Руки, сжимавшие блокнот, онемели. Меня словно окатило ледяной водой, и сердце пропустило удар. А билось ли оно вообще все это время?
В голове крутились вопросы и мысли, складывались фрагменты мозаики. Мой аскетичный быт, непрочитанные книги, отсутствие родных, странные предпочтения в еде и люди, которые меня не замечали, – все встало на места и наконец-то обрело смысл.
– Теперь ты знаешь. – Тихий голос Нины вырвал меня из оцепенения.
Повернув голову на подушке, Нина смотрела на меня тусклым взглядом. Ее губы и нос истончились, серая кожа напоминала пергаментную бумагу.
– Значит, меня не существует? – выдавил я. – Ты придумала меня?
Нина слабо улыбнулась, глаза ее затуманились.
– Прости, Антон. Я сама не верила, что такое возможно. Ты – плод моего воображения.
Я встал со стула, прошелся по палате, глянул в окно. Пациенты с родственниками прогуливались по больничному двору, отбрасывая на асфальт длинные тонкие тени; закатное солнце опускалось за крыши домов.
– Это не твое воображение, Нина, – с горечью обронил я. – Это твоя болезнь, а я – ее симптом. Галлюцинация.
– Я знаю. Но разве это что-то меняет?
Я обернулся. Нина смотрела на меня взволнованным взглядом, будто все силы, что еще теплились в ее хилом тельце, сосредоточились в двух гаснущих точках, сокрытых в провалах глазниц.
– Разве изменится моя любовь к тебе? – горячо зашептала Нина. – Разве ты перестанешь желать меня?
Ответ мы оба знали.
Я подошел к Нине, сел на кровать, сжал ее ладонь – сухую, холодную, тонкую.
– Что теперь будет? – хрипло спросил я.
Нина пожала плечами, не сводя с меня глаз.
– Меня ждет выбор. Врачи предложат операцию.
– Но это значит…
Я замолчал, и Нина продолжила за меня:
– Это значит, что если операция будет успешной, то ты навсегда исчезнешь.
Я шумно сглотнул. Отвел взгляд. Моя рука задрожала, и я испугался, что волнение и страх передадутся Нине. Но она спокойно сказала:
– Я не хочу тебя терять, Антон.
– Но тогда ты умрешь! – Отчаяние надломило мой голос.
Улыбка скользнула по лицу Нину.
– Зато вместе с тобой.
Я опустил голову. С каждой секундой молчания вокруг нас сгущался воздух. За стеной в соседней палате кто-то тихо простонал. Из коридора донесся грохот колес по щербатому полу: санитар вез на каталке очередного пациента.
– Ты уже приняла решение? – я нарушил паузу.
Нина выдохнула – словно вжалась в постель, растворилась в одеяле и подушке.
– Антон, я сильно устала, – прошептала она.
Нина сомкнула веки, соскальзывая в сон, а вместе с ней в темноту провалился и я.
* * *
Утреннее солнце мерцало сквозь ветхий саван облаков, сырой ветер холодил кожу, и от затхлого запаха реки кружилась голова. Я снова оказался на старом мосту. Почувствовав на себе взгляд, я обернулся.
У противоположной ограды стояла Нина, ветер трепал ее волосы и летнее платье. Лицо, все еще осунувшееся и бледное, светилось изнутри тихим светом, будто исполненное надеждой и радостью при виде меня.