оглядки – все это разрушить своими собственными руками. Даже если вы говорите правду, я не знаю, что для меня лучше: или сгореть вместе со всеми, или же меня пристрелят и отберут дом, выкинут мать на улицу, сын останется безо всякого будущего… Ну, да – зато остальные будут жить…

– И твой сын, и твоя мама тоже…

Через три с половиной часа Никита сидел у себя в номере в отеле у окна и, так и не включив свет в помещении, анализировал весь свой разговор с Ронни Россом, начиная с того момента, как он вошел в кафе. Как всегда, надо было все запомнить вплоть до каждой детали, как учил Ситников, – а иначе не миновать провала и беды в итоге. Он все еще не верил в то, что смог так быстро уговорить Ронни помочь организовать ему встречу с Марком Мораном. «Но с другой стороны, – успокаивал он себя, чувствуя, как внутри все гудит от напряжения, – так и должно было случиться по плану. Если бы я не смог убедить его сегодня, то это уже не случилось бы никогда!» Ронни в итоге не только дал слово помочь ему, но даже предложил, когда появиться через три дня Марк в своем пентхаусе, сперва ему самому поговорить осторожно с ним. «Он никому не верит, – аргументировал Ронни свою инициативу, – но мне он, я почти уверен, верит. И если появишься ты, как сегодня в кафе, то он, даю голову на отсечение, не моргнув глазом вызовет охрану. И тогда и ваш план проваливается, и я пропадаю, а, если еще и должно случиться то, о чем вы только что говорили, то исчезнет и американская цивилизация». И Ронни был совершенно прав! Марк – он же «Арес» и Макс – был человеком-загадкой: за все время наблюдений, – а Никита больше всего времени потратил на него, – Никита так и до конца не определился со сценарием для игры перед ним. Конечно, он боялся первоначально больше за Николь Мейси – за Аниту, но сейчас, когда с ней все решилось, проблема здесь, в Нью-Йорке, казалась ужасной и в принципе невыполнимой.

Пока он раздумывал, он весь вспотел и, несмотря на то, что в номере было вполне прохладно и сухо, Никита прямо чувствовал, как капельки пота стекают вдоль позвоночника. Он, отмахнувшись от всех своих тяжелых мыслей, разделся догола и, как Макс, то есть Марк, полез под душ, а потом, вдоволь насладившись струями горячей, почти кипятка, воды, вытерся досуха мягким полотенцем и свалился в постель… «Сейчас уже ничего не изменить, – подумал он, чувствуя, как быстро тяжелеют веки. – Завтра погуляю по Нью-Йорку, а послезавтра в одиннадцать ноль-ноль мы встречаемся с Ронни возле эстакады на остановке… А там уже куда кривая выведет…».

Итак, тот день, которого так боялся, и в то же время, ждал его и надеялся на него, настал. Вся первоначальная стадия прошла без всяких шероховатостей: в одиннадцать утра Ронни забрал его в условленном месте; затем они заехали в лавку к мяснику, где Ронни купил говядину для бифштекса; приехали к небоскребу Марка; заехали в отдельный подземный паркинг и поднялись наверх во владения Ронни. Проезжая мимо скучающего охранника на въезде в паркинг, Никите всего-то пришлось прилечь на заднем сиденье, а так как стекла на джипе были затемнены, то тот ничего и не заметил. Да он и не старался что-то высмотреть в кабине машины у Ронни: тот был для охранников почти таким же шефом, как и Марк Моран – неприкасаемым небожителем. После того, как Ронни припарковал свой автомобиль возле персонального служебного лифта, в кабине которого были только две кнопки, он достал сумку-холодильник из салона автомобиля с заднего сиденья, рядом с которой и сидел Никита, и, как бы задумавшись, поставил ее на капот. В это время Никита ловко выскочил со своего места и юркнул в открытую кабину лифта. За ним вошел и Ронни, захлопнув дверь своей машины. Никаких камер внутри парковки не имелось: в этом не было необходимости. Персона Марка Морана была настолько секретной, что лишний раз фиксация его лица – увеличивала вероятность утечки информации о нем. Да и никакой посторенний человек в принципе не мог даже подойти или подъехать к въезду в паркинг – об этом Никита давно уже знал.

Ронни, предложив разместиться Никите в небольшой комнатке, где он сам отдыхал в ожидании распоряжений от Марка, почти сразу спустился снова вниз: ему привезли свежие устрицы – позвонил охранник. После еще раза два или три приезжали какие-то курьеры, и привозили понемногу продукты высшего качества для Марка Морана – для Макса.

В девять вечера, когда Ронни стал собираться ехать домой, он предупредил Никиту, что группа телохранителей из двух человек приступили к дежурству, заменив скучающего охранника.

– Я появлюсь в двенадцать, – сказал он. – Тебе желательно не включать свет нигде: дежурный свет в санузле горит, а в помещении вполне светло от городского освещения. Ну, и опять же желательно, по минимуму вообще двигаться – мало ли что…

 

Никита молча кивнул головой в ответ.

Это было вчера, а сейчас Макс (он же «Арес», он же Марк Моран), как окрестил его первоначально Никита, уже находился у себя почти три часа. Кухонные часы с таймером на профессиональном духовом шкафу показывали без четверти восемь. Ронни, когда его позвал Марк и озвучил, что хочет на ужин, приготовил еду и поднялся к нему, разместив красиво блюда на передвижном сервировочном столике. С тех пор уже прошло почти два часа, а его все не было.

Никита был рад, что Ронни вдруг предложил ему свою помощь. Он надеялся, что помощник Марка захотел это сделать от чистого сердца, без всяких задних мыслей. Если все происходило именно так, то шансы на то, что он сможет закончить свою миссию, причем даже сегодня, были весьма высоки. Этот Марк был поистине человеком-загадкой: без родственников, без особого увлечения к женщинам, без вредных привычек – словно взявшийся ниоткуда киборг в обличии человека. Никита совершенно не знал, как начать свой разговор с ним при первой встрече с глазу на глаз. И вот теперь эту миссию вводной части будущей их «дуэли» взял на себя Ронни, а значит, Марк уже будет частично в курсе, кто будет предстоять перед ним и не будет, по крайней мере, сразу вызывать своих телохранителей. Так что, пока ему надо настроить себя на роль некого сверхсущества, почти ангела – посланника высших сил, хранителей времени, – чтобы сыграть ее идеально: переиграть даже мелкий прокол не получиться, а Марк запоминает все и видит все!

Прошло еще минут двадцать ожидания, пока вдруг в тишине не зашуршал специальный лифт, соединяющий вотчину Ронни с пентхаусом. Этот лифт включался только самим Марком, и Ронни пользовался им во время его вызовов. Даже во время отсутствия своего шефа, когда ему надо было попасть наверх, ему приходилось сперва спуститься вниз до парковки и сесть там в другой лифт.

– Я сделал все, что мог, – устало и как-то нерадостно выдохнул слова Ронни. – Он выслушал мои слова очень скептически, но, по крайней мере, я подготовил его к знакомству с тобой. Марк дал слово, что завтра специально на целый день выберется на отдых в Саутгемптон, к морю, а значит, охрана уедет, и я вывезу тебя отсюда независимо от того, как вы расстанетесь с ним сегодня…

– Уже это хорошо. Спасибо тебе, Ронни.

Когда Никита поднялся в пентхаус на том же лифте, на котором спустился Ронни, его насторожило то, что там было темно, и только рассеянный свет от мегаполиса освещал пространство апартаментов. Он уверенным шагом двинулся вперед по знакомой до оскомины резиденции Марка, пока не увидел силуэт сидящего на полу человека в дальнем углу возле входа в его кабинет, прислонившегося одним боком к стеклу панорамного окна. Никита подошел к нему таким же размеренным шагом и присел напротив него в метрах двух на корточки. Они – Никита и Марк – смотрели друг на друга глаза в глаза минуты три, пока в какой-то момент в зрачках Никиты вдруг не появились на секунды две-три фиолетовые блики. Он сам так и не догадывался про этот эффект своих глаз, и сейчас, когда непроницаемое лицо Марка внезапно исказилось испугом, Никита даже не понял, – что это с ним?

– Когда увидел, что свет выключен, я немного забеспокоился, что встречу тебя лежащим голым на полу, – решив, что коли его оппонент забеспокоился, надо брать ситуацию под контроль, первым нарушил тягостную тишину Никита. – Впрочем, сколько раз я наблюдал тебя спящим после ужина на полу…

– В каком смысле вы видели меня спящим на полу?

– В прямом. Разве еще можно спать голым вот на этом шелковом ковре в ином смысле?

Марк вскочил, раза два прошелся до лифта и обратно, затем сел на деревянное кресло, вырезанного из целого куска неизвестного дерева в виде листа Мебиуса, и тупо уставился на Никиту.

– Кто вы такой? – прошептал он взволнованно. – Сюда никто и никогда не заходил при мне! Даже Ронни разрешено только выходить на несколько шагов из лифта. Здесь нет никаких камер, и все эти стеклянные стены не пропускают свет наружу… Я так сильно устал за последние два дня, а сейчас вдруг Ронни стал мне рассказывать о том, что со мной хочет встретиться некто, кто послан чуть ли не богами… Честно говоря, я почти ничего не понял, но я верю Ронни как себе, и потому решил ради интереса все же проверить: кто мог так взволновать невозмутимого моего помощника?

– Я не знаю, кто я есть, – спокойно и даже с ноткой обреченности и тоски ответил Никита, глядя на ночной Нью-Йорк. – А ты разве знаешь, кто ты есть? Я только знаю, что послан к тебе рассказать о том, что произойдет, если ты не внемлешь моему совету и не уничтожишь астероид… Подожди, не перебивай меня! – Увидев, что Марк что-то хочет сказать, Никита повысил голос и пригрозил ему пальцем, словно тот был нашкодившим ребенком. – Ты думаешь, что можешь повелевать этим космическим обломком, так как наделен способностью вычислять своим мозгом как суперкомпьютер, решая невообразимо сложные уравнения взаимодействия массивных тел в уме; но на самом деле это далеко не так… Мир этот гораздо сложнее, чем ты и твои кураторы думаете.

Никита встал с корточек, размял немного затекшие ноги и сел рядом с Марком на стеклянное кресло с деревянным сиденьем.

– Мне даже неудобно спрашивать: знаешь ли ты механизм круговорота воды в земной биосфере? – продолжил Никита с таким уверенным голосом, твердо играя свою роль и стараясь при этом не переигрывать. – Конечно, знаешь, но ты не знаешь, как происходит циклическое течение энергии с множественными трансфигурациями на этом пути в просторах Вселенной… Кстати, тебе Ронни ничего не говорил про его попытку проколоть мой палец?

– Он что-то говорил про вашу просьбу помочь организовать со мной встречу по причине того, что если вы сами явитесь сюда, то могут пострадать охранники, если попытаются что-либо сделать с вами, – морща лоб, ответил Марк. – Но я плохо понял его: он как раз по этому поводу, вроде бы, привел пример с этим прокалыванием…

Никита достал из кармана заранее приготовленную иглу от шприца с колпачком и показал ее Марку.

– Вот возьмите ее, и нанести мне укол в плечо, – приказал он. – Не бойтесь – смелее.

Марк в недоумении двумя пальцами взял иглу, снял колпачок и застыл перед Никитой в нерешительности. Потом, взяв себя в руки, перехватил иглу тремя пальцами так, что из-за щепотки она стала торчать примерно на полтора сантиметра, и медленно поднес ее к плечу Никиты.

– Вас через рубашку колоть? – мучительно улыбнувшись, спросил Марк.

– Да, коли так – не бойся.

И Марк воткнул кончик иглы примерно на сантиметр, как он думал, в плечо Никите, но одновременно с этим, он вдруг громко охнул и, вытащив иглу, уставился на свое плечо. На рукаве его футболки ясно проявилось, несмотря на неяркую освещенность, темное пятно.

– Вот это небольшой пример трансфигурации потоков энергии, – сказал Никита, указывая пальцем на выступившую кровь на плече Марка. – Ты пытался уколоть меня, но получил рану сам, причем именно в то место, куда пытался уколоть меня. Ты можешь объяснить своими благоприобретенными знаниями этот феномен? Ты же видишь, что это никакой не фокус: ты всадил в мое плечо иглу от шприца, я при этом стоял и не шевелился, но результат парадоксален – не так ли?

– Но что вы хотите сказать этим примером? – растерянно спросил Марк.

Лицо Марка стало впервые каким-то естественным из-за этого его состояния смятения, словно бы раньше за все время наблюдения Никита видел меняющиеся маски, а сегодня наконец-то они все исчезли, и за ними оказалось довольно испуганное лицо взрослого ребенка.

– Может Ронни уже что-то говорил вам, но я все же повторю сказанное мной ему позавчера: так же произойдет с астероидом…

– А именно?

– Двадцать седьмого сентября астероид влетит в рой, состоящий из разных по величине метеоритных обломков… Да-да, в области точки Лагранжа, как вы называете, Марса и Солнца… Оба спутника связи выйдут из строя, несколько устройств с ядерными боеголовками будут сметены с поверхности астероида, а он сам замедлиться буквально на немного, но этого хватит на то, что он упадет на США. Вернее, что-то упадет на Северную Америку, а что-то свалится в Атлантический океан – результаты ты можешь приблизительно предугадать сам. Два дополнительных космических аппарата, которые добрались до него в мае, и предназначенные для подстраховочной корректировки астероида, уже ничем не смогут помочь – связи не будет. Было запущено всего три два года назад, как ты знаешь, но один из них вышел из строя за месяц до стыковки с астероидом… Поверь мне, я знаю все: про тебя – «Ареса», про «Афину» из Австралии, про твоих хозяев – это я говорю к тому, чтобы ты не думал…

– Что ты представитель разведки России или Китая, – закончил его мысль Марк.

– Я полгода находился постоянно рядом с тобой, был на всех твоих отчетных встречах, летал с тобой на самолете до Гренландии и обратно, потому что знал, что в тебе еще есть что-то человеческое, – Никита с некоторым пафосом выпалил последние слова и засомневался тут же в них.

– Не знаю, что это такое? – как бы в утверждение его сомнению сказал Марк. – Честно говоря, мне все равно, вернее, мне даже интересно посмотреть, как этот астероид упадет на Землю: на Европу ли, на Китай или прямо мне на голову в Нью-Йорке. Внутри меня какая-то смертельная пустота, и только эта титаническая борьба меня спасала от ее разрушительного влияния…

– Все это глупости! – оборвал его Никита. – Это вы сами придумали для красивого оформления своего одиночества. Вы же не старик – у вас все еще многое впереди. Найдите себе женщину, с которой вы встретите старость и, может, вырастите даже детей…

– Вот это настоящие глупости!

– Отчего же? Например, попробуйте познакомиться с «Афиной». Ты с ней не знаком, так? Ее зовут Николь Мейси, хотя родители нарекли Анитой и дали фамилию Вебер… Арес и Афина – чем не пара?

Марк замолчал. Он встал и включил газ в камине – тут же по стенам, по стеклу, по потолку запрыгали причудливые тени пламени.

– И вы даже знаете, как можно остановить астероид? – спросил он, усаживаясь возле камина.

– Помнишь, как на встрече перед передачей управления твоему центру в Гаваях, тебе вручили запаянный пластиковый конверт в металлическом планшете с кодом для самоликвидации астероида?

– Вы и это знаете?

– Я знаю все, Марк… Да! Так вот, код в том конверте подставной: если ввести его, то заблокируется весь твой центр, а твои хозяева тут же получат сигнал о твоем поступке. Настоящий код знают двое – Никита назвал настоящие имена Боба и Гарри, – и естественно, еще знаю я. Твои кураторы даже теоретически не могут предположить, что коды может узнать кто-то чужой, включая тебя – так как это в принципе невозможно для людей.

Никита снова подсел к Марку на пол и буквально вперился взглядом в его глаза. На этот раз даже он сам почувствовал, как в глазах будто закололо. Марк же просто онемел, когда в глазах его собеседника снова запрыгали – на этот раз вполне отчетливо – фиолетовые мерцающие блики.

– Ты хочешь получить этот настоящий код? – спросил Никита властным голосом. – Его надо ввести двадцать пятого сентября в два час пополудни по Нью-Йоркскому времени… Что ты решил?

– А что будет со мной? – после долгой паузы тихо прошептал Марк.

– С тобой ничего не случится, – также уверенно ответил Никита. – Астероид исчезнет в просторах космоса, притом без каких бы то было прощальных сигналов. Даже если предположить, что каким-то метафизическим образом твоим кураторам будет известно, что астероид был взорван через задействование кода самоликвидации, и то они в принципе никоим образом даже в мыслях не допустят, что это сделал ты или вообще кто-то из твоей команды. Повторяю еще раз, это пресловутые коды из людей пока знают только двое. Ты же мастер мыслить аналитически – неужели это непонятно?

Марк пожал плечами и неопределенно кивнул головой. Никита встал и уверенно прошел в кабинет Марка и вернулся оттуда с листочком бумаги в левой руке и ручкой в правой. Затем улегся прямо на пол рядом с Марком и при свете камина записал длинный код из двадцати знаков, состоящий из прописных и строчных букв, разных знаков и цифр. Закончив свое дело, он протянул листок Марку.

– Сможешь запомнить? – спросил он у него. – Хорошо бы уничтожить ее после…

– А код довольно простой. – Марк уголками губ изобразил улыбку. – Видите, если читать наоборот, то получиться «сonstantinople»; вторая, четвертая и восьмая буквы – верхний регистр; в фигурных скобках – год взятия Константинополя рыцарями Четвертого крестового похода… Значит, его надо будет ввести двадцать пятого сентября в два часа пополудни?

Никита кивнул утвердительно головой.

 

– Хорошо, я сделаю это. Действительно, а чем я рискую? Только знаете что…

«Неужели этот тоже поставит свое условие? А вдруг он гомосексуалист? – вспомнив Аниту, со страхом подумал Никита. – Только этого до кучи не хватало!»

– Дайте мне слово, что мы с вами встретимся еще в этой жизни, – продолжил после недолгой паузы Марк, и Никита облегченно вздохнул. – Это возможно?

– Вполне, – ответил Никита. – Даже могу помочь тебе устроиться в любой стране, где пожелаешь, поучаствовать в каком-либо грандиозном проекте. Это в том случае, если ты останешься без работы…Давай-ка через два года, например, в аэропорте Хельсинки в зале ожидания в Шенгенской зоне – это второй терминал…

– Я знаю, – уточнил Марк. – А число?

– Второе августа тебя устроит? В полдень по местному времени.

– Хорошо…

Никита перевернулся на спину и распростер свои затекшие руки словно крылья.

– Впрочем, знаешь что, давай мы сделаем так… – Он задумался, глядя на пляшущие тени от пламени на потолке. – Если захочешь со мной увидеться, напиши на листке, где и когда хочешь встретиться, отдай это Ронни, а он пусть положит его у себя на чердаке в том месте, где он нашел свой кухонный комбайн – он все поймет. Самое главное, чтобы текст был сверху: будучи бесплотным, я не смогу перевернуть даже лист бумаги. Я прочту текст и приду к тебе. Если же по твоему вызову я не смогу появиться, то тогда будем действовать по предыдущему плану. И вот еще что: я, конечно же, буду внешне выглядеть иначе…

На следующий вечер Никита, вполне удачно выбравшись из апартаментов Марка еще в первой половине дня, когда тот, как и обещал, на целый день отправился якобы отдыхать куда-то на берег океана, не торопясь собрал скромные свои вещи и покинул гостиницу. Поймав не без труда такси, он озвучил адрес гостиницы в Хемпстеде. Почему-то ему до боли хотелось быстрее попрощаться с Парамусом, зафиксировав тем самым окончание фантастически удачной своей миссии. Ему все еще не верилось, что, казавшийся месяц назад абсолютно авантюристическим, его план на самом деле осуществился чуть ли не помимо его воли. Конечно, астероид все еще приближался к Земле с ужасающей скоростью, и было понятно: далеко не факт, что Марк и Анита сдержат свое слово, – но в данный момент Никита сделал все, что мог, и у него это получилось! А если так, то пора возвращаться домой…

Август в Москве выдался, словно специально на радость Насте: было сухо и жарко, но не душно, – в общем, классический последний месяц лета. После того, как она уже официально была принята в пограничный институт, мама Насти пробыла с ней еще пять ней и улетела обратно второго августа. У нее же к этому моменту уже начались нелегкие дни так называемого Курса молодого бойца – подготовительного обучения перед настоящей службой и учебой в военном вузе, чтобы присягу принимать, уже осознавая всю настоящую жизнь военного человека независимо от пола. За три недели многое поменялось у молодой девушки, как в характере, так и в мироощущении, хотя внешне это было почти неразличимо – разве что, походка стала более твердой из-за ежедневной строевой подготовки по два часа. Две девушки у них все же не выдержали эти три недели, и, решив, что они ошиблись в выборе, покинули Академию. У Насти тоже в первые дни нет-нет, да порой возникали шальные мысли такого рода, но она не умела сдаваться, тем более за нее поручился папа, уговорив какого-то своего знакомого генерала, как он ей говорил.

Впереди был долгожданный выходной. У девушек, в отличие от парней, воскресенье было действительно выходным днем. Настя с первых дней, еще во время первого похода в институт, познакомилась с Ириной Хромовой из Щелково, отец у которой служил в Звездном городке, то есть был военным. Еще накануне – в пятницу – она предложила Насте съездить в Коломенское: погулять по территории Усадьбы-музея, посидеть в кафе, а потом, может, даже и в кино сходить. Жила Ирина у своей бабушки как раз почти рядом с Коломенским, и Настя согласилась: можно было своего «телохранителя» Данилу Фуралева попросить высадить ее поблизости от дома Ирины, чтобы она ничего не заметила. Очень Насте не хотелось что-либо объяснять про свое положение, тем более она и сама ничего не понимала в сложившейся ситуации. Взять хотя бы то, что у нее фамилия другая, пусть и производная от имени папы, и не настоящее отчество. Кому это было нужно – она не могла взять в толк. «Скорей бы папа прилетел ко мне из своей тайги, – подумала она, укладываясь спать. – И почему он так торопился обратно? Ведь мог же подождать немного и полететь с мамой…»

Настя только-только задремала, и ей даже стал сниться чудесный сон, как она плывет с папой по Енисею на лодке, как кто-то осторожно постучал в дверь. Звонок она, по совету Фуралева, выключила, правда, не понимала, зачем это было надо. «Кому это не спиться? – подумала Настя сквозь сон. – Может, кому-то из соседей стало плохо? Но зачем ко мне стучаться, если меня никто тут не знает?» Она полежала, надеясь, что человек за дверью постоит и уйдет, но стук повторился снова. Настя встала и прошла босиком в прихожую. Она включила свет и, повернув на пол-оборота ручку основного замка на металлической двери, отчего та открывалась буквально на три сантиметра и стопорилась, легонько толкнула ее.

– Кто там? – тихо спросила она в щелочку.

– Это я, доченька, – послышался знакомый голос отца из-за двери. – Я тебя разбудил, да?

– Ой, папа! Папа! – воскликнула Настя и стала толкать дверь, забыв начисто, что для этого надо снова закрыть дверь и повернуть ручку хитрого замка еще на полтора оборота.

– Разбудишь весь дом, Настя. – В щелочку заглянул одним глазом Никита. – Ты закрой сначала дверь и прокрути ручку до упора… Ну?

Настя, наконец, открыла дверь и тут же оказалась в объятиях отца.

– Почему ты не позвонил мне и не предупредил, – уже сидя на кухне и подкладывая отцу быстро приготовленный на скорую руку омлет, спросила Настя Никиту. – Я бы попросил Данилу отвезти меня в аэропорт, и я встретила бы тебя там… И еду бы приготовила…

– Да это все мелочи, Настенька, – ответил Никита и улыбнулся, чуть не поперхнувшись при этом. – Самое главное – я здесь, в Москве у тебя. Да у тебя же сейчас служба в самом разгаре! Устаешь, должно, так, что еле-еле до дому доползаешь, да?

Настя махнула рукой, мол, я сама этого хотела.

– Так ты из Красноярска сейчас? – спросила она, доставая из холодильника нарезки колбасы и сыра. – В Сайгире был? Как там мама? Как Мишка с Риткой? Я вот месяц в Москве, а кажется, что прошло несколько лет, как я уехала из дома… Странно, а разве Данила Фуралёв не был в курсе, что ты должен прилететь в Москву, а?

– Нет, у меня не получилось завернуть в Сайгир. – Никита покачал головой, словно бы не расслышав последний вопрос. – Мне тоже чудилось еще полчаса назад, что не видел вас всех целую вечность и, может, даже больше… Настя, ты позволишь мне поваляться в горячей ванной? Спасибо, я наелся. Кстати, в твоем телефоне есть контакты Агаева? Видишь ли, я без телефона…

Настя прошла в спальню и вернулась назад со смартфоном в руке.

– Да, есть, – сказала она, показывая отцу экран телефона. – Он был тут с самого начала, когда мне его дали сразу после прибытия в Москву.

– Я прямо в ванной посекретничаю, ладно? – как-то виновато спросил Никита. – А ты достань из моего рюкзака кое-какие вещи и сладости. Я специально для тебя купил вкуснейший настоящий рахат-лукум. Ты завари чай, и мы с тобой почаевничаем после ванны, хорошо?

Никита, прихватив смартфон и полотенце из шкафа в зале, закрылся в ванной. Настя же, занеся из прихожей знакомый рюкзак отца, стал доставать его содержимое. Сверху в коробках лежали рахат-лукум и пахлава, причем надписи на красивых упаковках все были, как она решила, на турецком. Под ними оказалась забавная деревянная игрушка, похожая на собаку, вся какая-то разноцветная и в блестках. Дальше она достала две коробочки духов, затем какие-то пластиковые бутылочки то ли с леденцами, то ли с витаминными драже. Также Настя выложила на стол три бархатные коробочки, сразу почуяв, что в них находятся какие-то ювелирные украшения и стала поочередно их открывать. Действительно, там оказались изумительной красоты одно кольцо и две пары сережек. Изрядно полюбовавшись ими, Настя достала с другого отсека рюкзака помятую ветровку отца. Когда она стала разворачивать ее, чтобы потом повесить на плечики, вдруг из нагрудного кармана на пол выпали какие-то бумаги, а сверху вдобавок еще и паспорт с надписью на латинице «Республика Аргентина». Никинув ветровку на спинку стула, Настя подняла паспорт, и, машинально открыв ее, уставилась на знакомую фотографию на развороте – это был ее отец.